Жизнь вместо жизни

С Людмилой мы почти не разговаривали, – не знаю, как ей, но мне не хотелось.

Единственный вопрос, который я ей задал, не поставил её в тупик.

– Ты знала обо всём этом?

– О чём?

– Обо всём: и о том, и об этом.

– Об этом знала, а о том, что в портфелях, даже она не догадывалась.

– Знала и не сказала.

– Нет. Сначала из женской солидарности, думала – сама одумается, либо ты сам догадаешься, потом боялась, что неправильно поймёшь…

– Неправильно – это как?

– Посчитаешь, что я из зависти или из ревности наговариваю на неё.

Воистину, понять женскую логику невозможно, если она вообще существует.

– Поговорить с ней не пыталась?

– Пыталась. Сначала она уходила от разговора, потом заявила, что у каждого жизнь складывается по – разному.

– Она знала о их планах на фиктивный брак и отобрать квартиру отца?

– Нет. Для неё это было полной неожиданностью… … Ещё одна ужасная новость ожидала меня по выходу на службу.

Получил назначение и отбыл к новому месту службы Сергей Беркутов, только куда – никто не знал, или не хотели говорить.

Его обязанности временно исполнял Алексей Иволгин – он клялся и божился, что ничего не знает о назначении Сергея. Ничего не сказал и командир полка. Ожидал вызова к комдиву с докладом о поездке, но вызова не последовало. Значит, всю информацию он получил от Людмилы.

Только в строевой части, я услышал неопределённое – в распоряжение Главкома ВВС.

Ничего необычного в таких внезапных переменах не было, поражала только необычная секретность вокруг этого назначения. Я надеялся, я просто был уверен, что Сергей оставил о себе весточку. Решил зайти к соседям Беркутовых, но там уже жили совсем другие люди. О прежних жильцах они ничего не знали. Значит, и начальника милиции заменили. В их кругах у меня знакомых не было – тем более там умеют держать язык за зубами. В поликлинике, где работала тётя Клара, я тоже ничего не узнал – срочно уволилась, в связи с новым назначением мужа. Обычно женщины всегда всё знают, но сейчас – ничего. Я даже начал переживать, что это происки особистов за спасение Сони. Или комдив помог им спрятаться.

Погоревали мы со своим боевым другом МИГом, но против приказа не попрёшь.

На приказ отвечаем мы «ЕСТЬ!»

Всю неделю я делал вид, что занимаюсь профилактикой и текущим ремонтом. На самом деле, я просто ничего не делал, закрывшись в ангаре. Получил приказ нового комэска – вместе с двумя техниками срочно привести в порядок дивизионную «спарку» для «вывоза» молодых лётчиков. Месяц ушёл на выполнение приказания. Ещё два месяца, пока облётывали молодых, обслуживал бомбардировщик СУ-24 из соседнего полка…

Через три месяца вручили приказ об откомандировании меня в Липецк, на Липецкую авиабазу. Временно, до особого указания. Ориентировочно, на три – четыре месяца.

Пошёл в поликлинику попрощаться с Людмилой, всё – таки почти три года дружили. – Мы тоже скоро уедем отсюда. Отца предупредили о новом назначении на Балтику.

Липецкий учебный центр. Декабрь 1972 – Март 1973 гг

Липецкая авиабаза – это центр переучивания лётчиков строевых частей. Здесь из очень хороших летчиков делают очень хороших воздушных бойцов. Вместе с лучшими лётчиками – инструкторами здесь работали лучшие инженеры. Если сказать, что они знали все машины, как свои пять пальцев, значит, ничего не сказать. Попасть на переучивание на Липецкую авиабазу не менее престижно, чем в самый лучший московский ВУЗ и, не менее сложно, чем в отряд космонавтов. Вполне естественно, учили лётчиков на самых новейших, самых лучших самолётах. Расписание лётного дня самое, что ни есть, боевое. Как на фронте. Вылет самолёта через каждые двадцать – тридцать минут.

За это время самолёт нужно заправить всем необходимым, быстро, но внимательно осмотреть, при этом ничего не должно ускользнуть от внимания техника. Работают все одновременно: механики, заправщики, оружейники. Никакой толкотни, никакой суеты. Всё строго по графику.

Полёты, полёты, полёты… С раннего утра до позднего вечера. С позднего вечера до раннего утра. С весны до осени; с осени до весны. Отработка фигур высшего пилотажа – в одиночку, в паре, звеном, эскадрильей. Воздушные «бои», вылеты на перехват. Перелёты на полигон, боевые стрельбы, пуски ракет, боевое бомбометание… С утра до вечера…

Учились лётчики, учились и мы, технари. Было трудно и в то же время приятно и интересно работать и учиться под руководством таких опытных и грамотных инструкторов. Кроме всего прочего, они были хорошими преподавателями и психологами. Но строгими и требовательными. От нас требовали не только пунктуального выполнения всех регламентных работ – это подразумевалось само собой разумеющимся, но и чёткого соблюдения графиков…

…Такие сумасшедшие дни любил Беркутов. Я почти каждый день заходил на почту, в надежде получить весточку о нём, или от него…

Месяц переучивания на МИГах – зачёты; месяц – на СУшках – зачёты; Ещё месяц – изучение новейших самолётов корабельного базирования – СУшек и МИГов, пока ещё опытных. Их уже учат летать. У нас и в Крыму – на трамплине «НИТКА» – тренажёре, имитирующем палубу корабля. Таких кораблей и самолётов ещё нет на флоте и в авиации, но они уже строятся…

В тихушку от начальства – ознакомительные, «провозные» полёты на «спарках». На МИГах, за «звук» с элементами воздушного боя и на СУшках, на «перехват» с боевым пуском ракет… Неописуемо… Ничего, что после полётов земля уходит из – под ног и все внутренности стремятся вырваться наружу… Наверное, это и называется «заболеть» небом…

Зачёты. Экзамены. Итоговые экзамены. Экзамен теоретический в классе; экзамен практический на аэродроме… Итог – второй класс…

Примерно за месяц до конца переучивания ко мне в «общаговскую» комнатушку поселили средних лет полковника – заместителя генерального директора НИИ ВВС, начальника инженерно – эксплуатационной службы. Полковник ездит по авиаполкам, подбирает офицеров на инженерные должности. В кафе, за ужином, мы просидели до самого закрытия. Узнав, что я на стажировке, с Дальнего Востока, интересуется:

– Дома как? Семья не бунтует?

– Нет ни дома, ни семьи. Пока интересно – новые машины, новые люди, новые впечатления.

– Дальше что собираешься делать?

– Что прикажут, но хотелось бы в академию. Техника идёт вперёд, многое приходится додумывать самому.

– Получается?

– Пока получается, что дальше будет – не знаю…

… – К нам пойдёшь? Работа интересная, творческая.

– На какую должность?

– У нас несколько иная структура, чем в строевых полках. Старший инженер по лётным испытаниям приравнивается к инженеру эскадрильи, ведущий – уровень полка. Звания и оклады – соответственно. График работы – пятидневка, с… ненормированным рабочим днём, выходные – как получится, но в отгулах не обижаем, если будет возможность … только после окончания испытаний и сдачи «изделий». Отпуска – по необходимости.

– Жильё дадите?

– Очереди на жильё у нас нет. На улучшение есть, небольшая, это тоже зависит от необходимости. Конкретное решение принимает генеральный – он мужик вменяемый.

Даю согласие… Полковник уехал так же внезапно, как и появился…

После сдачи экзаменов ждал приказа о вызове в дивизию, но получил приказ о поступлении в распоряжении штаба авиации Северного флота. Надеялся погреться на солнышке, а ехать приказано в обратную сторону, на Север. Вместо самого Дальнего Востока на самый Крайний Север. «Повезло».

Заполярье. База Северного флота. Апрель – июль 1973 г

В штабе меня распределили на новый противолодочный крейсер «Киев». На его борту проходили войсковые испытания ударные самолёты – штурмовики ЯК – 38, вертикального взлёта и посадки и новые вертолёты КА-25 палубного базирования для поиска и борьбы с подводными лодками. Сам крейсер тоже на ходовых испытаниях.

Для нашей авиации это было не только испытанием абсолютно новых типов самолётов и вертолётов, но и возможностью «обкатать» строевых лётчиков и техников.

В составе экипажа, кроме лётчиков – испытателей и технического персонала, были заводские инженеры. Очень интересно работать с людьми, у которых есть чему поучиться, перенять их опыт. Небольшое неудовлетворение вызывает только то, что их опыт был какой-то «тепличный», далёкий от условий строевых частей. Они не понимают, что плохого в том, что, прежде, чем открыть какой – нибудь люк или снять крышку, надо открутить два десятка болтов. Мало того, что для этого нет времени, их ещё надо куда-то положить, чтобы потом не потерять и не искать. Их никто не торопит и на них не льёт дождь, не продувает насквозь аэродромный ветер…

Сами самолёты тоже не вызывали уважения. Лётчики были единодушны во мнении, что они тяжеловаты в управлении, их манёвренность оставляла желать много лучшего, а ведь они должны были кроме всего прочего сами себя уметь защищать. На взлёте и посадке они «съедали» столько горючего, что на сам полёт его оставалось очень мало – радиус действия самолёта был невелик.

Осваивать технику пришлось на ходу. Из новинок – раздельные подъёмные и маршевые двигатели, поворотные сопла двигателей и усиленные шасси…

Вышли в море. Говорили, что на неделю, но оказалось значительно дольше. Вошли в Атлантику. Узнал, что такое качка – поначалу выматывала, мутило. Пока занят делом – не замечаешь. Зато спать хорошо, укачивает. Только спать особо некогда… Недели через две уже почти не обращал на болтанку никакого внимания – привык.

Вертолётные техники лежат пластом от качки. Инженер авиагруппы «просит» помочь. Отказывать нельзя… Вертолётная техника мне известна только по училищным лекциям и по практике на Ростовском вертолётном заводе, к тому же, там «Мили». Здесь другие… «Камы». Соосная схема – самая сложная. Без практики забылось даже то, что знал… Приходится вспоминать и додумывать всё на ходу, «на ощупь». От оставшихся в «живых» вертолётных техников помощь минимальная и та эпизодическая…

Суэцким каналом, через Красное море и Аденский залив вышли в Индийский океан. Полётов стало больше. «Не спеша» идём вдоль побережья Пакистана и Индии… После полётов надо обмыть всю машину опреснённой водой – от солёной воды корродирует металл. На коротких стоянках – профилактический осмотр, ремонт. Иногда можно погреться на солнышке… если позволит погода, время и… главный инженер авиагруппы.

На экваторе – праздник Нептуна и посвящение в моряки. В моряки посвящаюсь второй раз. Первый – в училище. Ссылка на него не принимается, не помогает даже училищная фотография в морской форме. «Океанская» купель неминуема… Всё бы ничего, но уж очень жарко. Железная палуба раскаляется настолько, что можно жарить яичницу…

Вошли в Тихий океан. Встали недалеко от Вьетнамских берегов. Считали на дозаправку – нет. Стоим. Полёты. Много полётов. Обязательно парами или звеньями. Кого-то ждём и кому- то что-то демонстрируем. На верхнюю палубу без дела не выпускают. Внизу, на стояночной палубе, страшно душно, почти стопроцентная влажность воздуха. Экипажи, сменяя друг друга, постоянно «висят» в воздухе с полным вооружением…

Однажды утром проснулись в окружении целой эскадры кораблей. Наших кораблей… Где-то под нами подводные лодки. Надеемся, что тоже наши…

Две недели показались вечностью. Полёты постоянно…

Всей эскадрой пошли назад. Рассчитывали на прежний маршрут, но идём гораздо южнее… Мимо Коморских островов. В Мозамбикском проливе, в районе Мадагаскара трёхдневная стоянка. Полёты беспрерывно… Проходя «ревущие» сороковые широты попали в сильнейший шторм. Всю неделю мотало и кидало, как щепку. Моряки, привыкшие к дальним походам, ещё держались, но мы, «земляне», еле стояли на ногах…

Обогнув мыс Доброй Надежды, под предлогом заправки и ремонта недельная стоянка недалеко от Кейптауна. Полёты чуть ли не круглосуточно, едва успеваем готовить машины к полёту…

Наконец мы дома, в своих водах. Все свободные от вахты выстроены на лётной палубе. В составе группы моряков и авиаторов, получаю знак «За дальний поход» и в подарок – тельняшку, офицерскую морскую пилотку и… погоны капитан – лейтенанта.

Считается, что три тельняшки я уже износил, учась три года в училище. Эта, четвёртая тельняшка – с тонким намёком. Инженер и главный инженер авиагруппы неоднократно уговаривали меня остаться на флоте.

Я отнекиваюсь… Очередь на жильё огромная, лет на десять вперёд, – в первую очередь плавсоставу… С учётом, что на Севере год считается за два… немногие её дожидаются… Разнарядки в академию тоже, в первую очередь, для плавсостава… За пять лет ни в военно-воздушную, ни в инженерную академии не было ни одной. Желающих не меряно…

Однако, дело не в этом. Вернее, не только в этом… Я молчу о том, что уже дал согласие в НИИ ВВС, хотя ответа от них до сих пор нет. Там нет очереди на жильё и из НИИ легче получить направление в академию… В основном, всё зависит только от тебя…

Пилотку и погоны капитан – лейтенанта получаю впервые. Да, да. Настоящие парадные флотские погоны с чёрными просветами. Оказывается, радиограмма о присвоении мне звания капитана пришла ещё две недели назад – решили сделать мне сюрприз… На флоте, в основном, два вида погон. С чёрными просветами – для плавсостава, с красными – для офицеров береговых служб. Мне нужны с голубыми. Престижные только чёрные. Что это? Других не нашлось, или в знак уважения? В любом случае – спасибо! Интересно, как бы я носил этот знак, флотские погоны и пилотку на своей «земной» форме? Флотские, лейтенантские с голубыми просветами я уже носил, правда недолго. От выпускного вечера в училище до прибытия в В … евку, за вычетом нахождения дома, в отпуске и недельной дороги в поезде от Свердловска до Владивостока… Всё равно приятно – оставлю на память! Вместе с лейтенантскими и теми, что были подарены в роте связи. Фуражка одевается … иногда, а курсантские погоны хранятся. Тельняшка – вещь удобная, в ней, действительно, намного теплее, меньше продувает – для аэродромной работы пригодиться… Остряки тут же окрестили нас «земноводными» или «лягушками». В «петушках» я уже ходил, в «беркутятах» тоже, теперь в «лягушках». Хорошо хоть, что «жабой» не назвали… Самое лучшее время – в «беркутятах». Вспоминается постоянно, чуть ли не каждый день… Новых знаний за этот поход – немного, в основном по вертолётам, но и они лишними не будут, авось пригодятся, зато опыта прибавилось немало… На базе меня ждали две новости. Одна плохая, другая очень плохая.

Начну с плохой. Я ожидал разрешения на отпуск, но вместо этого – приказ отправиться на базу стратегической авиации в Энгельсе. Зачем?…

Вторая новость – очень плохая. От Беркутова, по-прежнему, нет никаких известий…

… В Энгельсе, после демобилизации, обосновался мой лучший армейский товарищ – Толик Штанько. Попробую разыскать…

г. Энгельс – 2. Аэродром Дальней авиации. Август – декабрь 1973 г

База в Энгельсе – огромнейшая база. Громадные самолёты Ту-22 и ТУ-95. Живыми я до сих пор их не видел. Знал только по учебникам, ещё с училища. Обслуживает самолёт бригада из десяти человек. Контролирует всю работу техник – лейтенант. Общее руководство осуществляет инженер. Меня назначают И.О. инженера на ТУ-95.

– Я самолёта почти не знаю.

– Узнаешь по ходу дела. Разговор окончен.

– Есть по ходу дела. Целый месяц я переходил от одного участка обслуживания к другому; вместе с механиками осматривал, перебирал и смазывал узлы, настраивал работу агрегатов. В «большом» самолёте их намного больше… Вместе с мотористами регулировал работу двигателей… Их тоже «много» больше…

Перед заправкой проверяется состав керосина и сравнивается с сертификатными данными. Запрещена заправка керосином, если его анализ не соответствует сертификату более, чем на десять процентов. Всё записывается в журнал регламентных работ. Данные передаются из химической лаборатории приятным женским голосом. Пошёл знакомится с методикой проведения анализа топлива. Заодно познакомился с девушками – лаборантками. Органическая химия никогда не вызывала у меня восторга. Общение с девушками доставило гораздо больше удовольствия. Есть идея продолжить знакомство…

С прибористами – электриками пытался «прозванивать» электрические цепи, хотя для меня это «дремучий лес». С ними я задержался на две недели… Удивил ребят – радистов, довольно уверенно перестраивая радиостанцию с одной частоты на другую.

– Где научились?

– Три года в роте связи тренировался.

Через полтора месяца я уже знал, что надо проверять особенно внимательно, какие работы надо проводить с особой тщательностью; кого надо проверять и кому можно доверять. Служба есть служба. К этому времени, общение во время работы постепенно переходит на «ты», – значит стал полноправным членом экипажа. Приятно – делаем одно дело и тут не до формальностей… Бывает, что и не до любезностей… В конце сентября меня вызвали в помещение подготовки к полётам – Одевайся! – подали высотный костюм, – полетишь с нами, вместо заболевшего бортинженера.

– У меня нет допуска к полётам, и с парашютом никогда не прыгал, и вообще я боюсь высоты.

– Допуск я тебе даю – командир экипажа весело улыбался уголками глаз, – если… «испачкаешь» самолёт, я тебя без парашюта из машины выкину… Это был мой первый полёт в составе экипажа, в пилотской кабине, а не в пассажирском салоне. Должен сказать, что впечатление абсолютно другое, нежели из окна иллюминатора, ни в какое сравнение не входит. Этот полёт был «недолгим» – всего восемь с половиной часов – «за угол», обогнув Кольский полуостров, над Атлантикой и обратно… Довелось участвовать и в другом перелёте. Ту -95. Сорок три часа полёта, четыре дозаправки в воздухе, пролетели над тремя океанами. Для всех, самой впечатляющей и самой тяжёлой, была дозаправка в воздухе. Выматывает и морально, и физически. Особенно лётчиков. До самого конца, без остатка. Были ещё полёты – менее продолжительные, но от этого не менее тяжёлые. Каждый полёт проверяет на прочность и профессионализм каждого человека в отдельности и всего экипажа. Только в таких полётах небольшая группа разных людей становится единым целым – экипажем.

Кроме «95», мне удалось познакомиться и с прототипом Ту-160, будущего «Белого лебедя». Хорошая машина. По сути, эта машина результат совместной работы трёх конструкторских бюро – Сухого, Мясищева и Туполева – корифеев нашей конструкторской мысли. Отсюда результат. Мне разрешили полёт и на этой машине. Незабываемое впечатление… Всего, вместе с «Липецком» я налетал около семидесяти часов…

За морским походом и работой в Энгельсе, уже стал забывать о приглашении полковника из НИИ. Ну, присмотрелся, поехал дальше, нашёл более достойного – ничего в этом необычного нет. Обычный порядок – каждый ищет в свою команду того, кто ему больше подходит. Нет, так нет. Единственное, я очень не люблю людей неответственных: заикнулся, предложил – не молчи. Передумал, изменились обстоятельства, – сообщи. Никто не обидится – ты ничего не обещал. Впрочем, никто и ничего не обязывает тебя это делать. Прав тот, у кого больше прав… Всё зависит от человека…

В конце ноября меня вызвали в штаб авиабазы. Я ожидал распоряжений из дивизии, однако мне было приказано явиться в Москву, в Главный штаб ВВС, на Большую Пироговку, к генералу Уткину, Виктору Васильевичу. Кто такой? Откуда? … … Генерал был в штатском, весьма интеллигентного вида, больше похожим на учёного, или профессора какого-нибудь ВУЗа.

Мои личные данные его интересовали меньше всего. Казалось бы, простыми вопросами «профессор» пытался определить глубину моих познаний различной авиационной техники, мою способность осмыслить свои действия, принять нестандартные решения и дать им объективную оценку… Почему прошусь на учёбу и почему настаиваю на жилье?

Я объяснил ему, что мне уже под тридцать, ни жилья, ни семьи нет, уже не хватает знаний – техника идёт вперёд. Нужно и учиться, и жениться.

– Однокомнатная квартира со всеми удобствами Вас устроит?

– Пока да.

– Хорошо. Вам забронирован номер в офицерском общежитии, тут недалеко, устраивайтесь, отдыхайте. Завтра, в 1000 получите наше решение…

Утром следующего дня, в приёмной этого же кабинета, мне были вручены приказ и предписание явиться к новому месту службы.

Глава пятая

Самая главная встреча

Московская область, г. Р… кое. ЛИЦ НИИ ВВС. Декабрь 1973 – Январь 1975 гг

Так я оказался в Р… ском, в Лётно – испытательном центре…

В отделе кадров, мне вручили ключ от квартиры. Извинились, просили пожить не больше месяца, пока освободится более приличное жильё… Впервые за несколько лет, я шёл к себе домой. Возле подъезда встретил заплаканную женщину, пытавшуюся поставить на место отвалившееся колесо детской коляски. – Авария? На взлёте или при посадке? – пытался пошутить, но встретил такой взгляд, что шутить мне больше не захотелось. Пришлось тут же заняться аварийным ремонтом.

– Шпилька найдётся?… Поставил отвалившееся колесо на место, закрепил его шпилькой… – Какой этаж?… Передал ей весь свой скарб – тревожный чемоданчик. Подхватил коляску вместе с ребёнком, и потащил на второй этаж. Пока нёс, обратил внимание, что коляска находится в весьма плачевном состоянии, к тому же была явно мала ребёнку. Либо у мужика руки растут не из того места, либо его нет совсем…

Оказалось, что наши квартиры рядом, на одной площадке.

– Спасибо!.. Наташа, – протянув руку, представилась женщина. Всё ещё мокрое от слёз её лицо, выражало искреннюю благодарность.

– Семён, капитан Полянский. Выходит, ваш сосед, прошу любить и жаловать…

Моя квартира тоже оказалась в весьма плачевном состоянии, даже в худшем, чем коляска. Из мебели – только солдатская кровать, с матрацем, тумбочка и полуразвалившийся шкаф. Оглядевшись, пошёл искать магазин. Сначала купил необходимое для ужина и отдыха, затем пошёл на «второй круг» – для ремонта… Возвращаясь со «второго круга», получил настойчивое приглашение соседки на обед. Поблагодарив, отказался, сославшись на кафе, но с условием, что на ужин приду обязательно…

Двушка – двухкомнатная квартира соседки была ненамного в лучшем состоянии, нежели моя. Поразило другое – в квартире не было детской кроватки. Пристанищем Витюшки, мальчонки, возрастом около года, был короб двухместной коляски, удлинённый чьими-то умелыми руками, поставленный на небольшие колёсики с тормозами, какие стоят на эродромных стремянках – площадках… О прогулочной коляске я уже говорил. Расспрашивать о муже не имело никакого смысла…

Мне дали три дня на обустройство…

… В небольшом посёлке искать детские вещи – бесполезно, всё передаётся из семьи в семью до полного износа и «списания». Наплевав на свою квартиру, с утра уехал в Москву. Коляску покупать было явно бесполезно, надо что-то придумывать самому. Кроватку я нашёл в каком-то мебельном комиссионном магазине. Кроватка была металлическая, хромированная, раздвижная, с боковыми сетками и всеми «причандалами». Там же приобрёл детский стул на высоких ножках; себе – стол и пару стульев. Договорился с шофёром, предложившем свои услуги, бывшим прапорщиком, согласившемся попутным рейсом за пятьдесят рублей увезти всю «мебель» в Р… кое. Оказалось – он живёт там же, поэтому и согласился. Там же служил срочную, затем сверхсрочную. Когда узнал для кого детские вещи, даже не спросил адреса. По дороге, водитель рассказал историю этой семьи.

Муж Наташи – капитан Коротков, лётчик – испытатель, погиб за месяц до рождения детей. Родилась двойня, но девочка вскоре умерла… Вот откуда двухместная коляска… Помог затащить всё в квартиры и… не взял с меня ни копейки. Еле уговорил его «угоститься» блоком сигарет…

Пошли первые месяцы моей новой службы. Содержание её, по сути, осталось прежним, только гораздо интересней и ответственней.

Интересней, – потому, что абсолютно новейшая техника, опытная, экспериментальная, как говорится, из-под карандаша конструктора.

Принципиально новый подход к решению проблем скорости, маневренности, управления. Вооружение тоже абсолютно новое. Новые люди, новые впечатления. То, что я принимаю, как аксиому, у них на всё есть обоснования – расчёты, аргументы.

Ответственней, – потому, что вся эта новейшая техника пока в единичном экземпляре, максимум – в двух, трёх. Ни один из них не должен погибнуть, тем более, по моей вине. Рекомендаций по регламентным работам ещё нет – всё надо додумывать, осмысливать самому. Вероятно, мне их придётся составлять. Заводские специалисты и представители КБ помогают, но их помощь чисто теоретическая, совещательная. Они хорошо знают «внутренности» самолёта, но как они поведут себя в полёте и как их «содержать» – ещё не знает никто.

Это и есть наша самая главная задача – научить самолёты летать.

Новый самолёт, – он, как новорожденный ребёнок, его надо учить осторожно, понемногу, шаг за шагом, не причинив ему боли, не повредив его нежное тельце…