Небесная Канцелярия

– Вы, гражданин, мне мозги не пудрите! Кроме вас за последние десять минут никто здесь не проезжал. Гони фуражку, урод, а то плохо будет!..

Милицейская фуражка, рассекая воздух, неслась над шоссе в сторону города-героя Москвы.

– Дошел по служебной лестнице до должности ассистента, а ведешь себя словно из инкубатора. Не ожидал, – проворчал советник. – Шутить надо с равными или с себе подобными. Иначе не поймут шутку, иначе будет не шутка, а розыгрыш. А разыгрывать не хорошо. Повтори!

– Разыгрывать не хорошо, – повторил ассистент голосом советника, и добавил, глядя на фуражку, своим голосом: Круглая!..

– Чтоб сверху лучше было видно, – со знанием дела пояснил советник, и продолжил нравоучения: Любой поступок, который совершаешь, должен находить поддержку, сочувствие, соучастие со стороны других. Иначе это не поступок, а война какая-то. С подобных, казалось бы, незаметных поступков и начинаются войны.

– Как интересно!

– Что?!

8

По плацу маршировали пограничники в зеленых фуражках.

Каркушин сидел у окна с тетрадкой и ручкой.

Зашел маленький, толстенький, добрый полковник:

– Ну, что, Комсомол, работаем?

Каркушина теперь все называли так – Комсомол.

– Так точно, товарищ начальник политотдела, работаем.

– Поздравляю с присвоением внеочередного воинского звания старший сержант.

– Служу Советскому Союзу!

– Да, и знак отличника второй степени тебе из округа пришел.

– Служу Советскому Союзу!

– Ну-ну. После конференции вручу. Доклад к комсомольской конференции готовишь?

– Да… вот…

– Ты там больше про международное положение, про угрозу империализма, про нерушимость границ. Ну, сам знаешь. Можешь! Потом вместе пройдемся по докладу. Про цитаты не забудь. Ну, готовь, не буду мешать.

Полковник тихо удалился. Каркушин задумался.

«Попал в другое время. Сейчас бы наслаждаться жизнью, используя знания из будущего и свой бесценный жизненный опыт, а тут… Заарканили!..»

Каркушин бросился к двери, посмотрел в коридор, вернулся, позвонил по телефону.

– Прапорщик Майстренко слухает!

– Товарищ прапорщик, вы там сейчас на тумбочке… посмотрите, пожалуйста, начальник политотдела уехал?

– Ты уже прапорщиками командовать!.. Ком-со-мол!.. – сделав судорожное движение головой, прапорщик отбросил трубку. – Заберите меня в коммунисты…

Каркушин вновь набрал номер телефона, холодно выговорил:

– Товарищ прапорщик, а почему вы меня называете на «ты»?

На другом конце провода пробубнили что-то невнятное и снова бросили трубку.

«Заперли! Обложили. Всё равно убегу, – задумался Кирилл. – раз в мире всё так неустойчиво. Может, я и есть главный нарушитель, нарушивший все границы времени и пространства. Лишь стремлюсь исправить ошибку, вернуть нарушителя, то есть себя, в нужное место. Ну, может, не сразу в нужное. Сначала хотя б в общежитие, к Ане. Им этого не понять. Попадусь – «губа», лишение должности, всех воинских званий. Сгноят!.. На всякий случай надо придумать легенду. Не настоящую, в настоящую всё равно никто не поверит. Такую, чтоб… эх!.. Я им ещё покажу»…

На плацу строились солдаты, чтобы маршировать в столовую.

Каркушин, развивая ход своих мыслей, прошёл мимо, держа курс на офицерскую столовую. Как будущий химик он понимал, поговорка «сытое брюхо к учению глухо» не совсем верна. Многое в организме зависит от химических реакций, а химические реакции как раз и обеспечивает пища.

– Сержант, стройте и ведите! – бросил прапорщик Майстренко в сторону одного из сержантов, сам бросился вслед за Каркушиным, вырос у дверей офицерской столовой, прямо перед носом Кирилла.

– Почему честь не отдаете старшему по званию, товарищ сержант? Почему не встаете в строй и вместе со всеми не едите в солдатской столовой?! – прохрипел прапорщик. – Вам что особое приглашение нужно?.. Или у вас особые привилегии?

– Старший сержант. Уже старший сержант, новые погоны просто не успел пришить. Скоро ещё могут повысить. По должности положено. А почему не с солдатами?.. Им в пищу бром сыплют, чтобы у них было меньше… активности. А мне сейчас очень нужна активность, во время подготовки к комсомольской конференции. Все мысли, можно сказать, только о ней… о конференции, о докладе. Между прочим, распоряжение самого начальника политотдела, – отстраняя прапорщика в сторону, сообщил Кирилл и прошел в дверь офицерской столовой.

– Я тебе устрою активность!.. Я тебе такую активность устрою!.. – насыпая в тарелку с борщом изрядную порцию брома, пробормотал прапорщик. – Эй, боец, иди сюда! Эту порцию передашь Каркушину. Вон там, в очереди стоит. Понял?

– Так точно.

– Ничего не перепутаешь?

– Никак нет, – отрапортовал повар на раздаче и бережно отставил порцию в сторону.

– Смотри у меня! Прослежу!

Прапорщик Майстренко вышел с кухни и с довольным видом зашёл со стороны офицерской столовой. От двери проследил за Каркушиным, получающим еду. Сам встал за своей порцией. Солдат подал ему отставленную порцию и почему-то подмигнул одним глазом. Прапорщик тоже самодовольно подмигнул.

Выйдя из офицерской столовой, Кирилл осмотрелся, убедившись, что слежки нет, быстро пересек плац в сторону бани.

Перед входом в баню – большой кряж. Рядом очередь из новобранцев. На кряж бросают одежду, в которой приехали с гражданки. Задается стандартный вопрос: «Домой отправлять будем?». Звучит стандартный ответ: «Нет». И топор ефрейтора опускается на одежду. Кое-что рубится, кое-что незаметно откладывается в сторону.

– Скоро «дембель» – усмехнулся ефрейтор, кивнув Кириллу в сторону одежды.

Кирилл посмотрел на отобранную одежду. Очень уж ему понравились одни джинсы. Ефрейтор по неосторожности задел по ним лезвием топора в районе колена.

– Дырка, – указал на штаны Кирилл, когда ефрейтор отложил топор.

– Жаль, – расстроился ефрейтор. – Тут прапор с коптерщиком крутились. Ну, я и сделал вид, что рублю. Эх…

Каркушин взял джинсы в руки, задумался.

9

– В Москве не оказалось. В Киеве тоже, – проворчал советник, сканируя Локатором казармы пограничников.

– Зато я узнал, что Илья Муромец доехал-таки до Киева. Его мощи сейчас лежат в нижних пещерах Лавры. По последним данным на его место приехал этот… Черно… Черномыр…дин… Черномор что ли?

– Чего-то путаешь. Черное море здесь. – проворчал советник. – На побережье Черного моря, видишь ли, забросило. Проискали б, не сообрази вовремя заземлиться. Боюсь прихватить ещё кого, – задумался советник, разглядывая через Локатор казармы. – Сейчас не забыл заземлиться?

– Не забыл, – мотнул головой ассистент, посмотрел вниз, на землю, и рассмеялся.

– Опять масло течет, – проворчала машина сконфуженным голосом.

Часовой на КПП с недоумением поднял взгляд вверх, вытер очередную каплю машинного масла со своей щеки.

– Будем вводить данные вручную. Так надежнее, – заключил советник. – Сначала дождемся темноты.

Когда солдаты уснули, советник и ассистент осторожно подкрались к казарме, бесшумно скользнули за дверь и на цыпочках пошли по коридору. Вдоль стен стояли шеренги сапог, обвязанные портянками, в стороне дремал дневальный.

Ассистента насторожили пустые глазницы сапог, стал нюхать, принюхиваться.

– Там никого нет, – прошептал советник, – Простая передача запаха без тел. Для нас сейчас они все видимы. Это нас они не могут видеть. Слышать иногда могут. Если они нас услышат, решат, что полтергейст или галлюцинация. Если они, конечно, не психи. Стой здесь, пойду на разведку.

Советник тихо скрылся за дверью, нашёл кровать Каркушина и вздрогнул. Кровать была пуста. Только что Локатор показывал, что Каркушин спит именно на этой кровати и вдруг – пуста. На всякий случай советник стал осматривать другие кровати. Осмотр не принёс ничего, вернулся к пустой кровати. Тут дверь солдатской спальни осторожно открылась, и показался прапорщик Майстренко, на лице прапорщика написано, он собирается сделать пакость.

Советник не заметил появления прапорщика, продолжил осмотр кровати Каркушина. Заглянул под одеяло, под подушку, пощупал матрац. Прапорщик присел, лицо его вытянулось, глаза округлились. Наконец, прапорщик схватился за голову и замычал.

Советник бросился к двери, распахнул дверь и, схватив ассистента, крикнул:

– Бежим отсюда, на всякий случай.

Ассистент уже успел примерить солдатский сапог, натягивал второй, пытался понять, в чём их удобство.

После летания в воздухе одеяла с подушкой, скрипа кровати в отсутствии человека, самостоятельно распахнувшейся двери, и убегающих по коридору казармы пустых сапог, прапорщик Майстренко окончательно потерял дар речи.

На следующее утро прапорщик Майстренко стоял посреди казармы и наливал солдатам самогон. У окна с биноклем расположился солдат на шухере. Другой солдат «отбивал» деревянными досочками кровать Каркушина, наводил на ней стрелки.

– Пока там смотрят кино, мы с вами договоримся и всё решим, – бормотал прапорщик. – «Комсомол» в одних сапогах, то есть одни сапоги без «комсомола», в общем, «комсомол» исчез вместе с сапогами.

– Сапоги мои, – сообщил один из солдат.

– Значит, и сапоги ещё с собой чужие прихватил. В общем, вы ничего не видели, ничего не слышали. Я ему ничего в пищу не сыпал. Надо же, как бром в больших дозах действует!.. А сапоги я тебе новые выдам. Яловые!

– Ну, если яловые…

Солдаты как один поддакивали и подставляли стаканы. И чем чаще поддакивали, тем чаще подставляли стаканы.

– Может, обойдется? – вздохнул, наконец, прапорщик и перекрестился, в глазах его засветилась надежда. – Вот и закусочка с огорода, без… этого самого… химикатов. Не стесняйтесь. Точно говорю, никакой химии. Когда ещё так придется…

– Родственники шум поднимут. Тогда что? – сочувствовали подкупленные едой солдаты.

– Родственники? Да вы берите, берите. Кушайте. Для дезинфекции.

– Не признаваться же, что пропал?

– Он не пропал. Он убёг. Может, ещё объявится… где-нибудь…

– В таком виде? То есть… Ууу…

– Да, товарищ прапорщик, если узнают, светит вам… по последнее число…

Прапорщик побледнел и снова потерял дар речи.

– А, может, лучше признаться, что пропал без вести смертью храбрых? а там хоть трава не расти.

– Комсомольская конференция отменяется!

– Ура!

– Ура!!! – разнеслось по всему залу.

На экране Чапаев-Бабочкин с войском шёл в атаку. Мелькнули две спаренные точки в правом верхнем углу экрана, мелькнули ещё раз, словно кто-то пытался пробиться из другого времени или мира, и экран погас. Киномеханик бросился заряжать следующую часть.

Киноустановка стояла посреди зала солдатской столовой и была одна. Потому после окончания каждой части повисала пауза, будто затишье перед очередной атакой.

В углу солдаты чистили картошку.

– Атака опять на том же месте захлебнулась.

– Который раз уже смотрим?

– Раз восемь или девять.

– Эх, нам бы сюда Анку.

– Мы что его упустили? – осторожно поинтересовался ассистент. – Его что, там не было?.. Может, стоит связаться с Канцелярией, попросить поддержки?

– Ты что?! – вспыхнул советник. – Сами справимся. И чего я испугался этого болвана?.. Ты даже не предупредил о его появлении! Ассистент называется.

– Вы же сказали – ждать?

– А сапоги тогда тут причем?.. «Подкрепление»… Где тут что нажимается? Необходимо стереть всё, что связано здесь с присутствием Каркушина. Чтобы духу его здесь не было!

– Кого не было? Комсомола? – переспросил ассистент.

– Что?

– Его тут ещё называют «комсомол».

– Ну, и «комсомол» стереть, на всякий случай.

– Вот эта программа. Её надо активировать.

– Так действуй!..

В воздухе раздался мощный взрыв. Заискрили провода. В импровизированном кинозале с треском затормозила плёнка, замедляя движения своих героев. Остановившись, плёнка на экране стала плавиться, образовывая рваную коричневую дыру. Через дыру пробился яркий свет. Кажется, пробилось еще что-то: не то репортаж с места съёмок фильма «Чапаев», не то Ленин на броневике, не то голос Ельцина с танка.

Часовой на КПП испуганно присел. Так и просидел, застывши, пока рядом не спикировал сапог. Вслед за первым сапогом шлёпнулся второй. По проводам между столбов пробежала искра, всё стихло.

Не успел часовой опомниться, сапоги уже прятал в авоську маленький толстенький старичок, бывший начальник политотдела. Встретившись взглядом с солдатиком, старичок как бы извиняясь, пробормотал:

– Доживете до моих годков, узнаете, как чажело жить на одну пенсию. На-ка, внучек, скушай лучше конфетку, – и бывший полковник протянул часовому конфетку-леденец.

Прапорщик Майстренко замер посреди казармы, рядом с солдатами, держащими в руках стаканы с самогоном. Те тоже оцепенели, лишь вращали глазами. Глаза прапорщика принимали всё более осмысленный вид и одновременно лезли из орбит. Сознание оценивало обстановку и, наконец, заработало на полную катушку.

– О… Е-мое!!! – прорычал, наконец, прапорщик и затих, обнаружив в своей руке такой же стакан с самогоном.

И тут где-то в облаках раздался смех ассистента.

Глава третья

1

Наше сознание выборочно. Очень выборочно. До идиотизма. Более всего оно запоминает то, что им же и рождено. Или присвоено. Или пережито.

Вечерело. К общежитию, расположенном рядом с Лысой горой, пробирался Каркушин. В одежде от призывников. По пути Кирилл нарвал букет васильков. Он любит эти цветы.

Кирилл не был способен оценивать последствия своих поступков, тем более, не был способен с помощью их добиваться для себя выгоды. Он просто всегда шёл к намеченной цели, шёл, когда уже не мог не идти. Сейчас цель – его будущая жена… в прошлом, во времени, куда он попал. Необычная и неожиданная ситуация. Кирилл догадывался о преимуществах ситуации и был готов прожить эту часть жизни ещё раз и по полной.

Перед входом в общежитие несколько ведьмочек в сопровождении студентов-иностранцев. С вахтершей шёл ожесточенный спор.

– Председатель студкома явился! – обрадовались появлению Каркушина иностранцы. – Мы думали, ты на каникулах. Видели, с чемоданом домой поехал, к родителям.

– Нет… просто… проводил экспертизу в армии, – пошутил Кирилл.

Студенты-иностранцы, кажется, приняли шутку всерьез.

– Она говорит, только председатель студкома имеет право дать разрешение на проживание наших родственников ночью, – указав на вахтершу, сообщил один из иностранцев. – Кирилл подпиши.

– Ну, тут она преувеличивает, чтобы не пускать, раз меня нет, – улыбнулся Кирилл. – Давайте заявления! Подпишу.

– Как говорят русские, шакалов бояться – в степь не ходить! – обрадовался студент из Монголии и первым протянул заявление.

– Кирилл, вы что? – ужаснулась вахтерша. – Знаете, что вам потом в ректорате будет?

– Ничего не будет. Скольким людям из-за таких вот дурацких подписей поломали судьбы?..

– Кирилл, что с вами?.. – глотала воздух вахтерша. – Вы должны были уехать на каникулы.

– Пусть живут!.. Перестройка!.. Ведь перестройка же?! – уточнил у вахтёрши Кирилл.

– Да, – растерянно согласилась та.

– Ну вот, – обрадовался Кирилл. – А из-за тебя мне все-таки влетит, – добавил он в сторону студента из Чили. – Даю разрешение на ночь, а она проживет у тебя целый месяц!

– Месяц? Не может быть!

– Мне лучше знать… Пусть живет!..

Поставив подписи, Кирилл устремился наверх, сначала в лифт, потом большими прыжками преодолев несколько пролетов лестницы, на нужный этаж, постучал в дверь. На счастье Кирилла Аня была в комнате одна.

– Аня… Анечка… Анюточка!!!

– Ой!.. Ты опять в новой одежде? – удивилась Аня. – В отпуск? Отпустили?.. Это что, дырка на колене? Давай зашью.

– Не надо. Потом. Это… последний писк моды!

– Дырка? Очень странный писк.

– Просто надо немного привыкнуть. Всё новое сначала поражает, даже возмущает. Потом привыкаешь, всё становится на свои места и превращается в обыденность.

В дверь постучали. Появилась голова студента из Чили.

– Кирилл, я знал, что ты здесь. Спасибо! Это от меня! – и чилиец протянул бутылку коньяка.

– Взяток не беру! – твердо заявил Кирилл. – Но коньяк кстати. Пригодится. Спасибо.

– Знаешь, Анум с первого курса в дурку попал, – добавил чилиец. – Африканцы ж к русской водке непривычны. Рассказывал, когда мы в гости к нему в дурку ходили, дураки там к нему пристают. Подходят, лапают руками, ржут, думают это он от русской водки почернел. Ну, я пойду. К своей. Ждет.

– Иди, – согласился Кирилл и закрыл дверь на замок.

– Что ты делаешь? Открой сейчас же! – возмутилась Аня.

– Хочешь, чтоб меня снова арестовали… за взятку?

– Что-то ты быстро стал мудрым, – и сменив гнев на милость: С тобой даже становится интересно.

– Подожди, будет ещё интереснее. Возьми, это тебе, – Кирилл протянул букет васильков.

– Слушай, ты мне никогда цветы не дарил!

– Глупый, наверное, был. И ты повода не давала.

– А сейчас разве дала?

– Сейчас я его сам нашел!

– Ты хоть понимаешь, что значит, когда честная девушка начинает принимать подарки?

– Вообще-то, я многое, наверное, не понимаю. Но многое знаю, о чем даже ты не догадываешься. И не догадаешься!

– И загадочный… коньяк… – прошептала Аня, не отрывая взгляда от цветов. Ей понравился один цветок. Это был её цветок. Да и композиция, которую составил Каркушин, была симпатична. Каждый цветок в этой композиции выигрывал. В том числе и её цветок.

– Надо же отметить моё возращение. В прошлый раз не успели. Я так ждал этой минуты! Так ждал! Можно сказать, только о ней и думал. Даже когда принимал пищу в армейской столовой. Всё бросил на алтарь судьбы ради этой минуты! – засуетился Кирилл.

– Что-то ты быстро отслужил, – улыбнулась Аня.

Раздался стук в дверь.

– Не открываем! – решительно пресек попытку Каркушин.

– Как же можно? – растерялась Аня.

– Нужно!

– Анька, ты не одна?! – с нездоровым любопытством поинтересовались за дверью, и через паузу: Или опять Каркушин мозги пудрит?

– Не пудрит, а проветривает, – поправил Кирилл. – Может, мы готовимся к самому главному романтическому путешествию в жизни.

– Вообще-то, мне надо бы возмутиться. Но мне почему-то нравится… твоя решительность, – краснея, ответила Аня.

2

Автомобиль Канцелярии ткнулся и раскачиваясь повис над вечерним городом.

– Где теперь его искать?.. Наводи Локатор на пространство, будем сканировать всё подряд. Сколько времени это займет?.. Время, время не трогай! Он здесь, в этом времени, самостоятельно отсюда никак не мог выбраться. Ну и помощничек достался!.. Вводи данные!

На экране Локатора стали отображаться города, люди, человек в джинсах с дыркой на коленке. Дальше коленки человек не загрузился, изображение зависло.

– Срок ознакомительной версии системы заканчивается, – металлом отозвалась машина. – До окончания действия срока по внутреннему времени остался один день.

– По чьему внутреннему времени? – спросил ассистент.

– По моему внутреннему времени, – уркнула машина.

– Чего это она? – поинтересовался советник.

– Капризничает, – ответил ассистент.

– Пускай капризничает, – отмахнулся советник. – От нас не убудет. Ну, что там?..

– Сканирую.

– Нельзя ли быстрее?..

– Тут так интересно!..

Каркушин уже подсаживался к Ане, при этом продолжая нести всякую чушь.

– Что-то ты быстро отслужил, – улыбнулась Аня.

– Ты не рада?

– Рада!

– Мне дали выполнить одно задание, одно смертельно опасное задание. Ну, я его и выполнил. И как полагается меня отпустили, уволили. Может, присвоят звание Героя. Посмертно.

– Хвастун!

– Хвастовство – своего рода мечтательство, только в несколько извращенной форме.

– Тогда извращенец!

– Ну, тогда… буду вести себя соответствующим образом… то есть… Чем хороша юность? В один миг можно сорваться и оказаться совершенно везде. Новый человек как новая планета, всё как во сне. Поэтому давай выпьем на брудершафт!

– Это как?

– Сейчас покажу.

– Я знаю. Такой быстрый.

– Время такое. Ну, давай… давай начнем все сначала.

– Что сначала?.. Такое ощущение, ты гораздо взрослее меня что ли. Впервые такое.

– Это плохо?

– Нет, но…

– Кто-то из нас двоих обязательно должен быть взрослым, – сообщил Кирилл. – Иначе у нас ничего не получится. Только сейчас это понял… Давай…

– Есть! – обрадовался ассистент. – Вот он!

– Захватил?! – ожил советник.

– Захватил!

– Так. Осторожно выуживай теперь его из того пространства.

– Не получится.

– Что значит «не получится»?

– Он обнимается с девушкой. Невозможно их… эээ… рассоединить… Хотя, если попробовать…

«А теперь поцелуй!» – со свистом ударило в наушниках посланников Канцелярии.

– Не надо!.. Выуживай обоих! – поморщившись, пробормотал советник и как-то весь ослаб.

– Выудил!

– Так, меняй теперь на нем одежду, пока он во вневременьи. На ту, что у нас выдали. Подчищай следы.

– А на ней?

– Что «на ней»?

– На ней на что менять?.. Что с ней делать?

– Ничего не делать! Пока ничего, давай так. Её потом подчистим.

В непонятном времени и пространстве. На мушке Локатора. Аня округлила глаза, когда Кирилл остался без одежды. Потом Кирилл вновь оказался в одежде, в другой. Всё произошло так быстро. Издалека сыпались звезды. Приближаясь, звезды превращались в подсолнухи. Подсолнухи начинали расти, изгибаться, устремляться куда-то ввысь. Не оставалась ничего устойчивого, всё неустойчиво. Фигурки людей уменьшались до песчинок по сравнению с подсолнухами.

– Почему они растут? Почему они были меньше меня, а теперь в сотни, миллионы, миллиарды раз больше?! Я теряю их из поля своего видения!.. Вселенная расширяется, – словно в забытье шептал Кирилл.

– Как действует коньяк! – это уже восхищенный голос Ани. – Чувство нереальности, оказывается, самое обалденное чувство в этом реальном мире!..

И всё закружилось. Послышались отголоски мелодий. Непонятно откуда появились шмели, издавая своими крыльями звуки лопастей как у вертолета, потом бабочки, стрекозы. Всё, всё пришло в движение.

– Есть! – отрапортовал ассистент и затрясся от вибрации. Советник завибрировал тоже.

– Сливай!

– Сливаю!

Щелчок. И темнота.

– Ты куда слил?..

– Сейчас увидим.

– А раньше нельзя было увидеть?

– Раньше ничего нельзя было увидеть. Здесь законы такие. Не привык. Всё приходится делать впервые.

3

«Очи черные! Очи страстные!

Очи жгучие! И прекрасные!

Как люблю я вас!

Как боюсь я вас!

Жаль, что встретил вас

Я в недобрый час», – поют цыгане.

Кирилл с Аней материализовались за пустым столиком в кафе.

– Как в кино! – восхитилась Аня. – Это так действует коньяк?!

Кирилл был не на шутку встревожен. Он уже понял, что к чему.

– Опять не то время. По топорному действуют дилетанты. Оставят они меня в покое или нет?.. – пробормотал Кирилл и в сторону Ани, чтоб успокоить: В юности, между прочим, почти всё происходит как во сне. Потом, во всяком случае, так кажется. Потом, вообще, многое вспоминаешь, и думаешь: «Не может быть. Не могло так быть. Не было этого». Или было?..

– Да, с другими у меня ничего подобного не было, – ответила Аня и с нежность посмотрела на Кирилла.

– А что было? – насторожился Каркушин.

– Ничего не было.

– Точно, ничего?

– Да точно, точно!

– Врёшь!

– Чего?! Я, наверное, пойду.

– Куда? Посмотри вокруг… Если я что-то говорю, я знаю.

– Нет, не знаешь!

– Нет, знаю!..

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. Вот, мы и попали с тобой в ресторан!

– Да!.. стильное местечко.

– А если не было, то будет.

– Чего?

– Это я так, про себя, меню изучаю.

«Зачем мне на ней жениться, раз всё равно придётся разводиться?» –подумал Каркушин.

За столиком напротив двое мужчин сильно потели, капли пота буквально стекали по их лицам. Один из мужчин опустил взгляд, с затаенным наслаждением рассматривал под столом дуло пистолета.

– Христос казал: не убий, – тихо сообщил другой и тоже приковал воспаленный взгляд к пистолету.

– Ты о крови пока молчи. Лучше вот что скажи. Европа два великих слова миру сказала, два великих слова. Первое слово: свобода, второе слово: социализм. Ну, а мы, что миру сказали? Какую мысль? Кровь лилась за свободу. Кто ей верит теперь? Кровь лилась за социализм? Что же, по-твоему, социализм – рай на земле?..2

Говоривший перевел взгляд по направлению дула, обнаружил, что пистолет целится прямо на Кирилла с Аней. Взгляды Кирилла с Аней тоже были прикованы к пистолету.