Жизнь вместо жизни

Есть проблемы с «инязом». Не было практики – пропали навыки понимания языка. Нас, «немцев», всего несколько человек на всём курсе. Нужен хороший собеседник – его нет. Преподаватель лучше знает английский и французский. Находят «немку» в соседней школе, но она не знает «специфического», технического языка, тем более для военной авиации, но у неё находятся подходящие словари и разговорники. Нам выделяют четыре часа в неделю для совместных самостоятельных, не «контролируемых» занятий. «Знаки» – с одним словарём на всех. Наконец, на заводе находится инженер, владеющий техническим немецким языком. Он хороший переводчик, но слабо владеет разговорной речью. «Начуч», майор Васильев, находит выход – совместные занятия втроём, по субботам, вместо уборки в казарме. Мы не возражаем. Постепенно находим «общий» язык с обоими. Они тоже довольны – оба получили определённые навыки. Учительница даёт согласие на работу по совместительству. Значительно сложнее с «сопроматом». Сначала никто ничего не понимает. Вернее так. Теория более, менее понятна – не можем понять, как применить теорию при решении задач. Просим дополнительных занятий и консультаций. Случайно заводим разговор с преподавателем «деталей машин». Несколько занятий значительно упрощённым, более практическим, более доходчивым языком, и мы начинаем что-то соображать. Наш опыт распространяют на другие группы – организуют раздельные, теоретические и практические занятия объединённой группой всего курса. Есть свои плюсы и минусы. Положительный результат стал очевиден – весь курс стал понимать «сопромат».

Пять месяцев второго семестра пролетают быстро – даже не заметили, как прошла весна. За первыми дождями и грозами наступила… сессия. Уже есть опыт в подобных вопросах, но перед нами задачи сложней. Обстановка спокойная, деловая. Многие начинают понимать, что отличные оценки в дипломе, это не только глубокие и прочные знания, но и возможность, в дальнейшем, выбрать место службы – просят разрешения пересдать некоторые дисциплины из прошлой сессии. Разрешают не всем.

Давно не заглядывал в первую учебную эскадрилью, к молодым. Просто физически некогда. Недавно встретил Лукина – он уже старший лейтенант. Поздоровался, пожал руку.

– Чего не приходишь? Молодежь тебя вспоминает. Приходи, они будут рады. Я тоже. В его глазах благодарность. За что? Ладно, это неважно – важно то, что человек понял, нашёл себя.

Сессия прошла нормально. Только долго, почти целый месяц – много предметов, несмотря на то, что часть зачётов поставили «автоматом».

«Сопромат» сдавали сразу двум преподавателем – «теоретику» и «практику» – двое на одного – нечестно. Зато успешно.

Немецкий – вообще трём: нашему преподавателю, инженеру с завода и учительнице. Мне почему-то показалось, что инженер и учительница встречаются гораздо чаще, чем на занятиях с нами. Дай бог им счастья!

«Иняз», черчение и детали машин – «отлично», остальные – «хорошо». Хочется лучше, но уж как есть.

Первая практика, пока только на заводы. На месяц. Поразмыслив, решил, что полезней будет побывать на авиаремонтном, чем на авиастроительном.

Опыт моей работы до армии говорил, что разобраться в устройстве машины лучше всего разобрав и собрав её своими руками. На авиастроительном машину собирают готовыми узлами, а что внутри узла?… На ремонтном – всё разбирают по «косточкам», моют, чистят, то есть то, что придётся делать потом самому. Вопрос в том, хватит ли месяца.

Конечно, хочется поехать домой, к родителям, но ехать в форме нельзя, а гражданской одежды у меня нет, и купить не на что. Я не просил у родителей денег, ссылаясь на хорошую стипендию. Старшинского жалования хватает.

Пошёл к майору Васильеву. Выслушал, согласился с моими доводами, обещал помочь… Своё обещание он выполнил. Получил направление на Н…ский авиаремонтный завод, на два месяца. Написал домой, что еду на практику, затем в студенческий стройотряд.

В цехе, куда меня определили, ремонтировали МИГи. Сейчас в ремонте стоял МИГ-23, с изменяемой геометрией крыла. Всё, как у нас на заводе. Разборка, чистка, визуальный осмотр.

Объективный приборный контроль каждой детали – такое у нас не делали – нет необходимости, да и приборов таких нет.

Мне была поручена самая «ответственная» работа – разборка некоторых узлов и первичное мытьё деталей. Мытьём «железа» в керосине мне приходилось заниматься на своей первой работе – не привыкать, по уши в керосине. Более тщательная, тонкая очистка – в специальных растворах с ультразвуковыми колебаниями.

Зато увидел самолёт изнутри. Потрясающее зрелище. До сих пор удивляюсь, как удаётся конструкторам с такой тщательностью разработать такие сложные детали и узлы. Это не задачи по сопромату решать. В конце первого месяца под пристальным контролем разрешили сборку несложных узлов в соответствии со сборочным чертежом. Заодно научился быстро и грамотно читать сборочные чертежи. Сборка – специальными ключами, с динамометрами, не допускающими ошибок при работе.

На следующий месяц меня перевели в цех ремонта СУшек. Оформили на вакантную рабочую точку, вместо ушедшего в отпуск слесаря. Работа прежняя – разборка, мытьё в керосине деталей и передача их на участок тонкой очистки. Только в рабочем темпе – задержек по моей вине не должно быть. Личный рекорд – за весь рабочий день – три сигареты: две по дороге в столовую и обратно, и одна – по дороге в душ.

Пикантная деталь. На эту работу присылали провинившихся солдат с гауптвахты, из соседней воинской части. Бесплатно. После двух дней такой работы, они предпочитали чистить солдатские туалеты. Хорошо, что у меня с собой три комплекта одежды. Один комплект – вечером, после работы; два других для работы – один на мне, другой в стирке. Вечером, в «общаге», мне казалось, что от меня все воротят носы от запаха керосина. Жаль, что не удалось заглянуть внутрь двигателей – их отправляли сразу на моторныезаводы.

В последний день практики, вызвали в бухгалтерию – оказывается мне причиталась зарплата. Целых двести рублей  – с учётом двух месяцев бесплатного питания – весьма неплохо.

В училище вернулся за три дня до начала занятий. Сдал в учебную часть отчёт и отзыв руководителя практики.

– Понравилось? – допытывался майор Васильев. – Учиться, что лечиться – нравится, не нравится, все равно надо. Если серьёзно, – делал то, что всё равно придётся делать. В следующую практику хотелось бы попасть на моторный завод и на вертолётный.

– Жизнь покажет.

Зашёл во вторую учебную эскадрилью. Моя «тройка» уже ходила в старшинах – я был доволен, что не ошибся в ребятах и не подвёл «строевика» – майора Кузнецова.

На чётвёртом курсе теоретические дисциплины кончились.

Начались специальные, чисто профессиональные. Самолёты. Устройства. В первом семестре – истребители – МИГи – 19, 21, 23, 25. СУшки. Перехватчики Су-11, 15; истребитель – бомбардировщик Су-7.

В классах выставлены образцы двигателей, основные узлы, агрегаты самолётов, образцы вооружения. Всё это нужно уметь разобрать и собрать. Не разбираются только двигатели. По двигателям – нужно знать и уметь сделать настройку. По каждому узлу и агрегату – зачёт, по каждой машине – экзамен. На полном серьёзе, без каких-либо поблажек. Не на пальцах – на конкретных узлах и деталях…

Второй семестр – бомбардировщики: Ил – 28, ТУ – 16, 22, 95. Модификации, особенности, различия. Преимущества, недостатки. Вооружение. Всё в подробностях, в деталях. Зачёты, экзамены. По каждой машине. В каждом билете по пять вопросов.

Отдельный курс лекций – вертолёты. МИлевские, КАмовские. Всё то же. Каждый узел, агрегат, вооружение. Зачёты, экзамены.

Вторая практика. Первый месяц – на моторный завод в Р….ск, второй на вертолётный, в Ростов на Дону. На обоих заводах – в ремонтных цехах. Знакомят с наиболее вероятными неисправностями, простейшими способами их определения и ремонта в условиях аэродрома.

На моторном заводе очень много электронных приборов контроля узлов, деталей и всего двигателя. После окончательной сборки, двигатель «прогоняют» на стенде, под постоянным приборным контролем. Все показатели записываются на бумажную ленту, фиксируются даже весьма незначительные отклонения от необходимых параметров. Здорово!

На контрольном участке познакомился с пожилым контролёром дядей Мишей. Фронтовик, практик, он с большим недоверием относился к «электронике». Однажды, уже в конце моей практики, он протянул мне небольшой пакетик.

– Возьми вот это. Тебе обязательно пригодится. Я, старый еврей, своё уже отработал, ухожу на пенсию, а он тебе ещё послужит. Из пакета дядя Миша достал обычный медицинский стетоскоп, который есть у каждого врача. На диафрагму и на металлические трубки, одеты резиновые накладки, наподобие тех, которые одеваются на наушники радистов для изоляции посторонних звуков извне. Как врач слушает сердце человека, так дядя Миша слушал работающий двигатель. Интересно!

Действительно, при любых колебаниях оборотов двигателя, обязательно менялся уровень шумов внутри двигателя. Характер звуков менялся в такт с показаниями тахометра. В это время на другом стенде «гоняли» двигатель, привезённый в ремонт. Своим прибором дядя Миша мгновенно услышал характерный металлический стук изношенных подшипников на валу компрессора…

– Возьми, и не забывай дядю Мишу, старого моториста. Не обещай писать – всё равно не напишешь. Удачи тебе, парень…

В Ростове своими глазами убедился, насколько вертолётная техника сложнее самолётной. Я не переставал удивляться гениальности конструкторской мысли инженеров, создавших узлы моторной группы вертолётов и редукторов – одновременно сложные и надёжные, в тоже время простые и удобные для технического обслуживания…

Последний, пятый курс. Самое необходимое в будущей, уже не далёкой, реальной службе.

Техническое обслуживание, регламентные работы, текущие ремонты, планово – предупредительные ремонты, аварийные ремонты; расходные материалы, – необходимое количество, их качество, порядок заправки…

Не в классе – в не отапливаемых ангарах, в любую погоду, днем и ночью. В противогазах и костюмах химзащиты. Это называется – в условиях, максимально приближенных к боевым.

Январь – сессия. Последняя. Всё наоборот. Сначала экзамены по практическому обслуживанию в ангаре, затем экзамены по теории – в классе. Не сдал практику, нет оценки за теорию.

После сессии – стажировка. Последняя – преддипломная. На военном аэродроме, в строевой части. Три месяца. Направлен на Дальний Восток.

Руководитель практики – инженер эскадрильи капитан Пугачёв определил меня в экипаж старшего лейтенанта Капитонова, под надзор техника – лейтенанта Разуваева, дав два дня на изучение регламента работ. Мне очень крупно повезло. Лётчики полка осваивали и летали на МИГ-23, с которыми я познакомился ещё на первой практике. Кроме этого, нам прочитали курс лекций по этой новой машине. Оставалось уточнить перечень регламентных работ – всё – таки у каждой модификации самолёта есть свои особенности. На следующий день Разуваев притащил мне довольно объёмную папку с регламентом.

– Изучай.

Подавляющее большинство этого перечня было мне знакомо, за исключением порядка обслуживания механизмов установки стреловидности плоскостей. Не надеясь на его величество случай, перечитал документ от начала до конца. Новый для себя материал законспектировал. Перечитал и лекции по 23-му МИГу. Мысленно прокрутил в голове увиденное на практике.

На третий день предстал перед инженером полка, вместе с инженером эскадрильи и лейтенантом. Не знаю, понравились ли зампотеху полка мои ответы или нет, – он никак не отреагировал. Ничего не сказал, ничего не отразилось и на его лице, но до практики он меня допустил.

– Под твою ответственность, Разуваев. Если что – в общем, сам понимаешь. За тобой контроль. Жёсткий контроль.

Через три недели капитан забрал меня от Разуваева в другой экипаж, в распоряжение прапорщика Сергеева. – Дело знает, но на первых порах посматривай за ним. – с этими словами капитан удалился.

Изобретать велосипед не пришлось. Регламентные работы прописаны, надо только скрупулёзно и добросовестно их выполнять. Быть внимательным. Соображать головой не возбраняется, даже поощряется. Есть сомнения – спроси, не стесняйся. Не надейся на «авось». От этого зависит жизнь лётчика. Самое главное – ответственность за порученное дело.

Под командованием Сергеева проработал месяц, пока из отпуска не вернулся техник самолёта. Сначала капитан вернул меня Разуваеву, но через день направил обратно, к Сергееву. Лейтенанта Гончарова перевёл в другой экипаж. Работать с Сергеевым мне понравилось. Мудрый прапорщик не торопил меня, не подсказывал, давая возможность не только механически выполнять работу, но и осмысливать каждую операцию, сводя к минимуму вероятность ошибки. Он не контролировал каждый мог шаг, приучая меня к самостоятельности и ответственности за свои действия, требовал пунктуальности, опрятности и аккуратности во всём – от порядка и чистоты в ангаре, до содержания инструмента. Мы оба с ним не уходили со стоянки или из ангара до тех пор, пока не заканчивали всю подготовку к завтрашним полётам… Утром, едва приходил командир экипажа, можно было докладывать о готовности машины к полёту…

Вручая перед отъездом пакет с отзывом, капитан впервые хитровато улыбнулся:

– Где собираешься начинать службу?

– Где прикажут. Куда пошлют. – Толково! Где-то я уже слышал это выражение. Но где? И от кого? Никак не мог вспомнить…

… Приняв у меня отчёт по практике и пакет с отзывом, майор Васильев, распечатал его, прочитал, засмеялся.

– Как тебе капитан Пугачёв?

– Не знаю, я с ним общался всего три раза.

– Он о тебе хорошо отзывается. Пишет – толковый. Не забыл ещё родное училище.

– Он что тоже наш выпускник?

– Разве он не сказал тебе об этом?… Его «толково» – высшая степень похвалы. Даже генерал перенял его выражение…

Вспомнил! От генерала я впервые и услышал это слово. Как я сразу не догадался. Будем знать.

– Он просит генерала после выпуска направить тебя к нему, даже согласием зампотеха дивизии заручился. Поедешь?

– У меня есть выбор?… Куда распределят, туда и поеду.

– Толково!..

После выпускного вечера, переодевшись в новенький, самый наимоднейший, чёрного цвета, из элана, костюм, в начале июля 1970 года, заявился в отпуск – в родительский дом, обещая пробыть дома целый месяц.

На лацкане пиджака красовался «поплавок» – свидетельство об окончании ВУЗа, с непонятной для несведущих, аббревиатурой «ДВВАИУ». Тонкий намёк похвастаться дипломом, я проигнорировал, сославшись на то, что диплом уже на месте моего распределения в совершенно закрытом городе Дальнего Востока. Я не уверен, что это сообщение их обрадовало, или хотя бы успокоило, но разговоры на эту тему больше не заводились. Давид, муж моей сестры, поглядев на «поплавок», прошептал:

– Сними, пока никто не догадался. Я ещё три года назад знал, что никакого филиала МАИ в Прибалтике нет. Только авиационное инженерное училище и институт инженеров ГВФ в Риге.

– Надеюсь, кроме тебя, об этом никто не знает?

– Никто. И не узнает.

– Спасибо!..

Глава третья

Лиха беда – начало

Дальний Восток. ЕАО, пос. В … евка – 2. Август 1970 г

… Дальним родственникам ехать на Ближний Восток, близким родственникам ехать на Дальний Восток…

Не знаю, по просьбе ли капитана Пугачёва или учитывая мою фамилию и национальность, или просто волею судьбы, получил распределение на Дальний Восток, в усиленную, смешанную авиационную дивизию, состоящую из двух истребительных, одного штурмового и одного полка перехватчиков, расквартированную на территории ЕАО.

Вероятно, такой состав авиации обоснован близостью государственной границы и не столь давними событиями на острове Даманском. Зампотех дивизии долго рассматривал мои «бумаги», словно впервые видел подобные документы. Наверное, размышлял что делать с ними, … или со мной.

– Это за тебя капитан Пугачёв хлопотал?

– Не могу знать.

– И не знай. Пойдёшь в 126 истребительный полк, во вторую эскадрилью… Иди в строевую часть, оформляйся. Не забудь комнату в общежитии стребовать, скажешь, я приказал.

– Есть в 126 полк…

126 истребительный полк располагался в посёлке городского типа В…. евка-2, в 60 километрах от районного центра и в 140 от областного.

Комэск – 2 и его инженер эскадрильи определили меня на месячную стажировку в звено старшего лейтенанта Беркутова и отправили устраиваться в общежитие…

Комната в офицерском общежитии была в приличном состоянии. «Меблирована» она была стандартным набором – соседом, лётчиком из соседнего звена, трёхстворчатым шкафом для одежды, на двоих, солдатской кроватью, с обычным набором постельных принадлежностей, расшатанным столом, такими же, двумя расшатанными стульями и обшарканной прикроватной тумбочкой.

Само общежитие находилось на окраине посёлка, недалеко от КПП. Удобно было добираться до места, особенно при подъёме по тревоге, но если не успел поужинать в лётной столовой, то до кафе и обратно, приходилось добираться через весь посёлок. О завтраке нужно было заботиться самому – холодильник на общей кухне, кипяток для чая – с помощью самодельного кипятильника. Стирку и глажку комендант общежития, за небольшую плату, брала на себя – скорее всего, стирала она в солдатской прачечной.

Нарезав алюминиевых уголков, в первый же выходной, укрепил стол и стулья; вытащив на улицу, ошкурил и покрыл лаком тумбочку. За этими занятиями и застал меня командир звена, пришедший посмотреть на моё жильё – посмотрел, одобрительно кивнул головой:

– Однако, руки у тебя растут откуда надо.

Через две недели мой сосед съехал на частную квартиру в посёлке.

Договорился с молодым солдатом – за блок сигарет, мы вдвоём за один день переклеили обои. В следующие выходные отремонтировал и покрасил оконные рамы; выпросив на складе полведра краски, покрасил в комнате пол – две ночи ночевал в солдатской казарме. В общем, гостей приглашать некуда, но переночевать можно… Стажировка моя прошла успешно; зачислен в экипаж лейтенанта Иволгина – ведомого командира звена. Мне прозрачно намекнули, что пора накрывать «поляну» на всю эскадрилью. Мой командир успокоил – от меня требуется только пригласить всех на «пленэр» и внести небольшой взнос с первой получки. Остальное меня не касается.

Действительно, в первый же выходной после зарплаты, уселись в полковой автобус и выехали в ближайший лесок. Погода стояла прекрасная – осень только начиналась. Складные столики и стулья были общей собственностью эскадрильи. Многие приехали целыми семьями, с жёнами и детьми… Интересно. Мне довелось видеть «культурный» отдых бригады, в которой я работал до армии. Естественно, без семей. Отдых превратился в самую обычную попойку, после которой многих пришлось «растаскивать» по домам. Здесь, на более чем два десятка мужиков и десяток женщин, на столе стояли две бутылки водки и бутылка сухого вина. На весь день.

Комэск объяснил причину сегодняшнего «мероприятия», – представил меня. В двух словах объяснил, откуда я здесь появился. Потом начался перекрёстный допрос с пристрастием – подробно, в деталях. Женщин интересовали чисто женские вопросы – собираюсь ли жениться, есть ли кто на примете. Постепенно разговоры перешли на другие насущные темы…

Люди просто отдыхали. Кто-то с детьми пошёл в лес в поисках последних грибов и ягод. Рыболовы размотали удочки. Компании остряков перемывали косточки старым анекдотам, чаще всего вспоминая смешные случаи из своей курсантской жизни. Не скучал никто. Когда все наговорились, зазвучала гитара, затянулись песни, частушки. Постепенно день потянулся к закату. Стали собираться – отдохнувшие, в хорошем настроении. Вторая бутылка водки осталась непочатой. До следующего раза.

После выходного – снова служба. Будничная ежедневная, но очень ответственная работа. День за днём, Днём и ночью. Примерно один раз в десять дней эскадрилья заступает на боевое дежурство – граница не за тридевять земель. Кроме того, ежедневно, поочерёдно, одна пара вместе с экипажами всегда в готовности № 1…

Заметил – командир звена Сергей Беркутов ходит мрачнее тучи. На службе всё в порядке, значит дома. Он не женат. Но у него есть «знакомая» девушка – учительница. Я однажды видел её с Сергеем в Доме офицеров. Лично на меня она впечатления не произвела. Запомнилась взглядом – холодным, неприветливым. Они танцевали, но она смотрела куда-то мимо, словно в пустоту… Подошёл к Иволгину:

– Что у нас с командиром?

– Личное. Его невеста сбежала. Быстрее всего уехала в Москву. Она давно уговаривала его оставить службу и уехать – он, естественно, отказался…

В конце сентября Иволгин ушёл в отпуск. Самолёт стоит в ангаре. С «подсказки» инженера эскадрильи неделю занимаюсь внеочередным профилактическим ремонтом… Посылают куда придётся – дежурным по аэродрому, в комендантский патруль… Получил приказ зампотеха полка – зайти в поселковую поликлинику, найти сестру-хозяйку, выяснить, какая нужна помощь в текущем мелком ремонте. Определить фронт работ, подготовить перечень материалов… Приказ получен – надо выполнять.

Утром сразу поехал в поликлинику. Вместе с сестрой-хозяйкой, тётей Клавой, пошли по кабинетам. Расшатанные столы и стулья, разбитые умывальники, протекающая сантехника, сломанные выключатели и розетки, не закрывающиеся окна и форточки с разбитыми стёклами и двери…

Доложился зампотеху.

– Возьми из хозроты плотника, электрика, сантехника. Подготовь требование, получи материалы. Через месяц сам проверю – имей в виду, приказ комдива.

– Есть приказ комдива!

Собрал команду, получили материалы, приготовили инструмент.

Предполагали так: проходит электрик по всем кабинетам, делает свою часть работы, за ним плотник, сантехник. Ошиблись. Разные объёмы работ, к тому же идёт приём больных. Пришлось менять тактику – делать один кабинет, переходить в другой. Договорились помогать друг другу. Дело пошло. Иногда, в день ремонтировали два – три кабинета, иногда, в одном два – три дня возились. Врачи тоже переезжали из кабинета в кабинет.

Остановились перед дверью – Л.И. ЗВЕРЕВА С.А. РАПОПОРТ, Первую фамилию я где – то слышал. Вторая фамилия вызывает любопытство – интересно, кто сейчас ведёт приём. Ничего необычного в этом нет. На территории еврейской области должно быть «коренное» население.

Сейчас нам туда нельзя – перед нами вошла больная. Смотрю дефектную ведомость – работы немного, справлюсь один. Посылаю ребят дальше… Зашёл в кабинет.

– Здравия желаю! Лейтенант Полянский.

Симпатичная, черноволосая, с большими, карими глазами. Кто это? Приходит ещё одна. Светлые волосы, серо – голубые глаза. Тоже «ничего».

– Людмила Ильинична. – Серьёзный, внимательный взгляд. Вожусь со столом, чувствую, что за мной наблюдают. Обе. Сам тоже исподтишка наблюдаю за девушками. Молодые, на два – три года моложе меня…

– Скажите, лейтенант, Вы, вероятно, недавно в наших краях? Раньше мы Вас здесь не встречали – поинтересовалась та, чёрненькая.

– Слава богу, пока нет необходимости, не болею.

– Я не об этом. Вас не видно ни в поселке, ни в Доме офицеров на танцах.

– Недавно, с августа. На танцы я не хожу, не умею и не люблю. – Или с женой не хочется, а одного жена не пускает? – Пока бог миловал. Вообще, с кем имею честь разговаривать? – Извините, – Софья Андреевна, можно просто Соня. Так я и предполагал. – Очень приятно. Моя старшую сестру тоже зовут Софьей. Не женат и ни разу не был.

– Вы к нам переводом? Откуда?

– Из училища.

– Так поздно? Вас, что на второй год оставляли?

– С чего Вы взяли? Я так старо выгляжу?

– Извините! Я хотела сказать, что из училища приходят ребята … моложе выглядят.

– Не мудрено. Я до училища три года срочную отслужил.

– Серьёзно? Куда Вас сейчас направили? В хозроту?

– Тоже не угадали. У меня диплом авиаинженера, я техник во второй эскадрилье. Сейчас мой командир в отпуске, вот и направили к вам. Скажите, в Доме офицеров вы часто бываете?

– Бываем. Вы, что уже заинтересовались танцами?

– Всё может быть… В опредёлённой степени.

– Тогда следите за афишами.

Мне не надо следить за афишами – всем известно, что танцы бывают по субботам и воскресеньям – под музыку полкового оркестра…

… Пришёл. Пришли и мои новые знакомые. В нарядных платьях они выглядели ещё симпатичней, чем в белых халатах. В форме, наверное, я тоже выглядел немного лучше, чем в рабочем комбинезоне…

Танцевать я, действительно, не умел и не любил, – наверное, от неумения. Ещё со школы.

Девушки взяли надо мной шефство – пытались учить меня танцевать, но от смущения и стеснения у меня вообще ничего не получалось. В конце концов, видимо щадя моё самолюбие, девушки предложили пойти гулять.

С радостью принял их предложение…

В конце октября, ровно через месяц после начала ремонта, нагрянула проверка. Не зампотехом полка, как я ожидал, а самим командиром дивизии, его заместителем по тылу и начальником медслужбы.