Эпигоны древней империи

* * *

Снежная буря окончилась также неожиданно, как и началась, хотя было очень холодно, необычно холодно для этого времени года, словно природа решила сотворить ледяной оазис именно в этом месте. Деревня в долине ожила, слышалась обычная возня сельчан, готовящихся к весне, отмечанию дня середины зимы, поминовению усопших родственников. В храме намечался престольный праздник, посвященный Дню Канонизации Святой Веты, покровительницы подруг воинов и священник старательно готовился к торжествам. Это правильно, но колокол на площади созывал отнюдь не на богоугодный молебен, а на очередную казнь, по указу коменданта деревни.

Начальник гарнизона из «Свидетелей Андира» был весьма недоволен тем, что его люди порой пропадали бесследно и никто не знал об их судьбе. Именно поэтому он решил навести порядок и для острастки казнить корчмаря, в заведении которого не так давно убили пятерых сборщиков пожертвований. Даже под пытками задержанный твердил о том, что не виноват, а людей герцога постигла законная кара наследного принца Сагатора. Может так оно и было, но принц далеко, а реальная власть близко и руки у нее достаточно длинные. Солдаты не церемонились и вытаскивали обывателей на площадь, а то ведь без аудитории не казнь получается, просто обычное убийство. Волокли не только стариков и детей, а даже пьяных бродяг, завсегдатаев корчмы. Им даже, по доброте душевной, выкатили бочонок вина, чтобы можно было спиваться без отрыва от зрелища, да и корчмарю будет приятнее болтаться на виселице под взглядами старых знакомых. В самом деле, не дикари же какие собрались, а вершители правосудия.

В центре площади соорудили высокий «танцевальный» помост для медленного удушения, вокруг которого собрались музыканты, чтобы исполнить гимн герцогства Андир для возбуждения порывов почитания истинной власти. Вот только священник отказался прийти на площадь и очень резко высказался в адрес коменданта, пригрозив ему анафемой. Не хочет и не надо, можно не звать, а проклятиями никого не испугаешь, не на тех напал. Начало затягивалось, и солдаты выкатили еще бочонок с пойлом, разожгли костры, чтобы люди могли согреться, а то ведь может выйти массовое злодейство, не подобающее доброте андирцев и их правителю, будущему королю Сагатора.

– Ведут! – крикнули из толпы.

И правда, со стороны подворья деревенского старосты показалась нестройная толпа изрядно подвыпивших солдат, толкавшая впереди себя человека со связанными руками. Он был изможден, босоног и очень мало походил на хозяина увеселительного заведения, почитаемого сельчанами почти также, как и храм, построенный бароном Итаром де Нага. Храм заботился о душах, а вот радость и горе заливали именно в корчме, чтобы усладить тело. Взглядом все сочувствовали этому человеку, а вот поднимать бунт не решались, да и некому было это делать. Почти все боеспособные мужчины либо ушли в армию герцога, либо скрывались в горах, надеясь переждать там смутное время.

Комендант гарнизона, оставленного для весеннего захвата монастыря важно вышагивал в сопровождении местного старосты и нескольких прихлебателей, надеявшихся получить дворянский титул за свои услуги перед новой властью. Это был весьма упитанный мужчина, крепкий, хотя и слегка оплывший жирком. Полуторный меч у него на поясе казался ножиком, а не увесистым боевым оружием, доспехи сверкали, а отороченный мехом рыцарский плащ должен был вызывать уважительный трепет у окружающих. С другой стороны, плащ тоже надо уметь носить с достоинством и не брызгать на него вином по пьяной лавочке. И потом, если уж собрал людей, то не следует появляться перед ними с опухшей рожей и, хотя бы чуть-чуть припудрить сизый нос.

– Все собрались? Чего так народа мало?

– Сколько есть все тут, – угодливо сообщил староста, – А вот священник…

– Пошел он в жопу! После казни сожжем храм и все, – огрызнулся начальник, икнул и высморкался в меховую накидку собеседника, – Эй, чего ждем? Волоките этого урода на помост, пока он не отморозил совсем ноги и может ими шевелить. Гы!

Корчмаря затащили на лобное место, и палач деловито стал готовить петлю, покрикивая на подчиненных. Старший над музыкантами заставил свой паноптикум готовить инструменты, протирать мундштуки, подстраивать струны и перестать играть в кости на барабане. Нельзя нарушать торжественность момента, поскольку за эту самую торжественность хорошо заплачено звонкой монетой.

– На читай! – буркнул комендант и сунул старосте пергаментный свиток с печатью герцога Андирского, – Только не пищи, как грызун, а то как дам в лоб, сразу бас прорежется.

– А что читать то, ваша милость? Тут же ничего не написано.

– Да? Точно. Перепутал и, по-моему, не ту писульку взял в отхожее место. Ладно! Короче! Этот негодяй виновен во всех преступлениях, которые совершил и которые хотел совершить! Молчать! За убийство двадцати, нет сорока, воинов герцога, укрывательство мятежников, ограбление сборщиков подати, и… Кажется хватит с него грехов и потому того, кто стоит на помосте следует повесить за шею и под музыку. А, точно, это он наколдовал такой собачий холод!

Палач кивнул, показал знаком музыкантам, что пора начинать и под какофонию, в которой с трудом угадывался древний гимн Андира стал натягивать колесом веревку. Корчмарь слегка завис над помостом, но не успел сделать и пару пируэтов ногами в воздухе, как свалился вниз с обрывком веревки на шее. Палач даже не успел сообразить, что произошло и грузно упал в снег со стрелой в груди, вошедшей по самое оперенье, точно в сердце.

– Святая Заступница! – закричали женщины, освящая себя символом веры, – Спаси и сохрани!

– Чего? – попытался возмутиться комендант, посмотрел направо и слова застряли в горле.

На дороге со стороны храма стояла весьма странная компания. В ней выделялась молодая золотоволосая женщина в ослепительно белом дорожном платье из дорогой ткани, белом же меховом плаще на плечах, которая мило улыбалась, поигрывая парочкой метательных ножей в руках. Рядом с ней стоял деревенский следопыт с тугим боевым луком и колчаном полным стрел, спину прикрывал незнакомый рыцарь, а вот впереди всех находился отец Итар, собственной персоной, в боевых доспехах, штандартом баронов Нага на длинном копье, личном копье самого Брасса Целителя.

– Святая Вета, смилуйся! – закричал староста и тут же получил от одного из помощников палача удар дубинкой в спину, заставивший упасть под ноги коменданту.

Начальник гарнизона брезгливо пнул приспешника кованным сапогом и вытащил из ножен меч со следами ржавчины на лезвии. Убить мало за такое отношение к благородному оружию, хотя какой хозяин – такое и оружие, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.

– Святая, говорите? А ну взять их всех и тоже на виселицу! Хотя нет, девку ко мне в постель. Повесить всегда успеется. Чего стоите, олухи?

«Олухи» в ответ переминались с ноги на ногу и не спешили выполнять приказание. Одно дело вздернуть корчмаря, а совсем другое поднять руку на монаха и его спутницу, которая может не совсем святая на самом деле, но ножи мечет знатно. Те, кто ловил на себе взгляд женщины, виновато опускали головы.

– Долго мне ждать, засранцы? – топнул ногой верзила, взмахнул мечом над головой, поскользнулся и под дружный смех упал на задницу, – Ведьма, старая карга!

Лучше бы он этого не говорил. Против эпитета «ведьма» Энвелла ничего не имела против, но вот «карга», да еще и старая звучало очень обидно. Будем воспитывать, прививать почтение и уважение к окружающим. Яркая вспышка, без спецэффектов такие вещи не делаются, и золотоволосая дама превратилась в белокурую красавицу с горящими голубыми глазами из которых вылетали искры. Подействовало. Солдаты побросали оружие в снег, опустились на колени и зажмурили глаза, в ожидании смерти. Существовало поверье, что в разгар зимы те, кто увидят ледяного демона, должны умереть. Кто сказал, что демон должен быть уродлив? Настоящий облик Энвеллы оказался весьма убедителен, подействовал куда доходчивее, а местные суеверия довели процесс до совершенства.

Всю картину едва не испортил комендант, который был в бешенстве. Он выполз из сугроба, схватил меч и взвыл от боли, выпустив оружие из руки. Стрела пробила ладонь, намертво прикрепив ее к груди. Леэд был не самым последним лучником Сагатора и постоянно практиковался в этом умении.

– Хотите жить, мерзавцы? – почти ласково поинтересовалась Энвелла и, увидев согласные кивки, снова приняла облик Веты, указывая на коменданта, – Связать эту тварь и принести присягу отцу Итару! И пусть кто-то отведет корчмаря домой, чтобы он согрелся.

Подобной милости солдаты не ждали и принялись с жаром выполнять приказ, связав бывшего начальника по рукам и ногам, не обращая внимания на проклятия. Женщины помогли подняться корчмарю, обвязали его ноги теплой тканью и повели в сторону дома. Настоятель, славящийся своей набожностью, бормотал молитвы, размышляя о том, что Небеса явно погорячились, прислав Вету домой. Потом, каждый из бывших, уже бывших, солдат герцога плевал на своего начальника и приносил присягу верности Сагатору, причем рыцарь Рисбренд вносил их в списки амнистированных принцем, чтобы не отвертелись, если захотят дезертировать. Шоу удалось на славу и Энвелла даже не сразу вспомнила, что надо соответствовать имиджу святой девы.

Со стороны храма послышались песнопения. Священник вышел из своего убежища в сопровождении клира, чтобы если не изгнать демона, то приветствовать Святую Вету. Сообщения с деревенской площади были самые противоречивые и следовало самому убедиться в том, что власть «Свидетелей Андира» окончилась. В возвращение истинной Веты священник не особо верил, но если кому-то что-то причудилось, то подобные видения пошли на благо, судя по восторженным крикам. Как бы там ни было, а некоторый прилив набожности в преддверии праздника явно не повредит.

Ее священник увидел сразу и не поверил глазам. Внешне женщина была точной копией Веты, а золотистое свечение над головой говорило о претензии на святость, что вполне естественно. Поражал взгляд этой дамы, слишком властный, холодный, оценивающий и далеко не женский по меркам Сагатора. А кто сказал, что, побывав на небесах, человек остается прежним? Отец Итар ее признал, а это говорит о многом.

– Помолимся братья, ибо узрели мы посланницу Господа, – поднял руки священник и торжественное песнопение заставило прихожан опуститься на колени и внимать каждому слову пастыря.

Энвелла, если честно, немного растерялась, когда служка поднес ей чашу с красным вином. Что с ней делать? Выпить? Не поймут! А святой положено знать все обычаи, иначе, какая она посланница Небес, форменная самозванка. Священник читал молитвы на древнем наречии, которое было понятно через слово. Кажется, вино в этой религии символизирует чью-то кровь, которая сохраняет от искушения души верующих. И что же с этим делать? «Святая» сделала над сосудом несколько пассов, неразборчиво пробормотала, по-мнайдрийски, текст инструкции для пилотов космических кораблей, заступающих на вахту, и передала чашу священнику. Тот с поклоном принял ее, сделал глоток и пустил по кругу, начиная с отца Итара. Церемония окончилась довольно быстро, поскольку мороз не располагал к излишнему словоблудию.

– Мудрая Вета! – поклонился опять священник, – Пожалуйте в Ваш дом, храм, в котором люди внимают Господу, через имя спутницы Брасса Целителя. Братья и сестры! Сегодня будет торжественная всенощная служба в честь второго пришествия Святой Веты в Сагатор. И она скажет слово, и вы будете внимать ему, ибо Небеса помнят о грешниках.

Энвелла закатила глаза, поскольку в них сверкнули отнюдь не благостные огоньки, сжала губы, чтобы не обругать доброго пастыря самыми последними словами на всех языках, которые знала и натянуто улыбнулась пастве. Только этого не хватало, заниматься пустословием всю ночь, но обязанности святой надо выполнять так, как это положено, согласно местным религиозным догмам.

Распевая молитвы, толпа двинулась к храму, а рыцарь повел новобранцев в местные казармы, чтобы там допросить пленника, изрыгавшего проклятия до тех пор, пока ему не заткнули рот кляпом. И правильно сделали, поскольку ничего нового он не сказал, а то, что герцог будет явно недоволен, так это и так понятно.

* * *

В храме было не протолкнуться. Казалось, что здесь собрались не только жители деревни, а даже их двойники, тройники и куча фантомов для придания солидности торжественной службе. С другой стороны, храм был, конечно, больше деревенской избы, но не так огромен, как кафедральный собор епархии или столичная резиденция первосвященника. Как бы там ни было, а сельчане с вниманием слушали проповедь, подпевали церковному хору и ожидали появления Святой Веты во плоти.

Энвелла явно не спешила осчастливить прихожан своим божественным ликом, занимаясь делами бренными и, судя по всему, не совсем благостными. Она вела «душеспасительную» беседу с пособником герцога Андира, используя методы допроса спецслужб империи. Комендант деревни успел протрезветь и теперь скорее напоминал испуганную зверушку, чем бравого вояку, которому сам черт не брат. Свой истинный облик Энвелла не показывала, чтобы не довести пленника до инфаркта, да и внешности любимой свекрови было вполне достаточно для беседы. Кто бы мог подумать, что на этой планете блондинки имеют столь мрачную репутацию, но все-же эта самая репутация гораздо лучше, чем на Земле и земных поселениях галактики. Куда приятнее быть воплощением сверхъестественности, чем рафинированной дурой в глазах окружающих, годной только для плотских утех.

– Смотри мне в глаза, дружок! – мягко, словно пушистая киска, промурлыкала «святая», поигрывая метательными ножами, – Ты был на юге? Расскажи мне, что видел в лесу?

– Ничего не помню. Там были твари, которые сдохли от божьей кары! Наш герцог сказал, что мы должны увидеть, как небеса карают зло. Не смотри на меня так, тварь! Нет, нет…

– Хорошо, просто вспоминай, что видел. Не надо слов. Договорились?

– Мой герцог за меня отомстит! Отпусти меня, Вета! Я уйду в монастырь и буду молиться. Я даже перестану пить!

– Какая жертва! – продолжала улыбаться Энвелла, – Только я не просто Вета, а Святая Вета! Для одних мой лик – благо, а для других, таких грешников, как ты – зло, кара за грехи. Вспоминай, что надо и отпущу часть грехов. Хочешь выпить? Вижу, что хочешь. Я сегодня добрая.

Пленник недоверчиво взглянул на женщину, дернулся, но веревки прочно удержали тело, привязанное к столбу и по щеке, скатилась слеза, так хотелось напиться и забыться. Пьяному и умирать не особо страшно, даже если поставят жаровню под ноги. Герцог его не забудет, может быть, и отомстит. В подобные вещи комендант деревни не верил, но очень хотел верить, в глубине души.

Энвелла подошла к деревянному колченогому столу и покачала головой. Имперского набора для дознания не было и в помине, а «размягчить» сознание надо. Хорошо, что нашлось перегнанное вино с изрядным содержанием этилового спирта, аналог того, что на Земле называют бренди. В принципе одного кувшина должно хватить, чтобы довести это тело до нужной кондиции. Дикая планета, где даже допрос не провести культурно, цивилизованными методами. Так, надо не забывать о том, что ты воплощение добродетели, мыслимой и немыслимой, образец небесной чистоты. Энвелла налила в глиняную кружку напиток и поднесла к губам жертвы, которая не поверила такому счастью. Вот уж действительно святая, не даст умереть трезвым.

– Сколько же тебе надо? – вздохнула Энвелла, глядя на пустой кувшин.

Глаза у пленника стали, как у рыбы, глупые и «стеклянные», видно выпитое пойло таки подействовало, поскольку девушка почти ощутила эмоции, кошмары алкогольного угара и теперь все это надо попытаться увидеть, отделить зерна от плевел. Энвелла устроилась удобнее в мягком кресле, закрыла глаза и попыталась увидеть нечто на ментальном уровне. Не получалось.

– Расслабься и освободи восприятие, – прошелестел в голове «внутренний голос», – Твоя мать умела это делать, правда практиковалась, в основном, на своем муже. Но ты правительница древнего народа и обязана уметь читать разум. Считай, что Янтарис это место, где исчезнет твоя безграмотность, как Великой Энту. Ты поставила перед собой цель, так и достигай ее, девчонка. Как можно было так одичать? Куда ты меня послала? Очень неясное указание маршрута, а еще и пилот, позор имперского флота! Хотя бы указала полярные координаты этого места. Вот же попался «подарочек» твоему мужу, но зато ему явно не будет скучно в этой жизни. Вот помню…

Энвелла не особо обращала внимание на бормотание чуждого сознания, а вскоре и оно стало просто фоном, ненавязчивым ворчанием докучливого собеседника. Она словно находилась в клетке, из которой нельзя выбраться, не могла стать тенью, светом или тьмой, фантомом, безразличному к любым препятствиям. Нечто, сильнее чем цепи, держало душу в теле и где взять ключ к оковам, кто скажет? Его надо найти самой, без посторонней помощи. Может быть это страх перед неизвестностью? Все может быть.

Девушка вспомнила приемы тренировок пилотов в университетском учебном центре и полностью расслабила тело, чтобы повысить реакцию, восстановить притупленную чувствительность. Это был способ, которым пилоты не брезговали в любой ситуации, особенно после прыжков в неевклидовое пространство, где одно неверное движение грозит превращением корабля в яркую вспышку. Подобное состояние Энвелла никогда не любила, предпочитая быть чем-то вроде сжатой пружины, способной разжаться кому-нибудь в физиономию. Что поделаешь, но естество не всегда можно засунуть в определенные рамки. Неужели получилось?

Энвелла осторожно прикоснулась сознания пленника, предварительно разогнав толпу забавных зверушек, вызванных алкогольным угаром. Не то, чтобы она не любила живность, но не в таком же количестве? Кыш отсюда! Астральные пакостники отбежали на безопасное расстояние, возмущаясь неприятным излучением, устроились в стороне, а парочка «чертиков» показала серию непристойных жестов, на которые, впрочем, Энвелла не обратила внимания. Больше интересовали дальние закоулки памяти, закрытые напластованиями воспоминаний о пьяных оргиях и прочих безобразиях. Вот они, почти стертые сведения о нужных событиях.

Лес расступался перед отрядом латников, идущих по довольно широкой лесной дороге. Странно было рассматривать картинки без звуков, но и этого хватит для знающего наблюдателя. Энвелла все видела от лица наместника, который ехал на телеге и рассматривал задницу похотливой девки, вместо того, чтобы выполнять прямые обязанности командира на марше. Неужели можно быть таким дебилом? Оказывается, можно, если уверен, что нет никакой опасности, а солдатами командуют знающие сержанты. Через некоторое время начальник оторвался от созерцания женских прелестей и недовольно повернул голову в сторону солдата, который весьма эмоционально о чем-то докладывал. Пришлось соскочить с телеги, напоследок шлепнув ладонью по упругой попе любовницы, помочиться под ближайший куст и поспешить в голову колонны.

Впереди виднелся просвет, деревья поредели, говоря о близости открытого пространства. Деревья шатались перед глазами, говоря, что обладатель этих самых глаз был не совсем трезв, истощен алкоголем и любовными излишествами. Взгляд остановился на человеке в вороненных доспехах и застыл, обрел некоторую осмысленность. Энвелла догадалась, что присутствует при встрече с герцогом Андира, претендующим на престол Сагатора. Это был высокий светловолосый мужчина, крепкого телосложения и, судя по всему, крутого нрава. Удар кулаком в физиономию нерадивого вассала на время сделал картинку воспоминаний черной. Просветления разума пришлось ждать довольно долго, но оно наступило после того, как на голову вылили ведро воды. Как так можно? Впрочем, Энвелла не сильно осуждала бабника и пьяницу, вспомнив свои похождения на Терре. Там она вела себя не лучше.

Герцог высказал все, что думал о подчиненном, а думал видно много, поскольку за каждый просчет награждал выговором с занесением в грудную клетку кулаком в латной перчатке. Экзекуция прекратилась, ибо любые неприятности должны исчезнуть, нанеся положенный ущерб. Все-таки герцогская рука принесла просветление в виде болезненного протрезвления и некоторой адекватности восприятия действительности.

Их Высочество в сопровождении командиров отправился оценить обстановку на лесной поляне. Энвелла, чужими глазами, увидела довольно странную картину, странную для этих мест, но вполне знакомую для солдата имперской армии. В центре поляны находился бункер, маскированный под укрепленную дворянскую усадьбу, ощетинившийся антеннами дальней космической связи. Столбы ограждения со световыми маркерами говорили о наличии силовой защиты, довольно устаревшей, но для местных дикарей и такое сойдет. Периметр лагеря охраняли несколько андроидов армейского образца, облаченных в стилизованную броню «аля-латник», понятную для аборигенов. Механические воины были неподвижны, словно у них отключили питание или просто зависла программа управления. По приказу герцога арбалетчик выстрелил в ближайшего охранника. Цель поражена точно в нагрудник и болт отскочил в сторону, не причинив никакого вреда. Реакции в ответ не последовало. Явно здесь было что-то нечисто.

Энвелла отметила несколько шатров, над которыми развевались разноцветные флаги, но признаков оживления вокруг не было. Зато явные признаки смерти были в наличии. Вокруг погасших костров сидели неподвижные тела, окоченевшие пару суток назад. Это подобие «учебного центра» явно посетила болезнь и выкосила всех подчистую. Или не всех? Интересно, а что это там такое?

Пленник начал приходить в себя и сознание было выброшено в реальность. Девушка раскрыла глаза и потерла виски, поскольку тяжесть в голове, с непривычки, напрягала изрядно. И того, что она увидела было достаточно для анализа ситуации. Зарги решили инициировать жителей Янтариса и для управления ими создали некий штаб. Судя по тому, что охрану несли роботы, штат был невелик: несколько медиков, связисты и персонал генератора излучения для подавления рефлексов самосохранения. Почти наверняка умерли только те, кто был инициирован, а такое бактериологическое оружие могли сделать немногие профессионалы высокого класса, например, такие, как дядя Леро. И не просто сварили зелье, а работали на хорошем оборудовании, без применения шаманских методов средневековой алхимии. Все нужное для подобных исследований было в имперском медицинском центе Канопуса, в университете Терры, может быть на Элизии. Это очень далеко, значит где-то здесь на планете была лаборатория по разработке биологического оружия, которой руководил некто, знавший досконально биологию и генетику заргов.

Пленник начал трезветь, попытался разорвать путы, но так и остался привязанным к столбу. Бедняга, видно начинает мучить «сушняк», вечный спутник закоренелого пьяницы. Энвелла решила быть «доброй» до конца и влила в глотку незадачливого вояки треть кувшина воды. Этого оказалось достаточно, чтобы снова погрузить жертву в алкогольные грезы.

В дверь осторожно поскреблись. От неожиданности Энвелла развернулась и со всего маха всадила нож в створку. В коридоре, судя по голосу, ругнулся Леэд, требуя, чтобы не мешали святому человеку размышлять о бренности бытия, а то отправишься сразу на небеса с ножом во лбу, поскольку у небожителей скверный характер.

– Матушка Вета! Не гневайтесь на раба божьего Ауттора. Я из монастыря пришел с поручением от отца Итара.

– Входи, – смилостивилась Энвелла, вытащила нож и торопливо спрятала его в рукав, – Пусть следопыт зайдет тоже. Что там стряслось?

В дверь сначала просунулась физиономия монаха, осмотрелась вокруг, опасливо покосилась на пыточный столб, икнула от страха. Парень, с помощью Леэда, втащил изрядных размеров мешок, осенил себя знамением, а потом извлек из сумки на поясе стило, чернильницу и чистый свиток.

– Зачем?

– Отец Итар сказали, что я должен записывать каждое слово святой Веты, дабы в будущем составить святое писание для верующих.

– Чтобы ты усрался и листика лопуха не нашел, – буркнула «посланница небес» на имперском наречии.

– Я этого языка не знаю. Переведите на сагаторский, госпожа.

– Тьфу! Как бы это сказать. Не изобретай сущности сверх необходимости.

Монах тут же записал это мудрое изречение в свиток и присыпал текст мелким просеянным песком. Только не это, но придется мириться с издержками производства, сделали святой, значит принимай любую придурь, как должное.

– Что ты за мешок приволок?

– Отец-эконом сказали, чтобы я забрал ритуальные одежды, благовония и прочее для торжественной службы. Вас ждут в храме и там надо появиться в подобающем виде, ибо негоже ходить в дорожном платье, не поймут.

Энвелла уже готова была выругаться, как портовый грузчик, но передумала, увидев, как взметнулась рука, готовая записать очередную истину.

– А что с этим делать? – спросил следопыт, указывая на столб, – Сказал хоть что-то? Матушка, зачем было на это животное переводить хороший напиток? Я бы принес дрянной бражки.