Полная версия
Катарсис
– Ах ты, сука, ты где шлялся? Тебе же сказано, что любой твой шаг в сторону будет рассматриваться как попытка побега! А за побег, знаешь… Расстрелять тебя, падлу – и всех делов!
Лицо Мокина было красное, когда он подскочил к Фишеру, готовый, кажется, разорвать его в клочья.
– Пожалуйста, простите. Я очень испугался.
– Простить тебя? А знаешь ли ты, падаль, что было бы с твоими немецкими друзьями, если бы ты сбежал? – Мокин прохрипел это с ненавистью в лицо Фишеру.
– Я не собирался убегать, поверьте, – Фишер покачал головой.
Мокин увидел все же что-то странное во взгляде старика и пристально вгляделся в темную глубину леса.
– Кто был в лесу? Твои сообщники? Сколько их? Где засада? Ты понимаешь, сука вражья, что я имею полное право тебя пристрелить?! Панов, давай туда! Мухой метнись, все проверь! – орал Мокин.
Панов бросился в чащу, но вернулся обратно подозрительно быстро.
– Нет там никого!
– Вам, мудакам, ничего доверить нельзя!
Он выхватил винтовку из рук Панова, взвел затвор.
– Дубин, не спускай глаз с этого гада, – приказал Мокин другому солдату и бросился в лес, на ходу выкрикивая:
– Убей его на фуй, если двинется! Патрон в ствол дослать!
Дубин вскинул винтовку и встал за телегу, словно враги должны были появиться из леса в любой момент. Чувство высокой ответственности за порученное дело и гордость переполняли его. «Я буду… Я готов…. Так точно… Не волнуйтесь, товарищ командир! Я до последнего патрона…»
Вскоре Мокин, тяжело дыша, вернулся из зарослей.
– Никого нет. Ладно, поехали, – Мокин злобно глянул на Фишера и дернул поводья. – Я все едино дознаюсь, жаль, что сейчас пора!
Процессия снова двинулась по дороге к Каменному Ручью.
Всем пришлось идти пешком, держась возле телеги, на которой были навалены звериные туши.
Во всей этой кутерьме Мокин позабыл про записи на берестяных рулонах. И лишь некоторое время спустя он велел:
– А ну, покажь мне свои секретные писульки, Фишер.
Йозеф неохотно полез в торбу и подал небольшой свиток бересты офицеру.
Мокин попытался распрямить рулон, но хрупкая кора раскрошилась в его пальцах.
Гримаса боли исказила лицо Йозефа, как если бы береста была частью его физического тела.
– Чего это ты мне суешь? Что за труха какая-то? – Мокин крутил перед глазами кусочки коры.
– Это мои заметки, записи. Самое ценное, что у меня есть. Позвольте мне оставить их у себя.
– Ну ты даешь, вражья сила, совсем дурной! Это ж вещественные доказательства, что ты немецкий шпиен. Бьюсь об заклад, что наш начальник будет этому весьма рад.
– Они безвредны. О чем я мог шпионить в глуши сибирской тайги? Пожалуйста, не забирайте их! – Йозеф прижал сумку к себе.
Но Мокин не слушал. Он грубо выхватил сумку из рук Фишера.
– Это не мое решение сейчас. С этого момента ты принадлежишь Лагерю. Начальник решит! – В голосе офицера слышалась некоторая радость, как будто он переложил груз на плечи другого человека.
* * *
Жизнь бывшего спецпоселенца Йозефа Фишера, ныне заключенного исправительно-трудового лагеря (ИТЛ) усиленного режима, была однообразной и каждый день предсказуемой с ранего утра до позднего вечера.
Фишер сразу начал работать в бухгалтерии, где он до позднего вечера помогал старшему бухгалтеру составлять не представляющие для него никакого смысла отчеты. Все эти манипуляции с цифрами не имели никакого отношения к математике, но так или иначе он складывал цифры, вычитал, умножал и делил их длинные столбцы.
Йозеф тосковал o трудной, но наполненной смыслом жизни среди немецких переселенцев, где он работал в школе и в своем саду, выращивая овощи и цветы. Там его бухгалтерия была своего рода переключением внимания и способом отплатить добром за добро людям, принявшим его членом своей общины.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Абрам Гроссман
Катарсис
© А. Гроссман, 2015
© Л. Улицкая, 2015
© протоиерей А. Борисов, 2015
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015
К читателю
Автор этого романа, Абрам Гроссман, профессиональный генетик, чья карьера начиналась в России, а потом продолжалась в Израиле и в Америке. Литература для него – любимое хобби. Впрочем, дарования автора весьма многосторонни, свой досуг он много лет делит между литературными опытами и ремеслом художника. Однако, что бы он ни делал, перед ним всегда стоят задачи философские, касающиеся самых глубинных основ осознания и существования человека.
В романе «Катарсис» он исследует древнюю тему сосуществования в одной личности добра и зла. Почему при огромном разнообразии в одной и том же человеке самых противоположных дарований и стремлений в одних случаях побеждают задатки гуманные, в других – низменные. Каким образом в одном человеке уживается любовь и ненависть, нежность и садизм? Что именно делает нас такими, каковы мы есть? Что помогает человеку подниматься над предрассудками времени, над тяжелым давлением, которое порой оказывает окружение? Несет ли человек хоть какую-то долю ответственности за то, с каким результатом приходит он к финишу, который неизбежно ожидает каждого живущего?
Все эти вопросы очень древние, их возраст почти равен возрасту самого вида Homo sapiens, и ответы на этот вопрос у каждого времени свои. Роман А. Гроссмана продолжает вечный разговор на эту тему, которая, в сущности, неисчерпаема. Сочетание научного подхода к жизни и интереса к духовным проблемам пребывания человека на земле, чувство истории, глубокое сочувствие к человеку и природный оптимизм автора в полной мере отражены в этом повествовании.
Людмила Улицкая,писатель
От автора
Эта книга посвящается светлой памяти священника Александра Меня, а также моим друзьям – Александру и Нонне Борисовым, Михаилу Евгеньеву, Павлу Меню, Марусе и Виталию Рубиным, Людмиле Улицкой, Светлане Жевновой и многим другим не упомянутым, но дорогим моему сердцу единомышленникам далекой, но не забытой юности. В самом духе книги отозвались идеи волновавшие и окрепшие в нас в то время, а в героях нашли отражения «друзей моих прекрасные черты» – их благородство, отвращение к любому виду насилия, сила духа, умение прощать и любить.
В своем оригинальном варианте книга была написана на английском языке, поскольку создавалась в то время, когда Соединенные Штаты были моим домом. Поэтому я в первую очередь глубоко признателен мисс Кэй Вивиан, по настоянию которой и возник первый вариант книги. Она убедила меня записать те воспоминания о событиях и встречах моей жизни, которые впоследствии послужили основой для книги, а затем редактировала рукопись. Без ее постоянного интереса и поддержки я никогда бы не закончил этот труд.
Также приношу искреннюю благодарность членам литературного объединения «Полет» (Натания, Израиль), убедивших меня перевести на русский язык всю книгу, после того, как они услышали ее отрывки. Я ценю их дружескую критику и участие в редактировании отдельных фрагментов рукописи. Особенно я признателен Галине Таск, ставшей «крестной матерью» русского варианта, которая с большим тактом и профессионализмом не только отредактировала весь русский текст, но и вела меня за руку от начала повести до ее конца.
Абрам Гроссман
Предисловие
Роман Абрама Гроссмана «Катарсис» (от др. – греч. κάθαρσις – возвышение, очищение, оздоровление) посвящен самой трудной и самой провоцирующей для каждого человека проблеме – проблеме зла в мире. В самом первом приближении, очевидно, что есть как бы два вида зла: зло природного происхождения, – болезни, природные катастрофы и т. п., – и зло творимое самим человеком. При всем многообразии видов зла, обычно творимого человеком, оно так или иначе является вариациями отступления от фундаментальных нравственных принципов известных нам, христианам, как Десять Заповедей Моисея.
Однако самым загадочным и пугающим является то, что немалое число людей наслаждаются возможностью причинить страдание другим, – женщине, заключенному, ребенку, – запугать и унизить их, и, тем самым, возвыситься самому пусть даже в ничтожном объеме предоставленной им власти. Эта человеческая черта оказывается особенно востребованной в условиях тоталитарных режимов, когда по воле вождя или правящей партии все население должно мыслить и действовать максимально единообразно, и малейшее отклонение от декларированных норм жестоко наказывается. В романе А. Гроссмана люди, осужденные скорым и неправедным советским судом, немедленно оказываются «по ту сторону» всякого человеческого к себе отношения, они лишь «расходный материал» для выполнения самых тяжелых и опасных работ на строительстве «светлого будущего».
Именно от этого вида зла более всего страдает герой романа А. Гроссмана – Йозеф Фишер, раввин из Вильно, разделивший судьбу репрессированных немцев Поволжья, чудом выживших в Сибирской тайге. Он сохраняет цельность своего духа исключительно благодаря непоколебимой вере – доверию Богу Авраама, Исаака и Иакова. Эту веру он поддерживал не только верностью в исполнении ежедневных традиционных молитв, но и своими постоянными изысканиями в постижении глубинного смысла Торы (Пятикнижия Моисея). Фишер приходит к важнейшему для каждого человека выводу: подвергаясь жестоким ударам судьбы, не следует спрашивать Всевышнего: «За что?». Следует задавать совсем другой вопрос: «Для чего?». И тогда человек постигает, что цель его жизни не в поиске теплой лежанки, а в делании добра на том месте, на котором его поставили попущенные Всевышним обстоятельства.
Самыми драгоценными вещами в его скудном арестантском багаже, кроме тффилина (коробочки с цитатами из Библии, которые привязывается на руку и на лоб во время молитвы) были его записи на бересте (за неимением бумаги) результатов изучения сокровенного смысла древнееврейских текстов. Дело не в избранном им необычном методе изучения символического значения цифровых значений древнееврейских текстов и слов (так называемой гематрии), а в том, что текст Св. Писания был для него горячо любимым Словом Божиим. Такое отношение к своей вере и дает возможность для постоянного духовного роста. Он преисполнен благодарности Всевышнему за каждый светлый кусочек прожитой им жизни. Йозеф постоянно размышляет над загадкой возможности обращения человеческой души от зла к добру.
В лагере Фишер подружился с репрессированным биологом Лищевым. Они находят аналогию в тайне покаяния и обращения грешника от путей зла к добру, сравнивая процесс покаяния грешника с процессом превращения серой невзрачной гусеницы в прекрасную бабочку. Когда гусеница закрывается в жесткий кокон, все ее внутренние структуры разрушаются и превращаются в некий белковый бульон. Из этого бульона формируется бабочка, совершенно непохожая на ту гусеницу, которой она обязана своим появлением. Все новые структуры тела бабочки формируются за счет всего лишь нескольких групп клеток гусеницы, называемых «имагинальными дисками» («имаго» – взрослая стадия организма, в данном случае это бабочка). Именно в этих дисках содержится вся информация о строении будущей бабочки.
Здесь автор романа использует весьма удачную биологическую метафору. Подобно преображения гусеницы в бабочку, превращение грешника в праведника происходит за счет тех «островков» добра, которые несмотря ни на что все-таки имелись в душе грешника. Таким образом, несчастья личной судьбы человека становятся этапом для победы добра над злом, когда в его душе пробуждаются и начинают действовать семена добра. Здесь происходит то, что по мысли Аристотеля есть катарсис, очищение через пережитую героем трагедию.
Автор использует необычную емкость художественного образа метаморфоза бабочки и словами биолога Лищева, распространяет идею катарсиса на человеческое общество. Революции, войны, утопические социальные эксперименты, которые оборачиваются миллионами жертв, могли бы стать катарсисом для всего человечества при обращении к вечным идеям добра. Но это уже апокалиптический масштаб истории, выходящий за пределы романа.
Йозеф постоянно размышляет над загадкой возможности обращения человеческой души от зла к добру. «Хотя человек грешит снова и снова, но Я приму каждого вернувшегося с покаянием» (Иерусалимский Талмуд). Эти слова, взятые автором в качестве эпиграфа к роману, позволяют Йозефу не ожесточиться, не терять надежды на обращение каждого человека к добру через покаяние. Йозеф Фишер умирает от истощения в нечеловеческих условиях лагеря, но дух его остается поразительно живым и светлым до последней минуты.
Вера Фишера в Божественное милосердие продолжает себя реализовывать в образе его мучителя, офицере КГБ Василии Мокине. Скупые сценки из детства Васи Мокина, отравленного жестокостью вечно пьяного отца, делают понятным, откуда в этом, в общем-то, неплохом деревенском мальчишке, вдруг прорывается страшное наслаждение собственной жестокостью над беззащитными репрессированными.
Однако Мокин и сам неожиданно оказывается в очень трудной жизненной ситуации. Во время службы в Якутии, он в лютый мороз по неосторожности проваливается в реку и с воспалением легких попадает в больницу. При выписке из больницы санитар, сам осужденный, по ошибке принимает Мокина за заключенного и вываливает на него все издевательства и унижения, которые обычно достаются тем, кто в тюремной иерархии занимает самое низкое положение. Мокин на короткое время становится жертвой такого же жестокого обращения, которому постоянно подвергались заключенные, находившиеся в его власти.
Именно в этот момент крайнего унижения и слабости в его жизни пробивается лучик света, который все меняет. Униженный, избитый Мокин оказывается рядом с молоденькой женщиной, бывшей проституткой Дашей, которая проявляет к нему неожиданный интерес и заботу. Даша приглашает его к своей опекунше, Евгении Оболенской. Мокин соглашается, так как ему надо хоть на одну ночь у кого-то остановиться, прежде чем пойти за новым назначением в местное отделение КГБ. Василий Мокин оказывается в совершенно новой для него атмосфере взаимных привязанностей добрых и умных книг, живописи, культуры и т. п., что Оболенская принесла с собой в небольшую комнатку в коммуналке якутского города. Вскоре открывается таинственная причина внимания к нему со стороны Даши. Она узнала в Мокине офицера, который когда-то поделился хлебом и даже угостил ее конфетами на урановом руднике, где Даша была в числе детей-сирот умерших заключенных.
Вот эта крупинка добра, проявленного Мокиным по отношению к незнакомой девочке-подростку, становится началом пути из лабиринта, что выводит Василия из мрачного мира насилия, мира, разделенного на «своих» и «врагов» в мир нормальных человеческих отношений. Эти отношения задуманы Создателем как отношения любви к миру, к жизни и благоговения перед ее Тайной, непостижимой в плоском подходе только посюсторонних суждений и оценок. Не случайно в самом конце романа автор приводит своего героя к православному священнику. Стараясь поддержать Мокина в его переживаниях о трагических судьбах жены и дочери, старец не дает ему всеобъемлющего однозначного ответа. Он лишь напоминает ему о тех добрых людях, которых Мокин встретил в своей жизни, и о необходимости передать своему внуку всю ту мудрость, которую Василий вынес из своего трудного пути.
Книга написана живо и увлекательно. Читатель встретит много прекрасных картин природы, как результат впечатлений, которые А. Гроссман вынес из личного участия в биологических экспедициях в Сибирь и на Дальний Восток. В целом книга заставляет читателя задуматься о той великой ответственности, которая возлагается Творцом на каждого человека, оставаться благодарными за все доб рое и прекрасное, что мы встречаем в жизни, и за то благое воздействие на жизнь, которое складывается из наших мыслей и поступков.
Протоиерей Александр Борисов,Настоятель Храма во имя Святых Космы и Дамиана,август четырнадцатого года
Пролог. Очищение Сибирью
И сказал Адонай, да будет благословенно имя Его: «Вот, драгоценный дар, который я даровал моему миру – хотя человек грешит снова и снова, но я приму каждого вернувшегося с покаянием»
Иерусалимский Талмуд
Древние, выветренные многими тысячелетиями, Уральские горы делят Россию на две неравные части – Европу на западе и Азию на востоке. Сибирь, старейшая Твердь земли нашей, является огромной территорией, занимая большую часть азиатской части России. Много мелких, безымянных рек, речушек и ручейков сливаются в могучие сибирские реки: Обь, Енисей, Лена и Колыма. Они пересекают равнины, леса и тундру и в конечном итоге впадают в Северный Ледовитый океан. Эти реки за тысячи лет выточили себе русло в каменном массиве величественных сибирских гор, вершинами подпирающими небо. Суровые кряжи и хребты Сибири с разлета врезаются в зелено-черные моря Северного Ледовитого океана, где останавливают реки свой стремительный бег, начатый далеко на юге.
Сибирь погружена в бесконечные тайны. Даже происхождение ее названия таинственно и непонятно. Возможно, оно происходит от тюркского слова «сибир», означающее – «подметай», что связано с многочисленными сибирскими метелями и буранами. «Сибер» по-монгольски означает «красивый», что добавляет другой смысл в слово Сибирь (соболь, название животного с самым красивым мехом, пришло из того же корня).
Бескрайняя Тайга покрывает большую часть Сибири. Огромные деревья, многие до двух метров в диаметре, стоят как мифические охранники у входа к святым местам, спрятанным высоко в горах. Грустные и таинственные звуки неизвестного происхождения иногда нарушают глубокий сон леса или резкий крик пронзает застоялый воздух подлеска и, как хищная птица, отлетает ввысь. Только дикие звери чувствуют себя здесь дома. Шаманы сибирских народностей до сих пор продолжают рассказывать истории о странных и сильных духах этой земли. Безлюдие Тайги так глубоко, так полно и так необычно, что даже местные охотники боятся уходить глубоко внутрь Тайги и для передвижения внутри дикой природы используют реки.
Только однажды в истории многолюдные человеческие массы двигались из Сибири в Европу. Это было в XIII веке, когда Чингизхан объединил разрозненные монгольские племена под свои знамена и повел их на Русь. Славяне находились под татаро-монгольским игом на протяжении более трех столетий, до самой смерти последнего из преемников Чингиз-хана – Огдая.
Иван Грозный был первым русским царем, который прогнал захватчиков обратно в Сибирь все дальше и дальше. Мало-помалу русские начали проникать в Сибирь. Реальное переселение славян в Сибирь началось, когда посланный отряд русских казаков под предводительством Ермака открыли надежный путь в эту землю. К концу XIV века казаки в больших количествах начали селиться в глубине Сибири.
Так как Сибирь была далека и трудна для добровольного заселения, ее территория использовалась русскими царями как идеальное место для политических и уголовных ссыльных. И первым из них стал не человек, а 700-фунтовый колокол из Углича – небольшого города под Москвой, о котором в «Сибирских летописях» так и говорилось: «первоссыльный неодушевленный с Углича». В 1591 году набатный колокол поднял на восстание людей, известив об убийстве в угличском Кремле наследника престола восьмилетнего сына Ивана Грозного, князя Дмитрия. Колоколу, как участнику восстания, вырвали язык, отрубили ухо, принародно высекли на площади 12 ударами плетей и сослали в Сибирь – в город Тобольск.
Многие ссыльные последовали по пути знаменитого колокола из Углича. Практически все русские цари и императрицы, а позднее советские правители, использовали Сибирь как место ссылки неугодных, всех кто не вписывается в общество. Политические и религиозные диссиденты, военные мятежники и военнопленные, интеллектуалы и революционеры, все нашли место в необъятной Сибири рядом с обычными преступниками, убийцами, контрабандистами и ворами.
Во время Советской власти Русский Север и Сибирь стали местом для ГУЛАГa, история которого тесно связана со спецпереселенчеством, начавшимся в 1929 году и продолжавшимся с некоторыми перерывами до 50-х годов прошлого столетия. Ссылка на спецпоселение в Сибирь означала бессрочное выселение в места, отдаленные от больших городов с обязательным проживанием в определенной для каждого ссыльного местности под надзором соответствующих органов. К выселенцам относились сосланные на спецпоселение национальные контингенты.
Среди них были и поволжские немцы, потомки немцев, переселившихся в Россию во времена царствования Екатерины II – было необходимо заселять, осваивать и закреплять за царской короной окраинные земли России на Северном Кавказе, в южной России и в нижнем Поволжье. B 1918 году декретом Совета Народных Комиссаров была образована автономная республика немцев Поволжья (АССР Немцев Поволжья), с административным центром в городе Энгельс. После начала Великой Отечественной войны немцы Поволжья были обвинены в сотрудничестве с Германией и Указом Президиума Верховного Совета СССР массово выселены в Казахстан, Алтай и Сибирь, территория автономии была разделена между Саратовской и Сталинградской областями.
Глава первая. Фишер
Переднее колесо телеги застряло в цепкой и черной болотной грязи. Василий Мокин, лейтенант вооруженной охраны, или ВОХРы, спрыгнул с повозки. Двое сопровождающих солдат, согласно инструкции державшиеся недалеко позади, подошли взглянуть, в чем дело.
– Не беда, товарищ лейтенант, сейчас мы ее в момент, – солдаты дружно ухватились за колесо и ось телеги.
– Раз, два, взяли! – скомандовал Мокин, с усилием толкая телегу сзади. С громким чмоком слюнявого поцелуя чавкающая грязь нехотя отпустила колесо. Телега освободилась, и солдаты продолжили свой путь.
– Виитютя, Виитютя! Иди сюда! Иди сюда! – радостно взывала птица из кроны высокой березы, слегка всполошившейся под легким ветерком. Голос был высоким и чистым, как краткая мелодия, сыгранная на кларнете.
– Слышь, Дубин, это она тебя зовет, – хихикнул веснушчатый узколицый солдат. Он вертел головой, пытаясь разглядеть пичугу в серебристо-зеленой листве. Странным был профиль его, весьма похожий на конопатый кукиш.
– Вииииитя, Вииииитя! Иди сюда, иди сюда, – попытался он повторить зов птицы.
– Где она, Панов? – солдат с коротким бесцветным ежиком волос и почти прозрачными глазами поднял лицо.
– Да вон там, видишь? – Панов смотрел вверх, производя при этом неопределенные движения рукой.
Ярко-желтая птица пропорхнула между деревьями. Черные кончики крыльев четко вычертили траекторию ее ныряющего полета. Было трудно поверить, что такое тропически ярко окрашенное существо с небесно-ясным голосом может жить в глуши сибирской тайги.
Петляющая тропа, плотно окруженная по обеим сторонам лесом, вилась вдоль широкой реки, которая иногда проблескивала сквозь густые заросли. Высокие массивные деревья склоняли тяжелые мохнатые ветви над тропой, образуя темный туннель. Стены и свод его были укутаны в длинные волосатые космы серовато-белого мха и заботливо проложены мягкими травами, папоротниками и древними хвощами. Серебристая полоса реки иногда вспыхивала искрящейся лентой совсем близко, как бы приглашая солдат сбросить прилипшую к телу пропотевшую одежду и освежиться в холодной воде.
В других обстоятельствах они так бы и поступили, но огромная туча комаров, мошки и оводов роилась над людьми и лошадью, впиваясь в живую плоть.
– Вот упыри, разнеси их мать, – солдаты махали руками и матерились на чем свет стоит, тяжело дыша и шагая по обе стороны телеги, в надежде, что мясистый зад лошади будет более желанной мишенью для насекомых, чем их измученные цингой и пеллагрой малокровные тела.