Нежное дыхание смерти

Даша сделала паузу, раздумывая, не сболтнула ли лишнего. Милиционер подбодрил ее:

– Ну, так что ваша подруга? Думаете, могла пойти на самоубийство?

– Что вы?!

Милиционер переключился на родню покойной:

– Родители у нее живы?

Девушка ответила утвердительно.

– Еще кто-нибудь?

Она вспоминала и попутно проклинала свой болтливый язык.

«Какого черта я пустилась в откровения с ментом? Когда я домой теперь попаду! Настасья Филипповна как раз будет торчать на кухне, в это время у нее перерыв между двумя сериалами… А так можно было бы спокойно приготовить ужин».

– У нее есть свекровь, – вспомнила она. – Еще кто? Не знаю… Точно знаю, что родни было мало, и почти никто с ней не общался. Из-за мужа.

Входная дверь широко распахнулась, и на пороге возник могучий мужик – видимо, Тешкин. Старший из бригады шел за ним. Ни на кого не глядя, они прошли в ванную, и Даша поежилась, услышав плеск воды.

– Вы меня не отпустите? – нерешительно спросила она у милиционера. – Мне пора домой… Я не думала долго задерживаться.

– Ладно, – вздохнул он в ответ. – Вы, если что, в отделение заедете… Живете рядом?

– На Кораблестроителей. Неужели отпускаете?

– Идите, – милостиво сказал милиционер. – Дайте адрес.

Даша продиктовала адрес и ушла, не чуя под собой ног. На площадке к тому времени собралась маленькая толпа – старичок из соседней квартиры, старушка – вероятно, его жена, молодая девица с набитым жвачкой ртом и здоровенная баба в байковом халате. Все дружно глазели на дверь, из которой вышла Даша, и шептались. При ее появлении смолкли. Старичок храбро выступил вперед.

– Что там такое? – спросил он своим визгливым высоким голосом. – Ограбили квартиру или нет?

– Убили Аллу, что ли? – обратилась к ней баба в халате. – Допрыгалась девка!

– Почему вы сказали – допрыгалась? – спросила неизвестно зачем Даша.

– Допрыгалась – потому что за границу на работу ездила и доллары имела, – пояснила баба. – А дверь давно пора было ставить железную. И вам я то же самое говорю, – обратилась она к старичкам.

Те только замахали руками:

– Что ты, Ирочка! Да откуда у нас деньги на железную дверь?! У нас и брать-то нечего!

– Сейчас ни за что убьют, телевизор надо смотреть, – угрожающе предупредила баба и со жгучим интересом повернулась к Даше. – А там милиция сейчас?

– Да, – кивнула она. Обернулась на дверь, посторонилась – оттуда медленно и величественно выплывал Тешкин, держа передок носилок. На носилках лежало что-то плоское, и трудно было поверить, что это тело женщины.

Те, кто стоял на площадке, приросли к месту. Старики замерли как парализованные, баба шумно задышала, девица отвернулась, еще энергичнее зачавкав жвачкой.

Тешкин с молодым помощником, усиленно фыркавшим и сопевшим простуженным носом, спустились по лестнице, маневрируя на поворотах носилками с грузом, пристегнутым поверх ткани ремнями. Милиционеры не выходили, зато появился старший бригадир из морга. Он обратился к девушке неожиданно тепло:

– Увезли вашу подружку… А вы что тут загораете? Шли бы домой…

Даша вышла из подъезда, пересекла двор и оказалась на улице. Машинально посмотрела на часы. Девять.

«Привет родителям… – как-то вяло подумала она. – Теперь Филипповна не уберется с кухни до ночи. Что ж, придется обойтись без ужина. Или уж караулить яичницу – бабка и плюнуть в нее может…»

Но Настасья Филипповна оказалась неожиданно мила и добра. Дашу это нисколько не обрадовало – она-то знала, что такой старушка бывает только накануне большой гадости. Гадости же Настасья Филипповна готовила заранее и отличалась при этом необычайной изобретательностью. Даша внутренне взмолилась, чтобы возможная гадость была намечена не на нынешний вечер – пожалуй, на сегодня будет слишком.

Она разделась и переобулась у себя в комнате, вымыла руки на кухне и молча взялась готовить незатейливый ужин. Филипповна ошивалась здесь же и развлекала Дашу воспоминаниями своей молодости.

– Мы, конечно, тоже могли поразвлечься… – как всегда обобщенно говорила она, помешивая кашку в кастрюльке.

На голове у нее этим вечером красовался необычный чепчик из веселенького желтого полотенца. В этом головном уборе старушка выглядела сущим божьим одуванчиком. Посторонний человек не смог бы смотреть на нее без умиления или смеха, но Даше эти чувства были давно чужды. Она ни словом не откликалась на болтовню Настасьи Филипповны, которая ровным потоком лилась все дальше:

– Мы и на каток могли сходить, и на танцы… Не то что нынешняя молодежь. Нет. Разве теперь умеют веселиться?

Настасья Филипповна махнула рукой и чуть не пролила кашку на плиту. Кухня огласилась громогласными охами и проклятиями, которые непонятно кому адресовались. В общем и целом они сводились к тому, что ей, больной и слепой старухе, никто даже не думает помочь. Вот в ее-то время…

Даша по-прежнему не поворачивала головы. Это невнимание бесило Настасью Филипповну больше всего. Она отбросила церемонии и перешла прямо к делу.

– Да! – с невыразимым сарказмом заявила старуха, глядя прямо на соседку. – Мы-то не гуляли!

– Говорите – на каток ходили, – вымолвила наконец Даша. – Как же не гуляли!

– Да разве я про это?! – воскликнула Настасья Филипповна. – А вот так, как некоторые. Чтобы жить сначала с одним, потом с другим… Всю квартиру загадили, сволочи!

Бабуля перешла к непарламентским выражениям, и Даше волей-неволей пришлось обернуться. Дольше молчать и надеяться на мирный исход вечера было невозможно.

– На кого это вы намекаете? – задала она бессмысленный вопрос, потому что прекрасно знала, что намекать старуха может только на одну персону. – И что вы имеете в виду?

– Сама знаешь, что имею! – храбро отвечала та. – Сначала с одним жила… С этим худющим. Скелетом этим! Теперь вот другого водить будешь!

– Вы что это, Настасья Филипповна? – изумилась Даша. – Кого это я водить буду?! С чего вы взяли?

Старуха ядовито сощурилась.

– А то мы не знаем! – пропела она. – Жениха своего нового водить будешь! Если бы я знала, что тут бордель будет, разве я дала бы твоему отцу тебя прописать на жилплощади! Он меня только ради своей болезни уговорил, а ты мне тут сто лет не нужна!

– Вы, Настасья Филипповна, пейте шалфей, – посоветовала медсестра. – Что-то лицо у вас прямо трупного цвета.

Та взвилась, как смерч, и даже сделалась выше ростом. В первое время этих коммунальных ссор Даше было совестно ругаться со старухой, но вскоре она поняла, с кем имеет дело.

– А вот посмотрим! – шипела Настасья Филипповна, приблизившись к Даше на опасно близкое расстояние.

Та, словно невзначай, подняла с плиты кастрюлю с кипятком, в который только что собиралась бросить макароны, и развернулась к соседке. Бабуля мигом удалилась на другой конец кухни и оттуда прокричала:

– Проститутка! Тебе опять мужики звонят!

– Вы, Настасья Филипповна, ни Бога, ни милиции не боитесь, – уже спокойно сказала Даша, отправляя макароны в кастрюлю и тщательно их размешивая. – Я ведь тоже не без прав… Что вы меня все жилплощадью тычете? Я так же тут прописана, как и вы.

– Я тут с девятьсот пятого года живу! – несколько остыв, ответствовала старуха.

– Ясно, с «Кровавого воскресенья», – кивнула Даша. – А я с восемьдесят восьмого. Ну так что? За хулиганство я вас притяну и без «Кровавого воскресенья»… Вы лучше сказали бы, кто звонил.

– Мужчина, – немедленно ответила та. – Очень даже приличный голос.

– Не назвался?

– Сказал только, что знакомый и что еще позвонит.

– Ну и откуда вы взяли, что это мой любовник? – не без ехидства спросила Даша, прикрывая кастрюлю крышкой и подхватывая ее за ручки, обмотанные полотенцем. – Он что – так и сказал?

– Может, и не сказал, да голос у него был такой… – заявила проницательная старуха. – Меня не проведешь. Вот что, Дашка! Если ты снова хахаля на проживание приведешь или еще что, я тебя отсюда выселю! Запомни!

Девушка не отреагировала. Ссора по всем признакам утихала.

Даша ощущала невыносимую усталость. Ей уже не хотелось есть. Ей было неинтересно, на самом ли деле Аркадий собирался уйти от жены. Ей было не важно, почему Алла не закрыла дверь своей квартиры, почему фен выскользнул у нее из рук… Ей хотелось одного – лечь и уснуть, не умываясь на ночь, не приняв душа, не намазавшись кремом… Лечь и забыть обо всем. О каждом дне этого года и о последних днях – в особенности.

Настасья Филипповна тоже поняла, что Даша выдохлась и больше ничего интересного не будет, съела последнюю ложку каши и потащилась к себе в комнату, громко охая по дороге и жалуясь стенам, что ее, старуху, бедную, больную и слепую, все бросили, оскорбляют и обижают. Потом в конце коридора раздался мощный лязг задвигаемого засова – Настасья Филипповна заперлась на ночь. Даша поставила макароны на стол и неслышно заплакала.

В этот миг зазвонил телефон.

Глава 5

– Даша? – спросил незнакомый мужской голос.

«Всем я сегодня нужна, – с досадой подумала она. – Стоит чему-то случиться, и меня уже ни за что не оставят в покое. Когда надо ехать к матери – прибавляют мне дежурства или Настасья Филипповна начинает разборку. И вот – пожалуйста! Наверняка кто-то заболел и меня ставят на замену».

Даше показалось сперва, что звонит главврач – его голос она слышала очень редко, а по телефону и вообще бы не узнала. И только спустя минуту, когда Даша уже ответила, что это она, собственной персоной, поняла, что ошиблась.

Голос звучал весьма напористо и уверенно. Могло создаться впечатление, что человек этот прекрасно знает Дашу, но она-то уже осознала, что незнакома с ним.

– Мне срочно надо повидаться с вами, – сказал он буквально в первые же мгновения.

Девушка порылась в памяти – не назначала ли с кем-то встречу? Не обещала ли что-то какому-нибудь напористому больному, который когда-то обхаживал ее? Но ничего подобного вспомнить не могла и потому сказала:

– Не знаю, о чем вы. Представьтесь, пожалуйста!

– Игорь Вадимович. Но мне кажется, мое имя вам ни о чем не говорит.

– Мне тоже кажется, – согласилась она. – Вы лечились у нас?

– Бог миловал, – весело ответил мужчина. – Нет, Даша, я звоню вам совершенно не по этому делу. Можете не беспокоиться, я знаю, как медики вашего профиля боятся таких звонков от незнакомцев.

– Простите, а по какому поводу звоните?

– Дашенька, я сообщу при встрече. Меня очень просили не говорить по телефону. Ваш друг просил.

– Кто? – удивилась Даша.

– Аркадий.

Сердце сделало несколько болезненных тяжелых ударов, и Даша испугалась, что выронит трубку.

Игорь Вадимович продолжал делать свои полунамеки-полуоткровения:

– Впрочем, может быть, я тороплю события. Сначала я должен задать вам вопрос.

– Да? – еще больше напряглась девушка.

– С ним… С вашим другом… Что-нибудь случилось или нет?

Даша не понимала ничего, не говоря уже о том, что стала бояться звонившего. Но все же откликнулась:

– А что вы под этим понимаете?

– Ну если, скажем, Аркадий потерял кошелек с зарплатой или сдохла его любимая кошка, можете об этом не сообщать. Меня интересуют вещи глобальные.

– Вот оно что… – Даша сглотнула слюну, неизвестно почему горчившую.

«Кто он такой? – стучало у нее в мозгу. – Спрашивает об Аркадии, а сам ничего не знает? Или это я так думаю, а он все прекрасно знает и хочет проверить, знаю ли я? Что делать?» Ей вспомнилась Алла. «Не говорить с ним откровенно, – решила Даша. – Сорвать разговор».

– Почему вы спрашиваете об этом меня? Обращайтесь к его жене!

Игорь Вадимович спокойно, как бы сожалея о ее скрытности, вдруг заявил:

– Я обращаюсь к вам только потому, что Аркадий просил меня об этом. Про жену, простите, он не упоминал. Я-то, честно говоря, думал… что вы и есть жена.

Даша не ответила. Впору было бросить трубку, чтобы никогда уже не разбирать этот вопрос: кем же она приходилась Аркадию и как ее следует называть? А мужчина продолжал:

– Так случилось с ним что-нибудь или нет? Постойте, может быть, вам просто неудобно сказать мне по телефону? Я не ошибся?

– Нет никакого неудобства, – деревянным языком ответила Даша. – Он умер.

– Так, – пробормотал Игорь Вадимович. – А я-то думал – он пошутил…

– О чем вы?

– Надо встретиться, Даша. – Звонивший без паузы перешел в наступление. – Скорее. Вы можете сейчас?

– Зачем? – вяло ответила она. – Он умер, говорю вам.

– Вот об этом я и хочу поговорить!

– Зачем? – опять спросила Даша. – Я прекрасно знаю, что послужило причиной его смерти. И вообще, я хочу обо всем забыть…

Но он не уступал:

– Вы очень молоды, верно, Даша?

– Вообще-то не стара. А в чем дело?

– Да потому я спрашиваю о возрасте, что женщина постарше никогда не отказалась бы встретиться, чтобы узнать такие жизненно важные подробности, какие я хочу вам сообщить, – нравоучительно сказал Игорь Вадимович. – Я и так запоздал с этим звонком, надо было раньше. Да уж поручение больно того… Малоправдоподобная история. Сам не верил. Он что – в Венеции умер?

«Знает он, во всяком случае, многое. – Даша задумалась. – Но какое ему дело до всего этого? И откуда он взялся? Аркадий просил позвонить мне? Почему он сам не позвонил?»

– Послушайте, – сказала она наконец. – Вы говорите неинтересные и не такие уж жизненно важные вещи. При чем тут жизненная важность, когда он умер? Оставьте подробности себе. Мне они уже не нужны.

«Я поняла бы, если бы он попросил денег, чтобы помянуть друга, – думала она тем временем. – Как водится у опустившихся типов. Не нравится мне, что у него мой телефон. Откуда? Аркадий дал?»

– Ну, девушка, знаете ли! Меня ведь никто, собственно, не вынуждал звонить. Только неспокойная совесть. Поверите ли – ночами не спал, все думал – не навредил ли я кому промедлением. А вам – непосредственно заинтересованному лицу – все до лампочки! Вот Аркадий удивился бы! Правду говорят: «Жизнь живешь – один умрешь».

– Вы постарайтесь не давать мне оценок. Я и так уже их наслушалась, и все только благодаря ему. Оставьте меня в покое. Уже поздно, и я ложусь спать.

– Не ложитесь пока, я сию минуту приеду, – бросил он в трубку. Даша взвилась:

– Я вас не зову! Вам никто не откроет! Разве что вы запаслись отмычками. Я не желаю иметь ничего общего с приятелями Аркадия, слышите?!

– О, тогда вы просто обязаны меня принять! – весело возразил мужчина. – Я ведь не приятель ему, мы едва знакомы. Можно сказать – знали друг друга пять минут, но бывают, Дашенька, минуты, которые многих лет стоят! Так я выезжаю?

– Не смейте!

– Посмею! – уверил ее Игорь Вадимович.

– Что за наглость! – Даша задыхалась от возмущения. – Я вызову милицию.

– Я сам милиция, – ответил ей мужчина и положил трубку.

Даша в ужасе заметалась по кухне. Первой мыслью было – действительно вызвать милицию и предупредить, что к ней собирается заявиться наркоман – неизвестный ей шантажист. Но тогда пришлось бы объяснять многие вещи – отчего наркоман выбрал именно ее объектом для шантажа, от кого узнал ее телефон и адрес, а тогда не удалось бы умолчать об Аркадии. А ей хотелось говорить о нем как можно меньше.

«Не приедет – пошутил, – говорила себе Даша, уйдя из ухни и запершись в своей комнате. – А если и приедет – не открою. Пусть ругается с Настасьей Филипповной. Уж она-то выпрет его отсюда. Идея! Даже не выйду! Пусть разбираются вдвоем».

Игорь Вадимович не обманул – не прошло и четверти часа, как заверещал звонок. Даша услышала, как за стеной заскрипела кровать – старуха ворочалась. Потом загремел засов на двери.

– Кого Бог принес? – возгласила бабуля. Даша затаила дыхание. Игорь Вадимович что-то сказал Настасье Филипповне через дверь. Старуха решительно ответила:

– А уже полночь! Даже больше! Здесь коммунальная квартира, тут нечего ходить!

Даша не выдержала и вышла в коридор. Настасья Филипповна в ночной сорочке, расшитой множеством разноцветных заплат, терлась у двери, сгорая от любопытства, и изобразила при виде соседки ужасный испуг.

Она никогда не забывала прикинуться дряхлой и беспомощной, но Даша в таких случаях оставалась бесчувственной. Она прекрасно знала, что все это – гениальная актерская игра. Коммуналка развила в Настасье Филипповне великий трагикомический талант. И, как большинство актрис, она отличалась трудным характером.

– Твой пришел… – шепотом сообщила она Даше.

– Мой уже не придет. – Девушка отстранила старуху и глянула в глазок. Свет на площадке был плохой, но все же она кое-как рассмотрела мужчину. И еще раз убедилась, что с ним незнакома.

– Откроешь, что ли? – спрашивала Настасья Филипповна.

– Постойте. – Даша накинула цепочку и отперла замки, украшавшие створки двери.

Старуха трусливо взвизгнула и подалась назад.

– Даша? – проник в прихожую голос. Вместе с голосом ворвалась струя ледяного воздуха и холодноватый запах духов. – Даша, это я, Игорь Вадимович. Впустите же, на пять минут.

– А нечего! – ввязалась соседка. – Вы бы совесть поимели, вся голова уже седая! Как не стыдно!

– Спокойно, – сказала Даша неизвестно кому и из чувства противоречия откинула цепочку.

Гость вошел, осторожно оглядываясь, и Настасья Филипповна пытливо сощурилась. Ей было на что посмотреть – незнакомец выглядел шикарно. Несколько обалдела и Даша. Она никак не предполагала, что Аркадий водил знакомство с подобными джентльменами.

В слабом свете пыльной лампочки, затерявшейся в высотах потолка, девушка разглядела длинное полупальто из светлой замши, широкие, мягко струящиеся брюки и добротную кожу ботинок. Несмотря на мороз, на госте не было ни шарфа, ни шапки, из чего она заключила, что Игорь Вадимович приехал на машине.

Настасья Филипповна потянула носом отчетливый запах, исходивший от гостя, – запах духов, мороза и денег, и молча убралась к себе. Дверь, правда, не заперла, обеспечив свободу бесшумного передвижения по квартире.

А Даша не двинулась с места. Она молча смотрела на визитера, пока тот, несмотря на свой самоуверенный вид, не смутился.

– Что же вы, Даша, так меня никуда и не проведете? – спросил гость, неуверенно оглядываясь, и указал на дверь ее комнаты: – Ваша? Можно?

– Заходите уж. – Девушка прошла вперед, несколько стесняясь убогой обстановки.

Игорь Вадимович нерешительно покружился по комнате – от окна к двери и от двери к окну. Остановился, прислушиваясь к скрипу кровати за стеной. Даша сидела отвернув голову и разговора начинать не собиралась.

Раздался кашель – легкий, произведенный с определенной целью – обратить на себя внимание. Она обернулась к гостю. Тот вздохнул.

– Сесть позволите?

– Пожалуйста. Куда угодно.

– Так. – Он опустился на дряхлый, продавленный стул. – А курить разрешите?

– Курите. – Она махнула рукой на стол. – Вон пепельница в углу.

– А вы? – спросил мужчина, и Даша с удивлением поняла, что он робеет.

«Что с ним? Мое красивое житье так подействовало на нервы? Кури уж, зануда, говори, с чем пришел, и убирайся!»

Однако ничего подобного она не высказала вслух – мешал респектабельный вид гостя. Девушка тоже робела, хотя не желала себе признаться в этом.

А мужчина тем временем оправился от непонятного смущения и приступил к делу.

– Я, Даша, прежде всего должен попросить у вас прощения за неожиданный визит.

– Вы просто ворвались сюда. Хотя теперь уже не важно. Пришли – так говорите.

– Да, – кивнул гость и потер рукой лоб. «Да что он так переживает? – продолжала удивляться Даша. – Может, не такой уж посторонний человек Аркадию… Но почему я ввязываюсь в разные истории? Неужели из-за неизжитых провинциальных замашек? Девочка, которая всех боится обидеть невежливым отказом и которую, в свою очередь, не боится обидеть никто. А этот-то чего боится?»

И она почему-то порадовалась, что за стеной чутко слушает их разговор Настасья Филипповна, хотя знала, что та на помощь не придет ни в коем случае.

– Не знаю даже, с чего начать… – Он закурил другую сигарету. – Вы меня, наверное, начнете обвинять…

– У меня голова болит, был трудный день. Хотя вас это, разумеется, не волнует. Так что говорите все, что хотите, начинайте с чего угодно, только по сути. Потому что если вы пришли просто поболтать – я сойду с ума.

Игорь Вадимович торопливо начал:

– Я каждый год езжу в Венецию на карнавал. Провожу там десять дней… – Он говорил извиняющимся тоном, словно ему было слегка неловко перед Дашей за свое преуспевание. – Это традиция.

– Прекрасная традиция, – отозвалась она. – Я уже предвижу, что было дальше. Вы по традиции поехали на карнавал и повстречались там с Аркадием. Верно? И сразу подружились? Он отличался умением заводить знакомства. Правда, разрушал он их тоже мастерски.

– Нет, назвать нас знакомыми будет очень смело, – пожал плечами гость. – Я ведь говорю вам, все длилось каких-то пять минут… Я провел в Венеции десять дней карнавала. Шестнадцатого февраля был последний день. Вернее, уже настал вечер. В тот вечер должна была начаться церемония срывания масок. После этого следует последняя разгульная ночь, и все кончается.

– Для некоторых – трагично, – кивнула Даша. Раз уж беседы избежать не удалось, она решила повнимательнее присмотреться к гостю. Красивый очерк лица, впрочем несколько обмякший под воздействием времени, а может, образа жизни. Теплые глаза, ухоженные руки. Одет шикарно. Игорь Вадимович тем временем продолжал:

– Да… В тот вечер… Я сидел в кафе. Тоже в маске, конечно. Без маски, знаете ли, нельзя. Неприлично. Сидел и ждал, когда меня наконец обслужат. Официант куда-то запропал, впрочем, это там в порядке вещей. Это было на площади Сан-Марко.

В этот миг она уловила в его рассказе новые интонации и заставила себя прислушаться внимательнее. Теперь Игорь Вадимович говорил странным, полузадушенным и словно виноватым голосом.

– Я ждал официанта и смотрел на площадь. Зрелище, знаете ли, изумительное. Именно поэтому я каждый год… – Он сам себя оборвал. – Да что это я! Итак, я сидел и смотрел на это вавилонское столпотворение. Вокруг звучало не меньше десятка разных языков, а может – больше. Я ведь не отличу корейского от японского. У меня за время карнавала образовалась привычка – улавливать в этом разноязычном шуме звуки русской речи.

– О, так часто они встречаются? – невольно заинтересовалась Даша.

Игорь Вадимович с жалостью посмотрел на нее, и она вспыхнула: «Молчала бы уж, дура деревенская! Он дает тебе понять, что таким простушкам, как я, на карнавал не попасть, и они ни черта не понимают в жизни».

– Встречаются, – кивнул он.

– А вы там бываете как турист? – Даша быстро оправилась от смущения и уже вполне по-светски поддерживала разговор.

– Нет, мне случалось и по работе. Моя работа связана с искусством, если это вас интересует.

– Вот как… – кивнула она – Тогда я не удивляюсь, что вы познакомились с Аркадием.

– Здесь наша связь с искусством не имела никакого значения, – возразил он. – Все вышло случайно. Я сидел в кафе и ждал официанта…

…Он сидел в кафе на площади Сан-Марко и ждал, когда явится наконец официант. Того все не было, и ему уже начинало казаться, что он не придет никогда. На площади тем временем разворачивалось то, что он про себя называл «организованный бардак». От нечего делать он пытался разделить этот хаос на группы и старался выяснить, чем именно заняты составляющие их маски.

Первую группу он выделил без труда – очаровательная девушка, судя по фигуре – почти ребенок, в лиловой кружевной маске и с огромным веером из перьев вместо юбки, подвергалась упорному натиску нескольких масок, среди которых были монах, папа римский и сама смерть с жуткой гипсовой ухмылкой. Однако девушку это ничуть не смущало – напротив, она была безгранично счастлива. До него долетали обрывки ее восклицаний, и он понял, что это француженка.

Вторую группу составляли два парня. Один в средневековой итальянской одежде – камзол с перевязками, короткие панталоны и лиловые вышитые чулки. Длинные локоны – черные как смоль («как волосы Даши», – отмечал он теперь, рассказывая все это) – спускались юноше на плечи. Его обнимал другой, более потрепанный, с неприятным выражением тонких губ. Только губы и были видны из-под традиционной венецианской маски – длинной, белой, с огромным клювом. Из уголка этих улыбающихся губ обильно текла слюна, и он подумал, что парень пьян.

«Все пьяны. – Он с горечью глядел на площадь. – Все, кроме меня… Когда наступило время, что алкоголь перестал иметь для меня значение? Не стоит пить, если перестаешь испытывать опьянение».

Он думал еще и о том, что для него этот карнавал – ежегодное напоминание, что годы идут и он уже не так молод. «Хотя почему я бью тревогу в свои неполные пятьдесят? Все впереди, конечно… Страшно стареть, когда молодость прошла так прекрасно».