Лига добровольной смерти

– Прочти… – И передал Рону разрозненные страницы. – Оставила тринадцатилетняя Эльза Кайтель из Германии. Девочка бросилась в ванну с соляной кислотой. Прочти, прочти… Есть над чем задуматься. Не всё оказалось случайностью и причудой взбалмошной девочки, как это объяснила следствию дирекция пансионата и руководство Лиги.

– Ты имеешь в виду девочку, о которой сообщалось, что она хотела лечь под пресс, а бесформенную массу своего тела завещала передать родителям для захоронения?

– Это была Эльза Кайтель. Её записки передаю тебе. Целомудрие взрослых и детей кануло в лету…

«Отчим отправил маму в город по делу. Отправил с одним намерением: избавиться от ее присутствия в доме. Возвратилась из школы, и попала в его грязные объятия. От похоти отчима трясёт, сорвал с меня одежду, повалил на пол. Боролась, как могла, и сколько хватило сил. Отчима моё сопротивление только распалило. Связал меня по рукам и ногам. Связав, начал насиловать. Я кричу от боли, а он наслаждается моими страданиями»…

«Как страшно и унизительно терпеть приставания отчима. После его домогательств кажется, что я с ног до головы грязная и липкая. Моюсь в душе, но сяду за стол и убегаю, выворачивает меня наизнанку при виде пищи. Не могу терпеть, не могу смотреть на ненавистное лицо с оттопыренными ушами. С ровесниками не встречаюсь, стыд угнетает и давит, а помалкиваю. Отчим угрожает тем, что лишит меня и маму наследства. Мама, думаю, догадывается о моих мучениях, но тоже молчит. Выход у меня один: отомстить за надругательство. И знаю как»…

– С этим надо разобраться! – не сдержал гнева Рон. – Таких насильников и класть под пресс! Другой управы на них нет! Поймают на месте преступления, осудят, а через год, смотришь, разгуливает на свободе. Помиловали за примерное поведение…

– Разберись! В Лиге на подобные факты закрывают глаза, а ты займись расследованием и доведи дело до логического завершения. Мы с тобой журналисты, и у нас до всего должно быть дело. Кто расскажет правду, если не мы? Эльза выбрала для себя жестокий способ ухода из жизни – смерть под прессом, – рассказал Колчин. – Человека под наркозом кладут на матрицу пресса. Под ударом подвижной части пресса клиента расплющивает, как цыплёнка. Смотреть невыносимо, похоже на пыточные Средневековья. Девочка избрала для себя подобный исход, чтоб жестокостью ответить на жестокость.

Из рассказа Говард уяснил, что подобный способ избирают люди обиженные или обозлённые – не сложились отношения в семье, довели до крайности измены. Или слишком далеко зашёл конфликт по месту работы. По условиям договора пансионат обязан отправить раздавленный в лепёшку труп по адресу, какой указал покойный.

– Практикуют в пансионате и другие способы убийства, – делился наблюдениями Колчин. – Укол – самое безобидное и щадящее средство. Далее идут всевозможные отравления – быстрые или медленные, газами или жидкостями, мгновенные или со страданиями. Может показаться странным, но широко применяются «архаические». По завещанию человека могут утопить в проруби, повесить на дереве или вытолкнуть из окна.

Находились чудаки, кому нравился «удар молнии». Своего рода электрический стул, но приближённый по обстановке к удару молнии в грозу. В специальной оранжерее с пальмами, елями, берёзами создан в пансионате уголок живой природы. Человек прогуливается, но тут начинается дождик. Клиент прячется под дерево. И тут происходит раскат грома с мощным электрическим разрядом.

Способ считается малоприятным. Наверное, по той причине, что обугленный труп представляет отвратительное зрелище.

Одна почтенная дама потребовала, чтобы её уход из жизни был обставлен а ля «казнь Марии Стюарт». Старушка желала пережить ощущения, какие испытывала претендовавшая на английский престол Мария Стюарт.

За осуществление подобного действа дама внесла в кассу полтора миллиона долларов. И ещё одиннадцать миллионов долларов заплатила Лиге известная английская телекомпания за право вести съёмки казни.

Женщина оказалась не одинокой в садомазохистских желаниях. Больная раком француженка, потребовав применить к ней «удар молнии», захотела, чтобы за её кончиной наблюдали близкие ей люди. И оплатила их перелёт в оба конца.

– Ты участвовал в казнях? – спросил вдруг Говард и пристально посмотрел на Колчина.

– Это не казнь, а выполнение воли клиента. Обряд прощания. Так принято говорить в пансионате. Обряд прощания… Красиво и безобидно.

– Ты принимал участие… в этом… как его… в обряде прощания? – повторил вопрос Говард.

– Напрасно нервничаешь. Не принимал. Экий вы народ, шведы!.. Но мой черёд наступил. В корпусе «X» твоё участие в эвтаназии – своего рода посвящение в число приближённых и особо доверенных лиц. Из их числа руководство Лиги отбирает специалистов, которые проводят, как ты выразился, казни. Принял участие в эвтаназии – это заносится в секретные архивные документы. Ты уже не вправе осуждать других. Ты с этого времени в ответе за дела, которые происходят в пансионате Лиги. Тебе доверие, с тебя спрос. Я знал, что в пансионате практикуется подобное испытание, и убежал, не дожидаясь финала. Подготовился заранее. Открою секрет. В Упсалу я прилетал за три месяца до того, как ты встретил меня в аэропорту Арланда.

– Дела!.. – только и промолвил Говард.

В пору таяния снегов, когда речка Фюрис, приняв талые воды, билась в каменных берегах, и шум её на перекатах хорошо был слышен в вечерней тишине, когда галки, ошалев от весны и брачных игр, кричали особенно громко, в пансионат Лиги Добровольной Смерти из Москвы прибыл Платон Лебедев. Энергичный предприниматель переступил порог проходной, и крепкая дверь захлопнулась за ним на замок. Захлопнулась автоматически, теперь открыть с пульта мог только сотрудник охраны.

Гость оглянулся, но решительно отбросил сомнения, улыбнулся, посмотрев на охранника, и подал ему свой паспорт. Полистав его и сличив оригинал с фотографией на книжице, охранник отдал честь:

– Добро пожаловать, господин Лебедев. Вас ждут.

В кабинете директора, куда проводил посыльный, Платон без лишних слов доложил о цели визита.

– Моё намерение – занять в Лиге достойное место. Хочу показать себя в должности директора распорядительной службы. Место, как мне известно, вакантно. Предварительный отбор прошёл.

– Должность пока свободна. И претенденты имеются, – ответил директор пансионата Гюнтер Линд с улыбкой. По выражению его круглого лица можно было понять: много тут вас набилось. – Руководство Лиги остановило свой выбор на вашей кандидатуре. Где работали в Москве?

– У меня крупная туристическая фирма, офис в центре столицы.

– Вам придётся перебраться в Упсалу. У вас семья, как понимаю…

– Я холост, – ответил Платон, а сам подумал: «Хитри, хитри. Уж справки служба безопасности наводила». – Лига Добровольной Смерти открывает такие возможности, о которых деловому человеку приходится мечтать. Накопленный здесь опыт и мои знания пригодятся Совету Лиги, если вы откроете свой филиал в Подмосковье.

Директор выслушал с большим вниманием, улыбнулся.

– У вас есть близкие вам люди в правительстве… – Гюнтер Линд назвал несколько известных в России фамилий. – Это нам импонирует.

– Вы хорошо осведомлены, – ответил Лебедев с улыбкой.

– Работа такая. Мы должны знать, с кем имеем дело…

– Согласен. Как говорится, доверяй, но проверяй.

Директор кивнул головой и произнёс:

– Вы производите хорошее впечатление. Но вам следует встретиться с доктором Тоссом. Он ждёт вас.

Доктор Рагнер Тосс сидел за массивным письменным столом, на краю которого стояли в ряд скоросшиватели с документами. На каждой папке значилось её назначение. За папками с документами фарфоровая скульптурка: ироническое изображение пса в кресле – синяя рубашка с ослабленным узлом галстука. На постаменте надпись: «Устал как собака». Подальше стояла красивая настольная лампа и небольшой бюст Сократа.

Справа на приставном столике с выдвижными ящиками теснились телефоны – городской, местные, прямой связи с министерствами, риксдагом, прокуратурой и судами, полицией. И рядом фотографии в серебряных рамках: девочка с теннисной ракеткой в руках, мальчик, прыгающий на батуте, – видимо, внучата.

Перед Платоном Лебедевым предстал пятидесятилетний мужчина, полный сил, умудрённый жизнью, а Платон думал, что встретит старичка, давно утратившего интерес ко всему сущему, кроме служебных дел. Белый халат, обязательный для персонала Лиги, шёл доктору Тоссу. Накладывала свой отпечаток и прежняя работа в клинике общей хирургии. Седые виски, аккуратно подстриженные усы… Это делало сухощавого Тосса похожим на профессора медицинской академии.

При появлении гостя Рагнер Тосс встал, вышел из-за стола навстречу и подал руку для знакомства.

– Как долетели?

– Прекрасно! Не в Нью-Йорк лететь, когда ты восемь часов в воздухе.

– Мне доложили, что вы желаете применить свои силы и опыт на поприще добра?

– Полагаю, мои услуги, как уже говорил в дирекции пансионата, понадобятся, когда вы откроете пансионат в России. Последнее и побудило заявить о себе. – Платон говорил на полном серьёзе, понимая, что здесь не пустишь пыль в глаза.

– Не каждому, кто пытается сделать добро, снисходит благословение. В нашем деле не только поступки, но и помыслы должны оставаться непорочными. Ибо один у нас Наставник – Христос.

– Важно не только подать милостыню, но и то, с какой мыслью ты милостыню подаёшь. Нет ли при этом гордыни или чванства. В Новом завете сказано: когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди.

Доктор Тосс посмотрел на Лебедева с живым интересом.

– Вы окончили…

– Финансово-экономический университет в Санкт-Петербурге.

– Чем надоела вам работа с туристами?

– Изо дня в день раздаю комплименты, расхваливаю курорты, а на душе пустота. Есть деньги, есть известность, лети в любую страну. А король голый…

– Нам нужны люди не только с преданным сердцем, но с преданными глазами. И преданными ушами. Вы понимаете меня?

– Конечно!

Московский гость доктору определённо нравился. В разговоре Платон Лебедев не старался угодить, чётко и ясно излагал собственную точку зрения на работу Лиги. Заметил, что труд специалиста в пансионате Лиги сродни труду священника в церкви.

– Интересно, интересно! – оживился Рагнер Тосс. – Этого мне никто не говорил. Намереваюсь приблизить к нашим стараниям церковную службу. Хочу построить за корпусами пансионата, где овраг, православную церковь, католическую, синагогу, мечеть и буддийскую пагоду.

– Подобное чудо видел на берегу Иссык-Куля, – ответил Лебедев. – Местный бизнесмен открыл там культурный центр «Рух Ордо». Создал маленькую планету: открыл больницу, плавательный бассейн, ипподром, театр! В театре вместо декораций открывается вид на озеро и горы. Вокруг комплекса возведены храмы всех религий – мечеть, православная церковь и католический храм, синагога и буддийский храм. Возле построек цветут сакуры, а под ними скульптуры великих мыслителей. Рядом с буддийской пагодой установлен колокол желаний. Считается, если ударишь в колокол, заветное желание сбудется. В католической часовне удивляет картина о Святом Матфее, который, по преданию, проповедовал учение Христа на Иссык-Куле.

На прощание доктор Тосс крепко пожал Платону руку и сказал:

– На каждом из нас лежит большая ответственность, что заставляет тщательно подбирать и готовить кадры. Противники эвтаназии играют на обывательском мышлении, будто всё и всех можно купить. Примитивно и убого. Есть истинное служение Господу и простым смертным. Мы должны быть бдительными. Где гарантия, что к нам не придёт человек, злонамеренный, жадный до денег, и опозорит наше дело… – Помолчал, перебирая на столе бумаги, поднял голову и пристально посмотрел на Платона: – Я подаю свой голос за вас. А пока… Поживите в пансионате неделю-другую, присмотритесь, войдите в курс наших забот. За два месяца, они даются у нас на размышление, улаживайте дела в Москве, подумайте серьёзно и прилетайте…

Глава 8

Как можно догадаться, с доктором Тоссом встречался Владимир Колчин. Он затеял серьёзную игру и должен был завершить её с перевесом в свою сторону как опытный журналист, не подличая и никого не подставляя. Свою придуманную историю жизни Колчин обставил со всеми мерами предосторожности, понимая: слова и заверения к делу не пришьёшь, последует негласная проверка деятельности Платона Лебедева в Москве, а также в Санкт-Петербурге, где Платон учился. Руководство такой организации, как Лига Добровольной Смерти, не обвести вокруг пальца.

Позаботился Колчин о собственной безопасности. Договорился с офицерами Генерального штаба Министерства обороны придать ему группу опытных бойцов морского спецназа. Там вспомнили прошлое офицера Колчина, пошли навстречу. «Морские котики» прикроют в случае чего, помогут при надвигающейся опасности выбраться из пансионата. Таким тонкостям спецназовцев учить не приходилось, в каких только переделках ни побывали. Детали операции продумали тщательно, изучив местность и обстановку, в какой предстояло действовать.

Оформив документы и получив разрешение на выезд, команда спецназа вылетела в Упсалу заранее. Предстояло в короткий срок обжиться на новом месте, подыскать работу и затаиться до поры и времени, чтоб по сигналу тревоги прийти на выручку своему агенту, обеспечить ему надёжный отход. Благо, пограничные заставы России на близком расстоянии с моря и воздуха.

Расследование захватило Колчина, а делать что-либо в полсилы не в его характере. Работая в пансионате Лиги, Владимир старался войти в доверие, а способности доказать на деле. Он понимал, на какой континент ты бы ни уехал, проблемы с нравственностью сегодня везде одни. Рассуждаем и спорим о делах Лиги, а брачные агентства – разве не бизнес на жизнях красивых женщин?

Их продают неведомо кому, а хозяева невольниц поступают с несчастными, как им заблагорассудится. И редко когда доходит до суда…

В коллективе русского приняли. Расторопен, не завистлив, слов на ветер не бросает. Настырность и желание заглянуть в каждый угол расценили как профессиональную целеустремлённость. Тем более что забот у директора распорядительной службы хватало. В его подчинении охрана, кафе и столовые, снабжение отделений и лабораторий всем необходимым, встречи и проводы гостей, проведение официальных приёмов и брифингов.

«Сдюжим, – думал Колчин, внимательно изучая порядки, заводя знакомства и тормоша подчинённых, заставляя их быть исполнительными и заботливыми. – Не такое выдерживали»… Менять профессию журналиста Колчину доводилось в Ираке и Сербии, в Афганистане.

С первых дней пребывания в пансионате Платон Лебедев сдружился с невропатологом Жаном Летерье из Реймса. Близки оказались характерами. Как говорится, родственные души. Жан никогда не поддавался унынию, находил выход из трудного положения и не мог долго расстраиваться или злиться. Вспыхнет иной раз, заведётся с полуоборота, обругает обидчика или недотёпу медсестру, а через минуту уже забыл огорчения, смеётся, рассказывает анекдоты. Подобное поведение некоторые расценивали как легкомыслие молодого человека, списывали на молодость.

– Перестань ребячеством заниматься, – поучает Жана доктор Эрик Теглер, коллега по работе. – Научись строже обращаться с подчинёнными. Твою доброту воспринимают за слабость характера и неуверенность в делах. Иной и работу выполняет спустя рукава, надеясь на ротозейство начальника, его беспечность.

– Почему надо быть держимордой? – вскипает каждый раз Летерье. – Не понимают доброты – их беда. Я уважаю этих людей, ценю их достоинство и надеюсь, что они поймут меня. Держать человека под колпаком страха – значит, унижать его, не давать возможности вытравить в себе раба. Помните, как Христос ответил фарисеям? По наружности кажетесь людьми праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

– Эх, молодёжь… – отвечает с грустной улыбкой Теглер. – Скачете по верхам, а того и не видите, что под ногами зыбкая топь. Не удержитесь, и поглотит вязкая тина бытия…

– Зачем кланяться каждому встречному? – не сдаётся Жан.

– Запомни: лев боится петушиного крика… Царь зверей, а кукареканья не выносит.

– Как это понимать?

– Понимай в меру своего разумения. Оглядывайся, когда права качаешь…

– А… – махнул рукой Жан. – Воду в ступе толчём!..

Разговорившись однажды, Платон узнал от Летерье, что в пансионат Лиги Добровольной Смерти Жан попал случайно. Окончив Медицинский институт во Франции, в родном Реймсе достойную работу по специальности Жан не получил. Какое-то время трудился на станции «Скорой помощи».

И тут наткнулся Жан в Интернете на сайт ЛДС. Пансионату Лиги требовались опытные врачи, в том числе и невропатологи. Созвонившись с дирекцией и переговорив, Летерье получил согласие на переезд в Упсалу.

– Мне здесь нравится, – сказал Жан. – Город в зелени парков немного напоминает мой Реймс. Собор и вовсе во французском стиле, как Реймский. Такие же шпили, фасады, кафедральный зал внутри со скамьями и нефами. Зайду иной раз, присяду на скамью и задумаюсь… Встаёт перед глазами композиция «Встреча Марии с Елизаветой» – справа от центрального входа в Реймский собор. Вспомню, и видится мама…

Жить в пансионате привык. Здесь столько интересных людей! Пусть они больны, пусть разочаровались в жизни, но они многое успели, им есть что рассказать. Пилот Алексей Жарков, к примеру. Кстати, он русский. Командир экипажа Ту-154. Самолёт потерпел аварию возле Новороссийска. Погибли пассажиры, пилоты, а он один уцелел. Радоваться надо, в рубашке родился, но Жарков не может смириться с гибелью людей. Считает себя виноватым и страдает.

– Со специалистами пансионата ладишь? – спросил Платон.

– Что нам делить? Чужое горе? Люди, скажу прямо, очень талантливые. Хирурги, терапевты, психологи. И совестливые. Им мало известных правил общения и ухода, они придумывают свои во благо клиентов пансионата.

– Чем же привлекает Лига? Солидным жалованьем?

– Зря так думаешь. Евро, конечно, нужны, – спокойно ответил Летерье. – У меня, допустим, есть возможность перевести маме пятьсот евро, а то и тысячу в месяц. Мне здесь много не требуется. Счёт имею в банке. Но главное – то, что мама в Реймсе, ни в чём себе не отказывает. Поверь, для меня это очень важно.

Летерье замолчал, видимо, вспомнил мать, представив, как одна тихо снуёт по квартире – пылесосит, смотрит телевизор, а телефон хранит и хранит молчание…

– Лига, как говорит наша русская Клеопатра, это Молох, ненасытная сила, беспрестанно требующая полной самоотдачи обслуживающего персонала, – продолжил разговор Летерье. – Если хочешь знать, самопожертвования. Не обладаешь такой ответственностью, эгоизм в душе, – лучше уйди. Кое-кто считает, что мы заложники этой силы. Совсем не так, мы служим людям, облегчаем их страдания.

– Всё ли уж так благополучно в Лиге, как подаётся? – Платон попробовал зайти издалека и вызвать Летерье на откровенность.

– Конечно, случаются неувязки, возникают проблемы. Как и во всяком живом процессе. В пансионате закон: не позволяй себе усомниться в правильности избранного пути. Сомнение – блуждание во тьме. Но здесь я могу убедиться, к чему годен по нравственности своей, проверить ум и успокоиться, осознав, к чему обязан стремиться, а в чём мои старания напрасны.

– Каждый должен понять, на что он способен, и не терзаться сомнениями…

– Правильно! – воскликнул Летерье. – Одному предназначено быть великим учёным, а другому надлежит осознать, что его призвание – дворник, уборщик дворовой территории. И не комплексовать, не зеленеть от зависти. И будет порядок. Ты прилетел из России, полагаю, реализовать свои возможности, подняться на ступеньку выше того, что свершил ранее.

– Философию чистого разума развёл! – засмеявшись, ответил Платон Лебедев. – Я приехал сюда, чтобы не жалеть после. Мол, проморгал вероятность удачи. Как бывает? Не свершит человек что-то из задуманного, а потом мучается сомнениями.

– И я о том говорю! Не прилетел бы сюда из Франции, и жалел бы в своём Реймсе: упустил момент.

– Но люди в Лиге разные! Может, кого и не устраивают порядки. Или то, что здесь твориться…

– Как в любом коллективе! Разумеется, есть сомневающиеся, есть и те, кто против миссии Лиги. Но они помалкивают в тряпочку. Они не праведники, не живут по принципу: ты друг мне, Платон, но истина дороже. – И засмеялся, довольный образным сравнением, имея в виду имя собеседника. – Место преступления – наш разум, – говорит доктор Теглер. И он прав. Какие волнения, какие взлёты и падения свершаются в нашем сознании!..

– Кто такая, как ты выразился, русская Клеопатра? – поинтересовался Платон.

– Ты бы её видел! Прекрасная женщина – красивая и глубоко верующая. Живёт, радуясь и получая удовольствие. И доставляя удовольствие другим.

– Египетских ночей любви мне только не хватает, – ответил Лебедев.

– Зинаида позволяет пережить их клиенту, который пожелал провести последнюю в своей жизни ночь с женщиной.

– Так она занимается любовью с клиентами пансионата?

– Только с клиентами Дома последней ночи. Для неё это как благословение. Одни утверждают, что Зинаида, проводя с клиентом последнюю его ночь в любовных утехах, пытается открыть для себя суть человеческой души, и, отдаваясь, проделывает это едва ли не с исследовательской целью, чтобы распознать мужчину в минуты, когда он полностью раскрепощён. Другие считают, что занятия сексом имеют для русской Клеопатры особую прелесть, позволяют испытать совершенно неповторимые чувства. Не знаю, где истина.

– Заинтересовал ты меня…

– Познакомить тебя с Зинаидой?

Льёт обложной дождь, на улицу не выйти. Деревья и кусты поникли, верхушки берёз, похожие на пряди девичьих волос, опускаются ниже и ниже, но не поддаются. Стряхивая тяжёлую влагу, ветви распрямляются и раскачиваются, словно переваливаются из стороны в сторону.

У окна во всю стену сидит в кресле мужчина и неотрывно смотрит на берёзы. Ему лет сорок пять, он седой, а в глазах усталость. Пилот Ту-154 смотрит на поникшие берёзы, и сердце его сжимается от страдания. Бывшему командиру экипажа самолёта кажется, что деревья застыли в печали, горюют по невинно погибшим в авиакатастрофе. И не деревья то застыли, а женщины с поникшими головами стоят в скорбном молчании.

Жизнь для мужчины пуста и бессмысленна, он весь в ожидании решения консилиума. Смерть станет избавлением от невыносимых душевных болей, очищением и отпущением греха.

Детский отчаянный плач, крики о спасении, зов матерей, обращённый к Господу, – это неизбывно звучит в ушах, сжимает мозг и хочется бежать, бежать… Только бы не слышать голосов.

Когда смерть близка и неожиданна, каждый человек оказывается раздавленным ужасом. Но в самолёте, который падал, ужас на лицах пассажиров сменило страстное желание жить. Люди молили о спасении, они надеялись на чудо…

Заметив страдание на лице мужчины, Платон Лебедев не смог безучастно пройти мимо. В пансионате царит атмосфера сочувствия и поддержки. Если кто заметил, что клиент подавлен или пришёл в отчаяние, он спешит на помощь, старается отвлечь и успокоить.

– Скверная погода, – сказал Платон, чтобы завязать разговор.

– Нелётная… – ответил мужчина. – Низкая облачность, дождь…

– Жарков? – догадался Лебедев.

– Жарков. Командир экипажа разбившегося самолёта со ста шестидесятью пассажирами на борту. Наверное, читали в газетах о трагедии, а то смотрели по телевизору. Показывали обломки фюзеляжа, разбросанные по земле вещи… Погибли в основном дети. Летели на отдых…

– Экипаж сбился с курса и врезался в гору… – вспомнил Платон тот трагический случай.

– Сбился с курса… Да тем курсом мы летали десятки раз, и хорошо знали маршрут! С закрытыми глазами я мог вести самолёт и не ошибиться… Техника отказала! Сначала правый двигатель дал сбой и перестал работать, затем не выдержал нагрузки левый. Сбился с курса… Техника изношенная до предела, а владельцы авиакомпании слышать ни хрена не хотели, им бы деньги за билеты содрать. Количество рейсов увеличивается, экипажи имеют такую лётную нагрузку, что за голову хватаешься… Сколько падает самолётов, а кто из руководства какой-то авиакомпании ответил? Отправлен за решётку хотя бы один директор или диспетчер? Сваливают на человеческий фактор и отделываются лёгким испугом, изверги… Жаль, нет больше Сталина…

Чувствовалось, что Жаркову хочется поговорить с незнакомцем, излить наболевшее.

– Самолёт технари купили на Украине. Развалюха, как говорится, но выгадали несколько миллионов долларов. Доллары поделили, а Ту-154 поставили в график полётов. Гоняли до последнего. Утром проверка, как это положено перед рейсом, автопилот бездействует. Тормозные щитки не работают. Устранить необходимо неисправности, но начальство успокаивает, мол, поломка не ахти какая, вчера обошлось, повезёт и сегодня, сгоняем туда и обратно по маршруту, а завтра загоним самолёт в ангар. Рапортуют по шаблону: технический досмотр машины произведён, никаких неполадок не обнаружено.