bannerbanner
Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)
Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)

Полная версия

Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)

Язык: Русский
Год издания: 2015
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 10

– Ты не только меня не заметил, – раздраженно начала Ева, – но и проигнорировал мою просьбу!

Марк подскочил за своим чемоданом и, взяв его, подбежал обратно.

– Ладно, пошли, – обессиленно произнесла Романова, скрываясь внутри подъезда.

– Хорошо… Так почему ты просила не садиться там? – почувствовав свою вину, Марк немного присмирел и понизил голос.

Зайдя в лифт, Ева немного помедлила, прежде чем назвать истинную причину непонятного немцу запрета:

– Позавчера именно на этой скамейке нашли убитую девушку, – зловеще прошептала Романова ему прямо на ухо. – Тебе понравилось там? Если хочешь, можем вернуться и поискать какие-нибудь следы ее пребывания здесь или какой-нибудь фрагмент ее трупа…

Слова, казалось, произвели превосходный эффект – особенно при помощи тона, благодаря которому в фильме ужасов могли на персонажа нагнать страх. Так и в этот раз: ощутив свой триумф и заткнув Марка на какое-то время, Ева, улыбаясь, развернулась к дверям лифта и считала секунды до их открытия. Выйдя из кабины, она потянулась в карман куртки за ключами, но через мгновение она заметила, что Марка не было рядом. Она заглянула в лифт и обнаружила его в состоянии глубокого транса.

– Марк, что с тобой? – озадачилась «шутница», которая никак не могла представить, что небольшое преувеличение произведет на кого-то настолько сильный эффект. Уж точно этим человеком не должен был оказаться Зильберштейн.

– Я сидел там, где лежала покойница, – отрешенно ответил тот, переведя затуманенный взгляд на Еву.

– У тебя некрофобия? – помимо прекрасного знания биографий многих серийных убийц, девятиклассница была великолепно осведомлена насчет всевозможных фобий. – Или верминофобия?

– Верми… что?

– Боязнь инфекций, болезней, ну, и так далее, – потянув юноше руку, отмахнулась она. – Пошли, трусишка.

Дома было тепло, можно было отогреться. Только пол был, как всегда, холодным, и, пройдя в прихожую, Ева поставила пакеты и метнулась к шкафу за тапками для гостя. Привычка, не более. Все еще пребывая в шоке, Марк застыл на пороге и крутил головой. После он робко шагнул на коврик, прикрыл за собой дверь, и, сообразив, как работает замок, закрыл ее. Изумленно осматривая помещение, Марк приметил зеркало и самодовольно кивнул, завидев собственное отражение. Определенно, он считал себя великолепным. Страх или нечто иное постепенно отступали, но все равно что-то продолжало тревожить. Поставив чемодан на пол, парень завозился с молниями сапог, которые давно требовали смазки.

Пока одноклассник осваивался, Ева поставила кипятиться на плиту большой пузатый чайник и, задумчиво посмотрев на нетронутую пиалу супа, переставила ее ближе к раковине. Поздновато она вспомнила о трапезе, а при госте было бы слишком неловко обедать. Так уж сложилось, что девушке было неловко есть при других людях – ей сразу начинало казаться, что вторгаются в ее личное пространство.

– Чай, кофе? – с кухни спросила Ева, когда Марк медленно расстегивал пуговицы пальто. – Тебе с сахаром, или руки с мылом помоешь?

– Я пью только кофе. Обожаю только кофе, – развязывая черно-белый шарф в клеточку, сообщил о своем пристрастии Зильберштейн, внимательно радуясь своему отражению. – Сахара… Наверное, лучше одну ложку, хотя я пью с сукразитом.

«Диабетик?» – подумала девушка, когда искала на полках кухонного шкафа упаковку с заменителем. Спросить прямо она не решалась, поэтому оставила это на потом. В конце концов, ей же с ним не детей заводить, так что какая к черту разница? Встав на носочки, Ева достала с верхней полки посудного шкафчика две кружки. Скоро должен был засвистеть чайник.

– Ты видела ту дохлятину прямо там? Когда ее нашли на скамейке? – не успокаивался школьник, аккуратно обойдя тапки и застыв в проеме, уставившись карими глазами на очевидца. – Как это было?

– Потрясающе, – невесело усмехнулась Ева, накладывая себе сахар в чашку с фотографией «Зачарованных». Точно две ложки.

– Черт, не стоило мне садиться, – ошеломленно произнес парень. – Гадость, – его передернуло.

Удивленно вскинув бровь, Романова повернулась к Марку и с насмешкой сказала:

– Никогда бы не подумала, что ты настолько брезглив. Да ладно тебе, расслабься, – она дружелюбно улыбнулась. – Конечно, пока туда никто не садится, но вскоре все об этом забудут.

– Забудут. И что? Я-то не забуду, – немец скрестил руки на груди и усмехнулся. – Мы с мамой как раз сегодня обсуждали это, когда я помогал донести ей сумки из магазина, – невозмутимо сказал Марк, но потом смутился, поскольку вспомнил о том, что прежде никогда не вдавался в подробности жизни вне школы. Он ненавидел рассказывать о себе, во всяком случае, правду. – Да еще и промерз к чертям собачьим, – отвлеченно добавил он, переводя тему.

То, что Марк помогал своей матери, Ева отметила где-то в своих мыслях – немногие дети ныне это делают. Для подростков становилось чем-то удивительным даже нормально поговорить со своими родителями, не то, что просто проявить внимание. Марк ей в этом плане почему-то импонировал. В глазах Евы он выглядел загадочной персоной, о которой толком никто ничего не знал.

– Суп? – пройдя на кухню, Зильберштейн выглядел почему-то шокированным. – Как можно есть этот шлак?

– Ах, ну да… Ты ведь немец, так? – поставив сахар обратно на полку, улыбнувшись, уточнила девушка. Парень недоуменно кивнул, хотя точно помнил, что не раз об этом упоминал. Может, у нее действительно память как у золотой рыбки? – Ну, я забыла просто, вы же немцы, любите жареная сосиска, квашеная капуста и музыкальный горох, – потянувшись за баночкой сахарозаменителя, усмехнулась девушка.

– То, что я немец, ни о чем не говорит, – сварливо заметил он. – Тогда ты, если русская, то должна торчать от борща, черной икры и водки. Где медведь с балалайкой и ушанкой?

– Маркуш, – приторно ласковым голоском пролепетала Романова, – во-первых, борщ – блюдо украинской кухни, никак не русской. Нашим принято считать уху. Во-вторых, черная икра не в тренде, в-третьих, водку было принято пить только зимой, чтобы не замерзнуть.

– А как же греться у атомного реактора? – присев на стул, Марк скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

– Да иди ты! – хихикнула девушка и убрала со столешницы ненужные вещи обратно.

Внезапно она неловко задела контейнер с лекарствами, и тот повалился вниз. Моментально среагировав, Марк рванул за падавшей аптечкой и буквально в миллиметре от пола успел ее подхватить.

Выпив чай и кофе, ребята начали собираться на школьное торжество, назначенное на пять часов вечера. Поскольку кухня оказалась наиболее освещенной комнатой, то было решено начать подготовку именно там. Загадочный чемодан стилиста был поставлен на стол, после чего Марк, достав из кармана свободной полосатой толстовки ключ, отпер замки и открыл его. Содержимое было разделено ровно на две части: справа хранилась обычная косметика, а слева средства для создания театрального грима.

Образ Евы – девушка легкого поведения с перерезанным горлом. Изначально ей не хотелось примерять амплуа жертвы; она пыталась это объяснить, стараясь как можно меньше вдаваться в подробности. Но мы– то с вами знаем, что дело было в том убийстве.

– Мне кажется, что люди посчитают, что это – моя скрытая натура, – оправдываясь перед одноклассником, всплеснула руками та. – Может, лучше что-то более нежное? Не хочу, чтобы кто-то подумал, что я распутница, тем более, мертвая.

– Ты не хочешь, чтобы люди посчитали тебя изображающей жертву недавнего преступления? – Марк достал какие-то тюбики из чемодана. Похоже, что-то типа белил. Ева удивленно посмотрела на немца – неужели он настолько точно уловил ее мысль? Впрочем, юноша не обратил внимания на взгляд одноклассницы и продолжил заниматься своим делом: – Мертвая шлюха – самое простое, что я смогу сделать менее чем за полчаса.

– Да, но… что, если тот, кто убил ту проститутку, то убил из-за того, что она падшая? – в ее слова проник страх, цеплявший Романову на протяжении нескольких дней. Всякий раз, выходя из дома, она следила за тем, чтобы не выглядеть вызывающе.

– Не сцы, Маруся, – похлопав Еву по плечу, ухмыльнулся Зильберштейн. – Я Дубровский.

– Ты умеешь читать? – с притворным восторгом спросила девушка. – Серьезно? Надо отпраздновать!

– Я говорю это все к тому, что у нас не Штаты, где в Хэллоуин происходят массовые убийства, вернее, я думаю, что там так… да и ты же не одна будешь, а со мной, – устало выдохнув, Марк поставил один из пакетов на стул, после чего достал оттуда топор и замахнулся. – На самом деле, я хотел взять биту, но мне показалось, что топор в России будет как-то каноничней, – тогда Ева задалась вопросом – зачем Марку бита? Он даже не был похож на бейсболиста.

Образ Марка – убийца с топором, чье лицо разрисовано «под череп». Белила пригодились не только девушке, но и ему самому. При нанесении макияжа Марк выглядел крайне неуверенно – казалось, что он боялся прикасаться к девушке. Его руки дрожали, он то и дело осматривал получившийся результат, опасаясь, что мог совершить ошибку. Еве даже показалось, что она услышала, как быстро билось сердце Марка. «Наверное, переживает за результат», – оправдала знакомого Ева.

Когда с гримом Евы было покончено, Марк приступил к своему. Напарнице он не позволял вмешиваться в процесс, объясняя тем, что она может все испортить. Единственное, в чем пригодилась ее помощь, так это нарисовать небрежный контур глаз. Именно небрежный, как подчеркнул юноша, поскольку Ева точно не сумеет нарисовать четкий контур глазниц. По сути, это могло бы ее обидеть, но она была благодарна однокласснику за воодушевлявшие речи… и топор, который он собрался волочить прямо по улице.

С помощью ножниц черные капроновые колготки были порваны уже на ногах девушки, которая чуть ли не пищала от того, как Марк ими управлялся (в одной руке он держал сами ножницы, в другой открытый прозрачный лак для ногтей на тот случай, если что-то будет нужно подклеить). Создавать наряд Евы оказалось не так просто, как представлялось ранее. Марку было проще – переоделся в рубище, и все, готово.

Если брать во внимание, что для России Хэллоуин не является праздником широких масс, то представьте, какова была реакция прохожих на учеников из школы Зверя, шедших на местный карнавал. Скажем так, большая часть школьников направлялась к учебному заведению в добровольно-принудительном порядке, как любила говорить Анна Александровна. Сейчас такими фальшивыми праздниками толком никого не заинтересуешь, поэтому учителям пришлось пойти на хитрость, чтобы привлечь подопечных к внеклассной деятельности. Положительная оценка, которую классные руководители ставили по преподаваемым ими предметам, служила необходимой мотивацией (очень жалко тех, у кого классный руководитель – физрук; получить пятерку на физкультуре – плевое дело). Естественно, подобная схема использовалась не первый раз и не первый год. Сколько же приходится тратить сил, чтобы соответствовать требованиям прихотливого директора!

Ведущим вечера единогласно был выбран ученик десятого класса Юра Айерченко (ударение на предпоследний слог), который на тот момент являлся президентом школы. Абсолютно бесполезная должность, кстати. Ни почета, ни уважения, ни работы. Что касается самого Айерченко, то он был ярким представителем молодежи – иссиня-черные волосы, разноцветные – если быть точнее, то зеленые и красные – линзы, и, плюс, он носил пирсинг нижней губы. Встречался с самыми привлекательными девушками школы, как, например, с одной француженкой, но это уже совсем другая история, о которой я расскажу позже. Юра был умным и осторожным человеком. Он относился к тому типу людей, которые никогда не пойдут в подвал под тревожную музыку.

Итого на мероприятии появилось примерно сорок персон. Для начала неплохо, не так ли? Многие даже постарались придумать себе образ.

Воодушевленный уличным вниманием Марк готовился к страстному приветствию от одношкольников, поскольку он, чего и следовало ожидать, единственный додумался прийти с реквизитом, но так уж вышло, что он моментально влился в толпу.

Перед началом конкурса на самую лучшую пару к ребятам подошел ведущий; на этот раз один его глаз благодаря склеральной линзе приобрел черный белок (чувствуете игру слов?) и кроваво-алую радужную оболочку. Также на его лице была белоснежная марлевая повязка.

– Гутен абенд, Зильберштейн, – с пренебрежением бросил Юра, после на пятках развернувшись к спутнице немца. Кажется, он был бы не прочь за ней приударить. – Ты Ева Романова, верно?

Наслушавшись вдоволь о репутации ловеласа, Еве хотелось поговорить с Юрой, чтобы разобраться, какой он на самом деле человек. Она была моралисткой и многие свои действия совершала без задних мыслей, если вы понимаете, о чем я, впрочем, ей в глубине души все же было интересно, обратил бы десятиклассник на нее внимание как на девушку, но не успела Ева и пикнуть, как Марк опередил ее:

– Она самая, – хмуро поджав губы, подтвердил Марк. – Собственно, чего тебе надобно, Айерченко? – он сделал шаг вперед, и со стороны казалось, что таким образом он будто отгораживал Еву от неприятеля.

– Всего лишь хотел пожелать удачи, – привставая на носочки, Юра убрал руки за спину. – Впрочем, не думаю, что такому неудачнику как ты, она поможет, – добавил он и покинул их.

Дождавшись, когда Айерченко отойдет на расстояние, чтобы ему ничего не было слышно, Ева рывком развернула Марка к себе и со злостью посмотрела на него. По правде говоря, она не особо переживала из-за неудавшегося разговора и оскорбления немца, но для нее Марк не был тем человеком, с которым стоило прекращать конфликт в зародыше, поэтому Романова не собиралась себя никоим образом сдерживать:

– Что это сейчас было? – четко выговаривая каждый слог, процедила она. Спорить девушка любила, чего уж скрывать, а покричать еще больше. Больше всего ее злили какого-либо рода ограничения, не имевшие за собой достойного основания. Рожица «мертвой шлюхи» была проработана идеально, на какое-то мгновение Марк даже испугался, но понял, что сделал качественную работу и был горд собой.

– Ты о чем, Ива? – искренне удивился Марк. – Если ты о нашей «дружеской» беседе…

– Ты мне не дал даже слова сказать! Может, я хотела с ним познакомиться? – продолжала на повышенных тонах девушка.

– Ты что, совсем сумасшедшая?! С ним же трахается все, что движется!

Разумеется, Романовой даром не был нужен ведущий, но ругаться с Марком ей пришлось по душе и невероятно понравилось. Сразу накатил прилив энергии, и эмоции переливались через край.

– Слушай, то ты под педрилку косишь со своим: «макияж – то, а грим – это», – девушка красноречиво жестикулировала, – то пытаешься изобразить из себя альфа-самца.

– Shut up[14], молоденькая самка, – сначала Марк невольно улыбнулся, но затем посерьезнел. – Понимаешь, когда твоя мать работает гримером в театре, а потом стилистом в захудалом салоне, то сложно не знать элементарного! Если ты красишь хуже, то в этом совершенно нет моей вины, – парень опустил топор рукояткой вниз, прижал рукоять к своей ноге и сдернул капюшон. Прежде Ева не могла представить себе ссоры с Зильберштейном. Теперь ей стало немного не по себе, особенно учитывая тот факт, что, как-никак, но у него был с собой топор, а парень был очень зол. Хорошо, что он не подумал тоже самое, что и Ева, – может, проблема на самом деле в тебе?

– Так вот почему ты не захотел красить ногти черным лаком, – попыталась пошутить Ева, но попытка оказалась неудачной.

Эта был их самый первый серьезный конфликт. Таковых было немного, но, к сожалению, в будущем они были и не раз.

– Да пошла ты на хер, Ева! – отчаянно крикнул чуть ли не на весь зал Марк, и пришедшие посмотрели на ссорившихся подростков. Сделав несколько глубоких вдохов, он успокоился и продолжил: – Я уже давно пожалел, что перешел в ваш класс. Я рассчитывал, что хотя бы ты будешь вменяемой, менее стереотипной, но, увы, я ошибался. Auf Wiedersehen[15], – махнув рукой, выдержано попрощался Зильберштейн и поспешил удалиться из зала.

Марк выскочил как ошпаренный из здания и уселся на крыльце школы. Ему было начхать на холод и то, что он может простудиться и заболеть – это последнее, о чем он мог подумать в те минуты. Его бесило все вокруг: люди, место, атмосфера – он всем сердцем ненавидел эту проклятую постановку, в которой ему приходилось играть роль. Машинально потянулся за пачкой сигарет, в которой лежала и красная зажигалка Cricket с колесиком.

Тем временем Ева увядала в одиночестве. Малышке лишь хотелось немного повздорить, но задевать чьи-либо чувства она точно не планировала. Правда, в ту секунду она по привычке думала лишь о себе – что же будет с конкурсом? Неужели придется срочно искать нового партнера или бежать просить прощения у немца?

– Вы поссорились? – к Еве подоспела Таня, одетая в костюм волшебницы, но больше это смахивало на развратную ведьму. Сжечь бы ее на костре.

– Похоже на то, – в голове Романовой был полнейший ералаш из-за его фразы о том, что он ее воспринимал совсем другим человеком. – Что делать?

– Из-за чего хотя бы? – вмешалась в разговор Сурикова. Без понятия, какой у нее был наряд… пусть Винни Пух.

– Да из-за ерунды, на самом деле… Случайно задела тему его перехода и матери. Похоже, он не любит о ней говорить.

– Кажется, Марк и живет-то только с матерью, – шепча друг другу, сплетничали Сурикова и Таня. – Отец либо умер, либо в тюрьме… В общем, нет у него отца.

И внутри Евы что-то щелкнуло. Нет, она не прониклась сочувствием или жалостью, просто больше ей не следовало слушать бессмысленный треп. Более правильной тратой времени стал бы поиск Зильберштейна. Девушка хотела закончить конкурс и, при этом, не упасть лицом в грязь. До начала мероприятия оставалось около десяти минут, и Ева поспешила за Марком, чтобы успеть к началу. Интуиция у нее была развита посредственно, но в катастрофические моменты Еве не было равных – она становилась лучше любого экстрасенса.

Марк, сидевший в то время на крыльце, поджег вторую сигарету и втянул дым в себя, живописно представляя, как он губит его легкие и здоровье в целом. Ему нравилась тема саморазрушения.

– Лишь только я тебя увидел и тайно вдруг возненавидел бессмертие и власть свою, – отвлеченно, вполголоса, шептал Марк, изучая забор закрывавшегося детского сада. Родители, задержавшиеся на работе, забирали своих детей.

Перестав воспринимать себя ребенком где-то с пяти лет, Марк попытался стать максимально самостоятельным, насколько это было возможно. Он один ходил в детский сад, в семь лет его даже не провожали в школу. Матушка с большими надеждами отдала его в гимназический класс, но из-за того, что русский язык давался плохо, мальчика перевели в обычный, где он только в средней школе взялся за ум. Сложные отношения и недопонимание со стороны сверстников научили его главному – он сам себе стал лучшим другом.

– Марк? – беспокойно позвала Ева, выскочив на улицу с курткой на плечах. Она всматривалась во тьму школьного двора, но боялась спуститься на ступеньки, потому что, подобно раскату грома, до нее дошла ее неправота.

Немец повернулся вполоборота и заметил взволнованную мордашку Евы, выглядывавшую из-за угла. Романова щурилась, не в силах справиться с ночной темнотой.

– Ты здесь?

– Ja, – Зильберштейн сунул сигарету в рот и уставился на одноклассницу. Переминаясь с ноги на ногу, та нерешительно спустилась на первую ступеньку и виновато опустила взгляд.

– Ты сильно злишься?

– Мне уже плевать, Ева.

– Неужели я наконец-то стала Евой? – ухмыльнулась Романова. Марк на нее мрачно глянул, и улыбка сползла с ее лица. – Ладно. Раз так… Марк, прости меня, пожалуйста. Я погорячилась…

– «Сь» и «ся» – постфиксы, образовывающие обратные глаголы. Прежде говорили не, допустим, «погорячилась», а «погорячила себя», – лишенным эмоций голосом произнес Марк. – Погорячила ты себя, хорошо, что не извиняешь себя.

– Откуда узнал? – расслабилась Ева, поинтересовавшись с улыбкой.

– Стал посещать факультатив Анны Александровны. По четвергам, восьмым уроком, – затушив сигарету, сообщил парень. – Она сказала, что мне просто повезло во время пробника.

– Это же хорошо, что подфартило. Я верю, что к экзаменам ты будешь знать русский лучше меня, – показав большой палец вверх, заверила девушка, но потом стыдливо опустила взгляд. – Если честно, мне бы не хотелось терять какое-никакое общение с тобой из-за такой ерунды. Я все-таки думаю, что ты не такой плохой парень, каким ты себя выставляешь.

Марк удивленно посмотрел на девушку, временно утеряв хладнокровие. Затем самодовольно усмехнулся:

– Знаешь, я уже давно понял, что лучший способ разрешить конфликт – это идти на контакт, ибо такие стереотипные люди, как ты, подумают что-то свое. Я порядком устал от того, что на меня наговаривают.

– Слышал о такой штуке, как первое впечатление?

– Разумеется, а что?

– То было не более чем первое впечатление. Оглянись, посмотри, где мы живем, – в доказательство Ева развела руками, но, как назло, никого в округе не было. – Есть и положительные моменты. Но вот ты сейчас, кстати, тоже со своим первым впечатлением обо мне, и как оно?

– Легкое разочарование.

– Разочарование?

– Разочарование, – вновь кивнул Марк. – Обидеть меня невозможно, а разозлить сложно… Поразительно, что ты смогла все это сделать разом, – он поднял на нее взгляд. – Самая правильная эмоция, помимо гнева, – это разочарование.

– Не очаровывайся тогда, – тепло улыбнулась Романова. – Ну что, мир?

Зильберштейн посмотрел на протянутую руку девушки и, потратив на обдумывание меньше минуты, взялся за нее и вскочил на ноги.

Конкурс на лучшую пару прошел невероятно быстро и просто; Ева же предполагала, что он будет состоять из разных парных состязаний, но вместо этого все пары были вызваны на сцену, где их внешний вид оценивали жюри и зрители. Каждому участнику пришлось описать свой образ в нескольких словах. Ева представила образ одной из пяти канонических жертв Джека Потрошителя, известную как Мэри Келли. Поскольку та была самой привлекательной из всех убиенных, Романова выбрала именно ее (на самом деле, Келли была убита иным образом – расчленена, но, боюсь, кроме Евы об этом никто не догадывался, а ассоциация с каноничными жертвами у нее пошла именно после утреннего «привета»). Марк представился «психом с топором»; к тому времени его маска расплылась.

В зависимости от того, насколько громко хлопали зрители, выставлялась оценка, плюсовались баллы жюри, все суммировалось, и в итоге объявлялся победитель. Громче всего, правда, хлопали звонким комментариям Айерченко, нежели участникам шоу, но, тем не менее, приз зрительских симпатий достался ученикам десятого «А» класса, но вот объявили общий результат и… та-да-да-та… Марк и Ева заняли призовое место!

Стоило участникам первого конкурса покинуть сцену, попросили подняться тех, кто участвовал в соревновании на самый лучший костюм. Победил Винни Пух, но я не помню, кто это был… Ладно, предположим, это была Сурикова.

Затем было нечто вроде дискотеки, причем сразу зазвучали медленные композиции. На Марка и Еву повесили ленты, на которых серебристыми буквами было выведено «Король Хэллоуина» и «Королева Хэллоуина», но ребята ради забавы поменялись ими.

– Потанцуем? – весело предложил «Королева», и, не успела девушка ответить, как он взял ее под руку.

Все было превосходно. Ева для себя даже решила, что будет далее стараться понимать Марка без ошибок, чтобы больше не возникало таких нелепых ситуаций. И Марк сам был более чем доволен. На часах было полседьмого, мероприятие заканчивалось около семи. В этот вечер Еве стало приятно общество Марка (хотя, может, злую шутку с ней сыграл алкоголь, подлитый в пунш), пока внезапно не зазвонил телефон.

Торопливо достав его из кармана, скрытого в сером свободном платье, Ева прочитала запись на дисплее:

– Влад… – и посмотрела на Марка, отпуская его. – Я отойду, скоро буду, – она ответила на входивший звонок, и ее губы растянулись в трепетной улыбке. – Привет, Влад, ты как? Как самочувствие? – Ева отходила в сторону выхода, увлеченно разговаривая с Бердневым.

Разочаровано проследив за ней взглядом, Марк пожал плечами и подошел к открытому окну, откуда тянуло приятной прохладой.


Ноль – три. Город на Костях

I did my best to try and beA mirror of societyBut we both know the mirror’s crackedAnd everybody’s in the act(Sick Puppies – «So What I Lied»)[16]

Ноябрь. 2007 год.

Взглянув в угол монитора, Ева устало зевнула, увидев, что время близилось к двум часам ночи. Она лениво размяла руки и открыла вкладку в Интернет-браузере с очередной страшной историей. С минуты на минуту должен был позвонить Марк, который вместе с ней поедет на вокзал. Их отвезут родители Ивы, которые любезно согласились помочь матери Марка, не сумевшей взять выходной для проводов сына. Отправление было в четыре утра, и девушка не представляла, как все это время она сумеет бодрствовать, но, тем не менее, у Киры были свои планы на время в пути.

На страницу:
4 из 10