Одиночество зверя

– Огласка чего? Пока вообще нет оснований говорить о виновности Светки хоть в чём-нибудь, кроме оставления места происшествия.

– Проблема не в оставлении места, а в другом. Она уехала, не зная, жив пострадавший или нет, не нужна ли ему медицинская помощь. Это вопрос морали, а не юридического крючкотворства, и здесь нам крыть нечем.

– И всё-таки, если она не виновна в его смерти, а сейчас есть все основания полагать именно так, и в её отношении будет запущена юридическая процедура, нет ли здесь возможности набрать очки? Если по всем каналам в вечерних новостях будут освещать очередную явку дочери президента на допрос, разве не возникнет повод к разговорам о непредвзятости расследования и приверженности главы государства соблюдению закона?

– Только в том случае, если венцом всех процедур станет обвинительный приговор с реальным лишением свободы.

– Непременно?

– Обязательно. В любом другом случае будет взрыв, и тем больший, чем больше внимания будет уделено предварительному процессу.

– Почему? Сколько у нас было громких арестов, не приведших к обвинительным приговорам?

– Вот именно. Аресты уже давно набили публике оскомину, есть общественный запрос на приговоры. И дочь президента – удачный повод к развёртыванию широкой кампании, для которой у Покровского достаточно сил и средств.

Саранцев в очередной раз задумался. Последние несколько часов он слишком часто думал о себе, а не о своих должностных обязанностях. Он и на рабочем месте продолжает решать свои личные проблемы, а не пора ли заняться делом? Вчера вечером фельдъегерская служба доставила из Совета Федерации два законопроекта на подпись, а он до сих пор к ним не прикоснулся. Мелькнула предательская мысль: раз они прошли все чтения в Думе и поддержаны сенаторами, Покровский в них заинтересован. Опять Покровский, и опять личные проблемы президента заслоняют нужды государства! Игорь Петрович мысленно чертыхнулся, а в действительности закрыл лицо руками. Кажется, пальцы немного дрожат. Или ему мерещится? Какой-то бред наяву. Всесильный вездесущий Покровский обступал его со всех сторон разом, проявлялся в каждом жесте, выдавал себя в каждом шаге, оказывался при деле в любой момент. Решает ли президент собственные проблемы или государственные, не имеет значения – все они решаются при участии или под косвенным воздействием премьер-министра. Косвенным, но существенным, если не решающим. Может ли президент Саранцев наложить вето на представленные ему законопроекты? Юридически – да. Но делать важный политический и правовой шаг ради пустого и глупого принципа, чтобы показать свою власть, – глупо. По-детски, если не вовсе безумно.

Инициатором этих законопроектов была администрация президента, а не правительство. Теперь Игорь Петрович вспоминал, с чего они начинались.

Глава 12

Около года назад, поздним октябрьским вечером, за чёрными окнами шёл дождь, гостиная в Горках-9 гудела голосами, звенела хрусталём и утопала в звуках ансамбля струнных инструментов. В резиденции собрались гости президента, имеющие большой вес и возможность жить, не оглядываясь. Формальным предметом сбора считался маленький приём для своих по случаю дня рождения супруги президента, при полном отсутствии официальных мероприятий, но в присутствии жён. В числе участников действа состояли и Покровский с Корчёным.

Премьер пребывал в отличном настроении и часто шутил, слушатели регулярно награждали его смехом – по мнению Саранцева, не всегда искренним. Генерал умел рассказать к месту более или менее солёный анекдот, мог поддеть кого-нибудь из подчинённых. С некоторых пор в любой компании его окружали преимущественно, а иногда исключительно, подчинённые. Некоторые из них отбояривались ответными остротами, не боясь мести – Покровский никогда не отличался мелочностью, зато любил при случае выказать демократизм, если такая демонстрация не влекла за собой ущерба или уступки в его разветвлённой системе отношений с людьми разного сорта и положения. Тем вечером вокруг премьерской супружеской четы постоянно толпились люди, желавшие продемонстрировать окружающим свою близость к сильному человеку. Друзей у Покровского было мало, все знали их по именам, и вокруг небожителя они не тёрлись, ввиду отсутствия необходимости что-либо кому-нибудь доказывать.

Ирина, как всегда, переживала, хотя штат официантов и поваров освобождал её от непосредственных обязанностей хозяйки и делал королевой бала, обязанной очаровывать и демонстрировать гостеприимство. Время от времени она менялась в лице, хватала за рукав распорядителя и свистящим шёпотом требовала увеличить количество разносимых по залу подносов с выпивкой и закуской, чем явно раздражала опытного профессионала.

– Успокойся, Ира, всё в порядке, – увещевал супругу Саранцев без всякой надежды на успех. – Дай людям спокойно работать, а сама просто приятно проводи время.

– Тебе легко говорить, – отвечала та, нервно поводя плечами. – За угощение всегда отвечает хозяйка, смеяться будут не над тобой.

– Не стоит слишком заботиться о мнении других людей по таким пустяковым поводам. Отравишь себе жизнь без веской причины. Всем угодить невозможно, вкусы у людей разные – одни камамбер обожают, другие терпеть не могут. Будет он безупречен, или не будет его вообще, в любом случае останутся недовольные. Жизнь устроена несправедливо, ты разве не знала?

– Камамбер? У нас нет камамбера? – не на шутку взволновалась Ирина.

– Понятия не имею, – равнодушно пожал плечами Игорь Петрович, – я для примера его упомянул, фигурально.

– Иди ты со своим юмором куда подальше!

– Говорю тебе, не переживай. Лучше Светку найди, пока она не наговорила кому-нибудь гадостей или глупостей.

На светских раутах Саранцева в первую очередь волновало поведение несносной дочери, обладавшей редкой способностью несколькими словами привести слушателя в шоковое состояние. Ей ничего не стоило сочинить историю о страшной государственной тайне, связанной с ядерным оружием или внешней разведкой, и с абсолютно невинным видом по беспечности как бы выболтать её соответственно супруге министра обороны или директора СВР, которые затем требовали от мужей подтвердить их и не верили ответному смеху.

Другая типичная проделка вертихвостки заключалась в обращении к малознакомой почтенной матроне на кремлёвском приёме за советом по щекотливой проблеме, иногда из области секса, иногда – из сферы женского здоровья, а порой – и вовсе невообразимой. Однажды изобразила тихо помешанную перед женой секретаря Совета безопасности и на следующий день сама описала сцену с живописнейшими подробностями и артистическими интонациями.

– Нельзя высмеивать людей, – говаривал дочери Игорь Петрович, в очередной раз узнав о новой её выходке. – Ты унижаешь себя. О тебе уже ходят разнообразные слухи, и будет только хуже. Ты ведь причиняешь вред и мне, и маме.

– Ничего я не причиняю! – радостно возмущалась безответственная юная особа. – Просто скуку развеиваю. Ведь это невозможно, какая тоска – все эти ваши мероприятия. Представить страшно, как вы работаете, если вы так развлекаетесь.

– Светлана, не лезь, куда тебя не просят. К сожалению, мы не можем позволить себе развлечений, доступных большинству людей. И приёмы, даже неофициальные, проводятся для соблюдения этикета, а не с целью оторваться на всю катушку.

Беседы не помогали, дочь упорствовала в своих неординарных развлечениях, и Саранцев особенно боялся её участия раутах с участием Покровских. Боялся не гнева или обиды со стороны генерала, а предстать перед ним отцом, не способным влиять даже на собственную дочь. Игорь Петрович всегда искал в лице своего политического партнёра, его словах и жестах признаки того или иного отношения к себе. Ему досаждало желание постоянно заслуживать положительную оценку когда-то губернатора, потом президента, теперь премьера. Природу загадочного желания он не мог объяснить самому себе и тем больше им сокрушался. «Он давным-давно сделал меня своим протеже, – думалось Саранцеву в такие минуты, – вывел на политическую авансцену и продолжает активное сотрудничество по сей день. Какое ещё одобрение с его стороны мне нужно?» Но самовнушение не помогало – сомнения продолжали глодать душу неуверенного в себе президента.

Время от времени Саранцев заговаривал с гостями, периодически люди подходили к нему ради пары незначащих замечаний относительно вечера и погоды, но затем подошёл Антонов и недовольно заметил:

– Они не с пустыми руками пришли.

– Ты о ком?

– О Покровском с Корчёным, разумеется. Подходит ко мне и, между делом, с шутками-прибаутками начинает подсовывать свои бумажки.

– Кто подошёл? Какие бумажки?

– Корчёный. С законопроектами. Хотят, чтобы в Думу с ними шли мы.

– Что, прямо стал папку тебе в руки совать?

– Нет, конечно. Я фигурально выразился. Завёл речь о политической целесообразности.

– И в чём проблема? Возьми, провентилируй вопрос со своими. Что за законопроекты, кстати?

– В подробности я не вникал. Что-то о рынке ценных бумаг и внешней торговле.

– Считаешь, нам в этих областях нечего поправить?

– Есть, разумеется, мы сами готовим документы.

– Замечательно. Посмотри, чего они там наработали, сопоставьте, взвесьте. Если есть интересные моменты – включайте и подавайте.

– Включайте? Думу пройдёт только вариант Покровского, и никакой другой. Мы не включать должны, а отодвинуть свой проект и взять его. Но вслух объявить его своим. Надоели мне эти игры. У правительства есть право законодательной инициативы, почему они вечно через нас действуют? Шпионские игры какие-то.

– Сергей, давай не будем принимать решения на бегу. Без спешки посмотри у себя их наработки, если не возникнет принципиальных возражений – не вижу ничего страшного.

– Как же – ничего страшного. Мне кажется, я начал понимать его замысел.

– Чей?

– Покровского. Он указывает тебе твоё настоящее место.

Саранцев резким движением поставил пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, стараясь не выказать внешне вспышку гнева. Год за годом он строил свои отношения с генералом, как медведь устраивает свою берлогу. В удобном месте, с минимальной затратой сил, но не слишком тщательно маскируя его, поскольку естественных врагов нет, а с человеком соперничать бессмысленно. Теперь перед ним стоит бесцеремонный человек и говорит без тени смущения о негодности всей затеи. Мол, совсем не стоило тратить силы, ведь в политике нет тайных мест для персонального убежища, они все на виду у профессиональных охотников.

– Пойдём, – коротко мотнул он головой и, не оборачиваясь, отправился из гостиной в свой кабинет. Добравшись до рабочего стола, плюхнулся в кресло и откинулся на спинку.

– Игорь, я не считаю нужным играть в поддавки, – заявил Антонов, присаживаясь на край стола и наклоняясь поближе к собеседнику. – Ты должен поставить себя иначе.

– Я должен? – тихо повторил Саранцев, опустив взгляд.

– Разумеется. Он не должен считать себя главным.

– Ты думаешь, он считает себя главным?

– А ты так не думаешь? Он готовит материалы администрации президента.

– Он в полном соответствии с Конституцией готовит законопроекты для проведения через парламент. Не вижу здесь ничего ужасного.

– Если бы он представлял их в Думу сам, я бы тоже не беспокоился. Но сегодняшнее положение дел таково: Дума получает законопроекты из администрации президента, зная их реальное происхождение.

– Ты имеешь в виду конкретно «Единую Россию»?

– Этих – уж во всяком случае. Уверяю тебя, Корчёный в разговорах с Осташиным не забывает между делом вставлять замечания о документах, которые скоро придут в Думу из администрации президента.

Саранцев замолчал. Вспышка гнева угасла, никак не проявившись внешне или словесно, теперь настал момент трезвой оценки создавшейся ситуации. Начинать войну с влиятельным премьером страшно не хотелось, играть при нём вторую скрипку – тоже. Куда шагнуть дальше, какие меры принять к поддержанию своей власти – неизвестно.

– Предлагаешь отказать им в маленькой просьбе? – спросил Игорь Петрович Антонова, не надеясь на прямой ответ.

– Предлагаю договориться о распределении сфер ответственности. Мы не должны одновременно с ними готовить материалы о регулировании одного и того же сегмента экономики, например. Либо мы сразу отдаём им всё управление народным хозяйством, но совершенно не пускаем в оборону и внешнюю политику. Нужна твёрдая и окончательная договорённость.

– В Конституции ведь нет отчётливого разделения компетенции правительства и президента. Всегда остаются места пересечения интересов. Почему бы нам не заниматься их согласованием и взаимодействовать к общей выгоде?

– Для «Единой России», читай – для Думы и Совета Федерации, Покровский стоит выше тебя.

– Не вижу здесь катастрофы. Они выбрали его своим лидером, он опирается на них. Но ведь и я – не пустое место. Конфликт между президентом и парламентом не нужен никому, но не в последнюю очередь – Покровскому. Он слишком часто говорил о политической стабильности как об одном из важнейших своих достижений.

– Вот именно! В случае конфликта ты и станешь виновником дестабилизации.

– Кто станет козлом отпущения – решится в информационной войне. Неужели мы не сможем обеспечить себе достойное представительство на телеканалах? Не смеши меня.

– И не думал тебя развлекать. Но ты, похоже, слишком полагаешься на президентский характер нашей республики. В действительности твои полномочия вовсе не так широки, как всем кажется.

– Настолько, что я не смогу добиться адекватного освещения своей позиции в споре с Покровским?

– Запросто. Сейчас мы переживаем особый исторический период, своего рода квазимонархический ренессанс, но в его основании лежат лишь неформальные договорённости нескольких десятков или сотен людей. Стоит Покровскому подмигнуть, и парламент заберёт обратно все свои полномочия, добровольно переданные исполнительной власти.

– По-моему, насчёт монархии ты слишком уж увлёкся, – улыбнулся Саранцев, не ожидавший от Антонова широких обобщений.

– Называй, как хочешь. Я о другом. Стоит только думскому большинству, то есть «Единой России», захотеть – и в течение нескольких недель федеральные телеканалы окажутся под парламентским контролем. Ещё один щелчок пальцев – и управление делами президента со всеми твоими резиденциями и депутатскими дачами перейдёт в ведение Думы. И самое главное – бюджет. Ходоки со всех краёв отечества ведь могут двинуться за решением своих финансовых запросов в Думу, а не в правительство или администрацию президента. Какие рычаги тогда ты сможешь использовать для проталкивания своих проектов через парламент и телевидение?

– Думаю, такие перемены Покровскому не нужны, он наверняка рассчитывает вернуться на своё прежнее место.

– Вот когда вернётся, тогда всю процедуру просто отыграют назад, и вся недолга.

Антонов легко спрыгнул с президентского стола и сделал несколько энергичных шагов прочь от него, повернувшись спиной к хозяину кабинета, распахнув полы пиджака и засунув руки глубоко в карманы брюк. Всем своим видом он демонстрировал своё неприятие существующего положения дел. Политика в его представлении состояла в искусстве возможного, и всякие несуразицы на пути достижения новых вершин этого искусства вызывали искреннее негодование.

– Хорошо, не будем углубляться в проблему. Я так и не понял, по-твоему, на сегодняшнюю просьбу Корчёного следует ответить отказом или нет?

Сергей резко развернулся на месте, оказавшись лицом к своему шефу и товарищу. Они встретились взглядами и неприлично долго исследовали внешность друг друга, словно искали не замеченный прежде изъян.

– Не-ет, – тихо и медленно, неестественно растянув гласную, ответил президенту глава администрации. – В данном случае время для реагирования уже упущено. Но тебе нужно в ближайшее время обговорить с Покровским правила. Распределение обязанностей, о котором я говорил.

– И сократить администрацию?

– Администрацию? – вяло удивился Антонов. – Не улавливаю связь.

– Странно. По-моему, связь есть, и самая непосредственная. Если мы перестаём курировать экономику, зачем в аппарате соответствующие подразделения?

– Надо же обеспечивать анализ! Мы будем готовить тебе свои выводы по предложениям правительства.

– Зачем мне ваши выводы? – продолжал задавать несуразные вопросы Саранцев с явным желанием разозлить собеседника.

– Не понял, – сделал маленький шаг к президентскому столу озадаченный Антонов. – У тебя приступ зубодробительного остроумия?

– Мне сейчас не до шуток. Если экономика уходит к Покровскому, и «Единая Россия» обеспечит ему парламентскую поддержку, зачем мне вообще читать эти законопроекты? Можно подписывать, не глядя.

– Если в администрации даже не будет экономических департаментов, ты окажешься в глазах общественного мнения слабым президентом. О тебе анекдоты станут рассказывать – мол, свалил всю работу на премьера, а сам только шляется по заграницам.

– И где же золотая середина?

– Внешне не меняется почти ничего, просто экономические законопроекты идут в Думу только из правительства, но ты время от времени демонстрируешь осведомлённость об их содержание и подвергаешь критике отдельные пункты. В целом система выглядит налаженным деловым сотрудничеством в треугольнике президент-правительство-парламент. В этой структуре у тебя будет своё собственное место и уважение прочих игроков. И никакой дестабилизации!

Саранцев снова задумался, стал особенно слышен шум дождя за окном. Потом начали бить напольные часы, бездушно отмеривая вечный ход времени.

– Хочешь сказать, сейчас у меня нет ни собственного места, ни уважения?

– Я думаю, тебе нужна своя партия.

– О партии – потом, сначала ответь на вопрос.

– Это и есть ответ. «Единая Россия» – партия Покровского, это всем известно, обсуждению и оспариванию не подлежит. В его руках – абсолютное большинство в обеих палатах парламента и правительство. Он может обойтись без тебя, а ты без него – нет.

– И партия всё изменит?

– Партия, которая просто организовывает митинги, ничего не изменит. А вот партия, вошедшая в союз с единороссами и обеспечивающая блоку абсолютное большинство, – великая сила. Блокирующий пакет акций. Ты не сможешь действовать автономно от них, но и они не смогут обойтись без тебя. Будешь за вечерним чаем обсуждать свои идеи с Покровским, а тот будет вынужден выговаривать для себя компромиссы.

Саранцев смотрел на своего неожиданного друга долго и с интересом. Прежде он казался ему практичным и потому предсказуемым. Годы ежедневного личного общения дают людям ощущение близости и ответственности друг за друга. Нельзя спокойно наблюдать со стороны за гибелью соратника, тем более отправлять его на смерть, пусть даже только политическую.

– Ты сейчас серьёзно? – спросил он с лёгким оттенком угрозы в интонации, но собеседник его не заметил, оставаясь несколько взволнованным.

– Абсолютно, – холодно подтвердил Антонов, не отводя взгляда. – Ты сам думал об этом, я не сомневаюсь.

– Думал, – подтвердил Игорь Петрович, – но ничего не выдумал. Есть простые и нерешаемые проблемы. Партию нужно слепить в последний момент перед выборами, иначе Покровский успеет принять контрмеры и не допустит её усиления до опасного для него уровня. Согласен?

– Безусловно.

– Каким же образом ты предлагаешь соединить несоединимое? Партию следует зарегистрировать не позднее, чем за год до думских выборов. Значит, в течение месяца нужно сколотить центральный аппарат, региональные подразделения и внушительное членство. Зная твои способности, не сомневаюсь – это возможно.

– Возможно.

– Невозможно другое – скрыть от Покровского мою причастность к этой партии. Следовательно, у него будет год для противодействия. Думаешь, он не сумеет эффективно воспользоваться такой впечатляющей форой?

– Потерпеть поражение в борьбе – лучше, чем сдаться без боя.

– Я не собираюсь сдаваться. Нужна операция прикрытия. Мы не будем скрывать от генерала планы создания новой партии, наоборот – обратимся к нему за содействием.

Антонов смотрел на президента с недоумением и молчал, ожидая продолжения. Прежде его уже изумляли неожиданные извороты мыслей шефа, но сегодняшний почти привёл в состояние ступора.

– Политическая ситуация требует диверсификации парламентского спектра. В нём начисто отсутствует правая консервативная партия, приверженная не только идеям рыночной экономики, но также державному патриотизму и традиционным ценностям. В первых рядах должны оказаться совершенно новые лица, не причастные к прежним правительствам и Думам, не состоявшие ни в одной партии, не боящиеся говорить вслух о Боге. Их речи должны составлять литераторы, а не спичрайтеры, и произносить их они должны с актёрским мастерством. В общем, партия должна резко отличаться от всех существующих. И мы попросим Покровского рекомендовать людей для формирования её ядра.

– Покровского?

– Да, Покровского. Он должен считать эту партию своей, пока она не пройдёт в Думу.

– Он будет считать своей только ту партию, которую создаст сам. Ты думаешь, можно легко и просто обвести вокруг пальца такого искушённого человека?

– Я, по крайней мере, предлагаю более сложную схему, чем ты. По-твоему, его нельзя обмануть, но можно осилить в открытом бою? Кто из нас двоих более наивен?

– Допустим, я. Но ты не закончил – каким образом можно перехватить эту партию у Покровского?

– Перехватить у генерала ничего нельзя. Всё проще и сложнее – она никогда не будет под его контролем. В основе всей затеи лежит именно новизна свежей политической силы, народ должен увидеть в ней реальную альтернативу, а такое возможно лишь в том случае, если партия будет победоносно разоблачать самых влиятельных коррупционеров, начиная с уровня министров. И Покровский их отдаст.

– Интересно, почему? И что значит «отдаст»? Кажется, после смерти Сталина у нас ещё ни один министр в тюрьму не попадал. Генпрокурору, правда, одному не повезло. Максимальная мера наказания, практикуемая Покровским – перевод на другую работу.

– Теперь сядут, – убеждённо заметил Саранцев мертвенно спокойным голосом, не глядя на собеседника. В каждом его жесте, в любом, самом незначащем, слове сквозила безграничная вера в собственные слова. – Он хочет вернуться в Кремль и готов принести некоторые жертвы.

– Похоже, ты не шутишь…

– Нет, я серьёзно. Вторая партия власти удваивает пресловутую политическую стабильность, а не расшатывает её. Любое правительство надоедает людям через несколько лет, даже если не создаёт поводов для социальной ярости, а наше нынешнее без нескольких ляпов не обошлось. Пока Покровскому удаётся отделить себя от критического положения в жилищно-коммунальном хозяйстве, например, но, в конце концов, плотина рухнет. Двадцать первый век на дворе, всем критикам рта не зажмёшь. Для полномасштабного политического кризиса не хватает только авторитетной оппозиции, вот её мы и создадим.

– И Покровский нам поможет?

– Ты считаешь его дураком, не способным распознать свою прямую выгоду?

– Нет. Но не могу представить его в роли марионетки. Ты очень свободно фантазируешь на темы, где слишком многое зависит от реальной, а не воображаемой реакции генерала. Он военный, и раздвоение власти в его сознании – катастрофа в системе управления.

– Сейчас – да. Но нет ничего постоянного в нашем мире.

– Хватит интриговать, выкладывай карты на стол. Ты хочешь изменить мировоззрение Покровского за пару недель?

– Я предложу ему план широкомасштабной, но незаметной политической реформы. Партии должны меняться у руля, не вызывая государственной катастрофы, иначе в конечном итоге страна погибнет. Ведь рано или поздно любая власть уходит, даже советская, и мы в самом деле не можем себе позволить при каждой такой перемене переживать обрушение государства. Он и без меня понимает необходимость изменить вековую парадигму, просто не видит возможности для решительных действий прямо сейчас, хочет отложить на будущее. Неопределённое.

Антонов смотрел на президента с интересом, как молодой хищник на неизвестное ему маленькое существо. Он видел его часто в течение большого отрезка своей жизни и уверенно распознал его природу. Саранцев определённо был деловым и практичным человеком, лишённым иллюзий, но не эмоций. Теперь он готов к глупой авантюре, основанной на собственных измышлениях и умозрительных политических конструкциях.

– Подожди, – недоверчиво вставил Антонов своё слово в речь шефа. – Ты хочешь убедить Покровского согласиться с созданием новой партии и её победой на думских выборах?

– Хочу и смогу.

– С ума сошёл? Стоит тебе хотя бы намекнуть ему о своём прожекте, и он в одно мгновение переместит тебя в своих предпочтениях глубоко вниз. А вот в приоритетах – наоборот, передвинет на самую вершину. Ты действительно хочешь сделать своим врагом Покровского? Зачем тебе такое удовольствие?