Хрустальный мальчик

– Землерой, Землерой, отойди! – завопила она и схватила его за руку. – Лес… ты не в лесу! Ты больше не в лесу!

Когда он шагнул четверым парням навстречу, и деревья начали бесноваться, лишь край его одежды очутился за пределами леса. Но, падая, один мощный ствол проломил другой, прошумела крона у него над головой, и дерево, в тени которого он стоял под защитой леса, погибло тоже, и луч безжалостного солнца коснулся его лица.

Анна отчаянно вцепилась в него и толкнула назад – в спасительную тень его дома.

Только слишком поздно она опомнилась.

Всё тело Землероя словно бы вспыхнуло. Анна тотчас отскочила от него: это жемчужно-белое сияние резало ей глаза так, что из них текли слёзы. Землерой протянул к ней руку. Анна была бы рада завизжать, но у неё не получилось даже открыть рот. Рука, что тянулась к ней, вдруг странно истончилась и как-то помутнела, словно бы она стала прозрачной. Человеческая кожа превращалась в сверкающий хрусталь.

– Землерой… – просипела Анна.

Землерой стал бледным, как будто никогда его не касались солнечные лучи. На глазах у Анны воротник снова опал, а жуткий провал на месте рта затянулся, исчезли мох, камни, листья и сорные травы. Он становился таким, каким и должен был бы вырасти – ещё давным-давно, когда его мать, не помня себя, свела счёты с жизнью. И Анна видела, как на его губах совершенно неожиданно появилась улыбка.

– Как же глупо… – сказал он.

– Земле…

Протянутая к ней рука стала совсем прозрачной – как будто вот-вот была готова развеяться по ветру. Но она не развеивалась, а трескалась: одна за другой замысловатые царапины уродовали хрусталь, и он рассыпался с отчаянным хрустом, и целые осколки, откалываясь от руки, падали в траву, где тотчас обращались в воду. Ещё не время было высыпать рассветной росе, но стебли уже отяжелели от влаги. Казалось, весь скудный подлесок разом заплакал.

– Землерой!.. – отчаянно завизжала Анна. Эхо её голоса разнеслось по примолкшему лесу. – Госпожа Древоборица… Госпожа Дароносица… хозяйки речные… помогите! Помогите!..

– Ничего тут не исправишь, Анна, – перебил её Землерой. Голос его стал совсем тихим, словно шёпот умирающего ветра. – Всегда ждала меня такая судьба. Всегда знали все, что не прожить мне долгой и счастливой жизни, как другим духам. И тебе… спасибо большое за всё то, что ты мне подарила. Спасибо.

Слёзы лились из глаз Анны.

– Землерой… пожалуйста… как мне тебя спасти, что мне делать?..

Испещренный трещинами тающий призрак, у которого больше не было рук, посмотрел на неё сияющими серебристо-серыми глазами и мягко сказал:

– Живи счастливо – столько, сколько тебе отмерено.

А затем он шагнул к Анне, рассыпаясь в мелкое хрустальное крошево, и от него не осталось ничего, кроме сияющих осколков. Да и эти осколки уже через миг прекратили существовать.

Анна потерянно стояла, приклеенная к месту, и безмолвные слёзы текли у неё из глаз. Она не могла ни вздохнуть, ни крикнуть, и её руки всё ещё тянулись зачем-то к Землерою – да только не было больше никакого Землероя перед ней. Кругом неё не переставал плакать подлесок.

Пожарище

Госпожа Древоборица выронила золотой гребень из руки. Смолкла тотчас весёлая музыка, и самые разудалые плясуны остановились. Заячьи покровители медленно отняли от губ трубки и приподняли длинные шерстистые уши. Господин Корневод тяжело шлёпнулся на зад, его глаза округлились – и он вдруг вцепился самому себе в бороду.

Госпожа Древоборица медленно выпрямилась. Совсем угасло сияние её глаз, потускнела алебастровая кожа.

– Землерой… – потерянно прошептала она и простёрла перед собой руку.

Зловещий шёпот ветра, окутывавшего её, как покрывалом, становился всё громче и громче. У неё как будто бушевала за спиной невидимая толпа; десятки ртов изрыгали безумные проклятия. Восемь древних духов испуганно завизжали, закрыли головы руками и кинулись кто куда. Прекрасные, крупные, тяжёлые зелёные листья вдруг сплющились, и огромные пятна тления стали пожирать их. Ветки, неумолимо старея за секунды, закачались и заскрипели, с неба камнями повалились какие-то чёрные и пёстрые камни.

– Птицы! – закричал Корневод, раскачиваясь взад-вперёд. – То птицы мёртвые!

Госпожа Древоборица потерянно вертела головой. Она была высокая, выше любой смертной женщины и многих смертных мужчин, но на глазах у духов она как будто усыхала, съёживалась и тоже старела. Холодом подуло от неё, и испуганная белка, промчавшаяся мимо, замертво свалилась к её ногам. Госпожа Древоборица воздела к небу руки. Сгущались над её головой злобные тяжёлые тучи; глухо рокотал гром.

– Госпожа Древоборица! – отчаянно перекрикивая вой бури, сказала Дароносица. – Госпожа Древоборица, всякое бывает!

Госпожа Древоборица дёрнулась, будто её ударили. Дьявольский зелёный свет вдруг охватил всю её фигуру, и её волосы опять встали кругом головы, как застывший язык пламени. Лицо у неё было бледно-серое, а вместо глаз чернели глубокие дыры, в которых тлели, как угольки от старого костра, безумные огоньки. Госпожа Древоборица проревела, точно умирающий бык:

– Она забрала моего Землероя! Новые шрамы, новая боль, новая потеря, никогда это не кончится, никогда не перестанут меня кромсать! Люди! Люди!

Госпожа Дароносица согнулась в три погибели. Обезумевшие от ужаса духи носились кругом и кричали, и всякий, кого касались ледяные порывы ветра, замирал на месте или рассыпался в прах. Деревья старели, стонали и гнулись к земле, их крепкая кора обращалась в бесполезную труху. За спиной у госпожи Дароносицы мёртвыми обрушились на землю три вековые сосны. Даже само Дерево, на котором стояла госпожа Древоборица, гнило заживо. Гибли и чернели его листья, его корни поднимались всё выше над бурлящей землёй, как будто бы яд крылся внутри, как будто корни отчаянно хотели избежать этого яда. Господин Корневод стоял на коленях у основания гибнущего дерева и искренне плакал. Холод уже тянул к нему цепкие ледяные пальцы.

Госпожа Древоборица раскинула руки, и всё её тело обмякло. Зелёное свечение стало настолько ярким, что даже Дароносица зажмурилась и попятилась, закрываясь длинными колышущимися рукавами.

Госпожа Древоборица распахнула рот. В тот миг, когда она закричала, все, кто её услышал, упали мёртвыми. Духи обрушились кучками невзрачного пепла, животные и птицы обрушились на ходу, листья и трава скукожились и завяли, корни кустарников и деревьев изъела гниль.

Глаза госпожи Древоборицы совсем опустели. Она взлетела невысоко над сплетением морщинистых ветвей, почти что лежащая, прогнувшаяся в спине. Она кричала мучительно, кричала на рвущейся высокой ноте, и столько тоски и боли было в её голосе, сколько не в состоянии вместить в себя голос человека. Госпожа Древоборица кричала – и дерево, покачиваясь, как тонущий корабль, проваливалось всё ниже и ниже в бурлящую почву. С тревожным стрёкотом падали с ветвей круглые жёлтые огоньки и тонули; самые старые ветви уже обратились в прах.

Госпожа Древоборица исторгла яростный рык. Даже самый злобный тигр, множество месяцев пробывший в суровом заточении, не смог бы рыкнуть столь же грозно. Рукава Древоборицы задрались, и множество шрамов, исполосовавших светлую кожу, вспыхнули оранжевым. Древоборица загорелась, вспыхнула, как зажжённая спичка, и огонь тотчас перекинулся с её рук на дерево.

Пламя бушевало как безумное. Оно поедало всё, к чему прикасалось: кустарники, листья, траву, трупы животных, пепел, оставшийся от духов, даже кипящую грязь, которая когда-то была твёрдой плодородной почвой. В считанные секунды огонь охватил всю таинственную поляну и решительно покатился дальше. Он охватывал весь лес, и деревья жалобно трещали под его натиском. Обезумевшие стада животных и стайки птиц мчались прочь, задыхались в сером дыму и гибли. Даже яростный ветер, что ревел высоко в небе, не мог остановить гибель леса.

Когда жители городка увидели зловещее алое зарево за своими окнами, тотчас была поднята тревога. Гигантские алые пожарные машины с рёвом и непрекращающимся миганием синих маячков мчались к границе леса. Развёртывались тугие шланги, струи ледяной воды рассекали и окружали пламя, но всё было тщетно. Местные жители, полусонные, как попало одетые, сновали туда-сюда с вёдрами. Женщины испуганно стенали, дети ревели, мужчины ругались почем зря, и густые волны серого дыма наползали на город, грозя и его задушить.

Пожар остановился сам – когда доел последнее одинокое дерево с растопыренными, как чьи-то худые пальцы, ветвями. Дерево мягко обрушилось в горы бесцветной золы, что осталась от его соплеменников, и пламя успокоилось, и наступила зловещая тишина.

От грандиозного старого леса, существовавшего дольше, чем сам этот город, благодаря которому этот город вообще появился и столько лет спокойно жил своей жизнью, остались только чёрные остовы обугленных стволов, пепел, пыль и жар, который волнами поднимался к небу.

Лес выгорел дотла за шесть с половиной часов.

* * *

Анна мчалась, не разбирая дороги. Рыдания, подкатывавшие к горлу, душили её, и у неё пылало лицо. Она спотыкалась, падала, рассекала в кровь колени и ладони и совсем не чувствовала боли. Где-то за спиной у неё потянуло запахом гари, удушающие волны ударили в спину, но она не обернулась. Она не могла обернуться к лесу. Она бежала так, словно бы сама выбросила Землероя из-под защиты деревьев и убила его.

Спасаясь сумасшедшим бегством, Анна где-то потеряла свою красивую маску на пол-лица и один ботинок. Босая нога была сбита в кровь, она оставляла за собой чётко различимый в пыли алый след.

– Землерой… Землерой… – шептала она себе под нос, как безумная. Она спотыкалась, её бросало из стороны в сторону, как шлюпку – в бурю, но она не могла остановиться. Её дыхание стало совсем тяжёлым.

Удушающий запах гари и жаркие волны воздуха повсюду преследовали её. Анна развернулась и, не помня себя, помчалась в поля. Стебли шуршали у неё под ногами, и она снова падала, вставала, хваталась за тонкие стебельки, и ей казалось, что трава обратилась в зыбкую трясину болота и теперь утягивает её куда-то на неведомое дно, где её никто никогда не найдёт и даже искать не станет.

Она пробежала половину поля, а потом силы оставили её, и она рухнула на землю. Здесь трава не была такой высокой и густой, и она могла видеть, как над горизонтом в той стороне, где остался лес, поднимаются тугие, гигантские, как сторожевые башни, завитки тёмно-серого дыма и вспыхивают алые полосы. Казалось, кто-то неосторожный разлил по небосводу несколько банок с красной краской. От жара и тяжести в груди Анна не могла дышать.

– А я ведь говорила, что нельзя духам с людьми водиться, – послышался горестный голос.

Анна даже не пошевелилась. Она устало скосила глаза вниз – на груди у неё, действительно, сидела хозяйка полей. Все три пары её рук были спрятаны за гневно трепещущими крылышками.

– Я не хотела, – едва ворочая языком, прошептала Анна. – Я не хотела… это… не… Землерой… Землерой…

– Замолчи, – равнодушно сказала девочка и уселась у неё на груди, скрестив ноги. – Мне всё ветер и без тебя нашептал. Слышала я, как Землерой благодарил тебя, сколько счастья было в его голосе. Ему новую жизнь подарили без старости и болезней, не нужно было ему страдать и разочаровываться, чего же искал он в вашем людском уделе? – девочка горестно покачала головой, и её плечи поникли. – Чего же он бежал за смертью? Сам ведь знал, что умрёт.

– Землерой… я не хотела… я пыталась его схватить, я хотела вернуть его обратно, я пыталась ему помочь, – Анна захлёбывалась плачем и беспокойно мотала головой.

Хозяйка полей поджала колени к груди. Ширились и высились толстые столбы дыма, заполонившие горизонт.

– Всё я слышала, – повторила она, – и не надо мне твоих объяснений. Землерой… глупый он был мальчишка. Думаю, никогда и не хотелось-то ему по-настоящему жить. Говорю же, любовь ослепляет, ничего она не приносит, помимо страданий и смерти. О том, как тебе горестно между двух миров вертеться, он подумал, значит, а о госпоже Древоборице и обо всём лесе – нет. А лес сгинул, потому как не могла госпожа Древоборица с ещё одной утратой справиться, – вздохнула хозяйка полей. – Видишь те столбы и то марево алое?

Икая, Анна мелко затрясла головой.

– Это лес тлеет, – коротко сказала хозяйка полей. – Совсем ничего от него не останется вскоре.

– Как же так?! – Анна хрипло запищала и попыталась сесть, но тотчас упала снова. – Как же это… так?..

– Всему когда-нибудь конец приходит, – хозяйка полей мягко вспорхнула в воздух. – А ведь предупреждала я тебя, могла бы ты остановиться, но нет ведь…

Анна сумрачно посмотрела перед собой. Из-за слёз, застилающих глаза, она видела всё как будто в тумане. Фигурка хозяйки полей расплывалась перед её взором.

– Вы меня убьёте? – тихо спросила она.

– Убью ли? – тотчас повернулась к ней хозяйка. Помолчав с мгновение, она горестно усмехнулась: – Да что теперь-то толку? Убила бы, конечно, и сейчас убить хочу. Но… пусть Землерой и погиб потому, что с тобой водился, и лес сгинул, и всё стало иначе, Землерой был счастлив в ту самую последнюю минуту, и лесу ты ничего дурного не сделала. Нет, не могу я тебя тронуть. Тебя сама жизнь теперь накажет, так накажет, что ты сама о смерти попросишь. Ступай, беги отсюда, смертная девушка, живи, если только тебе совесть позволит!

И Анна медленно встала на ноги. Она едва могла ковылять прочь, медленно и неуверенно, а хозяйка полей дула ей в спину, укладывая высокую сорную траву штабелями ей под ноги. Где-то за спиной у Анны всё больше алых пятен появлялось на бледно-голубом небе, всё толще и выше становились серые сторожевые башни, сотканные из дыма и пепла, и заунывно выла пожарная сирена: то гибли остатки леса.

Анна приковыляла домой только после полудня, когда пожар уже утих и большинство любопытных разбежалось. Лишь несколько семей оставалось на месте и усердно разгребало кучи золы: их мальчики, их озорные ладные парни, не вернулись домой сегодня, и только Анна без всяких расследований знала, почему: озорные ладные парни погибли, расплющенные деревом, и их кости обуглились в огне. Только Анна, конечно, никому не стала об этом рассказывать.

Она уныло поскреблась в дверь. За тонким слоем дерева загромыхали торопливые шаги, дверь резко распахнулась, и Анна ввалилась прямо в тёплую прихожую, в удушающе крепкие от испуга дедовы объятия.

Эпилог

Лес давно уже погорел, и золу всю тоже давно разгребли и выбросили. Маленький городок уверенно рос, становился большим городом, и не нужна была ему теперь дикая природа под боком. Не особенно пытались местные жители восстановить утраченную чащобу, а редкие энтузиасты потерпели неудачу: как ни старались бы они что-нибудь вырастить на обожжённых землях, ничего там не проклёвывалось, а если и появлялся какой хилый росток, то первые же заморозки или засухи его губили на корню. Так что лес перестал быть лесом, и теперь в народе его называли Мёртвое поле. Говаривали, будто по ночам там слышны пронзительные стенания парней, которые погибли в ночь пожара, а между обугленных стволов разгуливают призраки всех несчастных, что пропали или умерли здесь когда-то. Неудивительно было, что никому не хватало смелости приблизиться к этому страшному лесу!

А жизнь людей, тем временем, входила в свою колею. Анна не вернулась в городок больше ни разу с того самого лета. Анна отучилась блестяще, нашла работу там же, где и жила раньше, и никогда её больше не тянуло ни в лес, ни даже в большой парк. Даже собственная вымученно-правильная двоюродная сестра называла Анну странной и неудачницей. Дети, семья и друзья были даже у неё и даже у Маши, такой забитой и запуганной в юношестве. А у бойкой Анны ни того, ни другого, ни третьего за всю жизнь не появилось. Анна только и знала, что работу да четыре стены дома; она даже по городу не гуляла, не брала отпусков и больничных, хотя болела часто и серьёзно. Мать настаивала, чтобы Анна всё-таки обратилась к врачу и прошла полное обследование, пока не дошло до беды, но Анна оставалась такой же упрямой, как и в юности, и в больницы она не шла. Может, поэтому Анна прожила так мало и мирно скончалась в своей постели ночью, не добравшись до тридцатипятилетнего рубежа. Кое-какие злые языки утверждали: вовсе не болезнь сгубила Анну, а связи с демонами. Если с нечистыми водиться, ничего, кроме горестей и ранней смерти, взамен не получишь. Но Анну и при жизни не особенно волновали сплетники, а уж тогда, когда её обмыли и положили в гроб – и подавно.

Правда, никто не стал бы отрицать, что Анна и впрямь была очень странная женщина. В последний день своей жизни она встретилась со сводной сестрой и долго сидела напротив, ничего не говоря. Затем её лицо вдруг просветлело, и она, глядя куда-то поверх головы ошалевшей Марии, произнесла: «Надо же, я уже и забыла, что солнце такое жёлтое…»

Поэтому Мария (хотя ей тоже никто не верил) до самого последнего вздоха оставалась при твёрдом убеждении, что Анна умерла счастливой и воссоединилась, наконец, с тем, кто ждал её так долго – кто бы это ни был.

Ведь именно так всё и должно было закончиться.

07.02.2020

12:22 АМ

Princess the Half-Blood