Я тебя… никогда!

– Жена… у меня есть жена?

– Должна быть. По крайней мере, когда мы в последний раз разговаривали, ты собирался на собственную свадьбу. Выглядел куда интересней, чем сейчас. Невесту звали Оксана, если ничего не путаю. Почему ты в такой странной одежде? Не выбрит, пахнет от тебя, мягко говоря, не очень… ничего не понимаю.

– Я сам ничего не понимаю. Хотел у вас спросить, разобраться. Ладно, сначала нужно выспаться, иначе совсем с ума сойду. Жена, невеста. Что я ещё о себе не знаю?

Сон был беспокойный. В нём он шёл по длинному тёмному коридору и открывал двери, одну за другой.

Нигде никого не было, однако пустота встречала странным смехом: непристойным, истерическим, вульгарным, даже нахальным.

Этот раздражающий хохот выводил из себя, взвинчивал. Было ощущение, что разгадка таится за одной из этих дверей, но она ускользала, сопровождая напрасные усилия сатанинскими звуками.

Это нечто над Мишкой явно издевалось, не иначе.

Дверей было много, очень много. Что-то гнало его вперёд, заставляло торопиться.

За очередной дверью, у Мишки было предчувствие, что именно она охраняет тайну, был яркий свет.

Тишину нарушали мерные шлепки. Где-то он подобное слышал.

Справа стояло существо с рожками в козлиной шкуре. Оно ритмично с силой двигало тазом в направлении стола, энергично помахивая хвостом, а руками с копытами держало женские ноги в знакомых туфельках.

Эти туфельки… туфельки, которые он лично примерял Оксане.

Оксане. Примерял. Невесте. Примерял.

В это время рогатое повернулось. У него были Витькино лицо.

Лицо или маска Витьки Пронина, лучшего друга и свидетеля на его свадьбе.

Мишка закричал, проснулся. Видимо во сне он придавил Чубайса, кота, доставшегося от матери по наследству.

Тот взвился, протянул когтищами по лицу, располосовал щёку.

Оксана, Витька, туфли, свадьба, – как робот повторял Михаил, прижимая к щеке окровавленную подушку.

Сердце билось в предчувствии чего-то ужасного, непоправимого.

Оксана появилась в его жизни чуть больше года назад. Они познакомились у Витьки на дне рождения.

Девушка покорила его сердце сразу, стоило лишь заглянуть ей в глаза. Они танцевали, разговаривали. От неё веяло теплом, уютом и уверенностью.

Оксана знала, чего хочет от жизни, по каждому вопросу имела сформированное суждение, была жизнерадостна и легка. И дело не в весе девочки, в её живости, остроумии, дружелюбии и нежности.

Двигалась подруга плавно, по-кошачьи. Так же пластично выгибалась, жестикулировала, посылая мимические сигналы.

Спустя пару часов Мишка уже сходил по ней с ума. Оксана позволяла за собой ухаживать. А как она пахла! Словно земляничная поляна в хвойном лесу в знойный полдень.

Юноша надышаться не мог.

К тому же девушка позволила проводить себя до дома. Как же застенчиво и скромно она себя вела, даже поцеловать не позволила.

Почти год волочился парень за Оксаной, добивался взаимности.

Настойчивость и любовь сделали своё дело.

Влюблённые подали заявление на регистрацию брака, обговорили детали,  приготовили к свадьбе всё-всё-всё.

Как же сладко было её целовать. Хрупкое тело в его неопытных руках буквально таяло. Наконец-то Оксана позволила некоторую степень близости.

События минувшего года пролетели в сознании, шурша запоминающимися мгновениями, чудесными переживаниями, увлекательными моментами, непередаваемыми эмоциями, не проходящим состоянием безграничного счастья и уткнулись в нечто ужасное.

Опять это пугающее нечто. Всё как во сне.

Мишка попытался вернуть обратно ангельскую внешность любимой, снова включил компьютер.

Оксана была великолепна, хотя позировала, намеренно выдавая себя за опытную, даже немного стервозную женщину.

На портрете в заставке она выглядела той ещё штучкой.

Тут ему в голову пришла идея позвонить.

Телефона нигде не было.

Но ведь есть скайп, одноклассники, наконец. Куда она пропала, почему сам он оказался не рядом?

А свадьба…

Рука потянулась к мышке.

Гул в голове набирал обороты, словно реактивный самолёт разгоняет двигатель. Мишка даже схватился за уши, чтобы хоть так заглушить непереносимый шум.

Вдруг всё стихло. Слышно было, как Чубайс лакает что-то из блюдечка рядом со столом. Этот звук напомнил то, что испугало, что вывело его за пределы сознания, потому, что поверить в это было невозможно.

Там, это было там, в той комнате!

Оставалось несколько минут до регистрации. Торжественный акт у предыдущей пары подходил к завершению. Жених волновался. Невеста, видимо, тоже.

Оксана в облаке фаты и свадебных кружев улыбнулась мило, передала Мишке свадебный букет, чмокнула в губы, – я скоро, любимый. Даже соскучиться не успеешь. Как же я люблю тебя, плюшевый мой пупс.

– Давай провожу.

– Ну что ты, неудобно оставлять гостей в такую минуту. Я так счастлива.

Мишка посмотрел, как невеста подобрала платье-бизе, как ловко, словно плыли по блестящему паркету, переступали малюсенькие туфельки.

Как же ему хотелось, чтобы всё это ненужное торжество быстрее закончилось. Юноша мечтал о первой брачной ночи, о том, с каким наслаждением будет знакомиться с обнажённым телом теперь уже практически жены.

Мишка чувствовал каждой клеточкой тела, как прикасается губами к животу любимой, как опускается ниже и ниже.

На этом месте ему стало неловко, потому, что нескромное желание явно угадывалось по выпирающему бугру на брюках.

Жених украдкой посмотрел на гостей. Им было не до него.

Из зала уже выходили новоиспечённые молодые супруги: раскрасневшиеся, уставшие, но весьма довольные, что торжественная церемония позади.

В зале их ждали накрытые столы с конфетами, фруктами и шампанским.

Невесты всё не было.

На него начали шикать. Хотели было послать на поиски свидетеля, но тот тоже испарился.

Мишка побежал сам.

Сам побежал.

Коридор был длинный, направо и налево комнаты.

Жених открывал все подряд.

Нигде никого не было.

В туалете тоже.

Он даже в дамскую комнату заглянул.

Там Оксаны тоже не оказалось.

Оставалась всего одна дверь.

Мишка уже хотел повернуть назад, но чего-то такое услышал. Кажется голос.

Мгновение он колебался, открывать или нет, нужно было торопиться. Если пропустят свою очередь, ждать придётся до окончания всех регистраций.

За последней дверью жених увидел то, чего не должно было быть в принципе, чего просто не могло быть.

Не мо-г-ло!

Но было.

Белые кружева, миниатюрные туфельки на высоком каблуке, летающие в воздухе, стройные ножки невесты в ажурных чулочках.

Его невесты, которую держали за миниатюрные щиколотки, вколачивая нечто меж ног.

Витька Пронин со спущенными брюками вилял голым задом, отчего раздавались шлёпающие звуки.

Оксана громко стонала.

Оба были предельно увлечены.

Мишка кинул в спину Витьке свадебный букет, хлопнул дверью и побежал.

По дороге схватил с чужого стола бутылку шампанского, снял и выбросил пиджак.

Ещё он вспомнил, что пил прямо из горла, что метался по шоссе в попытке броситься под колёса.

Потом его погасили.

Или он сам потушил свет.

Что было дальше, скорее всего, восстановить не удастся. Наверно его увезли на скорой помощи, без документов, ведь паспорт был на регистрации брака.

Мишка не хотел верить.

– Нет, нет и нет, – кричал он. Этого просто не может быть.

– Чего разорался, – оборвала его неожиданно вошедшая Мария Ивановна, – потерял чего или как… почему дверь нараспашку? Ого, кто это тебя разукрасил, c Чубайсом что ли подрался?

– Потерял, Мария Ивановна! Скорее нашёл. Только понять не могу, зачем Оксанка свадьбу-то затеяла.

– Может, объяснишь всё же! Одни загадки у тебя нынче.

– Всё хорошо. Наверно так даже лучше. Холостой я, Мария Ивановна. Холостой и свободный. Совсем свободный. Как же всё здорово складывается!

Виртуальность

Я тебя разлюбила. В семь тридцать утра.

Ты за круглым столом ел на завтрак омлет,

А я думала: «Странно, ведь только вчера

Я любила тебя. А сейчас – уже нет».

Юлия Вихарева

Лариса Васильевна работала в горячем цеху. Пекла пироги и булки в промышленных масштабах.

Женщина она видная, то и дело пекари да тестомесы подкатывали: норовили за пухлый зад ущипнуть, за талию облапить, а то и к стенке прижать ненароком, распаляя её богатое эротическое воображение.

Она была женщиной без особых интимных комплексов. Понимала романтическую мужскую сущность, которая без женской ласки и специфических изгибов их чувственных конструкций функционировать в принципе не способна.

Природа знает своё дело. Пчёлы отдельно от мёда жить не могут. А она сладкая, и знает о том.

Но баловать никому не давала. Ни-ни!

Вдыхать аромат, созерцать, восхищаться – пожалуйста. Эстетическое наслаждение налогом не облагается. Любуйтесь, завидуйте, наслаждайтесь. На расстоянии.

У неё и с юмором всё в порядке. Даже непристойные шутки правильно понимала. Хотят её, хотят бесенята. Как же это чертовски приятно.

Лариса Васильевна преподнести свои прелести умела. Знала, кто на что клюёт.

Но это лишь выставка достижений, не более того. Витрина, так сказать.

Дома её свой труженик ждал, бог сладострастия. Муженёк любимый.

Лариса даже на жертву пошла, когда замуж за него выходила. Звучную родительскую фамилию сменила на такое убожество – жуть!

Любовь. За неё можно на любые мучения пойти.

Вот только… да, компьютеры, гаджеты, интернет. Как же она всё это ненавидит.

Всю жизнь ей эти взрослые игрушки поломали.

До того, как в их доме появилась эта забава, жили они с Витькой душа в душу.

Ходили везде вместе. Где только не бывали.

А интимная близость…

Это было что-то изумительное, волшебное!

Совсем недавно. До умопомрачения, до полной потери пульса.

И что теперь! Кому она нужна, её спелая сладость!

В виртуальном пространстве совсем другая эротика.

– Витенька, солнышко моё, близости хочу. Большого и толстого вдохновения. От страсти сгораю. Истомой греховной изошла, – кричала в приступе сладострастия Лариса, приходя со смены, где проклятые мужики так разожгли её вожделение, что трусики пришлось поменять.

Что поделать, когда на работе жара несусветная, халатики почти прозрачные, формы у дам изумительные.

Мужикам соблазн уже в этом. Думаете женщинам легче?

Подойдёт тестомес с ручищами как лопаты, прижмётся, за грудь облапит.

Внутри всё-всё тикает и стонет.

А нельзя. Никак невозможно показать греховную сущность, поскольку потом прохода не дадут. А муженёк завис в виртуальном пространстве. Оглох и ослеп. Даже на запах не реагирует.

Любил последний раз, дай бог месяц назад. Минут на пять от монитора оторвался, прибежал, давай торопить.

Глаза по полтиннику, словно не в себе муженёк.

Тык-пык, влетел в грот удовольствия, не поздоровавшись, как на пожар торопился. Дёрнулся пару раз и скис.

Оскопляет что ли этот проклятый тырнет?

– Оторвись, любимый, хоть на минутку! Я для тебя духи новые купила. С феромонами. Смотри. “Дезире феромон ай эм леди” называется. Говорят, от них у мужиков неделю стоит, не падает. Да! Ты меня слышишь, милый? Я тебя жду. Интима хочется.

– Ты ужинай, Ларисочка, ужинай. Я после. Про трах бах пока не интересно. У меня тут такое.

– Какой трах бах, Витька! Ты что, совсем ополоумел со своим компом. Ау! Это я, твоя любимая жена. Завтра выходной, суббота. Я детей специально к маме отправила, чтобы с тобой побыть наедине. У меня мозг и все внутренности от недотраха опухли.

– Некогда мне, любимая. Чего сама-то с ними не уехала? Отдохнула бы как следует на природе, здоровье поправила, а то нервная стала. Какой к чёрту секс после тридцати?

– Угомонись, супостат, не включай идиота!

“Спокойствие. Только спокойствие”.

– Смотри, милый, я себе ещё бельё эротическое приобрела, и колокольчик серебряный. Сейчас привяжу к нему шнурочек атласный, голубенький, и повешу на свою стройную шейку. Буду как корова Зорька в деревне у свекрови, ходить по квартире и бренчать, чтобы ты знал, что я ещё живая.

– Я тебя тоже люблю. Классно выглядишь, хоть и растолстела.

– Кто, я! Витя… ку-ку… у нас в цехе стройнее меня никого нет. Посмотри, засранец, на мою осиную талию. Где ты такое совершенство ещё увидишь. Ну, ты и подлец, Таратыкин. А грудь… как у восемнадцатилетней девчушки. Обидеть хочешь, чтобы не приставала! Какой же ты… а не импотент ли ты милый, часом? Ладно, не заводи. Пошутила я. Ты у меня ещё ого-го! Иди ко мне, всё прощу.

– Сиськи, это, конечно, круто. Сфотографируй и пришли. Буду в фейсбуке хвастаться.

– Это я, твоя любимая, – слезливо вымолвила Лариса, присев рядом с мужем на стул в эротическом белье, в три слоя облитая афродизиаками.

Желание понемногу испарялось.

Витька безмолвствовал, шумно орудуя клавиатурой и мышью.

– Посмотри налево, это я, твоя ненаглядная Ларочка, полчаса уже вокруг тебя круги нарезаю. Заметь, дорогой, топлес перед тобой танцую в непотребном виде. Может мне совсем раздеться? Хоть обними. Или шест смонтировать для стриптиза, курсы танцовщиц закончить? Как тебя расшевелить. Прямым текстом говорю – хочу трахаться. Так понятно, балбес!

– Не кипешуй, отвали. Хочешь – иди и сделай. Я-то причём. Вот пристала. Все вы бабы ненормальные. Другого времени не нашла? Видишь – на пятый уровень перешёл. Думаешь просто! А… с кем я говорю. Тебе не понять. Посмотри, сколько оружия набрал. Остынь пока. Иди, помойся. Я, сейчас, только доиграю.

– Помылась, приманкой специальной для кобелей ненасытных намазалась. Сама себя уже хочу. Если у меня месяц уже всё внутри горит, тогда как? Сюда посмотри, паразит. Да повернись же, наконец! Видишь, это мой паспорт, в нём штампик стоит, который свидетельствует, что у меня, Ларисы Васильевны Кораблёвой, теперь Таратыкиной, зарегистрирован брак с гражданином, сюда смотри, паршивец. Вот, с гражданином Таратыкиным Виктором Петровичем.  Представляешь, на какие я жертвы пошла, замуж за тебя выскочив? У меня, фамилия была, песня, а теперь? Как корабль назовут, так он и поплывёт.

– Маньячка. Тебе секс дороже мужа!

– Говорили же подружки, предупреждали, что ты ненормальный. Любовь, блин! В паспорт, смотри. Это случайно не ты? Неужели я перепутала? Да нет же, вот документ, в нём фотография… похож, вроде! Чертовски похож. Просто одно лицо. Кстати,  у нас с тобой двое детей. Ты ещё не забыл, как их делают?

– Отвали, сказал, сейчас меня, из-за тебя между прочим, подобъют… и что, всё с начала начинать? Вечно тебе чего-нибудь приспичит не вовремя. Чего нужно-то от меня! Вызови сантехника, или столяра. Что там у тебя сломалось?

– Уже ничего… а вообще-то я, я сломалась. Зачем мне сантехник, если муж есть, то есть был! Зря я Кольке Жаркову отказала. Слесарь, говоришь… это идея.

Лариса Васильевна легла на супружеское ложе, раздвинула ноги и ловко заработала пальчиками…

– Ой, хорошо-то как, просто супер. Да, да, йес! Так, так. Ещё немножко. Ну, же! Я уже сама… сама справилась.

– С кем ты там разговариваешь! У тебя пять минут. Сейчас уровень закончу и прибегу.

– Поздно, милый. Уже опоздал. Мне и без тебя хорошо.

– Это как!

– Ручками, Витенька, ручками. Вперёд, назад. Вверх, вниз… А то забыл, милый? Аэробика называется. Для хорошего самочувствия. Психоэмоциональное напряжение требует разрядки, чтобы организм не перегрелся. Не отвлекайся, а то подобъют. Пойду теперь к Ленке. Пивка попьём, развеемся. Может, снимем кого… а то сама да сама. Мужика страсть как хочется. И чтобы как танк… с полным комплектом оружия.

Виртуального тебе счастья, Витенька. Я ушла. Ужин не забудь приготовить. Приберись. Я, похоже, поздно приду. Уставшая буду. Всё, отваливаю.

– Лариска, зараза, потерпи ещё десять минут. Потом расскажешь, чего там у тебя стряслось.

– Потом, так потом. Я ведь не настаиваю. Свято место пусто не бывает. Не перевелись ещё на Руси богатыри…

Кстати, у Ленки должен быть телефон Жаркова. Растолстела, говоришь? Ну-ну!

Букет эмоций

… тоска

Моё нутро, как лис голодный, гложет.

И в зеркале – пугающий оскал,

И есть потребность выпрыгнуть из кожи,

И сколько я лекарство ни искал,

Не смог найти того, что мне поможет.

Гай Фридман ( Гаййй)

В школе Ромка числился записным ботаником.

Увлечением его были физика и математика. Олимпиады, конкурсы, диспуты со знатоками, лекции, задачи без конца и края – вот мир его интимных пристрастий.

Он был по-настоящему одинок, но совсем не тяготился этим обстоятельством.

Друзей Роман не имел и не искал. Зачем?

Однако, как и все ровесники, посещал иногда школьные вечеринки, общественные мероприятия и концерты, даже на танцевальную площадку заглядывал.

Вполне естественно, что девочки им интересовались. Заметьте, не он ими, а совсем наоборот. Парень-то интересный, рослый, ухоженный, с волевым лицом и крепким телосложением.

Мама его, Софья Терентьевна, швея, работала на дому, обшивала весь истеблишмент в посёлке. Свадебные и выпускные наряды, костюмы для самых взыскательных и элегантных заказчиков модной одежды – её рук дело. Мастерица-кудесница.

Естественно, её единственный сын всегда был в обновках. Да каких – закачаешься. Только ему эти модные изыски были "по барабану". Вот, если бы книжку по программированию или математическому анализу, тогда, да.

“Шмотки важны для балбесов”. Это не автор сказал – Ромик так думал.

Девочки то и дело пытались с ним знакомиться. Он интеллигентно улыбался, благодарно кивал головой, но молчал, и исчезал при первой возможности. По-английски: тихо-тихо, бесшумно.

Иногда, правда, когда не мог предъявить достаточно убедительные аргументы, чтобы отказаться, а девушка проявляла крайнюю настойчивость, танцевал.

Получалось у него это из рук вон плохо. То и дело мальчик наступал на ноги партнёршам, краснел от собственной неуклюжести, извинялся, и старался незаметно ретироваться.

Однажды в школу в середине учебного года пришла новенькая, Ася Малькова. Вся такая воздушная, гибкая, ловкая, энергичная, яркая, светящаяся. Не девочка – мотылёк с прозрачными крылышками.

Перемещалась девчонка в пространстве как ртуть – ни минуты не ведая покоя. Улыбка не сходила с её удивительного лица.

 Глаза цвета спелого гречишного мёда в половину лица, небывалое остроумие, неизменное воодушевление, изящество, грация. И море обаяния.

Про таких девушек, говорят – кровь с молоком.

Точёная фигурка, весьма заметные холмики грудей, упругая попка. Но, это уже на любителя.

Она и вела себя соответственно, не принимая никаких возражений, если чего-то сильно хотела. А хотела она всегда и много чего.

Разговаривала громко, уверенно, как обычно общаются учителя с учениками.

Язычок у Аси скорый, чрезвычайно острый. Всех классных говорунов и охальников буквально за неделю поставила на место.

Старшеклассники, из тех, что успели созреть, добивались её благосклонности довольно яростно, на конкурентной основе, нередко выясняя отношения после уроков на спортивной площадке один на один.

В числе боевых трофеев были разбитые носы, брови и даже выбитые зубы.

Ася была непреклонна, не принимала ничьих ухаживаний. Зато с нескрываемым интересом засматривалась на Ромку.

Дело вкуса.

Несмотря на сидячий образ жизни ботаника, юноша мог похвастаться атлетическим торсом и рельефным прессом. Он запросто крутил солнышко на турнике, на кольцах и вовсе показывал мастер-класс.

Рост у Ромика довольно высокий, пружинистая походка, ловкие движения, выразительный взгляд. Правда, мимический рисунок  лица обычно озабоченн чем-то отвлечённым, нездешним.

Юноша редко находился там, где пребывало в данное время его физическое тело. Обычно он решал в уме некие фундаментальные проблемы, которых не существовало в реальном мире.

Каким он был на самом деле, никого не интересовало.

Ботаник. С умниками никому не интересно.

Зато Ася мечтала, хоть одним глазком заглянуть в его внутренний мир, и конечно почувствовать вкус интимных прикосновений.

Не удивляйтесь, она входила в немалое число девушек-скороспелок, которых интересовал не только и не столько духовный мир, сколько реальное проявление некоторых биологических процессов.

Она мечтала о Ромке как о предмете интимного обожания, представляя, как должно происходить слияние их юных тел, грезила объятиями и поцелуями, причём в качестве партнёра не могла вообразить никого, кроме него.

Знания её по части любовных наслаждений были незначительны, фрагментарны, фантазии отличались искренней детской наивностью.

В области любви, романтизма, влечения и близости её информировали подруги, которым посчастливилось в их юные годы сорвать недозрелые плоды преждевременного взросления.

Было ли то, о чём они со знанием дела повествовали, на самом деле, или явилось к ним в воспалённом бурлением интимных соков воображении, проверить невозможно.

Хвастовства хватало.

Юные нимфетки делали большие круглые глаза, как в мультфильме про Настеньку, нарочито горделиво надували щёки, растягивали губы слоником, отчаянно сопровождая повествование неопределёнными, но весьма пикантными жестами и вибрирующими звуками, видимо изображая крайнюю степень чувственного удовлетворения от изысканно соблазнительного процесса.

Из словесных характеристик любовных упражнений Ася поняла, что это можно выразить как упоительно трепетный восторг, как плавное парение в восходящем потоке эйфории, как шикарный букет разноцветных эмоций, от которого ума можно лишиться, настолько это чертовски вкусно.

Букет и восторг от слияния интересовали юную мечтательницу отчего-то больше прочего, несмотря на то, что ей ещё не были освоены даже робкие поцелуи. Рассказчицы, скорее всего сами не понимали, о чём ведут речь. Общение на тему любви в нежном возрасте больше похоже на игру в испорченный телефон.

Тем не менее, воображение было запущено на полную мощность. Девочка, воспитанная на кукольных декорациях, мечтала о любви, о семье, и конечно о детях. Для своего сладкого пестика девочка выбрала лучшую из тычинок, опираясь при этом на искажённые детским восприятием знания, почёрпнутые из перевёрнутых с ног на голову рассуждений юных мечтательниц.

Как член школьного комитета Ася организовала тематическую встречу с местным поэтом, после которой намечалась танцевальная вечеринка. Присутствие всех старшеклассников обязательно.

Дальше дело техники: вечеринка началась с белого танца.

Ромка моментально угодил в западню. Девушка прижала партнёра к страстному торсу и не отпускала до конца вечеринки.

Будущее светило от математики хотело было воспользоваться привычной тактикой. Роман отдавил в самом начале танца Асе ногу. Но девушка не сдалась, вытерпела циничное членовредительство, причём  дважды.

Ромка, конечно, устыдился намеренности грубых действий, но терпеть над собой насилие девчонки не имел желания.

Танцевали молча.

Ася то и дело предпринимала жёсткие интимные атаки: клала голову ему на плечо, прижималась предельно тесно, намеренно тыча в парня малюсенькой, но уже упругой грудью, тёрлась о его лицо бархатной щекой, щекотала пальцем ладонь, дышала юной свежестью, подкреплённой мятными холодками, прямо в ухо.

Ромка был в отчаянии.

Не сказать, что девчонка ему совсем не нравилась. Она была хороша собой, духовита, вызывала некое внутренне, очень волнующее шевеление, даже подняла невольно его рейтинг, существования которого в данном контексте он прежде не замечал, но вся эта сопливая романтика не входила в грандиозные планы реализации выверенных годами упорных упражнений в области точных наук жизненных стратегий.

Любовь и интимные игры в намеченную линию судьбы никак не вписывались.

Он мечтал поступить в институт, выучиться на программиста. А сейчас Роман писал компьютерную программу, которая занимала все мысли.

А тут эта скороспелка с непонятными соблазнами. Совсем некстати.