Император Валгаллы

– Как нету? – Димаш так изумился, что перестал жевать. – Мы же оттуда весной пришли. Виктор Павлович, ну скажите ему!.. – И тут же осекся, сообразив, что ляпнул запретное.

– Нету другого мира! Вранье! Только наш мир есть! Только наш!

– Что ж получается, эта земля – одна-единственная? – хмыкнул Каланжо. – И нет ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни Москвы?

– Все это было, да сгинуло! Война сожрала! – еще громче завопил мужичок. – А потом придурки всякие выдумали, что есть другой мир, где всеобщее счастье и благоденствие, и никто там никого не убивает. Выдумки все это. Вранье! Только этот мир! Только один, наш! Это все, что осталось! А тот, второй, придумали, чтоб нас обманывать и картошку нашу отнимать.

Димаш с Том переглянулись. Капитан Каланжо пожал плечами, Раф повертел пальцем у виска.

– Интересная теория, – сказал Ланьер. – Что-то мне это напоминает.

Тем временем женщина из-за спины сумасшедшего делала гостям отчаянные знаки, умоляя, чтобы новички не лезли в спор – психа ни за что не разубедить.

– Иван Данилович, да знаем мы, знаем все это. Ты нам уже все доказал сто раз, – стряпуха погладила спорщика по плечу. – Нету второго мира. Мы – единственные.

– Ничего, скоро я вам все докажу, я вам покажу ваш хваленый Нью-Йорк. Увидите. И статую Свободы увидите. Все покажу. Лета надо только дождаться.

– И далеко отсюда Манхеттен? И здание ООН? – не мог успокоиться Димаш, слушая подобную ахинею. – Я, признаться, давно мечтал в Большое яблоко смотаться.

Мужичок вылупил глаза, затряс кулаками, как будто его смертельно, до глубины души оскорбили.

Но доспорить им не удалось – староста вернулся. Уселся за стол среди едоков картофеля. Лампа над головой, деревянный стол и люди вокруг – картина Ваг Гога ожила в лесной деревне. Иван Данилович в присутствии Михала тут же присмирел, замолк, сунул пару горячих картофелин в карман, бочком выбрался из-за стола и шмыгнул за дверь – старосты он опасался.

– Нашел я место сражения. Ну, вы и постреляли там. От души, – сообщил староста. – Маров убитых мы подобрали. Зароем потом. Где могли, кровь снегом припорошили, а в мортале хвоей присыпали. Не надо чужакам знать, что маров там убили.

Хозяйка поставила перед Михалом блюдо с жареной картошкой и кружку пива.

Староста с минуту орудовал ложкой, потом глотнул пива.

– Сколько картошки возьмете?

– А всю, какую продашь, – отозвался Раф. – С собой возьмем не более тонны, но договор можем заключить и на двести центнеров.

– Ой, ли! Я дорого в этот год беру. По пять патронов за килограмм. И половину патронов вперед.

Раф даже подпрыгнул.

– Слушай, Михал, Бога п-побойся! П-пять патронов! Да т-такой цены никогда не было! – от волнения Раф стал заикаться. Досадуя на себя за слабость, мальчишка сжимал кулаки, но при этом начинал заикаться еще больше.

– В этом будет, – отрезал Михал. – Чем платить-то будете? Патронами или динариями?

– Чем? – не понял Каланжо.

– Это я герцога спрашиваю, – староста внимательно посмотрел на Виктора. – Нынче один динарий – десять патронов.

«Динарий – это, надо полагать, монета, – сообразил Виктор. – Только какая? Серебряная или золотая? И кто устанавливает ее курс по отношению к патрону?»

– Платим патронами, – сказал вслух.

– Староста, да ты никак позабыл: крепость тебя оберегает, люди генерала дозоры на дорогах несут! – торопливо заговорил Каланжо, приметив краткое замешательство фальшивого герцога. – Помнишь ты это? Или забываешь всякий раз, как дело доходит до торга?

– Так я по пять прошу только потому, что вы из крепости. Из дружбы к вам до пяти патронов цену снизил. Потому как в этом году у всех цена – десять. И меньше никто не запросит.

– А в прошлом году мы один патрон платили, – изобразил осведомленность Каланжо. Молодец, пригодилась инфа Рафа про старую цену.

– В том году у вас народу сколько было? Не знаешь? То-то… В прошлом году генералу целый караван с припасами через врата прислали. А в этом году картоха плохо уродилась. В Грибном мортал сместился, и поле пшеницы поглотил – за два дня. Я им говорил – близко к морталу нельзя поля выжигать, так они не послушались, думали, умнее всех, три урожая за лето снимут. Вот и сняли – гниль одну да труху. Ладно, так и быть, я вам сотню патронов скину за пленного. Остальное – по пятаку.

– Мы можем заплатить… – сказал Виктор.

– Можем, но не заплатим, – тут же перебил Раф.

Судя по всему, торг предстоял нешуточный. На Виктора напала тоска. Подобная тоска нападала на него в те минуты, когда он понимал, что надо идти толковать с Гремучкой о повышении оклада. Был бы один, – тут же согласился бы на пять патронов за килограмм, тем более, что цена ему не казалась высокой – патронов у них было с собой достаточно. Но, судя по всему, Раф собирался биться до последнего, да и Каланжо сдаваться не собирался. Очень хотелось капитану показать, на что он способен. Ну и отлично. Как говорят в Диком мире, – врата перед ними открыты…

Виктора разморило после еды, и он стал понемногу проваливаться в сон. Вдруг померещились сугробы, висящий высоко в ветвях голый человек.

– Кто тут герцог? – выкрикнул юный голос.

Виктор дернулся, со сна не сразу сообразил, что ищут его, потом сказал:

– Я. – Вышло очень даже с достоинством.

– Просьба со мной пойти, – сказал явившийся с улицы мальчуган лет двенадцати. – Кощей вас прийти просит, то есть отец мой.

«Это здешний эскулап», – вспомнил Виктор. Сообразил, что речь наверняка пойдет о перевозке раненого в крепость и лечении в тамошнем госпитале.

– Не волнуйтесь, за раненого будет плата, – пообещал староста и добавил, подмигнув: – Уж вам ли это не знать, ваша светлость! – И уже вдогонку крикнул: – Дом Кощея – третий по этой стороне.

Виктор вышел. Почти довольный, что его позвали, и не придется слушать ругань торгашей.

А Раф и Каланжо между тем не сдавались.

– Пленный тысячу патронов стоит, – настаивал Раф.

– Обычный пленный. Не мар. Если узнают, что мар, и сотни не дадут, – у старосты на все имелся резонный ответ.

– Так он же ваш, из вашей деревни. Свой почти. Неужели за своего только сотню даете? – опять попытался надавить на старосту Каланжо. Упорством и изворотливостью они равнялись. Но староста был в своем доме, а Каланжо – в гостях. Дома даже стены просят: не продешеви!

– Нет, теперь он – чужак, мар, – и только. Сто патронов. Ни одного больше не скину.

8

После жаркой кухни мороз снаружи показался пронизывающим. Уже наступали ранние зимние сумерки. Над дверью у входа горел приделанный к стене вечный фонарь, похожий на большого светляка.

Виктор глубоко вдохнул. Поежился. Вот бы с Аленой да на лыжах по лесу! Любил он такие прогулки. Да только редко удавалось вырваться из городской суеты.

– Сюда! – крикнул мальчишка. Он бежал впереди. – Скорее, ваша светлость!

Подвел к указанному дому. Провел через полутемные сенцы в комнату.

– Вот, – кивнул в сторону кровати и выскользнул за дверь.

Человек на кровати был укрыт до самого подбородка. Голова обмотана пенобинтами. Сквозь повязку проступила кровь.

– А где врач? – Виктор огляделся.

Раненый дернулся. Одеяло поползло на пол, на Виктора уставился зрачок маленького пузатого пистолета.

– У меня игломет, – сказал раненый. – Дернешься – убью. – Голос звучал тихо, но твердо.

Виктор кивнул. Теперь он видел, что это совсем не тот человек, которого они привезли. Совершенно незнакомый. Да и от картофельников этот парень отличался. Те все как на подбор румяные, упитанные. А этот тощий, жилистый, и кожа – болезненного желтоватого оттенка.

Удивительно, но Ланьер не испугался, – даже сердце не зачастило. Но сознание как будто в тот миг раздвоилось. Одна его половина хотела немедленно действовать: крикнуть, позвать на помощь, и одновременно – прыгнуть в сторону, уходя с линии огня. Вторая же хладнокровно оценила ситуацию и вынесла безрадостный вердикт: «Не выйдет». Шансов увернуться от летящих игл не было – он стоял слишком близко к кровати. До двери не допрыгнуть, укрыться негде: комната мала. Две или три иглы непременно заденут.

– Ты приехал на вездеходе? На том, что во дворе стоит? – продолжал раненый.

Виктор вновь кивнул. «Раненый» легко встал с кровати, он был одет в камуфляж, только куртка висела на стуле. «Раненый» протянул руку, нашаривая ее, при этом не сводя с Виктора глаз. Невероятно, как он так быстро очухался?! Виктор пригляделся, стало ясно, что это совсем не тот человек, которого они отбили у маров. Да и дом наверняка принадлежит вовсе не эскулапу.

– Иди ко мне, – приказал неизвестный. – Очень медленно. Не спеша, без резких движений. Ну, чего ты стоишь? Думаешь, я не выстрелю? – «раненый» усмехнулся. – Игломет – игрушка совершенно бесшумная.

«Прыгай!» – мысленно прокричала та половина его души, что не желала смириться.

«Не вздумай», – остерегла другая.

Виктор сделал, как ему было приказано, медленно шагнул ближе.

– Сними кобуру и бросай на кровать. Опять же медленно, – командовал человек с иглометом. Он умел повелевать. На деревенского совершенно не походил. На мара – тоже. Кто же он тогда?

Виктор швырнул кобуру с пистолетом незнакомцу в лицо, а сам метнулся к двери, схватился за ручку, но распахнуть не успел. «Раненый» прыгнул следом, толкнул Виктора вперед и прижал к двери, игломет уперся Виктору в бок. Как же он сумел?..

– Я же просил: на кровать. А ты промахнулся! Теперь идем к твоему вездеходу. Вместе, не спеша. Ты садишься за руль, и мы выезжаем. Будешь умницей – останешься жив.

Внезапно сделалось жарко, желание сопротивляться пропало. Если бы кто-нибудь, когда они выйдут из дома, отвлек внимание этого парня. Хотя бы на миг…

– Куда едем? – спросил Виктор и не узнал собственного голоса. Рот пересох – язык едва ворочался.

– Скажу, когда будем за воротами.

«Раненый» шагал рядом, игломет по-прежнему упирался Ланьеру под ребра. Шансов одолеть парня не было никаких. Разве что «раненый» сам грохнется в обморок. Но поскольку никаких ран на его теле наверняка нет, то вероятность такого события стремится к нулю.

– В крепость я тебя не повезу, – предупредил Ланьер.

– Мне и не надо в крепость. «Дольфин» при тебе? Есть, конечно, – через мортал никто без «Дольфина» не ходит. Если в машине нет второго, будем из одного пить. Двигай!

Они вышли из сеней. Снаружи никого. Дети играли где-то за сараями, доносились их голоса. На елке, установленной на площади, перемигивались огоньки. «Молниеносный» застыл рядом с домом старосты. Обе дверцы открыты. О, беспечность! Том, глупый Том, почему ты не запер машину? И ключи надо было с собой взять!

– Тебе ничто не грозит. Если будешь делать, как я велю, – сказал «раненый». – Сию же минуту.

– Ты – мар? – спросил Виктор. Надо было потянуть время. Отвлечь. Заговорить зубы. Кто-то должен появиться.

Никто не шел как на зло.

– Нет, маров мы убиваем на месте.

– Кто это – «мы»?

– Узнаешь.

– Зачем я тебе?

– Заткнись! Иди к машине, бежать не вздумай.

«Может быть, садануть локтем?» – подумал Виктор.

Безнадежно! Эта штука тут же выстрелит. Игломет – чисто механическая штучка: пружинка, капсула с иглами. Никогда не отказывает даже в мортале.

Виктор протиснулся на место водителя, его похититель поместился рядом.

– Езжай.

Если повезет, застоявшийся на морозе вездеход не заведется. Не повезло – двигатель пыхнул эршеллом и тихо заурчал. Виктор дернул машину. Не вперед – назад. Впилился в крыльцо. Сейчас выбегут.

– Староста! Каланжо! Димаш! – выкрикнул Виктор, но его никто не услышал.

– Без фокусов. Вперед! Или застрелю! – прошипел «раненый».

Ну, где они все?! Неужели никто не выйдет? Неужели? Ничего, у ворот непременно караулит охранник, ворота будут заперты, вездеход придется остановить. Виктор ударит по тормозам и схватит похитителя за руку, позовет на помощь! Этот парень явно не хочет его убивать, так что шанс есть…

«Не валяй дурака: нет у тебя никаких шансов», – вновь зазвучал трезвый голос.

Тем временем вездеход беспрепятственно катил по улице поселка. Навстречу – ни души. Ворота открыты, охранника не видно. И в будочке никого. Да что ж это такое! Все сговорились, что ли? Или этого парня ведет Судьба? И Ланьера – тоже ведет? А впрочем, – что ж тут удивительного? Герцога тут все знают. Картофельники герцогу не указ!

Может, все-таки попробовать? Затормозить? Поздно! Вездеход уже миновал ворота. Виктор попытался зацепить столб слева, но лишь царапнул бортом.

– А ты упрямый! – Похититель еще сильнее вдавил ствол игломета Виктору в бок. – Только учти: я могу выстрелить в ногу. Это будет очень-очень неприятно. Ты не умрешь, но останешься калекой – гарантирую. А может быть, и умрешь. Но не сразу. Такой вариант меня тоже устроит.

Они проехали метров двести по дороге. Пошел легкий снежок.

«Куда бы ни поехали, у меня еще будет шанс, – решил Виктор. – Машину этот парень вести не может. Въеду в мортал, а там… Серебряный медальон при мне, вездеход неуязвим. Я прорвусь, Алена… Алена выведет!» – Он едва не выкрикнул это вслух. Но сдержался.

– Теперь куда? – спросил у своего конвоира.

– Доедешь до перекрестка и свернешь направо.

Ага, направо – значит, точно не в крепость. Это хорошо. Не придется врезаться в ближайшее дерево. Еще можно побороться.

– Охрана на перекрестке имеется? – допытывался «раненый».

– Не знаю.

– Езжай быстрее.

– Это как получится.

И тут до Виктора дошло. Если направо, если по этой дороге… Карта Каланжо всплыла перед глазами. Если направо, то они едут к той самой зоне мортала. К той зоне, в центре которой – белое пятно. Если этот парень не мар (а он не мар – это Виктор чувствовал), тогда он явился из Валгаллы – больше неоткуда. И едут они теперь именно в Валгаллу. Через мортал, через ловушки в вездеходе, защищенном от мортала серебром. Вот он, шанс – другого не будет. Судьба ведет! Виктора ведет, а не его похитителя. Ланьер случайно может найти то, ради чего Гремучка отрядил своих людей в экспедицию за врата. Арутян безуспешно пытался прорваться в эту зону летом и так нелепо погиб вместе с другими. Вырываться больше не имело смысла. Рисковать, бежать – глупо. Ланьера насильно привезут туда, куда он сам стремился.

Но на что рассчитывает похититель? Путь наверняка неблизкий. Поедут через мортал. Неужели этот парень думает, что сможет бодрствовать несколько часов подряд? Одно движение в нужный момент, игломет окажется у Виктора.

Сзади мелькнул свет. Две точки. Свет фар? Огни приближались. Машина? Погоня? Что делать? Ехать быстрее, или наоборот – затормозить? Виктор не стал делать ни того, ни другого. Даже не обернулся посмотреть, кто же за ними гонится. Он знал: все решится само собой…

Озноб по коже. На миг сдавило виски. Но тут же пропало. И свет там, позади, исчез.

– Мы сейчас в мортал въедем, – предупредил Ланьер раненого. – Возьми «Дольфин».

– Где?

– Справа сумка.

Раненый пошарил под сиденьем, достал бутылку с конденсатом. Но при этом руку с иглометом не на сантиметр не сдвинул.

«Он меня не обыскал. Нож в кармане. Я могу ударить прямо сейчас. Или подождать? Пусть он меня приведет в свое логово. Нет, раньше. В удобный момент. Пленным я туда не поеду. Туда победителей зовут. И я должен явиться – как победитель».

Теперь Виктор был уверен, что вся эта кровавая вакханалия с марами была подстроена – мародеры были приговоренными к смерти статистами, как и несчастный парень у дерева, а похититель – режиссером, что дергал ниточки из закулисья.

Снег прекратился. По обеим сторонам дороги стояли огромные деревья. В мортале нет времен года, не поймешь: то ли осень, то ли весна, то ли промозглое лето.

– Странная вещь. Мне всегда казалось, что дорога должна исчезать в мортале мгновенно. А она лежит ровная, нигде не завалило даже, – рассуждал Виктор. – И все время ни день и не ночь, а серость какая-то.

Виктор говорил монотонным голосом, при этом то и дело поглядывая на своего спутника. Тот задремал. Голова похитителя склонилась на грудь и покачивалась при каждом толчке из стороны в сторону. Ланьер не спеша достал бутылку, выпил пару глотков, медленно положил «Дольфин» в карман. Игломет по-прежнему упирался ему в бок, но без прежнего нажима. Наконец рука с оружием соскользнула. Ланьер был свободен. Почти. Сейчас! Подходящее время для удара. Затормозить и одновременно ударить ножом. Нет, не на смерть, а всадить в руку, что держит игломет. Разоружить. И уж тогда поговорить по-своему.

«Но как ты попадешь в Валгаллу?» – напомнил Виктор себе.

«Приеду по дороге. Здесь она – одна. Скажу: вы позвали – я принял приглашение. Генерал сказал: на этом вездеходе можно куда угодно добраться!»

Пальцы нащупали рукоятку ножа. Виктор медленно вытащил руку из кармана.

Торможение. Щелчок фиксатора, лезвие обнажилось. Удар. Рука ушла вбок и оказалась прижатой к сиденью. Боль огнем метнулась от запястья к локтю. Пальцы разжались сами, рукоять ускользнула. Боль заставила тело выгнуться, прижаться лицом к рулю.

– Очень глупо! – сказал конвоир твердым голосом.

Он еще чуть-чуть усилил захват, и Виктор, как ни сдерживался, закричал в голос.

– Глупо! – повторил «раненый» и отпустил руку Ланьера.

Но боль не ушла сразу. Она как будто просочилась внутрь, растворилась. Похититель поднял нож, проверил, как выбрасывается лезвие.

Виктор отшатнулся. Но сила этого движения оказалась невероятной: он ударился плечом в дверцу, распахнул ее, вылетел наружу, перекувырнулся через голову и упал меж деревьев – шагов за двадцать от дороги.

На несколько мгновений он потерял сознание. Когда очнулся – похититель стоял над ним.

Виктор приподнялся, но тут же вновь повалился на спину: правая рука от локтя до кончиков пальцев сделалась чужой, деревянной.

«Боль поможет переместиться, попробуй», – вспомнил Виктор слова Кори. Вот он и попробовал. Нельзя сказать, чтобы удачно.

Левой рукой Ланьер притянул к себе онемевшую правую, прижал к телу, как ребенка, баюкая. Вдруг понял, что на глазах слезы от боли и унижения.

Теперь он заметил, что «раненый» стоит совершенно прямо. В его фигуре не было и намека на слабость.

– Очень глупо, – в который раз повторил похититель. – Ты должен понимать: у тебя против меня ни единого шанса. Еще одна попытка – и я тебя изувечу. Если думаешь сбежать и вернуться назад пешком – не надейся. Ты не вернешься. Через мембрану не перебраться.

– Я проходил сквозь морталы, – выдавил Виктор, превозмогая боль, странное упрямство не позволяло признать себя побежденным.

– Думаешь, я оставлю тебе хоть гран серебра, герцог? – голос «раненого» был теперь весел.

Похититель наклонился, просунул ледяные пальцы под одежду и сорвал с шеи серебряный медальон с портретом Алены.

– Не делай глупостей, тогда Император будет к тебе добр, – сказал посланец Валгаллы.

Щелкнул замочком, раскрыл медальон.

– Красивая телка. Герцогиня? Неужели в Диком мире есть такие красотки? – медальон исчез в кармане. – Вытяни руки вперед.

– Что?

– Руки вперед!

Виктор повиновался. Запястья сковали наручники.

– Теперь вставай. Иди к вездеходу.

Подняться удалось только со второй попытки. Посланец Валгаллы шел рядом и отдирал ото лба полосы засохших пенобинтов и фальшивой крови.

9

Интересно, что бы случилось, если б Виктор попытался там, в комнате, разоружить этого человека, учитывая, что его похититель устроил простенький спектакль? И кровь – не кровь вовсе, а имитация, краска, обман. Этот человек провел его как идиота. Интересно, похититель со старостой заодно, или этот парень сам по себе? Теперь уже не выяснить. Да и зачем? Дурацкая привычка портальщика – пытаться понять все до самого конца, докапываться до сути любого явления.

Виктор шагал назад к вездеходу. Его шатало. Правая рука почти не слушалась. А что если нырнуть в полосу тумана и рвануть через мортал? Боль в руке. Ее можно использовать, чтобы переместиться мгновенно – как говорила герцогиня. В кармане «Дольфин» и упаковка пищевых таблеток. Граница не так далеко. Самое сложное, – обойти ловушки. Но этот человек сказал: мембрана. Она не пропустит назад. Медальон у похитителя. Без серебра через мортал не пройти. Да и зачем?.. Валгалла. Она ждала Ланьера! Так зачем же бежать? Удирать зайцем, не имея шансов спастись? Удирать от того, к чему стремился. Куда ведет Судьба – по твоей просьбе ведет. Ты не знал – она за тебя все устроила. Приходилось признать fait accomply [1]. Но являться пленником на поводке – это унизительно. Герцогу не подобает так приходить.

– Я сяду на место водителя, – сказал «раненый». – А ты теперь отдыхай.

Виктор обогнул вездеход, залез в кабину, уселся на место пассажира.

– Генрих Вольф, – представился похититель. – Не думал, что тебя будет так легко захватить, герцог.

В голосе посланца Валгаллы мелькнуло самодовольство.

– Зачем я тебе нужен? – спросил Виктор.

Глупый вопрос. Герцог – долгожитель, первым миновавший врата. Сколько тайн он знает? Наверняка – не счесть. Но Виктору Ланьеру не известна ни одна из них. Для Валгаллы Поль представляет огромный интерес, а Виктор – не стоит патрона, который на него придется истратить. Хорошо это или плохо? Кто знает! «Сенсашки не бывают хорошие или плохие. Они бывают острые и пустые», – любил повторять Гремучка.

– Император хочет тебя видеть, – говорил тем временем Генрих, приковывая наручники пленника к сиденью вездехода цепью. Где он все это раздобыл? Приготовил? Или нашел в машине? Мелькнула нехорошая догадка.

– Император повелел привезти герцога.

Виктор не стал спрашивать, кто такой Император и какой империей он правит. Что-то подсказало ему, что эти вопросы неуместны. Герцог знает (наверняка должен), кто такой Император.

Генрих был заботлив, вложил пленнику в скованные руки бутылку с «Дольфином».

– Пить не забывай. Мы в мортале. Впрочем, не мне тебя учить. Как рука?

– Онемела.

– Скоро пройдет. Я думал, ты – сильнее. И ловчее, круче. Хотя рванул ты здорово. Если честно, я не верил, что такие мгновенные прыжки возможны, пока сам не увидел.

Они ехали неспешно. Вездеход шел в контактном режиме, но очень мягко, как будто плыл. Виктор смотрел прямо перед собой. Серая полоса покорно стлалась под колеса. Что слева и справа от дороги – почти не разглядеть.

– Ты давно в этом мире, Генрих? – спросил Виктор, отхлебывая воду из «Дольфина».

Герцог не стал бы говорить с похитителем. А портальщик – болтун. Готов с кем угодно обсуждать что угодно. Пусть парень говорит, пусть даже врет. Вранье – оно тоже показательно. Кто и как врет. Умей извлекать смысл из словесного мусора, – и ты победишь. Сначала – простые вопросы. Потом – чуть сложнее. И так незаметно, как бы само собой, мы заговорим о важном.

– Два года, – просто отвечал Генрих на простой вопрос.

– Тебе нравится Дикий мир?

– Конечно. Он – настоящий.

– Император тебя ценит?

– Император мудр.

– Как ты узнал, что я появлюсь в деревне?

– Император все знает, – заявил Генрих. – Он сказал, что ты приедешь к картофельникам.

– Нам далеко ехать? Мортал все-таки. С ним лучше не шутить.

– Не бойся. Я выведу тебя пописать.

10

Все тело горело. Опасность. Интрига. Игра. Все это называлось – порталить. Рисковать, чтобы достигнуть. Обманывать, чтобы добраться до истины. Во что бы то ни стало узнать, что происходит, с кем происходит и где. Что это – любопытство, жажда истины? Нет, нет и нет, все это не те слова. Знаешь, что не можешь выиграть, но ведешь игру. И в глубине души веришь (не смотря ни на что, просто никому в этом не признаешься), что сможешь одолеть целый мир. Дикий или ручной – неважно. Для Генриха ты – герцог? Отлично! Играй порученную тебе роль. Не бойся, что тебя раскусят. Генрих никогда не усомнится в своих выводах, в своем Императоре и в Валгалле. Надо только уметь говорить с такими как Генрих. Помнить, что их нельзя переубедить. Но можно их слепую веру, как нож, обратить против них самих.

Итак, – Валгалла. Имя уже само по себе создавало образ: рай, мертвецы, война. Эти три слова сплетались неразрывно. Император Валгаллы. Воображение тут же пририсовывало усики на обманчиво мягком лице. Остановившийся взгляд некрофила.

Все это – магия штампа. На борьбу со штампом уходит девяносто процентов сил. Ты уже обескровлен до того, как поднял свой меч. Непредвзятость – хорошее слово, но трудно быть таковым. Чем-то мы восхищаемся, потому что нам это внушили. Но что-то любим по зову души, и эту любовь можно уничтожить только вместе с душой. Почему-то наделенные властью забывают об этом.

Виктор не мог полюбить Валгаллу, потому что не любил замкнутые пространства, императоров и приказы, ненавидел любое давление, ненавидел знаки «доступ закрыт». Сам по своей воле он мог от многого отказаться – почти без труда. Но приходил в ярость, когда от него кто-то что-то требовал.