Крик

Шнырь опять хотел что-то вякнуть, но Бажов повернулся и пошел к выходу. У дверей вдруг остановился, на некоторое время задержал на мне свой взгляд, вышел. И допрос продолжался.

Ну, весь допрос вспоминать – скука страшная. И ничего интересного. Спросил про мое имущество, про имущество отца, живем ли мы с отцом в одной семье, состав семьи. Про зарплату. Спросил, в каких банках у меня имеются вклады и сумма вкладов. Потом спрашивает:

– Вот, Вероника Николаевна, ответьте мне на вопрос. Не скрываете ли от следствия какие-то другие вклады и имущество? Я сейчас поясню. По оборотам ваша фирма крупнейшая в России, а может быть и в Европе. Зарплата менеджера вашего уровня составляет несколько миллионов долларов в год, а Ваша официальная зарплата в сравнении с мировыми стандартами просто насмешка. Чем объясните? Может быть, вы скрываете имущество, доходы? Может у вас вилла где-то рядом с Березовским, Гусинским? Счета на миллионы долларов, закодированные в зарубежных банках?

Я пожала плечами в некотором недоумении.

– Так руководство решило.

– А вы не поднимали вопрос – почему так мало?

– Не поднимала, – а про себя думаю, да я счастлива и благодарна была, что это платили.

– А кто вам зарплату устанавливал?

– Руководство. Но формально это было решение акционеров.

– Такой вопрос. Где находится офис фирмы и где вы храните документы? Где фирма зарегистрирована, кто учредители?

– Фирма зарегистрирована в городе Саранске, учредитель сама НК. В Саранске же находится офис на улице Ленина, документы фирмы хранятся в ЦБК и на Гусарском переулке. Вы же там были, изымали.

– Да, были. А вы в Саранске в офисе давно были?

Ну что ответить? Я в этом занюханном Саранске ни разу не была. Это же нетрудно проверить. У меня и ключа от офиса нет. Эту комнату там занимает какое-то подразделение НК. Но какое, я даже не знаю. Но аренду плачу я, то есть фирма.

– Вероника Николаевна, мы там были, опрашивали тех кто в помещении вашей фирмы находится, ваших арендодателей, соседей, – и смотрит на меня, будто чего-то ждет. Ну и как тут вешать лапшу на уши?

– Я там не была, – отвечаю. – В этом не было необходимости.

Вдруг он достает папку и вижу, что это мои балансы за последние годы, знакомая папка.

– А какое имущество у фирмы?

– Там же написано. Два стула, два стола, телефонные аппараты, два компьютера, один из них ноутбук.

– Где имущество находится?

– Стулья и столы в офисе. Ноутбук у меня дома, я на нем работаю, компьютер – на Гусарском.

– А в налоговую как документы сдавали?

– Баланс отправляла ЦБК. Я подписывала, а они отправляли. Они же и составляли баланс. Ну я, конечно, принимала в этом участие и проверяла баланс.

Ни разу я баланс не проверяла. В этом не было необходимости. Да я в этом, откровенно говоря, ничего и не понимала.

И все так монотонно, спокойно, выясняет все до мелочей, как бухгалтер в сельском кооперативе. Одним словом скучища страшная, мухи дохли бы, если бы они в комнате были. А их и не было, наверное, уже сдохли.

Он спокойно смотрит на меня, печатает на компьютере, вытаскивает текст и дает мне.

– На сегодня, наверное, все, – говорит. – Прочитайте, если есть замечания, сообщите.

Я прочитала. Потом взялся читать Шнырь. Но ни у меня, ни у него замечаний не было.

– Если замечаний нет, подписывайте, пожалуйста, и на сегодня все.

Новиков подписал нам пропуск, и мы со Шнырем пошли к выходу. По дороге Шнырь начал шипеть, что надо было сказать, что я в офисе в Саранске бывала и там наше имущество.

– Да ничего там нет. Они же там были. Он ясно дал понять это. Вы что, не заметили?

– Неизвестно, были или нет, это прием такой. А вы все равно свое твердите, то что нам выгодно.

– Да зачем мне свое, если все это можно проверить? Что мне в его глазах дурой светиться? Глупо все это.

– Ну мы же договаривались.

– Я не договаривалась из себя дуру корчить. Я и так не очень умная.

Надо сказать, этот Шнырь своей занудливостью начал меня раздражать. Сильно очень. Не поехал в аэропорт. А если бы меня арестовали? Потом бы он писал жалобы. По Володьке Макаровскому до сих пор жалобы пишут, а он сидит. Да плевать ему на меня. И сейчас… ну глупо вешать лапшу на уши, если все ясно. У нас, мол, такая концепция защиты. Защитничек хренов.

2

Времени было предостаточно, и я помчалась в детский сад забрать Степку. Их группа гуляла на улице. И я сразу его увидела. А он, воробей вихрастый, как увидел меня, помчался с распростертыми руками, как на крыльях. Ой, господи, зацеловал меня. Надо же, как соскучился! Я опять сразу реветь. Он успокаивает. А у меня слезы льются, ничего не могу поделать. Весь макияж к черту полетел. Быстренько посмотрела в зеркальце. Вроде все на месте. Оглядела Степку – чистенький, умытый. Бывшая свекровь, конечно, умеет ухаживать, тут ничего не скажешь.

– Ну как ты с бабушкой?

– Хорошо, – улыбается. – Но она говорила, что ты приедешь не скоро. А вчера говорит, что ты прилетела. Ты на самолете прилетела?

– На самолете, на самолете.

– А море видела? Оно, правда, красивое?

– Конечно, видела. Я же у моря была. Оно красивое. А когда тихо – вообще удивительное.

– Ты меня в следующий раз возьмешь? У нас в группе некоторые были на море.

– Обязательно возьму, чудо ты мое. Куда же я без тебя?

– Мы сейчас к бабушке или домой? Бабушка мне говорила, что я еще поживу у нее. Что ты очень занята по работе. И тебя даже срочно вызвали поэтому.

– Правильно она тебе все говорила.

Все-таки, как он похож на Игоря. Тот же овал лица, ну глаза, наверное, мои, а фигурой Игорь – стройненький, высокий, а главное выражение глаз – спокойное и внимательное. Чем-то даже напоминает старшего следователя по особо важным делам. Будь он неладен, хотя пока он ведет себя просто на удивление корректно. По телевизору в сериалах следак сразу набрасывается на свидетеля и чуть ли не матом – говори сволочь, в камеру брошу, а там с тобой быстро разберутся, да еще и пакет целлофановый на голову наденут. Ну так, как нас адвокаты на Кипре стращали.

Дома я Степку покормила, и он стал заниматься с дедом, а я, конечно, сразу же позвонила Альке, как мы и договаривались.

– Ты из КПЗ, или из дома? – кричит она вместо приветствия.

– Из дома, из дома.

– Я сразу поняла. Ну, рассказывай. У нас тут все в смертельном ожидании вестей от тебя. Чайка уже звонила. Обязала, чтобы я немедленно к ней бежала с докладом о ситуации.

– Ой, не знаю, как дальше, но сейчас вроде все нормально. Следователь – тот самый Новиков – симпатичный такой, сама вежливость.

– Да ты мне не про следователя. Опять ты со своими мужиками. Этот симпатичный не моргнув глазом отправил Володьку в Тишину. А она – симпатичный.

– Да не кричи, я же тебе рассказываю.

– Ну, слушаю, слушаю. Чего там.

Я доложила Альке про этот первый допрос. Пожаловалась, конечно, на Шныря, на его непонятливость и тупость. Сказала, что следователь заявил, что по доходам моей фирмы у меня должна быть вилла рядом с Березовским и Гусинским. Очень удивился, что у меня такая небольшая зарплата.

– Пожалел, значит, волк кобылу, – вставила Алька и говорит. – Ну что тебе сказать, подруга. Ну как у Володьки идет. Он рассказывал, что его на первом допросе то же самое спрашивали и спокойно отпустили.

– Слушай Алька, а что дальше?

– А кто его знает, подруга. Одно тебе могу посоветовать. Ты к советам этого Шныря подходи осторожно. Не нравятся мне наши адвокаты. Я, кстати, узнавала у своих ребят, эти адвокаты из одной конторы. Некоторые из них бывшие менты, а из ментов сама понимаешь, какие адвокаты. Мент он и в адвокатуре мент. Ребята говорили, что во времена, когда на нас наехала демократия, в адвокатуру принимали, как пустую тару в магазинах.

– Но Шнырь вроде на бывшего мента не похож.

– Не знаю подруга, но осторожней. Ну, удачи тебе. Знаешь, я тут даже начала молиться. На ночь глядя осеняю себя крестом.

– Смеешься?

– Да точно тебе говорю.

Подбежал Степка. Начал ластиться ко мне, ну как щеночек. Мне стало жалко отпускать его к Анне Егоровне. Потом подумала, а вдруг завтра возьмут, как Володьку? И что тогда? И отец, конечно, отвел его к бывшей свекрови.

Из протокола слов не выкинешь

На следующий день, когда вошли в кабинет и стали рассаживаться, я увидела на столе у Новикова папки с договорами моей компании и поняла, что, наверное, ознакомительная часть окончена, и сейчас этот мальчик примется за меня основательно. Так и получилось.

– Так, Вероника Николаевна, мы установили, что вилл, яхт, дорогих автомобилей, кроме отцовской «копейки», приобретенной на трудовые доходы в старые времена, счетов в наших и зарубежных банках у вас не имеется, кроме счета в сбербанке, зарплата у вас неплохая, но особого восторга и зависти не вызывает, теперь давайте посмотрим, как вы работали. Объем работ – вон, сколько папок с договорами – прямо скажу, у вас немалый. И вот первый вопрос. Мы установили по вашему штатному расписанию, что у вас заместителей, помощников и даже секретарей и машинисток нет. Как вы справлялись с такой громадной работой одна?

Смотрю на Шныря. Тот спокойно перебирает пальчиками по своей папке, в мою сторону гад смотрит скользящим взглядом. И что тут ответить, кроме того, что было на самом деле.

– У меня были договоры с фирмами нашей НК, и они выполняли всю эту работу.

Я, конечно, назвала все эти наши фирмы и управления.

– А кто готовил договоры? Это же не простая работа. Договор у вас на десятки, сотни миллионов рублей. Ведь это не взять и подписать. По всем позициям договора необходимо работать и не один день. Может быть даже выезжать на места. А по вашим отчетам у вас за все эти годы всего шесть командировок и те не производственные, а на семинары: в город Сочи, в город Ханты-Мансийск, в город Санкт-Петербург, в город Саратов.

Вот гад, все просмотрел. И не лень ему. Ну что ответить? Шнырь на репетициях говорил, что надо показывать, что все это я делала сама. Я же генеральный директор, и все дела веду самостоятельно. Но ведь ясно, что эту работу одной не выполнить. Это же очевидно.

Смотрю на Шныря, тот по-прежнему смотрит в сторону следователя, иногда в сторону эксперта в задрипанных джинсах, но никак не на меня.

– Эту работу выполняли все те же фирмы и подразделения.

– Понятно, – произнес Новиков. И опять к своему компьютеру.

– Вероника Николаевна вы утверждаете, что работали самостоятельно.

– Конечно, самостоятельно, согласно уставу. Работай по уставу, завоюешь честь и славу, – неудачно сострила я в растерянности.

– Замечательно, – засмеялся и он, и эксперт в задрипанных джинсах. – Но не точно. В этом лозунге сказано: «Служи по уставу». Так вы работали или служили?

– Не ловите меня на слове, – намеренно обиженно протянула я, рассчитывая, естественно, на сочувствие.

– Не обижайтесь, Вероника Николаевна. Это мы так. Вот ответьте, пожалуйста. В каждом договоре стоит цена на нефть. Цена изменялась почти еженедельно, иногда ежемесячно. Я смотрел по данным, а кто у вас смотрел за этим – вас же могли обмануть. У вас нет аппарата. Кто следил за ценами?

– Ну, я уже говорила, фирмы и организации НК, они же и следили за ценами. Конкретно – «Юкон –РМ».

И тут Шнырь попросил у следователя сделать перерыв, поскольку мы устали и нам с ним надо посоветоваться.

Мы вышли в коридор и Шнырь закурил. Предложил и мне. Я хотя и не курю, но взяла сигарету, потому что, конечно, была не в себе. У меня аж руки дрожали слегка.

– Вероника Николаевна, – раздраженно начал Шнырь. Мы же договаривались, что вы будете показывать, что работали самостоятельно. А вы фирмы, организации, НК.

– Но вы же видите, как он вопросы задает. У вас никакого аппарата, как вы могли одна выполнить эту работу. Например, вопрос о цене на нефть. Ну что ему ответить?

– Ответили бы, что цены на нефть вы узнавали из вестника, из «Ведомостей». Публикует же вестник.

– Я совсем дура, что ли?

– Это не имеет значения, ответили и все. Стойте на своем. А уж следствие пусть как хочет, так и думает. У нас общая концепция защиты. Что вы действовали самостоятельно. Как говорится, согласно уставу.

Я Шныря вообще отказывалась понимать. Ну как можно так тупо твердить очевидную чушь?

Мы вернулись в кабинет. Надо сказать, от всего этого я уже устала. И у меня начала болеть голова. Это я рассказываю быстро, а там пока я скажу, пока Новиков отразит все это на компьютере. Время тянется, как в камере пыток. И прошло уже не менее трех часов.

– Вероника Николаевна, вот вы уже три часа утверждаете нам, что вы и работали, и решения принимали самостоятельно?

– Конечно, согласно уставу, – смотрю, Шнырь повеселел.

– Вы это утверждаете. И работали, конечно, в интересах фирмы?

– Конечно.

– А вот посмотрите, пожалуйста, на этот докумен, – и он протягивает решение налоговой инспекции. – Ознакомьтесь с ним.

Я прочитала: «Руководитель Управления МНС России по Республике Мордовия, советник налоговой службы Российской Федерации 1 ранга и прочее, прочее. (Там несколько листов), а в конце: РЕШИЛ. На основании пункта 1 статьи 109 части первой Налогового кодекса Российской Федерации в привлечении к ответственности Закрытого акционерного общества, ну и мое ЗАО, за совершение налогового правонарушения отказать в связи с тем, что обороты нефти и нефтепродуктов, затраты на их приобретение, а также выручка от их реализации фактически принадлежит ОАО НК». И название.

– Это удивительное решение освобождает вашу фирму от ответственности за совершение налогового правонарушения. Вас освобождают от штрафов, пени и исков к вам на сумму свыше девяти миллиардов рублей.

– Ну да.

– А почему вы обжалуете это решение? Вам предоставляют удивительные льготы, а вы недовольны, не соглашаетесь. За такое достижение учредители должны перед вами на коленях стоять. А вы жалобу пишете на это решение.

Тут я вспомнила всю эту бодягу.

– Так это не я жалобу писала, а вот, адвокат.

– Но доверенность ему вы выдавали. Действовал он от вашего имени.

Я поворачиваюсь к Шнырю и недоуменно смотрю на него, какого черта он написал такую жалобу?

И тут Новиков говорит:

– Я этого не понимаю, Вероника Николаевна. Это просто непонятно. Может у вас тут проявилось какое-то расстройство? Может вам психиатрическую экспертизу назначить?

– Какая экспертиза! – заверещал Шнырь. – Я возражаю против таких методов допроса!

И он даже встал, непонятно зачем. Стал копаться в своем портфельчике. А я, как услышала эту самую психиатрическую экспертизу, вспомнила, как Алька говорила, что когда Володьку Макаровского допрашивали, то на его ответы следователь тоже сказал, что ему надо назначить психиатрическую экспертизу. А на следующий день Володьку арестовали. Меня всю пронзил такой страх, чувствую, что пот льется по спине и лоб вспотел. И я встала и стала искать в сумочке платочек. А сумочка у меня небольшая, в виде шкатулки, и никак не открою замок. Дергаю его, дергаю. И следователь, и эксперт тоже уставились на сумку. И тут я ее перехватила правой рукой, и как двину Шныря по фэйсу. Он от неожиданности аж рот раскрыл. И глаза на меня выпучил. А я как дам ему еще раз, и еще, и все по фэйсу. Вижу, у него кровь пошла. Как в тумане вижу, что эксперт в задрипанных джинсах ринулся ко мне сдержать, а Новиков приподнялся над столом, но он со всех сторон завален папками и достать меня не может. Шнырь ни слова не говоря схватил свой портфельчик и ринулся в коридор. Я закрыла лицо руками и давай реветь. Эксперт подскочил ко мне и стал усаживать на стул. А Новиков выбежал в коридор за Шнырем. Я закрыла лицо обеими руками и рыдаю, как белуга. Эксперт хлопочет вокруг меня, достал откуда-то минеральной воды.

– Вероника Николаевна, вот вам минералочки. Ну попейте, попейте. И чего вы так разволновались?

И тут дверь кабинета открылась, и вошел Новиков, а с ним Бажов. И все трое молча смотрят на меня. Наконец Бажов говорит:

– Может вам врача вызвать, Вероника Николаевна?

– Не надо, – и я подняла к нему лицо.

– Нет, вы скажите мне, вы видели такое чудо? – говорит Бажов Новикову и эксперту. Те молча уставились на меня, потом на Бажова.

– Это же Боттичелли, или как там его… Это же кающаяся Магдалина. Только значительно красивее. Что вы скажете?

– Так точно, Захар Николаевич, Магдалина, но только красивее, несомненно, красивее, – говорят в один голос.

Я провела рукой по щекам, по шее, непроизвольно поправила волосы, огладила лицо.

– Страшная, наверное. Ну, я сейчас поправлю.

– Ничего не надо поправлять. Вероника Николаевна, вы в любом состоянии прекрасны. А в этом состоянии искреннего гнева и возмущения, просто неотразимы.

И опять к эксперту и Новикову:

– Я прав, или ошибаюсь?

– Ничуть не ошибаетесь, Захар Николаевич, а даже наоборот.

Вижу, что слегка подшучивают надо мной, но все равно приятно. Потом Бажов, обращаясь к Новикову

– Вы этому, Шнырикову, подписали пропуск?

– Шнырю, Захар Николаевич, Шнырю. Конечно, подписал.

– Он своими ногами дошел до проходной?

– Бежал вприпрыжку. И временами оглядывался. Боялся, что Вероника Николаевна его преследует.

– Будешь бояться. Столько страсти и, как это у художников, экспрессии.

– Ладно вам смеяться над бедной женщиной, – говорю я и чувствую, что на самом деле успокаиваюсь. Тогда я спрашиваю:

– А вот за то, что я его побила, меня могут привлечь? У него же кровь была на лице.

– Кого и когда вы побили, разрешите узнать, Вероника Николаевна?

– Этого, Шныря. Ну, вот только что…

– Вы что-нибудь видели? – спрашивает Бажов у эксперта и Новикова.

– Ничего не видели, Захар Николаевич, – отвечают дружно.

– Я документы просматривал, – говорит эксперт.

– А я с компьютером работал, – говорит. Новиков.

– Вот видите, Вероника Николаевна. В кабинете было тихо, каждый занимался своим делом и никто на этого Шныря не обращал внимание.

– А что же мне сейчас делать?

– Вероника Николаевна, мы вас может отпустить домой, если вам плохо. Это один вариант. Второй вариант. Мы можем продолжать допрос, если вы в состоянии давать показания. И третий – у вас есть право на адвоката, вы можете вновь пригласить Шныря, можете пригласить другого адвоката, мы вам дадим время, ну не много, ну сутки. И четвертое. Можете давать показания и без адвоката. Вы проходите по делу в качестве свидетеля. И подумайте сами, нужен ли вам адвокат. У вас уже есть хоть небольшой, но опыт, вы, наверное, убедились, что нарушать ваши права мы не собираемся. Если увидите, что вас обижают, прервете допрос и потребуете адвоката. Какой вариант вас устраивает?

Я ответила, что Шнырь мне больше не нужен.

– Как не нужен? А бить кого будете? Вам же нужен мальчик для битья.

Они как принялись смеяться.

– Им смешно, а бедной женщине…

– Ну вот, можете Новикова отлупить.

Тот отвечает, потупив глаза, что он не против.

– Понятно, понятно, – протянул Бажов. – Эх, молодость. Чудесное время. Правда, Вероника Николаевна, если бы не эта гребанная прокуратура…

– Я выбираю четвертый вариант. Без адвоката. Только вы меня не обижайте.

– Вас обидишь… – говорит Бажов. – Ну а если серьезно. В вашем положении свидетеля, вам действительно незачем адвокат. Давайте показания, как работали. Вот и все. Нам больше ничего от вас не нужно. Искренне вам говорю, ничего. Если будут обижать, прямо ко мне, мой кабинет на этом же этаже. А за Шныря не беспокойтесь. Какой адвокат будет жаловаться, что его отлупил его же клиент, да еще красивая женщина. Его товарищи по цеху из коллегии выкинут. Там тоже работают нормальные, неглупые люди.

Наконец все уселись по своим прежним местам и Новиков говорит:

– Вероника Николаевна, поскольку у вас был адвокат, а сейчас вы от его услуг отказываетесь, то напишите нам письменное заявление на эту тему. Так положено, это для нас страховка на будущее, если вы вдруг начнете на нас жаловаться.

– А зачем это мне?

– На нас все жалуются: свидетели, обвиняемые, подозреваемые, пресса, телевидение. Одним словом, все. Я вам помогу, как написать, чтобы время не терять.

И он мне продиктовал текст и я написала.

– Вы не беспокойтесь, я вижу, что вы устали, да и мы тоже. Вас дома ждут, наверняка, с тревогой. Вы нас так, откровенно говоря, напугали. И одновременно порадовали. Нет, правда, не шучу. Не каждый день на наших глазах лупят наших процессуальных противников, я имею в виду адвокатов. Сделали вы это мастерски. Мы еще недолго, и отпустим вас.

Я вижу, он понимает мои опасения по части ареста, он ведь отправил Володьку Макаровского в Тишину и потому намеренно повторяет в разной форме, что я пойду домой, что меня ждут дома.

– Ну а вот прежние мои показания? Как с этим быть? Я ведь с вами была не очень искренней. Может убрать эти слова из протокола?

Они рассмеялись, смотрят на меня с улыбкой.

– Нет, Вероника Николаевна. Как говорит Бажов – у него присказка такая, да и закон тоже – из протокола слов не выкинешь.

– А как же тогда?

– А вот оговорить записи неправильные или ошибочные можно. Но это мы с вами потом сделаем. Без суеты. А сейчас… Вот такой вопрос, я бы сказал общего характера. Ваша должность, или ваше место, назовите как хотите, очень даже неплохое. Зарплата у вас, конечно, не западного менеджера, но неплохая, образование для руководства фирмы с таким оборотом у вас недостаточное. Вы же закончили колледж. Скажите, пожалуйста, кто рекомендовал вас на эту работу?

А вот к этому вопросу я была готова. Мы на Кипре на учениях разбирали его и нас просили, чтобы настоящих благодетелей не указывали, а надо назвать Карташева Владимира Ивановича. Он чем-то заведовал в НК, был в бегах, и было известно точно, что в Россию не вернется. Мне по этому поводу звонила даже Ленка из Израиля, чтобы я не называла ее мужа. Я и ответила, что Карташев Владимир Иванович.

– Он работает в НК в аппарате, какую должность занимает, я не знаю.

– Ну а как это произошло конкретно? Вы же не на улице его встретили?

– Конечно. Я делала прическу своей знакомой, мы вместе учились, Ольге Иванюк (она тоже уехала за кордон и я знала, что она не вернется), разговорились, я жаловалась, что работы мало и платят еще меньше, и она сказала, что у нее совсем недавно был разговор с хорошим знакомым. Какие у них отношения, я не знаю. И он как раз говорил, что нужен порядочный человек, лучше женщина, для хорошей работы. Причем сказала, что свободный график работы.

– А что за работа, какой заработок?

– С ней на эту тему даже разговора не было. Я согласилась. У меня тогда были трудности. Степку в сад никак не могла оформить. Я позвонила Карташеву, потом пришла к нему в НК на Гусарский. Мы поговорили. Он сказал, какая будет заработная плата. Меня, конечно, это устраивало

– И какая?

– Восемьсот долларов. Ну где я тогда могла такие деньги заработать? Как мастер я получала копейки. Да и делала прически в основном знакомым. Потом со мной беседовали из безопасности НК.

– Кто с вами беседовал?

– Дятлов Валерий Иванович.

– Вы даже знаете его имя, отчество?

– А как же. Мы, после того, как меня приняли, систематически беседовали. У нас был такой порядок.

А сама уже, конечно, по своей заячьей натуре слегка похолодела. Вдруг у него уже что-то есть по поводу гарема.

– Они там меня как-то проверяли, а потом, через две недели, вызвали и сказали, что меня приняли. А уже потом было собрание учредителей и прочее.

Конечно, на самом деле никакого собрания не было. Мне дали ознакомиться с протоколом собрания, и просили расписаться. Мне указали кабинет, стол и стул – место моей работы. Уставные документы были в ЦБК, там же хранилась и печать фирмы. Но его это уже не интересовало. Но я, конечно, ответила бы как надо.

Он вытащил из компьютера протокол. Я прочитала и расписалась. И он подписал мне пропуск.

– Вероника Николаевна, жду завтра в десять ноль-ноль, как всегда. И доверяйте нам. Мы же понимаем, что вы не всю правду нам рассказываете, даже вот сейчас по поводу устройства на работу. Но нас это мало интересует. Положено спрашивать, мы спрашиваем. Нас интересует, как вы работали. Хотя мы уже знаем как, вы же не первый генеральный директор кого мы допросили. Мы же уже допросили и всех уволенных генеральных, кто до вас эту должность занимал. Но нам нужны и ваши показания. Вы же действующий генеральный. Вы же сейчас работаете.

– Конечно, работаю.

– Так может, вам повестки нужны?

– Вы забываете, товарищ следователь, что я между прочим генеральный директор.

– Извините, извините.

С тем мы и расстались.

4

Когда я пришла домой, отец ждал меня прямо у двери. И вижу по нему – весь в испарине. И спиртным от него пахнет.