Полная версия
Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)
Закончив, Марк неуверенно поджал губы и, закрыв учебник, направился к своему месту. Только когда он дошел до парты, учительница сказала:
– Хорошо, если так хочешь – можешь вместо Онегина рассказать признание Демона. Начиная с его обращения к Тамаре вплоть до клятвы. Причем даже если ты расскажешь все правильно, балл снимается уже за то, что ты рассказываешь не по программе, – наконец-то сообщила свое решение учительница, и Марк довольно улыбнулся.
Не то чтобы люди привыкли к выходкам немца, но пока учителя не воспринимали его в штыки, все было довольно мирно. Они с Егором на пару надоедали окружающим, но в классе не может быть двух человек, которых все ненавидят. В итоге должен остаться один.
Ева несколько расстроено вздохнула и посмотрела на соседа по парте. Тот, довольный, достал из сумки тоненькую исписанную тетрадку. Сначала девушке показалось, что там были его стихотворения, но затем она приметила заглавие «М. Ю. Лермонтов. Демон». Ей всегда нравился почерк приятеля.
Вместо того чтобы вместе с классом разбирать «Евгения Онегина» и записывать материалы для сочинения, Марк принялся заранее учить «Демона», периодически прикрывая текст и шепча вирши так, чтобы никто ничего не разобрал, но Ева краем уха услышала его и, оторвав нос от тетрадки, спросила:
– Что делаешь?
– Учу, – отвлеченно ответил Зильберштейн, перелистывая изрядно потрепанные листы.
Можно было ожидать чего угодно, особенно общаясь с этим «чудаковатым немцем». Перечитывая часть Тамары, Марк невольно задумался – если он рассказывает все от лица Демона, то не может же он пропустить часть его возлюбленной? Иначе ощущение от произведения будет не то. Поэтому было необходимо придумать какой-нибудь интересный маневр! Марк сощурил глаза и, посмотрев по сторонам, уцепился взглядом за Романову. Очень интересный маневр…
– Анна Александровна, – обратился к учительнице Марк, когда Кира и Ева вместе с доброй половиной класса покинула кабинет. Перед учительским столом, помимо немца, также стояли Влад с Ангелиной, – можно ли кто-нибудь поможет рассказать мне «Демона»? Часть от Тамары…
– Могу помочь, Марк, – хохотнул Влад, Геля поддержала его смешком.
Проигнорировав шпильку, парень продолжил:
– Кто-нибудь из девчонок. Пусть просто прочитает часть от лица Тамары, хотя бы с выраженьицем, мне этого будет достаточно. Можете кого-нибудь попросить? Если вам, конечно, не сложно.
– Хорошо, Марк, – классная руководительница посмотрела на Ангелину. – Геля, не хочешь?
– Нет, – протянула она в ответ, замахав перед собой руками, – Анна Александровна! Я и так в этом вальсе участвую, – возмущенно добавила рыжеволосая и, взяв сумку с первой парты, пошла к выходу. Проводив ее взглядом до двери, Влад наклонился к Марку и шепнул на ухо:
– Смирись, у рыжих нет души, – и ребята одновременно прыснули.
Неизвестно, что Влада не устраивало в рыжих, но Марк решил, что как-нибудь использует эту фразу, уж больно она ему понравилась.
Единственным очевидным кандидатом, по мнению Анны Александровны, была Ева, которая всегда охотно общалась с Зильберштейном. Одно время ей казалось, что те не в ладах, но, тем не менее, напряжение с девичьей стороны прошло. Именно поэтому она решила, что ту можно попросить исполнить роль прекрасной Тамары, в которую влюбился Демон. Встретив ученицу после шестого урока, она попросила Еву заглянуть в ее кабинет.
Анна Александровна вкратце рассказала о просьбе Марка. Девушка была удивлена тем, что друг сам не попросил ее помочь ему. Неужели он считал, что на нее нельзя положиться? Это обидело Еву, и, если бы не вмешательство учительницы, она бы отказалась. Романовой была неприятна данная ситуация, но она не стала развивать из нее возможного конфликта – ей было достаточно узелка на память.
Дни проходили невероятно быстро, в каком-то особенном темпе, когда: то уроки, то репетиция, то нудная болтология Марка и острые шпильки Киры. Поэтому, думаю, пренебрежем той частью, которая ну уж совсем не относится к делу.
Итак. Это был один из свободных вечеров, когда участники выступления из девятого «А» класса остались единственными в актовом зале. Периодически кто-то да появлялся, но, в основном, это были зеваки из незадействованных в шоу, подготовка к которому шла очень неспешно. Марк сидел на сцене, свесив ноги, а Ева стояла рядом с ним. Партнерши Влада, Ангелины, в очередной раз не было, после первой репетиции на прочих ее ни разу не видели, что парня бесило, и он грозился, что либо найдет ей замену, либо откажется участвовать вовсе. Лишь Кире было на все плевать, и она периодически становилось временной партнершей Влада.
– Darlings, should we start our repetition-competition?[38] – с насмешкой поинтересовался Марк. – Признаться честно, у меня есть кое-какие дела, не хотелось бы задерживаться в вашей милой компашке дольше требуемого, – под «кое-какими делами» парень имел в виду, что ему хотелось покурить.
– Почему ты не можешь спокойно подождать Георгия Павловича, чтобы мы нормально закончили репетицию? – устало спросил Влад, искоса смотря на одноклассника. Зильберштейн стал его раздражать после того, как он буквально увел у него Еву, ведь она была для него идеальной партнершей: с отличным чувством ритма.
– Да я танцор от бога! – усмехнулся немец. – Зачем мне еще какие-то Джорджи Павловичи?
– Ох, и плутоват же ты, шельма, – хмыкнула Романова и, сложив руки на груди, направилась к рабочему столу, который был торцом расположен к сцене.
– Эээ… Щито? – недопонял парень.
– Дурак ты в общем, Марк, – улыбнулся Влад и посмотрел на Еву. Та ухмыльнулась ему в ответ, подмигнув. Берднев снял полосатую кофту и, оставшись в футболке с таким же узором, облегченно выдохнул: – Как же тут жарко.
– Идиоты, – проворчала Кира.
– Вот щас как станцую, так у вас глаза от удивления выкатятся! – Зильберштейн вытянул левую руку вперед, дернул правой ногой, но дверь актового зала внезапно открылась, и на пороге показалась девочка, скорее всего, одна из семиклассниц, которые очень старались, подготавливаясь к школьному Новому Году.
Это была Анечка, дочь Нины Матвеевны. Ростом она была на голову ниже Евы, глаза у нее были голубые, а волосы медового цвета. Увидев ее, Зильберштейн напрягся, даже как-то побагровел. Ева пыталась вспомнить, откуда она знала об этой семикласснице, но, заметив реакцию немца, ее осенило – это же та самая девчонка, которая донимала парня на mail.ru.
– А… вы тут не видели моих одноклассниц? – робко спросила Анечка, оглядываясь. У нее были невероятно большие глаза, а вид в целом хрупким и даже прозрачным.
– Не-а, – мотнул головой Влад.
– Больше всего меня радует на спортивных танцах то, что там есть рагга, – далее невозмутимо продолжил Марк. – Ну, Кира меня сейчас понимает.
– Неужели тебе нравится вилять задом перед судьями, Марк? – хихикнула Саванова. – Как-то я не могу тебя представить на танцах, а уж тем более на баттле.
– Ты недооцениваешь мою мощь, женщина! – гордо ответил тот. – И да, у меня достаточно привлекательный зад, чтобы его не стыдиться демонстрировать, хочешь, покажу? – несмотря на то, что это было шуткой, во взгляде Марка можно было прочитать вызов, мол, не побоится ли Кира продолжить своеобразную дискуссию.
– Вот скажи мне честно – тебя в детстве не роняли?
– продолжала насмехаться над одноклассником девушка. Вероятно, за словами немца она не видела ничего специфического, в отличие от Евы. – Ладно, я девушка, то, что я во время танцев виляю жопой и сиськами – это от меня ожидаемо, но ты– то парень.
– Причем, мне кажется, мужественный, – скромно вставила свои три копейки семиклассница и невинно захлопала глазами, покраснев.
– Мужественный?! – в один голос переспросили Кира, Ева и Влад.
– Мужественный? – сам того не ожидая, вполголоса уточнил Марк. – Ясен красен я прекрасен.
Аня, еще более покраснев, быстро закрыла за собой дверь. Девятиклассники озадаченно посмотрели ей вслед. Оказывается, у таких ребят, как Марк, могут быть воздыхательницы – так что, доктор, вы не огорчайтесь, у вас все впереди. Но вернемся к тому, что нас беспокоит, а вернее, к Зильберштейну, который всерьез планировал исполнить нечто «лезгинка-образное». Зрелище, если честно, не для слабонервных. Родительский контроль: если вам нет восемнадцати – просьба отойти от экрана.
– Балда, завязывай со своими танцами! У меня сердце кровью обливается, когда я вижу этот кошмар! – жалобно простонала Кира, прикрывая глаза руками, словно увидев нечто поистине страшное. – Мне, как человеку, умеющему танцевать, невыносимо смотреть на это.
– Брось, Кира! Марк же для своей девушки старается. Только жаль, что она уже убежала, – хмыкнул Влад, и Зильберштейн чуть ли не с кулаками бросился на одноклассника. – Не ревнуй, будь джентльменом.
– Уже полшестого, а мы до сих пор здесь, причем мы даже толком не репетировали, – как бы невзначай напомнила Ева, смотря по сторонам. – Почему бы нам не повторить более продуктивно в четверг?
– В четверг у вас общага, – задумчиво напомнил немец, отставая от Влада. – Опять придется до чертиков сидеть в школе? Нахер надо, – затем Марк усмехнулся и прикрыл рот рукой, внезапно вспомнив о негласном договоре, касавшемся того, что от нецензурной брани он откажется.
Девушка не сразу поняла, в чем дело, но стоило ей отметить реакцию приятеля, так она довольно улыбнулась и, уперев руки в бока, встала в проходе между сиденьями.
– Нарушать клятвы нехорошо, Маркуш. Хватит ругаться, – склонив голову набок, сказала Ева и поинтересовалась: – Как ты уживался с Галиной Николаевной? Нам она отпускала замечания, даже если кто-то просто чертыхнулся… А у тебя же вообще чуть ли не через слово мат.
– Этого я тоже не понимал. Никогда, – подтвердил Влад.
Мне бы хотелось напомнить о событиях, произошедших в Городе на Костях. Скажем так, небольшое отступление. Иногда хочется, чтобы кто-нибудь проанализировал поведение людей. Скажите, вот как вы думаете, почему Галина Николаевна достаточно субъективно относилась к Марку? Неужели он был образцом для подражания и идеалом, что его дерзость прощалась? Я не Лев Толстой, чтобы вкладывать разжеванную информацию читателям в голову. Всегда приятней, когда он сам размышляет и строит собственные догадки. Что же, развивайтесь!
– Я – невероятный обаяшка, – зловеще улыбнувшись, Марк ткнул себя в грудь.
– Да чем же ты отличаешься от нас, Зильберштейн? – Влад вопросительно посмотрел на одноклассника и ухмыльнулся.
– В отличие от вас, я уйду под громкие аплодисменты, – немец самодовольно улыбнулся и, разведя руками, пошел прочь из зала.
Вскоре все ученики девятого класса «А» покинули актовый зал. В школе к тому моменту почти никого не осталось, лишь те, кто еще не отрепетировал свою часть, и те, кто готовился к экзаменам по физике и истории. Никто из компании не собирался сдавать эти предметы, хотя все четверо сошлись в одном – обществознание считалось самым простым для сдачи. Что в формате ГИА, что по билетам.
По иронии судьбы вышло так, что расходиться подросткам в разные стороны – Влад и Кира идут направо, а Марк и Ева налево. Но прежде, чем разойтись, ребята постояли у ворот детской площадки, где Кира и Марк решили перекурить. Зильберштейн по привычке предложил сигарету Романовой, и она вновь не смогла устоять. Не то чтобы ему нравились курившие девушки, но его радовало, что подруга берет именно его сигареты, а не Савановские. Парень всегда обращал внимание на детали, что ему, например, пригодилось, когда он скрупулезно собирал вырезки из газет. Даже такие мелочи наталкивали его на приятные мысли.
Стоило школьникам разойтись, Марк воодушевленно возобновил беседу – все-таки одноклассники его более чем напрягали:
– Кстати, может, ну ее к черту эту ретепетицию во вторник? – беззаботно ухмыльнувшись, предложил Марк. – Сгоняем в киношку на какой-нибудь слэшер…
– Ретепетиция? Что за…? Хотя, ладно, я поняла. Хорошо. Но насчет четверга сомневаюсь – мне еще письмо Татьяны доучивать, да и Тамару кое для кого готовить, – с укоризной посмотрев на Марка, рассуждала Романова. – В общем, маловероятно, что выйдет. Может, на выходных? Да и позвать Киру и Влада можем, думаю, они согласятся, особенно Кира с ее вечным нытьем, что она в кино хочет.
– К сожалению, выходные принадлежат вовсе не мне, – горько вздохнув, сообщил Марк.
– А что такое?
– Ну, в субботу я освобождаюсь только вечером, а в воскресенье свободен лишь ранним утром, что еще более печально, чем суббота.
– Чем же ты таким занят? – хихикнула Романова, на что Марк покачал головой.
– Я в этом году заканчиваю музыкальную школу по классу акустической гитары… Неужели, я тебе не говорил? – удивился Зильберштейн, потянувшись за второй сигаретой. Когда он оставался наедине с Евой, то всегда курил на одну больше. У каждого своя вредная привычка, не так ли, Иви?
– Впервые слышу, – улыбнулась девушка и, смутившись, попросила: – Может, как-нибудь сыграешь мне?
– Может, как-нибудь сыграю тебе, – согласился одноклассник. – Кстати, слышала школьные новости?
– «Кстати» это к чему? – усмехнулась девушка. – Ну, в общем, ладно. Что за новости?
– Таня, похоже, с Егором начала встречаться.
– Откуда узнал?
– Сурикова рассказала, а они ж с Таней, как-никак, лучшие подруги.
– Марк, ну, ты и сплетница, – засмеялась Ева и пошла вперед. Тогда у Марка зародилась интересная идея, о которой я расскажу несколько позже, но, а пока немец торопился за подругой, которая ускорялась. Видимо, ей очень хотелось домой.
В школе Зверя не любили тех, кто говорил много лишнего. Естественно, Марк изначально не вписывался в данную канву – обсуждать чужую личную жизнь он любил, чего никогда не скрывал. Главное – быть честным с самим собой, а потом и с окружающими. Так вышло, что ту новость Марк подслушал абсолютно случайно, и информация была секретной. Разумеется, такое никому бы не могло прийти в голову: ни ему, ни Еве, которая вечером обо всем рассказала Кире, которая уже рассказала обо всем Стасу. Таким образом, началась Грандиозная Паутина Сплетен, иначе именуемая как ГПС.
Кто бы мог подумать, что именно она станет причиной дальнейших проблем в школе? Уж точно не я.
ГПС разрослась настолько быстро, что к следующему утру уже оба девятых класса знали, что Егор обзавелся подружкой. Марку от этого было ни тепло, ни холодно, но вот стоило Егору прийти в школу, так на него обрушились заинтересованные девичьи взгляды и ехидные смешки мальчишек. Когда пришла Таня, то одноклассницы сразу же накинулись на нее с расспросами, мол, когда они так успели. Девушка отреагировала намного спокойней, чем ее новоиспеченный молодой человек: тот сразу же начал отнекиваться от разного рода связей с женским полом и чуть ли не признался в любви к мальчикам.
– Какая падла не следит за языком?! – разозлено процедил Егор, когда мимо него проходил Зильберштейн, насвистывавший мелодию из любимого фильма «Убить Билла». Не то чтобы Костенко мог предположить, что источником проблем мог стать Марк, но такого варианта он никак не мог исключать, так как у них были чрезвычайно напряженные отношения; неудивительно, если тот решил досадить ему таким способом. Мелочно? Да, но это всего лишь рассуждения стандартного представителя школы Зверя.
Отследить источник слуха было довольно-таки просто.
Это было двенадцатое декабря. В тот день Марк начал задумываться, стоит ли ему что-нибудь дарить Еве. Если и стоит, то что? Ему было непривычно делать какие-либо подарки на Новый Год, он едва мог подобрать что-нибудь достойное своей матушке. Фантазия у парня в этом плане была весьма скудна.
«Что бы ты хотела на НГ?» – написал Марк на клочке бумаги, вырванном из словаря, и протянул соседке по парте. Она с ленцою развернулась к своему месту и, увидев записку от приятеля, удивленно вскинула бровь. Развернув ее, она посмотрела на запись и, улыбнувшись, взяла первый попавшийся карандаш и написала ответ: «Импровизируй, милаш. Я же не спрашиваю у тебя, что тебе дарить;)»
Это был урок русского языка, когда Анна Александровна разбирала вместе с классом ошибки, которые наиболее часто совершают в ГИА. План посадки каждый раз менялся. В этот раз за Евой и Марком разместился Егор, который, узнав о слухе, решил «по-дружески» потолковать с немцем. Ему было известно, кто слишком болтлив.
Егор всегда одевался в спортивном стиле да любил спорт в целом. У него не было проблем с тем, чтобы найти себе девушку, даже если дело касалось не чистой любви, а чего-то более интимного. Ева никогда бы не подумала, что Костенко сможет стать для нее кем-то вроде родственной души.
Насколько мы помним, Марк – конфликтный человек, а Ева, к всеобщему сожалению, как правило, шла за стадом, следуя девизу: «Один за всех, и все за одного».
– Эй, Зибер, – подозвал Егор одноклассника.
– Ja? – отвлеченно наклонившись назад, спросил Марк. Он так и не посмотрел назад, но стоило ему наклониться ближе, Егор схватил того за воротник черного поло.
– Расскажи мне, педрила, каково жить с таким длинным языком? Видать, хорошо наработан? – прошипел одноклассник, Марк испуганно глянул в его сторону и вырвался из сильных рук, но его лицо оставалось по-прежнему невозмутимым. Немец блефовал. Ева заинтересованно повернулась на шум, затем еще несколько человек. Влад с пренебрежением наблюдал за внезапной стычкой ребят, впрочем, в последнее время его самого преследовало сильное желание дать Марку по щам. Среди парней того считали смазливым и замечали основном в девчачьем окружении – Ева да Кира. Лишь изредка ситуацию спасал сам Берднев.
– Не понимаю, о чем ты, – Зильберштейн поджал губы.
– Все-то ты понимаешь, – ухмыльнулся Егор. – Что, давно стрелу не забивали? Соскучился по былым временам?
– О чем он? – обеспокоенно поинтересовалась Ева.
– Почему же вы все такие… – не сумев подобрать нужных слов, замолчал Марк. Всем было прекрасно известно, что задеть Егора словом было невозможно. Марк знал об этом не понаслышке, но, тем не менее, всегда старался оставаться хладнокровным к чужим речам.
И быть более тактичным.
– Или сестренки не хватает? Говорят, она была невероятно хорошенькой, особенно если дело касалось не разговоров… Кому не понравится малышка, которая как только, так сразу бежит защищать своего братца? – упрекнул его Егор, и тут, кажется, именно тут у Марка снесло голову. Сознание помутнело. Он смутно понимал, что делает. Го лова безумно заболела, словно что-то сжало. Послышался ультразвук. Такой тонкий, едва слышный. Вывести Зильберштейна из себя непросто, но Егору удалось это сделать.
– Ты слышишь это? – прохрипел не своим голосом парень.
– Костенко! Зильберштейн! Я вам не особо мешаю?! – прикрикнула на подростков Анна Александровна, но ее слова были проигнорированы – Марк же их вовсе не заметил.
– Ты чо, совсем больной? – нахмурился Егор.
– Ты слышишь это? – настойчивей повторил Марк, мигом взглянув на потолок, повысил голос и с улыбкой добавил. – Я помогу тебе услышать, – после чего врезал ему одной правой. Не ожидав такого, Егор свалился со стула, прикрывая нос руками. Тем временем Зильберштейн решительно поднялся на стул и, с презрением осмотрев весь класс, произнес:
– Почему люди стремятся употреблять столько омерзительных слов в адрес того, кого они даже не знают? И, судя по всей их нахальности и распущенности, никогда не узнают. Кто-то настолько пуст и безобразен, что не увидит ничего дальше своего носа, – Романова осторожно потеребила парня за штанину, но он ее не заметил. – И после этого мне надо укорачивать язык? Во всяком случае, я никогда не скрываю того, о чем думаю, и не являюсь лицемером. Скажу даже более – люди, – он сделал неосторожную паузу, поскольку от перевозбуждения закружилась голова, – похожие на Егора, не достойны жизни. Мне кажется, они вообще ничего не достойны, – Марк обессиленно вернулся на свое место.
В классе наступила тишина.
Никто не смог сказать что-то против слова Марка. Даже Ева, которая смотрела на того с диким изумлением. Таня подскочила к Егору и, приобняв его, повела того к двери. Видимо, она решила проводить его к медсестре. Проходя мимо Зильберштейна, она чуть ли не плевком в лицо сказала про таких, как он; цитирую: «Таких, как ты, надо убивать еще в зародыше». Попахивает жестокостью в стиле Валерии Гай Германики, но что поделать, если не все так просто? Впрочем, спешу заверить вас, что обойдется все большим реализмом, нежели как в творениях той леди.
– Держите меня. Сейчас будет море крови, – сделав глубокий вдох, Анна Александровна встала у доски и испепеляющим взглядом посмотрела на Марка. – Это что сейчас было, Зильберштейн?!
– Самозащита, – уверенно заявил немец, хотя понимал, что еще немного, и его голос задрожит как последний осенний листок. То странное чувство его все еще не покинуло, но ультразвук затих.
– О своей самозащите будешь директору рассказывать! Все, с меня хватит. Собирай вещи, будем твоих родителей вызывать, – скомандовала классная руководительница.
Остальное было как в тумане. Даже не помнив, как собрал вещи, Марк послушно шел за Анной Александровной, которая тихонько материла все на свете себе под нос. Одноклассники шокировано провожали парня глазами, пока тот вовсе не скрылся в коридоре. Для школы Зверя произошедшее было нестандартной ситуацией, когда кого-либо вызывают к директору. Пожалуй, это был первый случай, о котором знала Ева. Такого поворота событий она никак не ожидала.
Только уже сидя на стуле перед столом директора, Марк более-менее пришел в себя. Мысли смешались в кашу и напоминали сумбурный поток местоимений и нецензурных существительных.
До матушки Марка так и не удалось дозвониться, поэтому девятиклассника отправили домой; ее собирались вызвать в школу на следующий день. Зильберштейн искренне не понимал, почему учительница на него так взъелась – начал же не он. Тем более, не он перешел на оскорбления членов семьи. Он лишь постоял за себя и расставил все точки над «i». Разве в этом могло быть что-то плохое?
Ученики девятого класса «А» с ненавистью пожирали глазами выходившего из кабинета директора Марка. Ева вместе с Кирой и Владом сидела на первом этаже у входа, и они что-то обсуждали. Судя по недовольным возгласам Берднева, они говорили о сегодняшнем инциденте. Романова внимательно слушала, что ей говорили ребята, будто в мыслях что-то оценивала. Нацепив на скорую руку пальто, даже не застегивая его, он поспешил к Романовой.
– Слушай, Иви, ты не против, если я тебе сегодня позвоню? Надо бы отрепетировать «Демона», – это был единственный разумный предлог, который сумел придумать Марк.
– Хорошо, буду ждать, – любезно улыбнулась девушка и, как ни в чем не бывало, продолжила беседовать с друзьями, лишь изредка поглядывая на парня.
Марку больше ничего не оставалось, как пойти к выходу.
Следующее утро в школе началось внезапно холодно и недружелюбно. Марк с удивлением отметил, что его либо не замечали, либо смотрели на него с лютой ненавистью. Впервые ему стало не по себе от полных пренебрежения и неприязни взглядов. Все бы, конечно, ничего – можно спокойно прожить, игнорируя общественное мнение, но что делать, если может отвернуться самый близкий человек? У него уже возникли сомнения на сей счет. Изначально у Марка было предположение, что на Еву могло повлиять случившееся; вчера он не смог дозвониться до нее – то ее не было дома, то занято. А на звонки на сотовый, судя по всему, она не реагировала. Впрочем, их было не особо много, Марк ненавидел быть назойливым.
В отличие от Зильберштейна Ева в тот день пришла с опозданием, что было для нее чем-то невообразимым, но таким приятным. Наконец-то она смогла хоть чуть– чуть, но подольше поспать. О встрече с Марком она не думала ровным счетом до того момента, пока внезапно не увидела его в классе. Ева, немного колеблясь, прошла мимо приятеля и села вместе с Кирой – вчера ей промыли мозг по поводу того, что с немцем нельзя общаться, и она пока не решалась возобновлять контакт. На некоторое время она посчитала нужным затаиться и более не светиться в «неправильной компании». Парня обдало приятным жасминовым запахом духов подруги, от которого у него сначала закружилась голова, затем он почувствовал что-то еще. Точно. Духи перекрывали запах табака, который девочки, шифруясь, маскируют туалетной водой или зажевывают жвачкой. Или все вместе и разом; после этого пахнет от девиц как от дешевенького автомобильного ароматизатора.
Обстоятельства сложились так, что Марк не мог найти подходившего момента, чтобы поговорить с Евой – ее постоянно куда-то таскали «друзья», к которым Марк относился с пренебрежением. Что же. Отныне с пренебрежением относились к нему.
Анна Александровна, не зная всей проблемы изнутри, удивлялась, насколько класс оказался сплоченным, раз они поддержали Егора в столь непростой ситуации. Во время большой перемены после второго урока учительница вышла в коридор на третьем этаже, где заметила свой класс, собравшийся возле кабинета географии. Ребята о чем-то переговаривались, весело смеясь. Затем Анна Александровна обратила внимание, что немного левее стоял Зильберштейн, державшийся обособленно от коллектива. Как было сказано ранее – Бог любит троицу, именно поэтому чувства Евы не пережили очередного конфликта и расстройства.