Полная версия
Русский путь братьев Киреевских
Весной 1824 года, сдав так называемый комитетский экзамен для поступления на государственную службу, братья Киреевские были зачислены в Московский архив Государственной коллегии иностранных дел и, приняв присягу, приступили к работе. Здесь же, на Солянке – в старинном доме в Хохловском переулке оказались А. И. Кошелев, братья Дмитрий Владимирович и Алексей Владимирович Веневитиновы, С. П. Шевырев, В. П. Титов, С. А. Соболевский. Так сложился круг «архивных юношей», задавший тон светской жизни Москвы и потому увековеченный А. С. Пушкиным в первых четырех строчках строфы XLIX седьмой главы своего «Евгения Онегина»:
Архивны юноши толпоюНа Таню чопорно глядятИ про нее между собоюНеблагосклонно говорят[454].Основной задачей Московского архива Государственной коллегии иностранных дел – места хранения документов Посольского приказа и всей дипломатической переписки – был разбор и публикация «Собрания государственных грамот и договоров». Эта работа, начатая еще в XVIII в. знаменитым историком и архивистом Г.-Ф. Миллером, была продолжена его преемником А. Ф. Малиновским, имевшим снисхождение к молодым сотрудникам, дважды в неделю (понедельник и четверг) являвшимся на службу и проводившим все свободное время за дружескими беседами и сочинительством.
Еще ранее, а именно в 1823 году, Иван и Петр Киреевские вошли в кружок преподавателя Благородного пансиона при Московском университете С. Е. Райча. Поэт, переводчик «Георгик» Вергилия, воспитатель Ф. И. Тютчева и А. Н. Муравьева, Семен Егорович Райч учредил свой «Союз друзей» из коллег (М. П. Погодин и В. И. Оболенский) и воспитанников (князь В. Ф. Одоевский, В. П. Титов, С. П. Шевырев). К ним примкнули бывший ученик Райча А. Н. Муравьев и ученик Оболенского А. И. Кошелев, который в свою очередь привлек к Союзу друзей «архивных юношей». «У нас, – писал М. П. Погодин, – состоялось общество друзей. Собираемся раза два в неделю и читаем свои сочинения и переводы. У нас положено, между прочим, перевести всех греческих и римских классиков и перевести со всех языков лучшие книги о воспитании, и уже начаты Платон, Демосфен и Тит Ливий»[455]. В частности, В. И. Оболенский в 1827 году перевел «Платоновы разговоры о законах» и приступил в 1830-е годы к переводу творений святителя Иоанна Златоуста, придя к выводу, что вершину античной культуры составляет не мифология, а раннехристианская литература.
Буквально через год братья Киреевские становятся членами Общества любомудрия: В. Ф. Одоевский (председатель), Д. В. Веневитинов (секретарь), А. И. Кошелев, Н. М. Рожалин, В. П. Попов, С. П. Шевырев, Н. А. Мельгунов. Молодые скептики, объединившиеся вокруг идей Канта, Фихте, Шеллинга, Окена, Гёрреса, тайно собирались субботними вечерами в квартире В. Ф. Одоевского. «Тут, – вспоминал А. И. Кошелев, – мы иногда читали наши философские сочинения, но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественный предмет наших бесед; христианское учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для любомудров. Мы особенно высоко ценили Спинозу, и его творения мы считали много выше Евангелия и других Священных Писаний»[456].
Одновременно с тайными заседаниями Общества любомудров проходили и заседания в более широком составе («вторники» Д. В. Веневитинова), в которых принимала участие молодежь из среды Московского университета и университетского Благородного пансиона: В. П. Титов, А. В. Веневитинов, А. С. Хомяков, И. С. Мальцев, В. П. Андросов и др. Не случайно название любомудры имеет расширенную трактовку применительно ко всему кругу московской молодежи того времени.
Мечтали о распространении серьезного и здравого классического образования, об освобождении крестьян и пробуждении у народа подлинного религиозного чувства. Сочувственно отнеслись к идеям государственных преобразований декабристов, поддержав идеи, но не преступные способы их осуществления[457], почему после подавления восстания на Сенатской площади и прокатившихся арестов с особой торжественностью предали огню и устав, и протоколы Общества любомудрия[458].
Конец лета – начало осени 1826 года было временем последних встреч московского идеалистического юношеского кружка. В августе Москва ожидала прибытия для венчания на царство нового государя Николая Павловича. «Архивные юноши», как и прочие служащие, должны были присутствовать на официальных торжествах. Оставшись без летних отпусков, друзья проводили время в прогулках по московским окрестностям. Настроения этих дней навеяли И. В. Киреевскому пафос его первого литературного произведения «Царицынская ночь»: «Ночь застала веселую кавалькаду в двух верстах от Царицына. Невольно изменили они быстрый бег лошадей своих на медленный шаг, когда перед ними открылись огромные пруды – красноречивый памятник мудрого правления Годунова. Шумные разговоры умолкли, и тихие мысли сами собой пошли разгадывать прошлую жизнь отечества.
Между тем взошел месяц. Он осветил неровную узкую дорогу, открыл дальние поля и рощи и отразился в спокойных водах. Ночь была тихая, на небе ни одной тучи и все звезды.
Владимир первый прервал молчание.
– Мне пришла мысль, – сказал он, – представить Борисово царствование в романе. Нет ничего загадочнее русского народа в это время. Не все же кланялись восходящему солнцу. Представьте же себе человека, который равно ненавидит Годунова как цареубийцу-похитителя, и Гришку как самозванца; к чему привяжет он слово отечество? Мне кажется, здесь в первый раз русский задумался об России. К тому же голод, чума, безлюдные войны, беспрестанные восстания народа и все бедствия того времени должны были невольно связать умы в одно общее стремление, и этим только объясняется после возможность успехов Минина и Пожарского. Пруды эти, где работали тысячи, собранные со всех концов государства, вероятно, также немало помогли мыслям перебродить в народе. Но для романа я избрал бы человека, не названного историей, воспитанного при дворе Грозного во всех предрассудках того времени, и старался бы показать, как сила обстоятельств постепенно раскрывала в нем понятие лучшего, покуда, наконец, польское копье не положило его под стеной освобожденного Кремля.
– Конечно, такое лицо будет зеркалом того времени, – сказал Фальк, – и работа даст много пищи воображению и сердцу. Но берегись только, чтобы не нарядить девятнадцатый век в бороду семнадцатого.
– Неужели ж ты думаешь, – отвечал Владимир, – что, переносясь в прошедшее, можно совершенно отказаться от текущей минуты? А когда бы и можно было, то должно ли? Только отношения к нам дают смысл и цену окружающему, и потому одно настоящее согревает нам историю.
– Да, – сказал Черный, – кому прошедшее не согревает настоящего?
Завязался спор, но скоро остановило его новое явление: из-за рощи показался гроб – царский дворец.
– Все строения Баженова, – сказал Вельский, – замечательны какой-нибудь мыслью, которую он умел передать своим камням, и мысль эта почти всегда печальная и вместе странная. Кому бы пришло в голову сделать гроб из потешного дворца Екатерины? А между тем какая высокая поэзия: слить земное величие с памятью о смерти и самую пышность царского дворца заставить говорить о непрочности земных благ. Этот недавний дворец для меня красноречивее всех развалин Рима и Гишпании.
– Он сам развалина, – сказал Фальк, – Екатерина никогда не жила в нем, и от самого построения он оставался пустым, а теперь без окон и дверей. Мысль поэта-художника, говорят, не понравилась государыне.
В таких разговорах друзья приблизились к саду, переехали мост, у трактира сошли с лошадей и, отправляясь осматривать красоты Царицына, не позабыли заказать себе сытного ужина.
Отвязав широкую лодку и закурив трубки, друзья пустились гулять по гладкому пруду. Тишина, лунная ночь, качание лодки, равномерные удары весел, музыкальное плесканье воды, свежесть воздуха, мрачно-поэтический вид окружающего сада – все это настроило их душу к сердечному разговору, а сердечный разговор, как обыкновенно случалось между ними, довел до мечтаний о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, о любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России. Каждый из них жил еще надеждой, и Россия была любимым предметом их разговоров, узлом их союза, зажигательным фокусом прозрачного стекла их надежд и желаний. Все, что таилось в душе самого священного, доверчиво вылилось в слова, и можно сказать, что в эту ночь на Годуновском пруду не раздалось ни одного слова, не теплого мыслью. Правда, если бы человек, испытанный жизнью, потерявший веру в несбыточное, – словом, человек опытный подслушал их неопытные речи, то улыбнулся бы многому молодому, незрелому, безумному, но если жизнь еще не совершенно убила в нем сердце, то, конечно, оно не раз забилось бы сильнее от сердечного слова…
Между тем лодка причалила к тому месту, где был приготовлен ужин. Друзья расположились под открытым небом. Пробка хлопнула и, не встретив потолка, возвратилась на стол.
– Сегодняшний вечер был полон, – сказал Владимир, наливая бокалы, – верно, каждому из нас отзовется он в целой жизни, и, начиная с теперешней минуты, верно, каждый уже смелее смотрит в будущее и для каждого сделалось священнее то место, куда поставила его судьба. Спасибо светлой царицынской ночи!
В самом деле светлой, – сказал Черный, – что неприметной искрой таилось в сердце, то ее влиянием рассвело в ясный день и, конечно, не погаснет прежде последнего луча жизни. За здоровье царицынской ночи!
Чоканье рюмок было ответом.
– Мы не позабыли ничего, что греет душу, – сказал Фальк, – только одного недостает еще: стихов. Вельский! Это твое дело! Благослови сегодняшнюю сходку!
– Давайте шампанского! – отвечал Вельский.
Вино закипело; поэт, собирая мысли, устремил глаза к небу: там Большая Медведица светилась прямо над его головой. Мигом осушил он бокал… мысль загорелась… он начал так:
Смотрите, о други! над нами семь звезд:То вестники счастья, о други!Залог исполнения лучших надежд,Блестящее зеркало жизни.Так, други! над темной жизнью намСемь звезд зажжено Провиденьем;И все, что прекрасного есть на земле, —Все дар семизвездного хора.Нам Веры звезда утешитель в бедахИ в счастье надежный вожатый;Звезда Песнопенья льет в душу восторгКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Перевод М. Лозинского.
2
Еккл. 1, 3–7.
3
Выражение поэта Н. М. Языкова.
4
Европеец. 1932. № 1.
5
Московский сборник. М., 1852. Т. 1.
6
Русская беседа. 1956.
7
Розанов В. В. Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Литературные очерки. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1996. С. 565.
8
№ 19–20.
9
Не опубликовано, рукописи утрачены.
10
№ 2.
11
№ 3.
12
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.). М.: Республика, 2006. С. 219.
13
Тютчев Ф. И. Silentium!
14
Розанов В. В. Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Литературные очерки. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1996. С. 562.
15
Гачев Г. Д. Русская Дума. Портреты русских мыслителей. М.: Издательство «Новости», 1991. С. 27–28.
16
Розанов В. В. Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Литературные очерки. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1996. С. 563.
17
Розанов В. В. Собрание сочинений. В нашей смуте (Статьи 1908 г. Письма к Э. Ф. Голлербаху). М.: Республика, 2004. С. 126.
18
Гершензон М. О. Избранное. Т. 3. Образы прошлого. Москва – Иерусалим: Университетская книга, 2000. С. 78–79.
19
Уильям Шекспир. Буря. Акт III. Сцена 1. Перевод М. Гершензона.
20
Все даты приводятся по старому стилю.
21
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Материалы к биографиям. Воспоминания и оценка личности и творчества / сост., прим. и коммент. А. Ф. Малышевский. Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. С. 23–24.
22
Там же. С. 7.
23
Лясковский В. Алексей Степанович Хомяков. М., 1897. С. 7.
24
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Том 4. С. 7.
25
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в десяти томах. Т. VI. Л.: Издательство «Наука», 1978. С. 99–100.
26
Мефимоны, нифимоны, ефимоны, ифимоны – на обыденном языке этим названием обозначается великое повечерие, совершаемое на первой неделе Великого поста.
27
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 19–22.
28
Там же. С. 8.
29
Там же. С. 9.
30
Там же. С. 9–10.
31
Там же. С. 10.
32
Там же.
33
Там же.
34
Там же. С. 11.
35
Там же. С. 13.
36
Там же.
37
Зедлиц К. К. Жизнь и поэзия В. А. Жуковского по неизданным источникам и личным воспоминаниям. СПб., 1883.
38
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. М.: Издание Товарищества И. Д. Сытина, 1902.
39
Там же. С. VII.
40
Там же. С. VII–VIII.
41
Там же. С. X.
42
Там же. С. IX.
43
Алаунские горы – Валдайская возвышенность.
44
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. C. IX.
45
Там же. С. XII.
46
Полное собрание сочинений В. А. Жуковского в двенадцати томах. Т. 12. СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1902. С. 120.
47
Там же. С. 133.
48
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 440–442.
49
Там же. С. XIII.
50
Там же.
51
Авдотья Афанасьевна Алымова.
52
Петр Николаевич Юшков.
53
Анна Петровна Юшкова.
54
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. XVIII.
55
Душа есть пламя, которое гаснет, если не усиливается (фр.).
56
Алексей Федорович Мерзляков.
57
Дмитрий Николаевич Блудов.
58
Речь идет об Андрее Ивановиче Тургеневе.
59
А. И. Тургенев умер в 1803 году. Именно ему В. А. Жуковский посвятил элегию «Сельское кладбище».
60
Да здравствует ум! (фр.)
61
Это редкость (фр.).
62
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 430–432.
63
Кому выпал великий жребий быть другом друга, кто добыл себе милую жену (нем.).
64
Жуковский занимался строительством небольшого дома в Белёве, что значительно увеличило его долги.
65
Йена (нем. Jena) – город в Германии (Тюрингия); знаменит своим университетом, открытым в 1558 году.
66
Антон Антонович Прокопович-Антонский.
67
Николай Иванович Тургенев.
68
Екатерина Семеновна Тургенева.
69
Делом общим (фр.).
70
Речь идет о заграничном путешествии Александра Ивановича Тургенева.
71
Собрание русских стихотворений, в пяти частях, было издано Жуковским в 1810–1811 годах.
72
Небольшие прозаические записки в шиллеровском стиле (нем.).
73
Иван Владимирович Лопухин.
74
Андрей Сергеевич Кайсаров.
75
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 432–435.
76
Екатерина Афанасьевна Протасова.
77
Полное собрание сочинений В. А. Жуковского в двенадцати томах. Т. 12. С. 122–124.
78
Там же. С. 130–131.
79
Нет, Мария, я не хочу быть вашим тираном, я не хочу, чтобы вы выполняли в ослеплении то, что я говорю, так как я не требую от вас ничего, что было бы безрассудным, но я ваш друг, я вас люблю больше всего на свете, и я хотел бы, чтобы вы помнили всегда о том, что я вам говорю, что вы любили бы мне доставлять удовольствие даже в пустяках, и все это потому, что я уверен, что каждое из ваших желаний, какое бы оно ни было, будет высшим для меня и что я буду чувствовать всегда большое удовольствие в его выполнении. Именно это удовольствие и есть несомненная мера настоящей дружбы (фр.).
80
Полное собрание сочинений В. А. Жуковского в двенадцати томах. Т. 12. С. 136–137.
81
Увлечение княжною Анной Андреевной Щербатовой, на которой Д. Н. Блудов позднее женился.
82
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 436–438.
83
Там же. С. 438–439.
84
Там же. С. XX–XXI.
85
Там же. XXI.
86
Там же. С. 556.
87
Так стал называть Жуковский А. И. Тургенева, увлекшись чтением переписки Карла Бонстеттена и Иоганна Миллера.
88
Постоянство и твердость не могут быть достигнуты до тех пор, пока все ваше время не будет распределено так же правильно, как в монастыре (нем.).
89
Между нами говоря (лат.).
90
А-ля Шлёцер сын (фр.).
91
С определенной долей уверенности можно предположить, что Жуковский имеет в виду Андрея Ивановича и Ивана Петровича Тургеневых.
92
В «Вестник Европы».
93
Если ты до рассвета дневного, с возженною свечою, не будешь ощущать потребности в книге; если не будешь упражнять душу умственными и честными трудами, то в бессоннице одолеет тебя зависть или любовный жар (лат.).
94
Александра Андреевна Протасова.
95
Двенадцать спящих дев.
96
Дмитрий Петрович Северин.
97
Ивана Ивановича Дмитриева.
98
Михаил Никитич Муравьев.
99
Речь идет об исторических сочинениях Иоганна Готфрида Эйхгорна.
100
История дипломатии (фр.).
101
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 440–442.
102
Александр Иванович Тургенев.
103
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 519–520.
104
Дмитрий Гаврилович Постников.
105
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 384.
106
Штабс-капитана.
107
В. А. Жуковский делает собственноручно примечание: «Это не значит, однако, чтобы я был выбран от дворянства. У нас в Орле не было милиции; я сам записался в московскую».
108
Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 450–451.
109
Пью за здоровье императора Наполеона (фр.).
110
Киреевский И.В., Киреевский П.В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 14–15.
111
Там же. С. 87.
112
Долбино – название деревни, где я живу и которую имею честь рекомендовать дражайшему кузену, память которого, по-видимому, действительно ненадежна. Мне кажется, я более двадцати раз имела счастье слышать, как вы называли Долбино его настоящим именем, данным ему столетий двадцать тому назад, – и теперь (фр.).
113
Киреевский И.В., Киреевский П.В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 86.
114
Развлечения (фр.).
115
Игра секретаря состоит в следующем: все играющие садятся около стола, каждый пишет, какой ему вздумается, вопрос на клочке бумаги, который свертывает потом трубочкой. Эти записки кладутся в корзину или ящик; всякий берет, наудачу, которую-нибудь из них и пишет ответ на предложенный вопрос.
116
Королем или королевою секретарей (фр.).
117
Sceaux и sots произносится одинаково по-французски, но первое значит «печати», а второе «дураки», и надпись, которую француз носил на груди, значила: хранитель дураков.
118
Киреевский И.В., Киреевский П.В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 16.
119
Мадам Жигон, позволите ли нам войти? (фр.).
120
Не угодно ли вам войти, милостивые государыни и государи, не угодно ли вам войти, мы вам покажем прекрасные вещи (фр.).
121
«Глухой, или Наполненная гостиница» (фр.).
122
Киреевский И.В., Киреевский П.В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 17–18.
123
Там же. С. 66–85; Сочинения В. А. Жуковского в двух томах. Т. 1. С. 87–97.
124
Возможно, что «три сестрицы» – это жена барона Петра Ивановича Черкасова и ее сестры.
125
Марье Андреевне Протасовой.
126
Авдотья Петровна Киреевская.
127
Анна Петровна и Екатерина Петровна.
128
Дети А. П. Киреевской: Иван, Петр, Марья.
129
Очевидно, имеется в виду «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне и т. д.».
130
Управляющий в Долбине.
131
Товарищ Жуковского по Благородному пансиону.
132
Александра Андреевна Воейкова, урожденная Протасова.
133
Речь идет о генерал-губернаторе Лифляндии, Эстляндии и Курляндии Филиппе Осиповиче Паулуччи.
134
Тебе, Букильон,
Пою, Букильон,
Твой день велик,
Мой глас так тих.
Для тебя, Букильон,
Виват, Букильон!
Я слишком смел,
Но я посмел,
Не смог стерпеть:
Хочу воспеть
Тебя, Букильон,
Виват, Букильон!
И муза моя
Поднимет меня
На вершину Олимпа,
Тебе моя рифма,
Друг Букильон,
Виват, Букильон!
Сей день настает:
Светлый праздник грядет!
О, радости час,
Прижми к себе нас,
Дорогой Букильон,
Виват, Букильон!
Ликует природа!
Тебе моя ода,
Добрый, чистый душой
(Не лукавит стих мой),
Наш друг Букильон,
Виват, Букильон!
135
Супруг Марьи Николаевны Свечиной, урожденной Вельяминовой – дочери Натальи Афанасьевны Вельяминовой, урожденной Буниной.
136
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 15.
