Эффект безмолвия

Алик открыл выписки из протокола собрания коллектива. Под ними две подписи: Мерзлой и Пальчинковой, в то время председателя профсоюзного комитета редакции газеты. Судя по документу, в редакции прошло профсоюзное собрание, на котором все сотрудники редакции проголосовали за то, чтобы администрация города выделила Мерзлой квартиру.

Причем Мерзлой от государства выделялась вторая квартира, что по закону было невозможно, но это реально произошло.

«Красиво! – мысленно восхитился Алик. – Председатель профкома Пальчинкова оформляет липовый протокол общего собрания и выписки из него, о которых знают только два человека: Мерзлая и Пальчинкова. И все. То-то Мерзлая отодвинула от себя Пальчинкову, видимо та что-то просила за услугу! И главное Мерзлая-то получила квартиру от Бабия за полгода до выборов главы маленького нефтяного города, а помогала потом противнику Бабия – Хамовскому!»…

Документишко был интересный. Власть пыталась заткнуть рты главным редакторам, единственным в то время в маленьком нефтяном городе, чтобы те закрывали глаза на некоторые вещи и понимали, что рыльце-то и у них в пуху, пусть не таком пышном, как у главных чинов администрации маленького нефтяного города, но все-таки заметном при предательском освещении.

Впрочем, для истории маленького нефтяного города находка Алика представляла сущую мелочь. Подобных приказов в архивных папках была уйма.

***

На радио Пальчинкова обрела крылья, материалы ее – лоск. Одновременно наметился прогресс и в другой области. Она проявила изрядную волю к победе, в нужный момент сделала скрытую запись разговора со своим начальником Лучиной – главным редактором радио и, известив Хамовского о финансовых нарушениях на радио, в какой-то степени способствовала его увольнению.

Радио в маленьком нефтяном городе всегда было на отшибе и в прямом, и в переносном смысле. Ни Хамовский, ни другие чиновники не уделяли ему достаточно внимания, считая радио пустой говорильней, достойной внимания скучающих шоферов, да стимулирующих торговлю владельцев магазинов. Но это была ошибка. В эфире маленького нефтяного города летало два радиоканала и примерно восемь телевизионных, таким образом, на одно слово, сказанное по радио, приходилось значительно больше аудитории. Незаметная популярность Веры Пальчинковой в маленьком нефтяном городе была велика.

На дни рождения Пальчинковой, прямо на радиостудию, несмотря на удаленность ее от центра города, невзрачность помещения и скромность угощения, сходились крупные начальники маленького нефтяного города.

***

Только после назначения главным редактором телерадиокомпании Алик был удостоен приглашения на день рождения Пальчинковой. Поесть он любил, но на столе, кроме кусочков жареной курицы и стандартных для Крайнего Севера солений, то есть грибов, ничегошеньки не было. Он разочаровался, но вынужденно присел. Выпили, закусили, а затем подошли: председатель профкома нефтяников – лысоватый, пухлощекий и гладкоречивый Вракин, главный пожарник маленького нефтяного города – Понченко, главный врач больницы маленького нефтяного города…

– Любит Вера выпендриваться, – отозвалась по этому поводу Пупик, выглянув как обычно из-за монитора. – Вот к вам начальники приходят на день рождения?

– Нет, и не поздравляют, – ответил Алик. – Но я и не приглашаю.

– Вот то-то и оно, – намекнула на серьезные обстоятельства Пупик.

Назначение Пальчинковой вторым заместителем главного редактора телерадиокомпании лишило привычной устойчивости чашу весов, на которой сидела Валер, и заставило ее искать гирьки, которые можно было подложить против высоко взлетевшей чаши Пальчинковой, или того лучше – бросить их в самого Алика…

КОМНАТА ОТДЫХА

«Управлять отарой или стадом можно только с собаками и с кнутом, хотя для отдельной особи хватает и ласкового слова».

Небольшая комнатушка, где даже батареи отопления заметно крали площадь, вмещала в себя обычный письменный стол и несколько стульев, занятых телевизионщиками маленького нефтяного города. Через окно, направленное на южную сторону, влетал солнечный свет, лаская цветы, стоявшие на подоконнике, а дальше, порезанный на узкие полоски шторо-жалюзями, он падал на собравшихся и придавал им сходство с устаревшими матрасами и карикатурными заключенными. В комнатушке шел серьезный разговор.

– Назначить Пальчинкову заместителем телерадиокомпании мог только идиот, – едко произнесла Валер. – Она же в телевидении ничего…

– Она его старая знакомая по газете, – напомнил Павшин.

– С такими назначениями он недолго продержится, – спрогнозировала Валер и оглядела коллег, собравшихся вокруг стола.

Бывшая учительница русского языка и литературы Валер давно уже стала специалисткой по сплетням и созданию имиджа. Она знала, когда зарыдать, когда улыбнуться и в какое ухо и в какое время сказать нужное слово. Угнетенная подчиненным положением в телерадиокомпании, где она уже видела себя начальником, Валер жаждала сатисфакций.

– Из газетных корреспондентов – сразу в редакторы телерадиокомпании. Что он для Хама сделал? – откликнулась Букова, произнося слова с такой аккуратностью, что казалось само произношение дается ей с трудом.

Она так же, как Валер, пришла в журналистику из учителей и специализировалась на школьно-детсадовской тематике. Внешне спокойная, она несла внутри несчетное войско маленьких чертенят, сидевших в засаде и ждавших своего часа.

– Вылизал Хаму все, что можно, – словно бы засыпая, предположила Задрина, жена Задрина. – Вот только непонятно, зачем он ввел народную линию?

Она была спортивной журналисткой телерадиокомпании маленького нефтяного города, но если бы все спортсмены походили на Задрину, то засыпали бы еще на старте, а песчаную яму для прыжков в длину использовали лишь для того, чтобы поваляться в ней в жаркую погоду и позагорать, не утруждая себя дорогой к пляжу. Из любого спортивного сюжета свойствами своего голоса она создавала нечто похожее на «Спокойной ночи малыши».

– Вот уж дурь! – согласилась Валер. – Теперь отвечай на звонки проблемных дебилов. То им ремонт не делают, то горячей воды нет. Пусть обращаются в соответствующие инстанции, причем тут телевидение?

– Я ему сколько говорил, что мы – муниципальные – и должны соблюдать муниципальный подход ко всем сюжетам, – поддержал супругу Павшин. – А он – для людей, для людей. Да для нас важен только один зритель! Хамовский!!!

– Отлупить бы его разок, – размечтался самый крепкий из телеоператоров Ханов.

Телеоператор Ханов был специалистом по женским кадрам. Все новые симпатичные девчонки, попадая на телевидение, оказывались на некоторое время в его невестах.

– Его надо лупить не физически, а морально, – скорректировала Жанна Мордашко. – Надо сделать так, чтобы он сам ушел.

Мордашко снабжала телевидение сюжетами и программами из области культуры. Образования не имела никакого, кроме веселого нрава.

– Не забывайте, его Хам назначил, – напомнил Павшин.

– Вот он и старается, программы с ним делает, – сказала Задрина.

– Ребята, от Алика мы можем избавиться только коллективными усилиями, – вспыхнула Валер.

Взгляд ее сделался насмешливо диковатым с блеском, какой появляется у передутых мыльных пузырей.

– Надо, чтобы его программы выходили с плохим звуком, чтобы видеоряд был никчемный, чтобы сбоев в системе было побольше, – продолжила Валер. – А то работаем, паримся, а он пенки снимает.

– Со своей стороны сделаю все, что можно, – согласился монтажер Пискин. – Но в пределах разумного, так, чтобы в глаза не бросалось.

Работа монтажера в маленьком нефтяном городе Пискину давно наскучила. Его держали на телевидении регулярные зарплата и выходные. Он был большим любителем охоты и рыбалки и все, что становилось между его увлечением и ним, ненавидел. С приходом Алика Пискин лишился поездок на рыбалку на служебном автомобиле.

– Надо гореть по силам, – согласилась Валер. – Он же чуть что, так – замечание.

– Он всех достал с дисциплиной, – согласилась Задрина. – Того и гляди, проходную поставит.

– Жора, ты ему должен с передатчиками проблемы сделать, – напомнила Валер.

– Без проблем, – кивнул Задрин.

– И главное – действовать одной командой, – попросила Валер. – Один за всех и все за одного.

ПЕРВЫЕ ВЫБОРЫ

«Традиции и предметы, созданные людьми определенной национальности, приобретают столь сильные национальные черты, что сами начинают воспроизводить нацию».

Выборы в маленьком нефтяном городе проходили регулярно, если не Президента Российской Федерации и депутатов федерального собрания, то губернатора округа и депутатов окружной Думы, а если не их, то выборы главы города и выборы, а то и довыборы, депутатов городской Думы. Поэтому жители маленького нефтяного города .

держали паспорта наготове, чтобы, как только наступит день голосования, начистить обувь, нагладить одежду и, словно по сигналу воздушной тревоги, спуститься нет, не в бомбоубежище, а со своих этажей – к избирательным урнам и проголосовать за того, на кого укажет начальство.

– Голосовать надо за Владимирова, за Владимирова! Говорю по слогам: Вла-ди-ми-ро-ва! После выборов мы изучим списки пришедших, результаты голосования и вычислим тех, кто поставит галочку не у этой фамилии, – примерно так каждый раз кричали агитаторы при плотно закрытых дверях актовых залов. – Тот, кто хочет работать, должен голосовать за Вла-ди-ми-ро-ва. Остальные будут уволены. У-во-ле-ны! Потому что голосование – ваш гражданский долг! Помните грудь, что сосали в детстве? Так знайте, что это не материнская грудь, а государственная, поскольку на этой земле молоком напиталась, а долги надо возвращать…

Фамилии менялись, но основа агитации оставалась прежней: долг и страх.

Человечество придумало много игр, и все они основаны на победе над иллюзией гибели, с которой обычно связывается проигрыш, или, наоборот, – на ощущении иллюзии гибели. Хамовский тоже любил игры. Он баловался интригами, психологическими опытами над подчиненными, но так, чтобы разговоры об этом не выскочили из города, но более всего Хамовский любил особую разновидность живых шахмат – игру в выборы. И сейчас на выборах в государственную Думу округа в королевы рвалась недостойная на его взгляд пешка Матушкова, которую в народе прозвали Матушка. Ее требовалось срубить, пока она не перейдет все поле.

Матушка покусилась на заслуги перед маленьким нефтяным городом, которые Хамовский считал своими.

– Я выбила из округа деньги для нашего города,… – заявляла Матушка в каком-нибудь интервью раньше Хамовского.

Как писал Джек Лондон, на Клондайке богател на добыче золота не тот, кто первый нашел золотоносный участок, а кто первый официально его застолбил. Матушка столбила быстрее. От каждой подобной выходки Матушки – Хамовский плохо спал, а обиду носил незабвенно.

«Я хозяин в городе, я хозяин, я,… – мучили Хамовского бессонные мысли. – Поэтому, кто бы что ни сделал, это все с моего позволенья, с моего, с…»

Подчиняясь внезапно возникшему желанию, он побежал в туалет…

«Матушка! – истолковал знак Хамовский. – Она может вырваться из моей власти, уйти в вышестоящие органы, а оттуда также поливать меня, но уже с куда большим размахом!..»

***

Чтобы срубить Матушку Хамовский выставил на выборы в качестве главной фигуры Сирову, начальника управления образования маленького нефтяного города, женщину крепкую и дотошную, которая ради успехов своего управления издала негласный приказ о прибавлении к оценке знаний учеников двух баллов. Так она избавилась от «двоечников» и обрела любовь родителей, довольных успехами детей.

Фигурой, служащей для растаскивания голосов Матушки, он выбрал главного врача, ее непосредственного начальника. «Медики растеряются за кого голосовать», – рассуждал Хамовский. Чтобы разделить тех, кто ищет помощи, второй фигурой, служащей для растаскивания голосов он определил Скрипову, начальника управления социальной защиты маленького нефтяного города. И, наконец, чтобы разделить голоса жителей маленького нефтяного города, недовольных властью, Хамовский решил выставить на выборы Алика, которого он и вызвал к себе для решения столь щепетильного вопроса.

***

Принцип продажи честного журналиста

«Если за выступление платят, а песню позволяют выбрать самостоятельно, то почему бы не спеть?».

– Требуется твоя помощь на выборах, – прямо заявил Хамовский. – Нужно отобрать голоса у Матушки.

Только лежащее на земле, не падает, а Алик уже висел на дереве Хамовского: он получил первые премии, побывал в первых командировках, а начальственные привилегии – как наркотик. Какой фрукт захочет упасть с дерева, вдоволь не напившись его соков? Кроме того, Хамовский знал, что Алик поссорился с Матушкой и, возможно, рад будет отомстить.

Алик мстительным не был. Он воспринимал Матушку, как дубликат Хамовского, с таким же стремлением к власти, но сочувствовал ей, как борцу с системой власти маленького нефтяного города, но сегодня он сам находился в системе и впрямую отказать Хамовскому не мог.

– Хорошо, – быстро согласился он. – Но мне придется уйти в неоплачиваемый отпуск, да и на предвыборную кампанию нужны деньги.

Бесплатны только фанатики. Алик фанатиком в политике не был. Хамовский запустил руку в ящик начальственного стола и вытащил пачку тысячных купюр.

– Здесь сорок тысяч, – сказал он, протягивая деньги Алику. – Этого хватит?

– На предвыборную кампанию, да, – ответил Алик. – Но мне надо на что-то жить.

– За этим зайди к Лизадкову. Он тебе поможет во всем, – завершил разговор Хамовский.

«Случай, словно привередливая дворняга – может облаять и укусить, а может и, виляя хвостом, побежать рядом, следовательно, случай нельзя злить, его надо задабривать…», – мыслил Алик по пути в кабинет Лизадкова.

– Алик, если что надо – сразу ко мне, – по-дружески произнес Лизадков, увидев Алика в дверях.

– Хамовский сказал, что вы поможете деньгами, – начал с главного Алик.

– Ты сейчас у Хамовского получил? – встревожился Лизадков.

– Да, – нехотя ответил Алик.

– Ну, как кончатся, приходи, – повеселел Лизадков. – Главное результат, все награды потом…

«Здесь борьба идет за деньги, скрытые в ящиках столов, – рассудил Алик. – Но, чем меньше сеешь, тем меньше взрастает, на какую прибыль от меня вы надеетесь?..»

–…Если тебе нужны адреса, телефоны, имена избирателей, для адресных обращений, то вся информация здесь, – Лизадков открыл дверцу шкафа, за ней на полках лежали толстые пачки бумаг. – Тут все данные о жителях, отдельно по микрорайонам. Когда надо – бери.

– Что от меня требуется? – спросил Алик.

– Как обычно. Что мне тебя учить? – удивился Лизадков. – Выпусти свои газетки – «Дробинки».

– «Дробинки» умерли, вместе с верой в народ, – ответил Алик. – Я уже это говорил, когда Хамовский предлагал финансировать их выпуск.

– Ну, тогда выпусти несколько листовок, – разочаровался Лизадков…

***

Надо сказать, что в настоящее время ничто не сдерживало Алика, не ограничивало его свободу: его книга печаталась в омской типографии, а, значит, скоро появится в маленьком нефтяном городе. Когда только она появится, он будет уволен – в этом Алик не сомневался, поэтому ему не было дела ни до Матушки, ни до выборных фигур Хамовского: он и деньги взял, и в предвыборный отпуск сходил, и правду сказал. Алик выпустил листовки, радио- и телеобращения, в которых от него досталось всем действующим лицам:

– На Севере, похоже, появились жирафы. Сирова, наконец, поняла, что нельзя быть одновременно депутатом и начальником Управления образования. Закон о муниципальной службе не позволяет.

– Как Дуремар, торговавший аптекарскими пиявками, искал золотой ключик, так и господин главный врач, в распоряжении которого находится личная сеть аптек, ищет должности депутата государственной Думы.

– Говоря о Скриповой, начальнике Управления соцзащиты, я вспоминаю пенсионера Дедушкина, который, получив в подарок от соцзащиты куртку, не поленился, пошел в магазин и посмотрел, сколько она стоит. Оказалось, что в несколько раз дешевле, чем та сумма, за которую он расписался.

– Ты что же по своим лупишь? – спросил его Лизадков при встрече.

– Играю в оппозицию власти, – напомнил Алик.

– Смотри, доиграешься, – хмуро предупредил Лизадков…

Но о главной игре Алика никто не знал.

***

Говоря об итогах выборов, необходимо отметить безоговорочную победу Матушки над силами коалиции Хамовского и один веселый случай, произошедший, когда Понченко, также направленный Хамовским на выборы, на записи своего выступления, устал выговаривать слова и, кинув бумаги в телекамеру, нервно вскрикнул в адрес телезрителей:

– Да пошли вы все на йух, что бы я тут перед вами распинался! У меня и так хорошая должность!..

ПРЯМОЙ ЭФИР

«Вой – признак либо внутренней пустоты, либо опасности».

Слившись с тишиной кабинета, Алик вновь и вновь повторял вступление к прямому эфиру, в котором ему впервые предстояло исполнить роль ведущего. Он бросил

взгляд на часы – Хамовский ожидался меньше, чем через тридцать минут.

– Уважаемые телезрители, сегодня в прямом эфире нашей телерадиокомпании,… – произнес он в который раз, глядя в экран, расположенного впереди него телевизора, как в объектив телекамеры.

Неспособность творить речь в ходе выступления угнетала Алика. Он заучивал написанное, как школьники заучивают стихотворения, но волнение опустошало его память, истребляя самые привычные логические связи речи и даже слова, словно бы лангольеры Стивена Кинга переквалифицировались из пожирателей прошлого в пожирателей мыслимого. Плюс к тому, Алика преследовало сомнение в высказанных фразах, мешая составлению окончательного текста.

«Почему телезрители уважаемые? Ты всех уважаешь? Просто «телезрители» – сухо. Может просто – здравствуйте?» – спорил он сам с собой …

Вопросы к прямому эфиру были прочитаны и структурированы, но Алик продолжал переставлять их, выстраивая композицию, которой предстояло быть разрезанной звонками телезрителей.

– У нас звонок в студию,… – недопроизнес он с приглашающей к диалогу интонацией, как настойчивый стук в дверь прервал тренировку.

«Хамовский», – подумал Алик, но не успел он сказать: «Входите…» – как дверь открылась и в кабинет деловым непререкаемым шагом прошла Валер.

– У меня серьезный разговор, не терпящий отлагательства, – сказала она безаппеляционно.

– Татьяна, не сейчас, у меня прямой эфир, – попросил Алик.

– Ничего страшного, я постараюсь быть краткой, – не уважила Валер, присаживаясь на диван.

– Татьяна, ты мне сильно мешаешь, – начал сердиться Алик.

– Мне надо по работе! – возмутилась Валер.

– Татьяна, встань и выйди за дверь! – повысил голос Алик, чувствуя нарастающий холодок гнева.

– Почему вы повышаете на меня голос?! – грозно упрекнула Валер, но не двинулась с места.

– Татьяна, встань и выйди! – еще громче сказал Алик, не замечая, как гнев исказил его лицо.

– Да как вы смеете! – вскрикнула Валер и выскочила из кабинета, звучно захлопнув за собой дверь…

«Успокойся, успокойся…», – мысленно зашептал Алик, стараясь внутренней силой удержать гневные вибрации…

Тут дверь открылась без стука, и на пороге показался Хамовский. Энергия и деловитость исходили от него.

– Здравствуйте, Семен Петрович! – подскочил с кресла Алик. – Проходите. Сейчас распечатаю вопросы, и пойдем в студию.

Линии жизней журналистики и власти устремились друг к другу и скрестились, сдавленные пальцами. Алик вернулся к столу и включил принтер. Хамовский сел в кресло, напротив Алика, где обычно сидели все посетители, а только что сидела Валер, и, глядя на лист, выползающий из принтера, спросил:

– Много еще вопросов поступило?

– Есть еще, – ответил Алик. – Спрашивают…

Алик не успел рассказать о чем, как дверь в его кабинет опять распахнулась.

– Семен Петрович, можно к вам? – едва сдерживая рыдания, ломающимся голосом выговорила Валер.

– Что случилось? – Хамовский растерянно посмотрел на Валер, на Алика и опять на Валер.

– Семен Петрович, я больше так не могу, – запричитала Валер, пустив слезы. – Постоянные придирки, притеснения, унижения.

Она подтянула один из свободных стульев ближе к Хамовскому и села.

«Надо любым путем ее убирать из телерадиокомпании», – подумал Алик и вынужденно заоправдывался:

– Семен Петрович, я не понимаю о чем она.

– Перед вашим приходом он на меня накричал, выгнал из кабинета, а я ведь только по работе, по работе, – Валер рыдала.

– Семен Петрович, я готовлюсь к прямому эфиру, это у меня дебют, а она, словно бы специально…

Прямой эфир прошел без единой помарки, Алик чувствовал себя уверенно, словно всегда сидел в кресле ведущего. Валер создала ему переживание, стершее волнение перед телекамерой и публичным выступлением, и теперь она смотрела сквозь стекло, отделяющее монтажный пульт от телестудии, где Алик беседовал с Хамовским, и не могла понять…

После прямого эфира, когда Хамовский ушел, Алик успокоился, и мысль о Валер исчезла до следующего скандала. Он не любил портить жизнь, ни себе, ни окружающим и, считая нервную вспышку Валер верным признаком внутренней пустоты, записал свои впечатления:

***

Правила пустого бокала

«Удивительно то, что хотя внутренний мир человека всегда не полон, большинство стремится наполнить только карманы».

1. Каждый пустой бокал имеет жаждущий рот.

2. Каждый пустой бокал в момент наполнения становится нужен.

3. Стоит бокалу чокнуться, как он оказывается на пути к опустошению.

4. Пустой бокал успокаивается среди пустых.

5. Если один бокал из комплекта наполнен, пустые в расстройстве.

Пятый пункт Алик отнес к себе.

ПРОВЕРКА ИЗ ОКРУГА

«Как источникам и руслам рек нет дела до того, куда уходит поток воды, так и большинству людей нет дела до итогов своей деятельности».

Горькая скорбь, какая бывает только на похоронах или при неизлечимой болезни любимого родственника, застыла на лицах руководителей подразделений и предприятий маленького нефтяного города, заполнявших кабинет Хамовского. Горилова, Ховк, Лизадков, Бредятин… тут были все. Алик направился к единственному свободному стулу.

– К нам едет комиссия, по поводу критики в мой адрес, опубликованной в окружной газете, – мрачно произнес Хамовский, дребезжащим от огорчения голосом. – Как вы думаете защищать честь мэра?

– Ну, за мэра весь город…, – подпустил оптимизма Квашняков.

– Город меня не интересует, – растягивая звуки, прервал любимчика Хамовский. – Меня интересует честь мэра. Город никто не обкрапывает. Мэра обкрапывают. Честь мэра – главное.

– Юридические службы должны поработать, – осторожно предложила Горилова.

– Против администрации округа эти службы ни арех не действуют, – хрипло простонал Хамовский. – Смотрите. Вчера губернатор принимает решение. В норме оно пришло бы через две недели, а решение здесь уже с утра. Понятно? Они звонят и говорят: ребята, мы приедем через пять дней. Вы понимаете? Чем мне может помочь телерадиокомпания?

– Дадим опровержение недостоверной информации, указанной в критике и касающейся телерадиокомпании, – произнес Алик.

– Первый плюсик, но очень маленький, – проговорил Хамовский так, что Алик понял, глава маленького нефтяного города именно его подозревает в причастности к публикации критического письма. – Нужно так интенсивно выстроить концепцию, чтобы общественное мнение уверилось: критика – брехня. И начинать надо прямо завтра.

– Завтра у нас нет эфирного времени, – известил Алик.

– Мой хороший, найдете эфирное время, – выстрелил ненавистью Хамовский. – Когда вы просите на оборудование и премии, мы деньги находим, Дума находит. И вы поищите. Я по-доброму с вами разговариваю. Не я, а все мы.

Хамовский хозяйственно оглядел собравшихся, словно пред ним не люди сидели на стульях, а хищные псы с седалищ свесили задние лапы к полу, приняли услужливые вертикальные позы, готовые по первому приказу броситься на жертву и разорвать ее…

***

Руководители управлений и отделов заработали, как крысы в зернохранилище, перерабатывая информацию и делая из нее хотя и несъедобные, но вполне пригодные отчеты, и из архивов бухгалтерии администрации маленького нефтяного города внезапно исчезли документы за несколько лет предшествующей работы. И это было понятно. Наказание за пропавшие документы было пустяковым по сравнению с наказанием, которое можно было получить, если бы эти документы прочитали.

Узнал об этом Алик случайно в бухгалтерии телерадиокомпании.

***

Случайные свидетели