Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа

Во втором квартале 1938 г. из-за большого количества сверхурочных работ ремонтно-механический цех перерасходовал фонд зарплаты на 11 тысяч рублей, а цех № 13 – на 19 тысяч рублей. Причем наибольшее число сверхурочных часов тратилось на ликвидацию последствий аварий и ремонт оборудования. За девять месяцев того года общий перерасход фонда зарплаты по заводу составил три миллиона рублей при выполнении плана на 79 %. Брак и простои зачастую оплачивались полностью, выплачивались необоснованные премии. Таким образом, финансовая дисциплина была из ряда вон плохой.

Впрочем, подобные явления наблюдались во всей советской промышленности. 17 мая 1938 г. вышел приказ Наркомата оборонной промышленности (НКОП) «О перерасходе фонда зарплаты». В нем приводилась следующая таблица.[55]

В 1937–1938 гг. на заводе № 92 участились пожары. Только в мае 38-го года в термическом цехе произошли четыре пожара, причем один из них привел к взрыву печи. Потребовалось даже создание в цехе стационарного поста пожарной охраны.

Директор Мирзаханов объяснял это в духе времени – «вредительством». В своем приказе от 19 мая 1938 г. он, в частности, писал: «Враги народа, орудующие на нашем предприятии, практикуют путем пожаров и взрывов выводить из строя цеха и завод в целом. Неразоблаченные вредители на заводе и сейчас пытаются делать свое гнусное дело. 9.05. – пожар в цехе № 6, 9.05. – калильщик Чиняев взорвал печь, 17.05 – два пожара».[56]

Однако большей частью эти происшествия объяснялись вполне объективными причинами, в основном перегрузкой оборудования. «Вредили» же по большей части не специально, а вследствие низкой культуры труда и наплевательского отношения. Впоследствии большое число пожаров и загораний привело к формированию на заводе специального пожарного поезда, состоявшего из паровоза, вагона с противопожарным инвентарем и двух 20-тонных цистерн с водой.

В 1938 г. на «Новом Сормове» проводятся широкие мероприятия по повышению производительности труда. Сборка орудий Ф-22 – основной продукции завода – ставится на конвейер. Пересмотрены технологии горячей и холодной штамповки в направлении сокращения количества станко-часов и ручных работ. Фасонное литье переводится на машинную формовку. Ручная обрубка металла заменяется механизированной, простые токарные станки – многорезцовыми и револьверными. Все это позволяло высвобождать рабочую силу, направляя ее на другие участки.

И. А. Мирзаханов, назначенный директором завода № 92 28 января 1938 г. (фото сделано позднее)

Однако механизация обработки привела к новой проблеме – обеспечению инструментом, расход и поломки которого возросли в неимоверных количествах. Например, обострилось положение с фрезами. Только в механическом цехе № 1 за один месяц 38-го года ломались 300–400 фрез.[57] Сверла, поставляемые из инструментального цеха, часто изготавливались с отступлением от нормалей, что приводило к неправильной сверловке.

По мере механизации работа инструментального цеха стала оказывать все более заметное влияние на функционирование завода в целом. Так, после нормального выполнения программы января – февраля 1939 г. в марте опять наметилось отставание из-за резкого снижения скорости и качества работ на расточке стволов в механическом цехе № 2. Причина – плохое качество резцов, полученных из инструментального цеха.

Нехватка инструмента приобрела хронический характер. За первый квартал 1939 г. инструментальным цехом заявки на фрезы были удовлетворены на 14,2 %, на сверла – на 28,9 %, на абразивы – на 40 %, на быстрорежущую сталь – на 86 % и только на пилы план был выполнен на 115 %.[58] О количестве расходуемого инструмента можно судить из приведенной таблицы.

В 1938–1939 гг. в связи с переходом предприятия на массовый выпуск орудий особенно актуальным стал вопрос о себестоимости продукции. Перерасход фонда заработной платы, огромный расход дорогостоящего металла и инструмента – все это приводило к неуклонному удорожанию пушек по сравнению с первичной калькуляцией. На заседании производственного актива 10 марта 1938 г. были озвучены данные о том, что общая себестоимость Ф-22 в 1938 г. увеличилась на 30 млн. рублей. Одна пушка стоила уже в пятнадцать раз дороже легкового автомобиля ГАЗ М-1.[59]

В октябре 1938 г. «Новому Сормову» каким-то чудом удалось выполнить сверхплановое задание, сдав армии 50 орудий Ф-22 в честь 21-й годовщины Октябрьской революции. Кроме того, цех прицелов выполнил программу октября на 101 %, а инструментальный закончил месячную программу к 28 октября.

Однако другие цеха подобных достижений не имели. Литейный цех срывал поставки деталей № 67-1 (станок Ф-22). В приказе директора от 3 ноября отмечалось, что «…данная деталь весь 1937 год и 9 месяцев 1938 года шла с большим браком: 1937 г. – 88 %, июнь 1938 года – 68 %, июль – 70 %, август – 82 %».[60] Всего за это время были забракованы 692 станка пушки.

Тем не менее к декабрю завод наконец начал кое-как справляться с планом (правда, сильно урезанным) по выпуску орудий. Впервые с момента своего пуска он закончил год более или менее успешно. Согласно годовому отчету, оборонная программа была выполнена на 100,8 %.[61] В приказе директора от 28 декабря 1938 г. говорилось: «Можно констатировать, что производство Ф-22 заводом в целом освоено».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 февраля 1939 г. завод № 92 был награжден орденом Ленина «за создание и освоение новых образцов вооружения». Поздравления были получены от наркома вооружения И. М. Кагановича и начальника ГАУ РККА Кулика.

Всего же в 1938 г. завод № 92 в Горьком и Кировский завод в Ленинграде сдали армии около тысячи орудий Ф-22. На самом деле радоваться было особо нечему. Приказ о принятии пушки на вооружение был подписан еще в 1935 г. И вот к началу 1939 г. удалось поставить всего 1429 орудий, и это с двух крупнейших заводов страны! Да и качество пушек оставляло желать лучшего, многие приходилось потом переделывать по гарантии. Всего же до 1940 г. Красная Армия получит менее трех тысяч Ф-22.[62]

Тот же Каганович в своих многочисленных приказах крайне негативно оценивал работу практически всех советских оборонных заводов. В частности, в приказе № 351 от 15 сентября он писал: «В конструкции вносятся без серьезной проверки многочисленные изменения… Материалы и заготовки (литье, поковка) выдаются в производство бесконтрольно и без учета фактических потребностей, вследствие чего брак, полученный в процессе работы, скрывается без предъявления ОТК. Т. о. создается т. н. скрытый брак, который в отчетах потом выражается в нехватке, недостатке материалов и деталей… Планы и заявки на снабжение часто составляются без учета имеющихся заказов и без увязки с финансовыми планами, что приводит к массовым неплатежам и дебиторской задолженности».[63] Этот приказ наглядно иллюстрирует, в каком хаосе работала советская военная промышленность в предвоенные годы.

«Чудо-орудие-2»

Тем временем руководство ГАУ РККА, недовольное медленным внедрением пушки Ф-22, еще в апреле 1938 г. снова поставило вопрос о снятии ее с производства и заменой новым 76-мм орудием, разработанным на Кировском заводе конструктором Махановым. Но Грабин и тут не растерялся. Понимая, что времени на создание нового «чудо-орудия» нет, он решил просто усовершенствовать Ф-22, выдав ее модернизированный вариант за новую дивизионную пушку. И его авантюра снова удалась!

При личном вмешательстве Сталина грабинское КБ и завод № 92 получили разрешение на проектирование и постройку «новой» пушки на конкурсной основе с Кировским заводом. По всей вероятности, подобная состязательность целенаправленно насаждалась вождем с целью ускорить внедрение в производство новых орудий и выявить наиболее удачные, на его взгляд, образцы. Впрочем, в пушках «вождь и учитель» ничего не понимал, посему главное было произвести на него внешний эффект.

Так или иначе, в мае 1938 г. началось проектирование орудия Ф-22УСВ, причем требование приспособить систему для зенитного огня больше не выдвигалось. По замыслу конструктора эта пушка должна была в значительной степени унифицироваться с Ф-22, и в ее конструкции предусматривалось сокращение количества дорогостоящих деталей, изготовленных из цветных металлов и легированных сортов стали.

Проектирование орудия велось по-стахановски в очень сжатые сроки, уж очень боялся Грабин проиграть «кировцам». Было применено совмещение процессов конструктивно-технологической разработки и деталировки, впервые была даже пропущена фаза эскизного проекта. Техническую документацию закончили в августе, а в ноябре цеха получили первые задания по изготовлению деталей для опытных образцов. При этом степень унификации Ф-22УСВ с Ф-22 достигала 50 %, что должно было упростить внедрение орудия в производство.

Впервые предусматривалось широкое применение полых деталей, вместо специальных штампованных колес на эту пушку установили автомобильные от грузовика ЗИС-5. После выстрела в Ф-22 часто происходило заклинивание гильзы. Сам Грабин объяснял это использованием французских снарядов времен Первой мировой войны, но, согласно архивным документам, причина была в плохом качестве снарядов отечественного производства: кривые донья, корпуса гильз и т. п. Поэтому, чтобы исключить заклинивание в конструкцию затвора был введен механизм принудительного экстрактирования стреляной гильзы.

В декабре 1938 г. на подмосковном полигоне в присутствии главного инспектора артиллерии Воронова проводились войсковые испытания четырех орудий Ф-22УСВ и четырех орудий Кировского завода. Сначала пушки испытывались передвижением по пересеченной местности на прицепе гусеничных артиллерийских тягачей «Комсомолец», затем – артподготовкой в объеме 600 выстрелов из каждого орудия.

Во время первого этапа испытаний одну из УСВ опрокину-ло набок, и в таком положении тягач проволок ее по земле несколько метров. Орудие было сильно повреждено, однако быстро отремонтировано и приняло участие в стрельбах. На втором этапе выявилось главное преимущество пушки Грабина – принудительное извлечение стреляной гильзы, из-за чего пушки Кировского завода показали скорострельность ниже, чем грабинское «чудо-орудие».[64] Решением ГСТО от 28 декабря 1938 г., опять же при личной поддержке Сталина, орудие Ф-22УСВ было принято на вооружение РККА вместо Ф-22.

76-мм дивизионная пушка Ф-22УСВ в экспозиции Музея артиллерии в г. Санкт-Петербург

76-мм дивизионная пушка Ф-22УСВ в экспозиции Музея артиллерии в г. Санкт-Петербург

Таким образом, основное отличие модели УСВ от прежней состояло в существенном уменьшении веса, но при этом незначительно ухудшились остальные характеристики. Однако малый вес для орудий отнюдь не является преимуществом. Легкость при транспортировке с лихвой компенсируется плохой устойчивостью при выстреле. Да и живучесть «облегченных» деталей была на порядок меньше.

Первоначально «Новое Сормово» получило задание на выпуск тысячи Ф-22УСВ. Из-за этого оборонная программа завода на 1939 г. увеличилась сразу на 60 %, такой вот новый подарок получили рабочие от главного конструктора. Правда, за счет проведения ряда мероприятий цикл производства орудия значительно сократился. Средняя длительность процесса изготовления деталей уменьшилась с 97 до 60–65 дней. Удельный вес станочных работ возрос с 36,5 до 45 %. Постоянно проводились мероприятия по стандартизации и взаимозаменяемости деталей. Они приобретали все большую важность в связи с тем, что многие бракованные детали под давлением начальников цехов использовались как годные, а затем «подгонялись» на следующих этапах производства.

Тем временем снова произошла не только смена орудия, но и смена руководства. 5 февраля 1939 г., то есть в тот самый день, когда завод получил орден Ленина, вместо Мирзаханова директором был назначен его заместитель, и в прошлом начальник цеха, Я. И. Чмутов.

В 1938–1939 гг., несмотря на огромное количество принятых мер, так и не удалось изжить такие явления в работе завода, как несбалансированность, рывки и отсутствие ритмичности. Выступая 7 апреля 1939 г. на совещании хозяйственного актива «Нового Сормова», директор Чмутов, в частности, сказал: «Главными недостатками в работе завода в 1938-м – начале 1939 года остаются плохое выполнение ежедневных планов, сверхурочные работы, штурмовщина, кустарничание в области технологического процесса, импровизация».[65]

Я. И. Чмутов. Сначала работал на заводе № 92 начальником цеха и заместителем директора, а потом 5 февраля 1939 г. был назначен директором завода

В результате постоянной перегрузки и нещадной эксплуатации оборудования в 1938 г., в начале следующего года 25 % станков требовали капитального и 40 % текущего ремонта. При этом в кузнечно-прессовом и литейном цехах капремонта требовало 54–56 % оборудования, особенно печи и прессы. Ремонтно-механический цех, часто загружавшийся непрофильными заданиями, не справлялся с ремонтом станков.

Характерно, что наряду с постоянной штурмовщиной наблюдалось и большое количество простоев. За десять месяцев 1939 г. они составили 470 тысяч человеко-часов, из них 138 тысяч – из-за поломок оборудования и 55,8 тысячи – из-за нехватки инструмента. Фонд зарплаты за 1938 г. на заводе был перерасходован на один миллион рублей.

Подобные явления наблюдались и в дальнейшем. Так, в апреле 1940 г. в ходе ревизии завода по линии 1 Главного управления Народного комиссариата вооружений (НКВ) СССР было выявлено, что с 1 марта 1939 г. по 1 апреля 1940 г. на «Новом Сормове» официально использовали 1 321 790 сверхурочных часов при разрешенном максимальном лимите в 997 200 часов.[66]

В апреле – мае 1939 г. началось освоение центробежной отливки труб стволов Ф-22, что должно было значительно увеличить их живучесть при стрельбе. Однако вначале оно шло с большими трудностями, особенно на стадии дальнейшей механической обработки. Цех № 16 за май – июнь обработал только 20 труб, причем двенадцать из них имели брак по сверлению. Увеличилось время прохождения труб Ф-22 через механические цеха, а в августе 61 ствол вообще ушел в брак по причине грубого отступления от чертежа и нарушения калибра. Механический цех № 1 в апреле оказался настолько перегруженным работой, что изготовление многих деталей: мотыль, скоба буфера, ось вилки и др., пришлось срочно передавать другим цехам.

Практически во всех источниках приводятся противоречивые данные о сроках производства пушки Ф-22УСВ. Фактически сборка орудий на заводе № 92 продолжалась до февраля 1940 г., а затем 4 марта вышло распоряжение по технической части о прекращении изготовления Ф-22УСВ и изъятии чертежей.[67] Производство же различных комплектующих к данной системе продолжалось и в дальнейшем. Всего успели выпустить 1150 орудий.[68]

Поражение Грабина – на конвейере гаубица М-30

В январе 1940 г. Горьковский машиностроительный завод № 92 начал освоение технологии производства гаубицы М-30. Причем часть узлов и деталей первой серии были унифицированы с другими орудиями, в частности затвор был от 122-мм гаубицы образца 1910–1930 гг., а колеса – от Ф-22.

Это стало первым серьезным поражением Грабина, так как на сей раз он не сумел пропихнуть в производство свою собственную 122-мм гаубицу Ф-25 и вынужден был заниматься доводкой чужого орудия. К тому же конструктором М-30 был Петров, к которому Грабин относился весьма пренебрежительно. Он считал, что только ему одному ведомо, какие орудия нужны Красной Армии. Не удалось Грабину и добиться разрешения на производство своей 95-мм пушки Ф-28.

122-мм гаубица М-30 имела много общего с дивизионной пушкой Ф-22 и даже внешне была похожа на нее, что несколько облегчило переход. Началось ускоренное освоение центробежной отливки труб гаубицы. Приказом директора были установлены сроки в двое – пять суток, в течение которых различные детали, изготовленные подобным способом, должны были проходить обработку в цехах с момента поступления.

Помимо основной продукции, завод № 92 в 1940 г. производил восемь наименований деталей Ф-22УСВ, лейнеры 3-К, трубы и казенники для 85-мм зенитной пушки 61-К образца 1938 г., шесть наименований деталей орудия 76-К, трубы, кожухи и дульные тормоза для 45-мм противотанковой пушки 53-К образца 1937 г., а также гильзы М-62. Производились работы по восстановлению и доукомплектованию вышедших из строя Ф-22УСВ и др.[69]

1 июня 1940 г. директором завода был назначен Амо Елян – родственник всесильного главы НКВД Лаврентия Берии. Новый начальник относился к совсем другому типу руководителей, не похожему на прежних директоров. Управлял он круто и грубо, как царь, не терпел возражений. Характерный факт: когда машина директора утром подъезжала к заводу, «вохровцы» должны были заранее открыть ворота. Если же они вдруг этого не успевали, автомобиль Еляна, кстати, предпочитавшего внедорожники, попросту таранил и вышибал их.

В своих приказах по заводу Амо Евсеевич, первым из директоров завода, стал официально ссылаться на анонимные записки и доносы. В то же время рабочие отзывались о Еляне хорошо, он часто помогал нуждающимся, справедливо разрешал споры с начальством, заботился о снабжении их продуктами.

Внедрение гаубицы М-30 опять осложнялось нехваткой инструмента. Инструментальный цех не справлялся с работой, сказывались плохая подготовка производства и простои станков. Потребовались срочные меры: организация работы в три смены, дополнительная переброска рабочей силы. Качество литья в связи с внедрением новой системы также снизилось. Большие проблемы опять возникали из-за хаотичного внесения технологических изменений в проект по ходу освоения. В итоге оснащение инструментарием технологии первой очереди М-30 закончилось только в середине июля.

Сталь для щита гаубицы была получена заводом 29 июня, однако из-за халатности ряда работников ее испытание задержалось до 4 июля. Оказывал заметное влияние выход из строя оборудования. Например, 3 июля произошла авария пресса № 3 в кузнечно-прессовом цехе с тяжелыми последствиями. Героическими усилиями ремонтников он затем был восстановлен за семь суток.

По-прежнему возникали большие сложности в организации технологического процесса. В приказе директора от 26 июля говорилось: «Начальник техбюро сборочного цеха Ганичев формально вел журнал технологических изменений, в результате большинство выявленных дефектов М-30 не были доведены до цехов. Плановый отдел, получая извещения КО на изменения, не планирует подготовки производства по внесенным изменениям.

А. Е. Елян, назначенный директором завода № 92 1 июня 1940 г. (фото сделано позднее)

В КО часть изменений, предусмотренных протоколами, до сих пор не проведены. Технологи не отмечают даты исполнения, давая заключения по изменениям, не подписывают их».[70]

В приказе от 31 августа Елян дал следующую оценку освоению М-30: «Система осваивается уже 5 месяцев очень медленными темпами. Работа ведется по временным технологиям с массовыми нарушениями технологической дисциплины».[71]

15 сентября освоение новой артиллерийской системы в целом на заводе № 92 закончилось, и с большими трудностями началось серийное производство. И все бы ничего, но 7 сентября 1940 г. вышел приказ НКВ и ГАУ РККА о введении новых стандартов фасонного литья СТНВ-62сс, причем уже с 1 октября. Это создало дополнительные трудности для завода и в числе многих других факторов не позволило в последние месяцы перед войной наладить более или менее ритмичную работу.

Проблемы возникали и по вине конструкторского отдела. Так, контролер отдела главного конструктора В. Плеханов «неправильно провел изменения по деталям 26-9, 26–11 и 26–12 гаубицы М-30». Изменения должны были быть проведены комплексно, а он провел их только по детали 26-9, в результате чего были выпущены 726 деталей 26–11 по аннулированному чертежу. Впоследствии их пришлось уже в сборочном цехе «подрубать на сборке».[72]

Заметное влияние на производственный процесс продолжала оказывать слабая технологическая дисциплина. Помимо «грубейших нарушений», имело место «неполное соблюдение технологии», ведущее к непредусмотренным дополнительным работам. Например, кузнечно-прессовый цех передал в механический № 13 детали 19–90, отштампованные не по технологии, в результате чего возникла необходимость в дополнительной операции – сверлении отверстий. Щиты для гаубиц передавались в термический и механический № 13 цеха с припуском 40–50 мм вместо 18 мм, в итоге потребовалась дополнительная фрезеровка. Вносило дезорганизацию и складское хозяйство. Сборочный цех простаивал из-за «нехватки деталей» № 19–39, 19–46 и др., однако при проверке оказалось, что те на складе имелись в достаточном количестве, но просто не были соответствующим образом оформлены.

Тем не менее, благодаря героическим усилиям рабочих и широким организационным мероприятиям, заводу № 92 удалось выполнить план по производству М-30. В декабре сборочный цех вышел на уровень 30–40 изделий в сутки. Кузнечнопрессовый цех организовал скоростную отковку детали 01–30. В результате при норме 45 минут она изготовлялась за 25. Деталь 01-1 вместо 36 минут отковывали за 23,5. Механический цех № 13, досрочно выполнив свою программу, оказал значительную помощь сборочному.

Проводились срочные переброски рабочей силы с участка на участок, в т. ч. несколько раз в течение суток, был значительно увеличен лимит сверхурочных работ. На наиболее сложные участки ставили бригады стахановцев. В итоге 31 декабря 1940 г. была сдана военпреду последняя 500-я гаубица. Был даже перевыполнен план по гильзам М-62.[73]

Одновременно завод вел опытные работы по ряду экспериментальных артсистем: Ф-26, Ф-27, Ф-28 и Ф-30. В октябре началось срочное освоение 76-мм танковой пушки Ф-34, разработанной КБ Грабина. Она устанавливалась на средний танк Т-34 образца 1940 г. Во всех источниках боевые качества данного орудия оцениваются исключительно положительно. Однако при этом совершенно не учитывается производственный фактор, в частности, низкое качество ствола и других устройств, особенно в первых партиях. Поэтому реальные тактико-технические характеристики орудия сильно отличались от расчетных.

Из-за постоянных трудностей с изготовлением инструмента, задержавших начало серийного производства всех артсистем, заказы на него были, помимо инструментального, размещены в трех механических цехах и в цехе прицелов. Для технологов и контролеров были установлены крупные премии. Вскоре на завод пришел приказ наркома Ванникова срочно – до 1 февраля 1941 г. – построить специальный цех для производства Ф-34. Помимо этого, в связи с переходом на центробежное литье также потребовалось строительство специального цеха.

Однако на первом этапе производство танковой пушки постоянно срывалось, в основном из-за нарушений технологического процесса. Так, при изготовлении детали 01-3 не была выполнена инструкция по заливке, что привело к браку 15 штук по усадочным раковинам. Выпущенные и разосланные по цехам маршрутные ведомости Ф-34 имели много ошибок, во многих случаях не отвечали проекту, марки сталей не соответствовали чертежам, нормы веса – фактическому весу. Для их доработки по приказу Еляна даже была создана общественная комиссия.

В приказе по заводу от 10 января 1941 г. отмечался срыв работ по опытным системам. В частности, в механическом цехе № 1 «задержано 20 деталей 01-3 Ф-30, детали 01-1 Ф-42 изготавливаются с большим браком». Термический цех задерживал обработку деталей Ф-31, сдавал их с отступлением от технологии.

Для более оперативной обработки деталей Ф-34 в механическом цехе № 13 были организованы три слесарных участка, а из сборочного цеха были переведены пять ИТР. Выдача технологических карт теперь производилась только вместе с нарядом. Проводился очередной маневр оборудованием. В механический цех № 1 были переданы шесть новых станков, а также 13 станков – из цеха № 13, шесть – из № 16, причем вместе с прикрепленными рабочими.

Однако уровень брака продолжал оставаться очень высоким. Основной причиной по-прежнему оставались ошибки в технологическом процессе, в том числе на стадии планирования. Так, при разработке технологии на деталь 01-5 (казенник Ф-34) технологи С. Антонов и Ф. Барышкин допустили ошибку, забыв включить одну операцию. В результате 120 деталей были выпущены со значительным отступлением.[74] Аналогичным образом из-за «неправильных чертежей» ушли в брак и десять кожухов Ф-31 (ЗИС-2). Из-за простоев в работе нового пружинного цеха не хватало пружин. Потребовались срочные авральные работы на данном участке с переброской дополнительных рабочих и размещение заказов в непрофильных цехах.