Небесная Канцелярия

Виктор Кукушкин

Небесная Канцелярия

Глава первая

1

Пережив цепь неприятных событий, закрывшись в квартире, Кирилл уснул. Спал долго, дольше ночи. Уже стал уставать ото сна, пытался проснуться, но сознание ещё где-то блуждало. И потому просыпался будто бы не он, а какая-нибудь частица, молекула, внедряемая в этот мир, в перестук поездов, в завывание ветра, в любое многообразие, – куда захочется! Наконец, Кирилл начал осознавать себя, готовиться к тому, чтобы быть кем захочется, в крайнем случае, кем придется – и от ощущения перспектив многообразия на лице появилась улыбка.

Телевизор, в задачу которого входило будить, уже давно включился, передал все последние известия и самостоятельно выключился.

Наверное, Кириллу нравилось находиться на грани между сном и реальностью, между человеком и молекулой. Возможно, его сознание, возвращаясь обратно, случайно заблудилось в переданных телевизионных новостях и уже совершало вместе с героями этих новостей поступки.

Наконец, Каркушин открыл глаза и с ужасом обнаружил, что проспал и опоздал на работу! И где те перспективы? Он, кажется, вспомнил всё о себе и своей жизни, и даже за такую жизнь надо ещё побороться.

Подбежав к перекрестку, Каркушин увидел остановившуюся маршрутку №154 и, сломя голову, бросился наперерез. Всё сконцентрировалось в одном месте – нужная деталь, нужный объект материализовались и попали в резкость. Визг тормозов, кто-то ахнул, скрежет металла, непонятное бормотание, напомнившее молитву, испуг породил молитву, глухой удар поставил точку.

Каркушин успел подпрыгнуть к маршрутке, но та оказалась забитой. Единственное место, на которое он претендовал, быстро занял другой, Каркушин даже не успел возмутиться. К радости Кирилла, со стороны аварии вынырнула другая маршрутка, в ней сидели всего двое: сгорбленная старушка и мужчина неопределенного возраста в наушниках. Оба почему-то раскачивались, мужчина взад-вперед, старушка из стороны в сторону. Кирилл уже хотел шагнуть в дверь этой маршрутки, даже занес ногу, и тут в сознание ворвался резкий автомобильный гудок, вслед за гудком услышал свое имя (такой звук, словно в вакууме):

– Кирилл!.. Каркушин? На работу? Садитесь, подвезу!

И он как бы увидел себя со стороны, а потом увидел соседку. Соседка по лестничной площадке Вера выглядывала из окна своего автомобиля и щедро улыбалась. И Кирилл сел в автомобиль Веры.

– Ещё не проснулись?.. Сигналю, не слышите. На вас авария так подействовала?.. Такое ощущение, буквально секунду назад видела вас во дворе. Потом появилась уверенность, что опять вас увижу! И точно – стоите на остановке! – поделилась впечатлениями словоохотливая Вера.

Кирилл уже привык к такому поведению соседки, при встрече с ним она всегда становилась словоохотливой и говорила запутанно. Его очумелый взгляд, зажатая в руке десятка, предназначенная для оплаты маршрутки, вызвали в Вере новый прилив нежности и оптимизма. Кирилл ещё долго потом соображал, то ли отдать Вере ставшую теперь уже ненужной десятку, то ли добавить ей ещё денег, то ли, чтоб не обидеть, отплатить чем-нибудь ещё.

А Вере ничего и не нужно было, она и так рада была, что подвозила соседа. Кажется, она готова была доставить его куда угодно, даже на край света, даже по лестнице в кабинет, на руках, пусть и ценой личного опоздания на работу.

Вскоре Кирилл позабыл о десятке, сознанием устремившись туда, куда его мчал автомобиль. Там жила его надежда, там в пробирках для опытов происходило очень важное, может, самое важное, там должен был быть успех! Количество неудач и провалов когда-нибудь обязательно должны перерасти в успех. Кирилл часто не замечал, что происходит вокруг, и сейчас не заметил преследовавшую их маршрутку.

– Смотрите, за нами ваша маршрутка… Чего это она?! –заметив маршрутку, сообщила Вера.

– Они сейчас быстро ездят, – рассеяно кивнул Кирилл.

– Что-то подозрительно быстро. Она буквально нас преследует! Может, ревнует, что я увела у неё клиента?.. – напряженную улыбку Веры сменил испуг. – Куда мы, туда и она.

Маршрутка пошла на обгон, прижимая машину Веры к обочине. Резкий маневр позволил избежать столкновения. Машина Веры вильнула и рванула вперед. Маршрутка повисла на краю дороги.

– Она что, с ума сошла?.. – растерялась Вера, когда маршрутка вновь стала стремительно сокращать расстояние.

Прибавив газ, на ближайшем перекрестке Вера проскочила на желтый. Маршрутка попыталась проскочить на красный и, кажется, попала в аварию. А Вера с Кириллом уткнулась в пробку.

– Опять пробка, – растерялся Каркушин.

– Может, авария где? Ждут гаишников, – предположила Вера.

– Спасибо, Вера, я тут переулками.

– Нет-нет, я вас довезу! И не сопротивляйтесь.

– Я и не сопротивляюсь. Зачем тратить энергию на поддержание конфликта? Тут лучше налево, направо тоже всегда пробки.

– Так? – повернув налево, спросила Вера.

– Так. Видите, и здесь пробка. Маршрутка бы проехала по тротуару.

– Мы тоже можем попробовать по тротуару.

– Я… уже безнадежно опоздал.

– Ну-ну, подвинься еще чуть-чуть. Ну, давай же, – раскачиваясь за рулём, попросила Вера.

– Он, кажется, тоже застрял.

– Сейчас, развернется. И проедем.

– Пешком было бы быстрее.

– Ну, если вы так считаете, что сами быстрее.

– Да, спасибо. На самом деле, вы очень помогли.

– Да?!

– Да.

– В следующий раз будет быстрее! Я уже знаю, как тут проехать.

«Причем здесь следующий раз?» – подумал Кирилл.

Вера обратила внимание на зажатую в руке Кирилла десятку. Кирилл проследил её взгляд, оба смутились. Выйдя из машины, Каркушин попытался незаметно выбросить денежную купюру в урну. Вообще-то, не очень-то правильно выбрасывать что-либо с изображениями государственных символов в урну. Сэкономленную десятку, наверное, следовало положить в бумажник. Но она стала причиной конфуза, поэтому Кирилл решил её уничтожить!

2

По дороге в институт на него постоянно натыкались люди, или он натыкался на людей, двигаясь против течения. Надо было, наверное, перестроиться, перейти на другую сторону, влиться в людской поток и двигаться вместе с потоком в одном направлении, но Кирилл уже и так опоздал, а ему ещё очень хотелось сделать дела, которые он не успел сделать.

На институтской лестнице в ответ на его приветствия все опускали взгляд, делали вид, что не замечают, за спиной шептались. Шёпот устремлялся вниз куда-то по направлению кабинета директора.

Наконец, Кирилл добрался до лаборатории. На входе табличка «Отв. за пожарную безопасность зам. рук. лаб. К.К Каркушин». Колбы, спиртовки, жидкости, – движутся, дымятся, меняют цвет, нащупывают себя, определяют валентность, чтобы потом приобрести новые свойства и внедриться с новыми свойствами в этот мир. Наблюдая бурление и брожение, искрящие пробирки с веществами и катализаторами, Кирилл всегда вспоминал детство, новогоднюю ёлку с разноцветными огнями, подарки в красивых пакетах, тайну, которая вот-вот откроется, и забывал обо всём. Он и сейчас чуть не забыл обо всём, но надо было спешить в кабинет к директору.

– Подождите, пожалуйста! Доложу по селектору, – краснея, еле выговорила секретарша, и осторожно, вытянув шею: Пришел Кар-ку-шин.

– Пусть подождет, – так же осторожно прошипел селектор.

– Может, попозже? У меня эксперимент. Вдруг начнётся цепная реакция. Хотя ещё точно не знаю. Это эксперимент.

– Нет-нет, не уходите! Вас потом нигде не найдёшь. Цепная реакция подождет! – у секретарши всё валилось из рук.

– Вам, конечно, виднее, – обреченно вздохнул Кирилл и сел на стул ждать, потом стал клевать носом.

– Ой, извини, – наткнулся коллега Степашкин. – Опять спишь?

– Я не сплю, я думаю. Заодно экономлю энергию, чтобы та не уходила впустую, – ответил Кирилл.

Фраза «я не сплю, я думаю» появилась у Кирилла во время учебы в институте. Тогда он не высыпался по ночам, на лекциях приходилось оправдываться. Лекции казались скучнее ночных общений с Аней, студенткой параллельного курса, его будущей женой. Потом, после института, к фразе прилила реплика про энергию. Что за энергию? куда она не должна уходить? – никто толком не знал. У кого-то сложилось мнение, что у Кирилла слишком мало энергии, чтобы нормально жить, у кого-то – наоборот: слишком много, раз он её копит, и потому, мол, его энергия разрушительна и создаёт дополнительные проблемы окружению.

Степашкин уже стоял у стола секретарши:

– Пусть зайдет через минуту, – сказал он про Каркушина, словно того здесь не было.

«Через минутку» секретарша стала бросать смущённые взгляды, и Кирилл понял, пора заходить.

Представители ученого совета восседали за длинным столом. В их взглядах, словно под копирку, сквозил укор. Во главе стола – директор. Степашкин, при появлении Кирилла, отпрыгнул от директорского уха и встал у директора за спиной.

– Опять проспали, – опуская взгляд, смущенно вздохнул директор.

– Не опять, а снова, – ехидно подмигнул Степашкин и тоже почему-то опустил взгляд.

– Тут пришел сигнал… Вы, конечно, талантливый… но постоянно просыпаете и опаздываете на работу, – пробормотал директор.

– Я же все компенсирую. За меньшее время делаю больше, даже много больше других, то есть некоторых. К тому же, реакция с веществами от моего присутствия не зависит. Мне б в лабораторию.

– Вот-вот!.. Поэтому ваша излишняя энергия разрушительна и плохо влияет на коллектив. Коллектив должен работать как слаженный механизм, в одном ритме. Только тогда можно чего-то добиться. И не надо нам этих катализов, гидролизов, ни каких-либо других холодных душев. До зарплаты бы дотянуть.

– Ясно! – Кирилл решил освободить директора от излишних угрызений совести, иначе лицо того совсем бы окислилось. Одновременно он попытался рассмотреть место, куда директор и Степашкин опустили свои взгляды. Не увидев там ничего интересного, спохватился и посмотрел на часы.

– Опять куда-то спешите! – встрепенулся директор.

Хлопок сверху в лаборатории заставил всех сжаться. Директор осторожно перевел взгляд на Степашкина. Степашкин, истолковав взгляд по-своему, кисло улыбнулся и как бы за директора сообщил:

– В общем, с сегодняшнего дня вы уволены.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – попытался подсластить «пилюлю» директор. – Вас всё равно куда-нибудь пристроят.

– У нас никого просто так не выбрасывают, если, конечно, сам не захочешь, – добавил Степашкин.

Каркушин побледнел. Необратимая цепная реакция закончилась и опять не в его пользу.

– Когда стольник вернешь, гад? – холодно процедил Кирилл.

– Какой стольник? – закрутил головой Степашкин.

Все тоже закрутили головами, беспомощно улыбаясь.

– Он сидит на постоянной зарплате. Я лишь получаю за свои опыты и то, если они удачные, – попытался пробиться к сердцам ученого совета Каркушин, но в кабинет уже стали пробиваться едкий дым и неприятный запах.

3

С воем пронеслась пожарная машина, волной от здания отхлынула толпа, из толпы с сажей на лице вынырнул Каркушин и поспешил к перекрестку. Там должна состояться встреча с женой. Сначала Кирилл увидел подругу жены. Женщины встретились и поцеловались, прислоняясь щеками и озвучивая всё чмоканьем. Подойдя, Кирилл тоже хотел поцеловаться с женой, но наткнулся на фразу:

– Привет, Каркушин… Несешься, словно на пожар. Опять опаздываешь.

Фраза, особенно интонация, подсказывали, с женой лучше держаться на расстоянии. И тогда по инерции, скорее всего по инерции, Кирилл поцеловался с подругой жены, чтобы жена не заподозрила, что он хотел поцеловаться с ней. А поскольку целоваться, как они он не умел, он просто поцеловал подругу жены, добавив, на всякий случай в сторону жены:

– Привет Каркушина.

– Пока Каркушина, формально Каркушина, уже почти не Каркушина, – сбиваясь и краснея, уточнила жена. Поведение мужа вогнало её в жар. Воздух вокруг неё стал плавиться, отчего пожарная машина, мчавшаяся на пожар, притормозила.

– Впрочем, ты тоже опоздала, – добавила жена в сторону подруги.

Возле загса подруга жены дипломатично отошла в сторону, сев на скамейку. Там она взяла зеркальце и оттёрла сажу с лица, оставшуюся после поцелуя. А чета Каркушиных по ступеням загса стала подниматься наверх. Прочувствовавшись торжественностью момента, Кирилл неосознанно, скорее всего, неосознанно, попытался взять жену под руку. В воспоминаниях зазвучал марш Мендельсона.

– Ты что?! – отобрав руку, осадила жена.

И в сознании зазвучала совсем другая музыка.

В помещении загса пришлось ждать. Впереди две пары заполняли заявления о регистрации брака: молодой старик с пожилой девушкой; и чернокожий с девушкой ещё старше. В стороне, взявшись за руки и насупившись, сидели две девушки.

– Мы развестись, – сообщил Кирилл, когда подошла их очередь.

– Впервые разводитесь? – поинтересовалась работница загса, внимательно осмотрев Аню с Кириллом.

– Да.

– Хорошо подумали?

– Хорошо, – сокрушённо вздохнула Аня.

– А вы? – обратилась работница загса к Кириллу.

– Я как-то и не думал… не успел, – растерялся Кирилл. – Да и зачем всё это? Думать, то есть…

– Подумайте! – властно сказал женщина. – Я вам дам время.

– Не надо нам время! – возмутилась Аня.

– Надо, голубушка… то есть Каркушина, надо! Время – оно всем надо, – с наставлением сказала работница загса. – Тем более, почти таким молодым, как вы. Редко сейчас встречаются такие нормальные.

– Почему вы за нас решаете? – возмутилась Аня.

– Потому что я здесь работаю! И несу ответственность за все эти безобразия. Документы мы будем подписывать вместе. Это вон там, в дальней комнате, думать не надо. Там и без вас за вас подумают, всё сделают и подпишут, когда придет время. А здесь надо хорошо думать!.. К тому же, я вам в матеря гожусь.

Работница загса, казалось, проникла к Кириллу симпатией и ждала от него намека для дальнейших действий. Но Кирилл не решился проявить инициативу, чтоб лишний раз не оказаться виноватым. Кто знает, как оно там повернется? В последнее время, Кирилл привык жить в рамках предлагаемых обстоятельств. Аня попробовала возмутиться, но работница загса вновь её опередила.

– И даже если бы и не годилась в матери… должность, голубушка, то есть Каркушина, всегда делает человека умнее, независимо от возраста. Должности даже больше, чем возраст управляют человеком!

– Сколько ещё ждать? – отрезала Аня, понимая, что препирательства бесполезны.

– Вы хотели сказать «думать»? – спокойно уточнила работница загса. – Неделю! – полистала в тетрадке, добавила: А лучше девять дней! На девятый день, приходите. Но лучше, чтоб вы вообще не пришли.

– Нет, мы обязательно придем! – твердо отчеканила Аня и, взяв Кирилла под руку, развернулась и спокойно выдохнула: Пошли, дорогой.

– Тебя подвезти? – смягчилась она на улице.

– Нет, я на своих двоих. То есть на маршрутке.

– Смотри. На неделе заеду. С подругой! Некоторые вещи надо забрать.

Возвращаясь домой, Кирилл увидел на перекрестке искореженный остов маршрутки, милиционеров с линейками и мелками, разрисовывающих асфальт. И ещё – его, как будто пронзил взгляд воспаленных глаз из-под исковерканного железа.

Содрогнувшись, он поспешил к подъезду.

4

В дверь позвонили. На пороге стояла соседка Вера.

– Кирилл, вы один?.. У вас есть соль?

– А у вас есть хлеб?

– Есть! – обрадовалась Вера. – Сейчас принесу.

Кирилл отсыпал соседке в коридоре соль, посолил принесенный кусок хлеба.

– Может, я вас борщом накормлю? – предложила Вера, заглядывая через плечо Каркушина в комнату. – В деревне поросенка закололи. Мне тоже прислали.

– Не сегодня. Сегодня ничего больше не хочется, – проглатывая кусок хлеба, сообщил Кирилл.

Вера не спешила уходить. То ли ей хотелось ещё пообщаться, то ли лучше осмотреть квартиру.

– А я видела вас у загса с женой. Там случайно проезжала. Она уже сюда не придет?

– В течение недели, точнее девяти дней, она ещё сюда спокойно может прийти. В любое время. Потом, может, и придет. Хотя, как у неё извилины лягут. Они у неё всегда почему-то по-разному ложатся.

– Я пойду?

– Ыгы.

– Нет, я все-таки накормлю вас борщом!

– Нет, я уже наелся.

– Вы должны поесть через силу!

– Не-ет. Я должен побыть один.

– Да-а! вы должны меня слушать…ся. Вам нужны силы!

Кирилл молча, почти перед самым носом соседки, закрыл дверь, прошел в спальню, лег на кровать. Сил у него, действительно, почти не осталось.

Неожиданно в проем двери вошли два странных существа. При виде первого Кирилл содрогнулся, настолько существо казалось страшным и уродливым: толстое, рыхлое, в бородавках обносках, и совсем не походившее на человека. Второе существо казалось изящным, воздушным и прекрасным, хотя тоже не походило на человека.

– Вы кто? – переводя взгляд с одного существа на другое, спросил Кирилл.

– Я жизнь, – ответила страшила.

– А я смерть, – ответило существо, выглядевшее прекрасным.

– Очень странно, – прошептал Кирилл.

– Что странно?

– Думал, вы выглядите по-другому. Думал, жизнь должна выглядеть красиво, а смерть наоборот.

– А ты не думал, что жизни не обязательно заботиться о своей внешности? Её и так любят. А смерти, наоборот, нужно хитрить, изворачиваться, украшаться, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание.

– Полюби меня грязненькой, а чистенькой меня всяк полюбит.

– Ну что?

– Что?

– Кого из нас выбираешь?

– Уж слишком вы некрасивы. А вы не обманываете… что жизнь?

– Выбирай! Мы можем и изменить свою внешность. Но выбор ты должен сделать здесь и сейчас!

– Выбирай! Иначе этот выбор сделают за тебя!

– Если уже не сделали.

– Главное не медлить. Что же ты медлишь?

– Я не медлю… Просто, это, кажется… кажется… звонит моя жена!.. – пробормотал Кирилл.

В квартире, действительно, как будто, звенел телефон.

– Ну, будешь ты выбирать или нет?!!

– Мужчине не пристало медлить!.. Давай быстрее!

– Это, кажется, звонок телефона… Я угадал?

– Угадал, угадал.

И уже где-то в стороне.

– Если исходить из закона сохранения энергии, жизнь и смерть всегда должны находиться рядом.

– Он этого не понимает.

– Потом поймет.

5

Телефон не умолкал. Кирилл не сразу проснулся. Сначала рука нащупала пространство вокруг, потом, скорее от удивления, он открыл глаза, взял будильник, посмотрел на часы, для надежности бросил взгляд в окно, потому что часы не умеют отличать день и ночь, наконец, встал и пошёл к телефону. Недосмотренный сон, словно недопитый бокал с вином, поднялся вместе с ним с кровати, в ушах стоял шум, напоминающий колыхание волн.

– Каркушин, чего не подходишь? Спишь что ли? – голос жены содержал слишком много любопытства.

– Я не сплю, я думаю… И заодно…

– Ааа… – любопытство выдохнуло разочарованием. – Помнишь, куда завтра идем?

– Помню. Уже завтра?!

– Да уже завтра! Ровно в двенадцать!

– Хорошо… А вещи?

– Какие вещи? Ах, вещи!.. Не было времени забрать. Когда они у тебя, мне как-то спокойнее. Да, и – попрошу не опаздывать!..

Положив телефон, Каркушин произнёс:

– Могла бы и не говорить.

Прилег. Стал впадать в дрему, и опять звонок. Теперь уже в дверь. На пороге стояла Вера.

– Кирилл, у вас есть соль?..

И снова зазвенел телефон:

– Здравствуйте, говорит автоматическая система оповещения… К сожалению, у нас нет данных об оплате… В случае неуплаты в течение трех дней мы вынуждены будем закрыть выход…

И опять звонок в дверь. Наверное, он ее случайно захлопнул…

Но, распахнув дверь, Каркушин обнаружил перед собой не подъезд и лестницу, а улицу и остановку. В машине сидела Вера. В стороне дымился искореженный остов маршрутки. Вера что-то кричит, что она кричит, не слышно. Кажется, она зовет его. Слышно другое, звучащее где-то рядом:

– Кирилл, у вас есть соль?..

– Спишь что ли?..

Словно что-то сдвинулось, какой-то синхрон во времени и в пространстве. Перед глазами плыло. Веру перекрыл подозрительный милиционер с дубинкой и в парадном белом. Стали выпадать цвета. Или, наоборот, предметы стали менять цвета, играя друг с другом в пазл или другие современные игры. Потом, вроде, всё встало на свои места.

6

Ноги сами несли по задворкам, зарослям, заросшей тропе мимо деревьев, кустарников, кустов крапивы и сами остановились перед дверью у высокой цементной стены.

– Только у нас дверь плохо открывается, – смущенно сообщили глухим голосом. – Может, вы пролезете в щёлочку? Все так делают.

Дверь, действительно, заедала о каменную плиту. Скорее всего, она просто осела. Никаких следов, свидетельствующих о попытках её открыть. Но Кирилл решительно взял обеими руками по разные стороны двери, поднажал и, сдвинув дверь, открыл её полностью.

– Вот, все так будут делать, и разойдется! – посоветовал он.

– Если все так будут делать, снизу останутся полосы от двери, – проворчал голос. – Придется заново делать ремонт.

– Ремонт всё равно когда-нибудь придётся делать заново. Поверьте моему опыту, – улыбнулся Кирилл и решительно шагнул вперед.

Пространство за дверью напоминало летний театр. С одной стороны – полукруглая стена, с другой – парк с возвышенностью. Отдельные фигуры людей перемещались хаотично и каждый занят собой. Первое, что заставило забеспокоиться, большинство из них повторяли одни и те же фразы.

– Скорую ему надо, а не милицию. Скорую.

– Помни обо мне, помни обо мне, – это мужчина и женщина играли в «ладушки».

– Членские взносы платить будете?.. – это уже человек с элементами одежды милиционера.

Хрупкая женщина в полупрозрачной тунике, шевелящейся от дуновений невидимых потоков, капризничала:

– Человек должен иметь право на ошибку!.. Ведь должен же, должен…

– Почему оно так болит? Почему… так… – раскачивался худощавый мужчина, прижав руки к груди.

Здесь же обнаружились старушка и мужчина неопределенного возраста с наушниками, сидевшие в той роковой маршрутке, устроившей погоню. Правда, у мужчины с наушниками дизайн стёкол в очках уже был другой – в виде пятаков.

Лишь один человек со скрипкой не был замкнут на себе, и переходил от одной группы к другой:

– Хотите, я вам сыграю? Я музыкант! Мне это даже нужнее чем вам. Хотите?.. – предлагал он.

Но все склоняли головы и отвечали «Спи спокойно».

Кирилл попятился назад, дверь оказалась закрытой. Он даже не заметил, когда её закрыли. Не осталось даже малейшей щелочки. Попытка открыть дверь оказалась тщетной. У двери с этой стороны не было ручки и она плотно прилегала к стене.

Скрипач, обойдя все группы, подошел к Каркушину.

– Не понял… где это я?.. – растерянно выдохнул Кирилл.

– Всё вы прекрасно поняли, – ласково заметил музыкант. – Это, как бы лучше объяснить… Здесь инкубатор. Здесь мы проводим девять дней. Сегодня девятый день, сегодня всё и решится. Вы в нашей группе! Вы всех так переполошили, когда вас не оказалось. Когда нас стали считать, обнаружилось, нет одного. Не было вас! Теперь все в сборе! Теперь нас будут отправлять по этапу дальше. Хотите, я вам сыграю?!

– Куда это «дальше»? – совсем растерялся Кирилл.

– Там… эээ… типа другого инкубатора, – добродушно пояснил скрипач. – Там мы уже будем без одежд. А здесь нельзя! Здесь мы ещё не успели утратить чувство стыда. Полный, так сказать, инкубационный период, длится сорок дней. Давайте я лучше сыграю.

И музыкант заиграл. И вокруг стали собираться люди.

– Я не смогу утратить чувство стыда за один день, раз я только что пришёл!.. Я и за сорок дней не смогу утратить чувство стыда! – пытаясь прийти в себя, возмутился Кирилл.

– Сможете! Если не сможете – тоже не страшно. Потерпите. После сорока дней у вас отберут не только одежды, но и тело. Стыд тогда потеряет всякий смысл. Нас уже в этом смысле проинструктировали, – донеслось со стороны.

– Не хочу я ничего терять! – перебил Кирилл. – Я домой хочу! У меня развод с женой! Вы не представляете, что она может устроить, если вовремя не приду?!

– Что вы кричите? Здесь теперь ваш дом! И смиритесь перед неизбежным. Смиритесь! Где тонко, там и рвется!

– Не хочу смиряться! И, вообще, – что за насилие? Из своей квартиры… можно сказать…

– Молчите!.. Здесь не принято критиковать этот мир! Все должны жить в мире и спокойствии.

– Нельзя жить в мире и спокойствии, когда с тобой поступают несправедливо!

– Эх, молодой человек, если бы вы знали, с каким количеством людей поступают несправедливо! если б вы знали, – донеслось со стороны.

– Если б вы знали, какие у меня в своё время были женщины!.. Если б вы знали… Но все они, к сожалению, умерли, – влез в разговор седой старичок, слушавший некоторое время через слуховой аппарат.