Вкус жизни

А рядом, за дверью ординаторской, веселый разноголосый смех: студенты-практиканты делились впечатлениями от прошедшего праздника…

Оптимизм

Отдельные островки бесед возникали то там, то здесь. Менялся состав группок. Кира подсаживалась то к одним, то к другим.

Лена выплыла из задумчивости, слышит разговор подруг и пытается сориентироваться. Аня что-то сбивчиво доказывает.

– …Тогда был мощный исход интеллекта из России, и теперь он снова повторился, – неодобрительно замечает ей Рита, уводя разговор в сторону, очевидно, более интересной для нее темы.

– Патриоты не покинули страну, – жестко отвечает ей Кира, делая Ане выразительные знаки, но та и бровью не ведет, упрямо продолжая «выступать»:

– Когда-то в школе мы, читая учебник истории, возмущались, что на Западе квартплата составляет тридцать процентов от дохода семьи, а теперь сами платим половину пенсии и только вздыхаем: капитализм! Успокаивает то, что правительство обещает разобраться с подобным перекосом. Только когда это еще будет? А вдруг еще какая-нибудь напасть на нас… Вот и педагогические университеты собираются закрывать. И вроде бы правы: толковые абитуриенты разбегаются по престижным вузам, а в педагогические идут по остаточному принципу. Но троечный учитель может подготовить только троечного ученика. И к чему это приведет нашу страну? Закрыть вузы – это не решение проблемы. Этим мы окончательно поставим наше образование с ног на голову. А нам не все равно, кто будет учить и воспитывать подрастающее поколение, нашу смену. Пока правительство не повысит учителям зарплату, уровень образования будет катиться по наклонной, и не дождемся мы своих Ломоносовых и Менделеевых. Любовь к науке и искусству пробуждается и прививается в школе. Из слабого ученика в вузе нобелевского лауреата или знаменитого музыканта не вырастишь, сколько грантов ему ни выдавай… Ученых тоже не ценят, наука угасает. Не идет молодежь в аспирантуру, – продолжала бухтеть как бы для себя Аня.

– Дети видят, как плохо живут их педагоги, и «выбирают «пепси», – усмехнулась Галя. В этом вопросе ее мнение совпало с Аниным.

– В шестидесятые в физику шли не из-за денег и не требовали создавать условия для работы. Без царя в голове были? – энергично отозвалась Мила.

– Гегемон у нас – рабочий класс, но его тоже надо кому-то обучать новым технологиям. Нам никогда не будет хватать рабочих рук, если продолжим гайки руками закручивать… Надо срочно убирать главное препятствие на пути развития наших детей… – опять возбужденно заговорила Аня.

«Разговорилась Аннушка, точно год молчала», – улыбнулась Лена.

Кира обняла Аню сзади за плечи, и готовая выпорхнуть тоскливая фраза застыла у той на губах.

– Зарекаться по нынешней жизни ни в чем нельзя. Только препятствие препятствию рознь, – не зная зачем, съехидничала Инна. – Спешу всех успокоить и утешить: «Жизнь идет так, как направляют ее Высшие силы. Ситуация яснее ясного, и не стоит пустыми разговорами добавлять напряжения своим ближним», – с серьезным видом повторила она чьи-то слова и рассмеялась, подумав, что неплохо и к месту прозвучала фраза.

И в этом была она вся.

Только Аня, не выдержав «осады», возьми да и не ответь на вызов Инны. Она лишь подумала: «Зла на тебя не держу. На больных не обижаются». И, на удивление всем, разговор неожиданно иссяк.

Аня не знала, как близка к истине и как больно могла бы ударить в сердце Инны, произнеси она эти слова вслух… Сколько ни готовится человек к неизбежным последствиям болезни – все равно это слишком тяжело, чтобы относиться к ним философски. Пожалуй, самая труднопереносимая боль на свете – боль скорого конца, боль расставания со всеми, кто дорог, со всем, что дорого…

– …Кира, а это кто такая веселая на фотографии рядом с тобой? – громко прервала общий разговор Лена.

– Это Зиночка Пищалина из Липецка. Мы познакомились с ней, когда я ездила в гости к родственникам Славы. Тогда она работала заведующей столовой. Душевная женщина. Сын ее, Игорь Евгеньевич, стал директором домостроительного комбината. Рабочие от него без ума. Обычно – что уж скрывать – директоров чаще всего поругивают. А тут я слышала самые позитивные отклики о деловитости и, что самое главное, о его человеческих качествах. Депутат, умница, порядочный, душевный человек. Семьянин прекрасный. Я с ним столкнулась на почве благотворительности. Он детям помогал. Там же я познакомилась и с депутатом Курочкиным. Надежный, основательный, с дальним прицелом молодой человек. Он, как и Пищалин, из категории особых людей, для которых служение Родине – первично. Вот кто наши герои. Вот на кого должна равняться наша молодежь. Побольше бы нам таких честных деловых молодых людей – скорее подняли бы страну.

– А то в Думе черт-те кто заседает… – вздохнув, произнесла Лиля.

– Так не все же, – сказала Мила.

– Еще бы тебе все, – усмехнулась Инна.

– Без критики никак?

– Никак!

– Вступай в альтернативную партию.

– И вступлю.

– Только сначала из своих глаз бревна убери. Застилают они тебе все хорошее в нашей жизни. Или уже по привычке возражаешь? – сказала Лера с укором.

Эти слова остановили Инну, но взбудоражили Аню.

– Я только и слышу от соседа, который в четырехкомнатной квартире рядом с моей «однушкой» живет: «Закатаю в асфальт, замурую в стену». Это он так указания своим помощникам по мобильному телефону передает. А как наступает вечер, так вваливается к нему пьяная ватага, и слова им не скажи. Муж моей подруги как-то возник, так сосед ему прямо в лицо: мол, вы, гнилая интеллигенция – навоз земли. Смешно сказать, развенчал нас, дурья голова. Умника из себя изображает. Раз стою на балконе и слышу, как он говорит о моей подруге своей Марусе: «Это всего-навсего жена инженера Сибирякова. Какие с ней дела можно иметь?».

Настораживает то, что не умеет сосед соизмерять свои возможности. Хитрый, безответственный перед обществом, подвластный одной жажде наживы. Это ужасно. Вот напасть-то. Как обуздать его? Разве такого наставишь на путь истинный, научишь любить ближнего, заботиться о больном? Воплотил свою мечту, стал денежным мешком, а убожество души осталось при нем. Одним желудком живет. Торжествующий идиот. Сколько развелось охотников разбогатеть за счет других! Быстро уяснили, что нет проще работы, чем покушаться на чужое, а на действительно сто́ящие дела кишка у них тонка…

Иногда мне кажется, что моя душа выстлана пожухлыми травами горестей последних лет. В общем, мало утешительного… Такая вот «тусклая акварель» моей жизни, – говорила Аня, будто в замешательстве оправдываясь. – Я это не к тому, что не согласна с нынешней политикой, просто мы никогда ничего подобного и в мыслях не держали. Не позволяли хамства, стеснялись грубого слова. Фундаментальным свойством нашего поколения была порядочность. Для нас главным было состояться нравственно. Помните слова стиха: «И были наши помыслы чисты…» Для нас главной человеческой правдой была правда искреннего чувства сердца. Мне кажется, наше поколение много сделало для страны, и не наша вина, что наверху не те люди сидели. А как мы учились! Раньше о репетиторстве и понятия не имели. Брали учебники, задачники и самостоятельно их штудировали. Из деревень и детдомов в лучшие вузы страны поступали.

Пугает меня вновь появившееся в обиходе слово «господин». Если есть господа, значит, должны быть и слуги. А я не хочу видеть своих подопечных чьими-то служанками… И пресса толчет сердце, журналисты – видно, те, что из перелицованных – нагло зарабатывают на боли и несчастьях народных масс. И поскольку, по моему мнению, на стабилизацию душ потребуются не годы, а десятилетия… – уныло говорила Аня всем уже надоевшие слова о трудностях неустойчивой жизни общества.

– Аннушка, не нагоняй тоску. Чего ныть? Радуйся каждому прожитому дню. Так ведь и всю оставшуюся жизнь можно проскулить, – взмолилась Кира.

– Тебе еще и лавры представителей прессы не дают покоя? Надо же, каковы твои личные предпочтения?.. За действия раба отвечает хозяин, и если журналист зависим… В каком-то смысле мы теперь все рабы, – хмыкает Инна и тут же засекает на себе косой взгляд Риты.

– Не говори глупостей, не подменяй понятия. Если журналист не будет давать себе отчета в своих словах, к чему это приведет?

«Трудно даже в такой маленькой компании без лидера. Без поддержки Валюши наша встреча потеряла мощный оптимистический заряд. Без ее положительного темперамента мне никак не удается поднять настрой подруг на более высокую ступень. А у Вали: несколько слов, оброненных на ходу, – и все тут же менялось. Одного только ее присутствия было достаточно, чтобы нытье и бесперспективные разговоры даже не начинались. Она умеет сделать так, что все участвуют в ее заранее не придуманных спектаклях. Вовлекаются незаметно, без давления, будто бы самопроизвольно втекая. Валя – фейерверк, женщина-праздник! Не справляюсь я с ролью «хозяйки салона», – грустно думает Кира и снова пытается подбодрить подруг.

– Девочки, не нужна нам перепалка, снижайте пафос своих высказываний, оставьте темы, нам неподвластные. Жизнь не бывает сотканной из одних розовых жемчужин. Хватит перечислять временные и долговременные трудности, а то я сейчас тоже не останусь в долгу и в пику вам начну подсчитывать положительные моменты нашей теперешней жизни, и получится у нас не дружеская встреча, а семинар по экономике. Конечно, мы уже не будем счастливее, чем в молодости, но, надеюсь, еще успеем порадоваться за успехи не только детей, но и внуков. Стоит также принять во внимание, что и в нашей молодости не все было так уж гладко, как нам теперь кажется. Хотим того или нет, мы являемся частью безвозвратно ушедшего прошлого. Это раньше у нас считалось, что мир идет своим путем, а мы своим, но, оказывается, существует логика истории и ее неизбежность…

Инна ухватилась за зыбкую тему:

– Некоторые кричать новому времени «слава!» не спешат. И если уж говорить начистоту, иногда мысленно от бессилия даже призывают тень Сталина поквитаться с теми «новыми русскими», которые подозрительно быстро раскрутились и состоялись – не с неба же им богатство упало? – а теперь безнаказанно грабят ресурсы нашей страны. Разве я не права?

Женщины не поддержали скользкую тему. Надоела, в печенках застряла, в зубах навязла! Кое-кто поторопился сменить тему разговора или вовсе удалился на лестничную площадку остыть, отдохнуть от шума.

«На наших посиделках надо ввести табу на две темы: болезни и политика. Мы встречаемся, чтобы поделиться радостью, – подумала Кира. – Как бы развернуть всех, чтобы заговорили о вещах более приятных?»

Лена повернулась к Эмме. Та тихо делилась с Галей:

– …Пытался внучку уговорить до свадьбы… Мол, не хочешь, значит, не веришь, не любишь. А она ему: «Я слишком люблю тебя, чтобы грехом своим накликать беду на нашу с тобой общую судьбу. Я оберегаю ее. Моя подружка дала себе слабину, и чем это кончилось?.. Грузовик налетел на нее. Жених только и успел разжать руку, когда она, падая под колесо, дернула его, увлекая за собой… А если ты уйдешь в армию? А если я надолго заболею? Ты должен научиться ждать, терпеть… Ты и в дальнейшем, капризничая, собираешься добиваться своего? Это что-то новенькое в наших отношениях.»

А он ей: «А вдруг ты не подойдешь мне по темпераменту?» – «А вдруг ты меня не устроишь? – смеется она. – Тогда разойдемся. Вон Геля на второй день после свадьбы подала на развод. Муж ее в первую же брачную ночь стал заставлять по-всякому… как проститутку. Так она ему высказала напрямую, мол, если ты молодым не можешь без спецэффектов, что же с тобой будет через десять лет?» Молодец, самостоятельная у меня внучка, не дает себя в обиду. За словом в карман не лезет. Мы в свое время стеснялись про такое говорить…

Слава, пришедший с работы и уже минут пять слушавший женщин, будто почувствовал мысли жены.

– Ваше мнение, девочки, небесспорно. Я не склонен считать, что так уж у нас все плохо. Мы не на задворках истории. Лиха беда была в самом начале, но худо-бедно мы ее пережили. Что толку ворошить ушедшее? Проблем, конечно, и сейчас выше крыши, но они постепенно решаются. По мановению волшебной палочки все мгновенно меняется только в сказке.

– До перестройки одни трудности были, теперь другие. Раньше колбасы не хватало, а теперь ее бери – не хочу, так денег нет, – уточнила ситуацию на свой манер Инна.

– Надо честно исполнять свой долг, не хандрить, и жизнь постепенно наладится. Я физик, дети мои физики. Мы с Кирой всегда советовали им с достоинством отвечать тем, кто с Запада: «Мы – представители великой страны!» Для нас было главным научить их выбирать между добром и злом и смело смотреть в завтрашний день. И внуки наши с гордостью говорят: «Мы – россияне!»

«Всем трудно, одному ему легко. Ну прямо никакой трагедии в душе!» – еле слышно буркнула Инна, но трогать Славу не стала. Несмотря на внешне предвзятое отношение, было у нее к мужчинам какое-то внутреннее, может быть, даже на генетическом уровне, низкопоклонническое признание их превосходства. Это с женщинами она всегда в контрах.

Аня «затянула» обычную «песню».

– В какие дебри тебя, Аннушка, угораздило забрести! Всё много проще: воровать надо меньше, и все будет в порядке. В Германии строгими законами быстро порядок навели. Не церемонились ни с ворами, ни с бандитами. И у нас до семнадцатого года наказания были более жесткие. А теперь не стихают споры о неоправданности применения строгих мер к преступникам. И кто это подкинул нашим властям порочную идейку, что строгие законы вызывают рост преступности? С чьей подачи у нас разрастается во всех сферах жизни произвол? Запуталась, закопалась я в догадках. Любопытно было бы узнать, кого это мы должны благодарить за разгул коррупции в нашей стране. Откуда ноги растут, кому это выгодно? К сожалению, мифами питаются не только низы, – вздохнула Лиля.

– И что из того, что узнаешь? Мир бандитов, олигархов и чиновников сразу перевернешь?

– Не знаю, кто запустил эту утку, кто упорно отстаивает и даже навязывает нам эту точку зрения. Чей заказ выполняется? – тихо произносит Аня. – Один адвокат – не помню его фамилию – утверждал по телевизору, будто человек так устроен, что его тянет в запретное. А еще – что каждый всегда молотит свою копну, и только за свою шкуру ему страшно. А ведь молодежь слушает и верит. Как после подобных слов можно втолковать детям, что «честь ум рождает, а бесчестие последний теряет», что существуют понятия: порядочность, честность, достоинство, уважение. Они не понимают элементарных вещей или умышленно деформируют личности детей? Страшно поверить в такое.

– На какую тему кипят шекспировские страсти? – весело спросил Слава, подходя к Ане.

Тут Галя подала голос:

– Мне дед рассказывал, что в Германии если с дерева упадет яблоко на дорогу, так даже ребенок не подберет, побоится взять чужое. С детства воспитывают страх перед законом. А у нас вор залезет в садовый домик, попадет в капкан, так хозяина заставят оплатить его лечение. Человек нарушает основную заповедь: «не укради», признанную во всем мире, а наши законы говорят: «Воруй, дружочек, мы защитим тебя». Не того жалеют. Это же лжесострадательность, лжегуманность, извращение основной стержневой добродетели. Никакой логики! Абсурд. Вот и попробуй в такой ситуации образовать нравственное пространство, за границу которого нельзя заходить! Блуждаем в поисках ответа, как сквозь толстое тусклое стекло на все происходящее смотрим… Вот тебе и суды, вот тебе и милиция.

– Милиция и раньше была дрянь, и теперь сволочь. «Волков на помощь собакам не зовут». Насколько мне известно, чиновники и милиционеры непогрешимы только в кино, – зло отозвалась Инна. – В нашем детстве за изнасилование даже совершеннолетней девушки давали пятнадцать лет, а теперь за педофилию наказывают условным сроком. Не любят, не щадят думские депутаты свой народ, а то давно бы порядок в органах навели.

– А милиция чем тебе лично насолила? На «зебре» оштрафовала? – удивленная такой резкостью, спросила Рита. – У тебя же нет собственного автомобиля, чтобы соприкасаться с барражирующими на дорогах «владельцами полосатых жезлов». Да и с твоим присутствием духа хоть в космонавты.

– А… круговая порука у них там, – зло махнула рукой Инна и раздраженно замолчала.

– Может, чем помочь? – встревоженно привстала Алла.

Инна не удостоила ее ответом и только нервно передернула плечами.

Никто из присутствующих не захотел продолжать эту сложную тему.

И только Лера в ответ на какие-то слова Аллы спросила с ехидцей:

– Участковые, как балерины, в сорок лет на пенсию выходят? С какой стати?

– Вредная работа, – жестко хмыкнула Инна.

– Я нашего участкового за тридцать пять лет один раз только видела.

– Радуйся, значит все в вашем доме в порядке.

– …По выслуге он на пенсии. Не сорок, пятьдесят ему.

– А я смотрю, будка в экран телевизора не влезает, румянец во всю щеку – и вдруг пенсионер.

– Теперь шоферит. Больше ничего не умеет.

Галя делится с Эммой.

– …Мой большой жизненный опыт подсказывает – крадет, как правило, кто-то из своего же ближайшего окружения. Помню, тыквы из моего огорода сосед таскал, ягоды и фрукты обрывал сотрудник, который помогал мужу ставить на садовом участке сарайчик. Первую машину у нас угнал и разобрал на запчасти шофер, которому надоело чинить «старушку». Надеялся, что мы новую купим. Ему хотелось «по-тихому» подрабатывать на ней после работы. Как мы позже узнали, Бог слишком жестоко наказал его за непорядочность. Вторую, не очень старую, машину отдал бандюкам на поругание другой шофер, когда его выгнали с работы за нечестное поведение, – горячо перечисляла Галя печальные моменты из не всегда ладной предпринимательской деятельности своего мужа.

– Американцы, наверное, смеются, читая «перлы» нашей юрис-пруденции, – фыркнула Лиля. – А ведь еще Екатерина Великая писала, что законы, не сохраняющие меру в добре, бывают причиной рождения безмерного зла.

– И за качество расследования и судейства ратовала, предупреждая, что лучше оправдать десять виновных, чем обвинить одного невиновного. Умная была правительница. Нашим судьям не помешало бы чаще вспоминать ее заветы, – добавила информации Аня.

– Царицу бы в нашу Думу, цены ей там не было бы, – рассмеялась Жанна.

– О депутатах и юристах не нам судить. Умом не вышли. И профиль другой, – осадила подруг Лера.

– Одно у нас в голове: болезни общества, несправедливое правительство. Еще ни один пессимист не открыл неизвестную землю и не проник в тайну мироздания. Когда одна дверь счастья захлопывается перед нами, всегда приоткрываются другие; но мы часто их не замечаем, уставившись взглядом в тупик или в неохватную даль, – сказала Рита и вышла с Лилей и Аней на лестничную площадку «перекурить», остыть.

Из кухни опять вышел Слава, на ходу вытирая руки о фартук.

– Мне показалось, что вы тут до критики законов добрались? Как говаривал Крылов: «И сапоги тачать пирожник», – улыбнулся он.

Дина

Ситуацию окончательно разрядила Кира. Она достала фото их выпуска. Все женщины вскочили с мест и окружили подругу. На них из да́ли лет с фотографии смотрели милые девушки и юноши, еще не обожженные жизнью, полные радостных надежд, бесконечно верящие в свои силы. Со всех сторон послышались ахи, охи-вздохи.

– Ой, какие мы тогда были юные и одухотворенные! И какие милые! А теперь померкли все наши прелести. Я постоянно нахожу в себе и на себе приметы старения, – кокетливо сказала Жанна.

– Да мы и сейчас очень даже ничего, – воскликнула Мила, самая шустрая из них и всегда оптимистично настроенная. (И это при всех бедах ее непростой личной жизни.) – Хотя, конечно, на седьмом десятке нам теперь о здоровье надо бы заботиться, да, как всегда, некогда, – закончила она с жизнеутверждающей улыбкой. «Но глаза ее остались грустными, будто подернутыми пеплом», – отметила про себя Лена.

Кира тут же вспомнила слова своего знакомого врача, который напророчил Миле долгую, несокрушимую старость, наполненную юной, озорной жизнерадостностью. «Но ведь даже у нее с возрастом поубавилось оптимизма», – грустно вздохнула она, но тут же взяла себя в руки и приветливо оглядела подруг.

– А я тоже не чувствую свои шестьдесят с хвостиком. Мне в душе тридцать. Ну ладно уж, сорок, – рассмеялась Рита. – Но когда не болею, точно тридцать.

– Ой, девчонки, – встрепенулась Жанна, – иду я как-то к внучку – он совсем недалеко от нас живет – настроение весеннее, петь хочется, плащ у меня расстегнут, шарф на ветру развевается. Вдруг мужчина лет пятидесяти останавливается передо мной и восхищенно так восклицает: «Хороша!» Я растерянно и смущенно чуть ли не шепотом спрашиваю его: «Вы это обо мне?» И он с приятной улыбкой отвечает: «У вас такое вдохновенное, счастливое лицо! Не мог я пройти мимо». А я ему: «Весна!» Представляете, как приятно было в моем возрасте услышать такой искренний комплемент! И нашел для него такие простые прекрасные слова, – добавила она, потупившись, испугавшись своей излишней откровенности.

– Кира, это недавнее фото всей твоей семьи? – спросила Лена.

– Прошлогоднее, – отозвалась Кира, мельком взглянув на снимок.

– Не фотография, а библейская картина. Святое семейство, – с теплой улыбкой заметила Лена. – Ты здесь среди внуков как рафаэлевская мадонна. Ой, а это Дина! Божественная, несравненная, загадочная Диана! Шикарная, без намека на вульгарность, она всегда выглядела на миллион, но никогда этим не кичилась. Ее красота вызывала истинное наслаждение. Взгляды мальчишек всегда были прикованы в первую очередь к ней. Какая замечательно милая, легкая в общении, очаровательная, доброжелательная и в то же время сногсшибательная была девчонка! Я всегда любовалась ею. Помню ее всегда чуть приподнятый точеный носик, роскошные черные волосы, розовый, кукольный цвет лица, удивительно ей шедший, и голубые глаза неправдоподобной глубины и тайны.

В ней было нечто особенное, загадочное, природный магнетизм, что ли, заставляющий даже людей, настроенных против нее, улыбаться. Какое было соперничество между ребятами за ее благосклонность! Она производила фурор, царила в окружении поклонников, которые целой депутацией встречали ее у дверей университета. А она, как и подобает королевской особе, обдавала неугодных ей холодом лучистых глаз…

– И очень даже элегантно это проделывала. Подпустит к себе, как кошка с мышкой поиграет, а потом внезапно по носу щелкнет, оттолкнет, показав тем, что он для нее – пустое место. Помню, один упрямо маячил перед ее глазами, – начала Инна.

– А при ближайшем рассмотрении оказался примитивным. И что же ей было делать с ним? Пришлось «отшить», – со смехом закончила Лера замечание сокурсницы.

– Я не исключаю, что все именно так и происходило, – сдержанно улыбнулась Кира.

Инна никак не отреагировала на ее реплику, только подумала раздраженно: «Как всегда, привычно изображает на лице скромную улыбочку. А Ленка, я думаю, проявляет вежливый интерес к разговору, хотя, скорей всего, мало помнит Дину, ну если только внешне».

– Лена, передай мне, пожалуйста, фото Дины, ее образ в моей памяти какой-то мерцающий, нечеткий. Что-то не сходится для меня в нем, – попросила Жанна.

– «Предание старины далекой» гласит, что сразу после распределения Дина уехала по туристической путевке в Чехословакию, где ее ждал жених из капиталистической Дании. Ее отъезд ознаменовался грандиозным скандалом: высокопоставленные родители вылетели из партии и потеряли свои престижные места. Поломала она им карьеру. Не ожидала я от нее такой прыти. Чем же закончился ее собственный роман с советской властью? Вернули ее, или в Дании она находилась вне досягаемости наших органов? Счастлива ли? Стоила ли ее любовь таких жертв? Обычно, чтобы совершить решительный скачок вперед, надо сначала подумать, сделать два шага назад, в прошлое, к прадедам – так учила меня любимая воспитательница. А она очертя голову бросилась в омут неизвестности. Я бы так не смогла, – поделилась своими соображениями Рита.

– Голову даю на отсечение за правду своих слов и скажу со всей прямотой, что только Дина, имевшая обыкновение и любившая изумлять, могла изъявить готовность покинуть Родину. Тогда многие из нас проглотили языки от удивления, а некоторые приняли ее поступок в штыки, – со своей обычной категоричной непоколебимостью ехидно высказалась Инна. – Вопреки распространенному мнению, в наших кругах принято считать, что проблема ее разрешилась весьма непонятным образом. Все шито-крыто, и никто до сих пор ничего о ней не знает. Наверное, как-то сумела заранее подстраховаться. У таких особ обычно все схвачено, и нам это еще предстоит выяснить. А от поисков ответа круг домыслов и вопросов, как вы сами понимаете, лишь расширяется. Только она сама способна раскрыть нам свою тайну. А может, кто-нибудь приподнимет завесу таинственности и расскажет нам, что на самом деле тогда произошло? Какова была развязка? Вопрос на засыпку! Выкладывайте как на духу, – полушутя предложила Инна. – Как Дина заочно умудрилась окрутить богатого заграничного жениха? Случайность стала ее судьбой?.. Слава, власть и деньги – три зла, но почему-то многие к ним стремятся. Как же – свобода, возможность вершить судьбами. Зло притягивает.