Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая

Такси было уже у входа, и Влад буквально закинул меня в него, обойдя машину и устроившись с другой стороны. До гостиницы добрались преступно быстро, и вскоре уже поднимались на личном лифте, ведущем в наши апартаменты.

За всю дорогу Влад не проронил ни слова, и, войдя в наш номер, он замер на его пороге, все так же сверля меня горящим лихорадочным взглядом. Медленно стянул галстук, сбросил пиджак, и закатал рукава черной рубашки, словно готовился к расправе. Я еле на ногах удержалась, чтобы позорно не рухнуть перед ним ниц.

– Хочешь, Ди, я опишу сейчас твой вид? – Хрипит, не глядя на меня, продолжая закатывать второй рукав. – Твоя жалкая душонка так трясется от страха, что я удивляюсь твоей выдержке. Раньше бы ты уже валялась без чувств.

Наконец, оставив рукав в покое, он поворачивается всем корпусом ко мне и медленно наступает. Я стою перед ним как кролик перед удавом, борясь с желанием броситься вон. Истерически приказываю сама себе оставаться на месте. Он подходит ближе. Еще ближе. Я чувствую жар его тела, который как ни странно согревает, несмотря на ледяной арктический холод его чернющих глаз.

– На тебе запах другого мужчины. – О, Господи, дай мне сил, – Я надеюсь, у тебя есть внятное оправдание этому.

Поднимает руки и, сжав их в кулаки, кладет на стену по обе сторону от меня на уровне головы. Сглатываю, косясь на них. Зажмуриваюсь, представив их сокрушительную силу, если им доведется обрушиться на меня.

– Тот хрен в толпе, это ведь он? – продолжает обманчиво спокойным тоном Влад. Но я ведь знаю, что это ширма, и внутри него бушует ураган, крушащий его хваленное самообладание, стремительно хороня его под осколками безумия.

– Ди, лучше тебе начать говорить. – Секунды растягиваются в черную пропасть без времени, а я все не могу начать разговор, хватая открытым ртом воздух.

– Говори!!! – Взревел так, что у меня ноги подкосились от страха и паники, и я чудом осталась в вертикальном положении.

Сердце заколотилось с удвоенной скоростью, казалось, что по венам бежит не кровь, а леденеющий ужас в чистом виде. – Кто этот гандон? Очередной твой еб*рь?

– Нет, – сиплю, зажмурившись, – он из полиции…

– Что бл*дь? – Его растерянный рык, заставляет открыть глаза, и упасть в его черную пропасть. – Какого х*я ему понадобилось от тебя?

– Я… У меня… – Слезы закапали, срываясь на пол, и я просто трусливо тянула время, боясь открыть правду.

– С тебя, что бл*дь, слова клещами вытягивать надо? Поторопись, Ди, мое терпение на исходе.

– Он сказал, – снова, ругая себя, перевожу дыхание, – что подозревает тебя в смерти моей сестры. – Снова зажмуриваюсь, от жгучего чувства собственной ничтожности – за попытку переложить с больной головы, на здоровую. – Вернее, он принял меня за нее, и в смерти тебя обвиняет уже моей.

Влад еще секунду пытал меня взглядом, потом медленно поднял руку, от которой я отшатнулась, как от удара. Осторожно потрогал мой лоб.

– Тааак, пройдем – ка сюда. – Пробормотал, беря за руку.

Он провел меня к дивану, усадил на него, зачем – то достал из волос все шпильки, расправив локоны руками. Отошел к бару, налил две трети темно- золотистого напитка, вернулся ко мне, вкладывая бокал в руку.

– Выпей, это поможет.

Не став с ним спорить, я махнула все содержимое, которое адски обожгло горло, отзываясь пылающим пожаром во всем теле. Почувствовав себя намного лучше, скорее от того что Влад вдруг каким – то волшебным образом успокоился, и теперь с тревогой заглядывал мне в глаза.

– Аллка тогда сказала мне правду, что я… У меня есть сестра. Не просто сестра, а близнец. Как две капли похожая на меня. Мать забрала ее с собой, оставив меня с бабушкой. Не спрашивай, я не знаю, зачем она так сделала. Это не давало мне покоя всю мою жизнь, сколько я себя помнила. Ее слова заставили меня… словом, мне тогда было очень плохо, и за всеми теми событиями, я старалась не думать о ее словах. Ведь где – то они живут себе прекрасно, и до этого жили. До тех пор пока я не увидела ее фото. Тогда я поняла, что Аллка не соврала. Мою сестру убили. Маркус, тот человек, казал, что смерть ее была жуткой. И…

– Где ты ее видела? – Перебил меня, блуждая по моему лицу отстранённым взглядом.

– В доме Абу, – соврала я, не краснея, молясь, чтобы Влад ничего не понял.

– И Маркус теперь думает, что я – это моя сестра, и следовательно…

– Я понял. Можешь не продолжать.

Двумя ладонями потер уставшее лицо, обращая на меня взгляд ярко зеленых глаз. Облегченно выдыхаю, понимая, что безумная гроза миновала.

– Почему сразу не пришла ко мне? Ты хоть представляешь, что я успел уже надумать себе, пока искал тебя по залу, малышка? – Проговорил, заключая меня в объятия. Такой прилив нежности, разбавленный хриплым, тихим и дрожащим голосом, сорвали плотину, и я разрыдалась.

Он убаюкивал меня как ребенка, стянув платье через голову, отшвырнув дорогостоящий шедевр в сторону, как носовой платок. Его губы нежно целовали мой лоб, виски, скулы. Подул на губы, заставляя их раскрыться, когда рука скользнула в трусики.

– Не плачь, малышка. Я все решу. Тебя никто больше не побеспокоит. – Горячий шепот, все же прорывает заслон вспыхнувшей животной страсти.

Но на деле, оказалось, все гораздо серьезнее, потому что следующий день мир взорвала сокрушительная новость.

Влад

Это было самое сладкое  утро в моей жизни. Тело, разомлевшее от длительного сексуального марафона, буквально вибрировало от переполнявшего меня счастья.

Смотрю на нее свернувшуюся клубочком бод моим боком, на длинные спутанные волосы, укрывавшие нас обоих золотым ароматным покрывалом, на опухшие от голодных поцелуев пухлые губки, на засосы, которые алеют на белоснежной бархатной коже, и пах снова простреливает желанием. Снова хочется пить ее. Ворваться в нежное тело, и долбиться в него.

Но моей девочке нужна передышка и сон.

Аккуратно, стараясь не разбудить ее, встаю и иду в душ. Прохладные струи быстро приводят меня в тонус, и уже через пятнадцать минут я сижу на просторной лоджии, официант принес утренний кофе и газету.

Еще не развернув ее, цепляюсь взглядом за пестрый заголовок с моим именем,  глаза торопливо пробегаются по строчкам, и все  волшебство этого утра разбивается вдребезги  о натертый до блеска мраморный пол.

« Не одна, так другая, –  гласил заголовок, –  на  благотворительном мероприятии произошедшем накануне, политический деятель, представитель высшего общества Владислав Звягинцев, появился на  торжественном вечере с девушкой, которая приходиться его покойной жене сестрой, а точнее – лизнецом, и, которая, как нам стало известно из достоверных источников, является  девушкой из агентства, оказывающего интимные услуги багатеям, под покровительством бывшего чиновника Савко И. Также стоит отметить, что Лина, так зовут девушку, до недавнего времени была супругой, а ныне вдова, Карима Немечева, известного в определенных кругах, как завсягдатай выше упомянутого заведения. Не там ли познакомились  бывшие супруги? Напомним, что жена Звягинцева скончалась почти два года назад, и была похоронена на Троекуровском кладбище…»

Кружка выскользнула с рук и с грохотом разлетелась на мраморной плитке.

Я готов был заорать от обжигающего  чувства безысходности и бессилия,  вновь  взрывая свою память, и представляя, как эта скотина прикасается к ней. Я же так ничего и не узнал о том, как она попала в лапы к Абу, и то, что она имеет хоть какое – то отношение к своей шлюхе – сестре причиняло огромную боль. Почему – то я не сомневался во всей этой писанине, поскольку это, как нельзя лучше, объясняло то, что я увидел в том чертовом развратном гадюшнике. Не может быть настолько двух похожих женщин, если только они не близнецы. Почему же я тогда не учел этот факт? А хер, его знает, наверное, потому, что он был слишком невероятен. А я в то время  не мог рационально мыслить.

Я метался как зверь в клетке, закусывая губы до крови, пытаясь выстроить в голове цепочку минувших событий. Хотелось застонать в голос, захрипеть от боли и разъедающей  горечи.  Что может быть хуже, чем знать, что твоя любимая женщина принадлежала другому,  да еще и такому грязному душевнобольному козлу? Что ему позволено было  ее целовать, прикасаться к ее телу, ласкать, заниматься любовью. Эти мысли и так не давали мне покоя, заставляли корчиться, в агонии каждую гребанную ночь,  и вот теперь, когда я  почти отпустил, то, что произошло –  новый удар под дых. Я  до боли стискивал челюсть, пытаюсь унять бешенство и гнев, который загорался в  душе. Мне казалось я схожу  с ума, хотелось достать из –  под земли Абу, и убить его снова. Ревность душила. Она принадлежит мне, и ничто этого не изменит!

Как она ему досталась, это еще мне предстоит узнать, и все кто к этому причастен, отправятся червей кормить.

Бля*ь, живъем закопаю.

 Сейчас, я как никогда боялся, что все снова рухнет, к чертям собачьим, и вернется на круги своя. Душу грело то, что я все же видел по ее глазам, по ее слезам, что она давно уже меня не  ненавидит, наоборот, в все в ней вспыхивает, стоит мне только прикоснуться к ней. И я боялся даже себе признаться, что она все же любит меня, жестокую, безнравственную скотину!

Сразу же, наплевав на разрыв во времени, позвонил лучшему частному детективу, чтобы тот в короткие сроки нарыл  всю подноготную этой шлюхи, и какое, мать его,  Ди имеет к ней отношение, и кто выпусти ей кишки.

Моя  душа жаждала крови!  Я с упоением предвкушал, как буду  зубами, голыми руками рвать этих сук, посмевших отнять у меня ее на целый год. Извалять мою девочку в этой грязи. И начну я конечно с Савко. Старый больной хрен. Я нисколько не сомневался в его причастности ко всему этому дерьму, потому что  именно я потеснил его на политической арене. Слишком ничтожным был Савко, и растоптать его не составило большого труда. Спусковым крючком послужило пребывание в его гадюшнике моей, как я тогда думал,  жены.   Давно пора было заявить в прессу, а лучше сразу в прокуратуру о делишках этого гонд*на, но я все время закрывал глаза, решив, уничтожить его по другому, и оставить ему  его единственный гадюшник,  потому что именно там ему и место. Теперь же пусть все узнают, что происходит за закрытыми дверями самого дорогого и элитного клуба во всем городе этой скотины.

Меня до сих пор передергивало от воспоминания. Рвало на куски от того, что мы потеряли себя  в грязи, в которой чьи – то руки нас искупали.

Где-то глубоко эта потеря давно нарывала, но она была ничем в сравнение с потерей семьи и себя в лабиринтах адского безумия. Диана всю беременность провела с этим ублюдком, родила моего сына в том сраном вертепе, и только чудом этот олух решил вывести ее на арену своей мести. Идиот. Жизнь так его ни чему не научила. Собаке собачья смерть.

Телефон разрывался – звонили  с управления, один за другим высвечивались неизвестные номера, плешивый журналист вшивой газетенки и тот не побоялся названивать мне  с самого утра.

Захожу в интернет, такая же х*йня.  В каждом браузере висели «горячие» новости. Все кому не лень поливали грязью мою  жену, в общественном свете покойную, но это не остановило лизоблюдов позлорадствовать над ней. Общественность была взорвана, как и  моя душа. Я отлично представлял, куда это  все выльется, и как тяжело будет отмыться от всей этой грязи. Мне, Диане, нашему сыну.

Переступаю через осколки, и иду в номер. Диана спит, раскинувшись на спине. Тонкое шелковое покрывало сбилось на бедрах, открывая моему взору длинные стройные ноги. Он словно чувствует моей тотальное напряжение, вздрагивает и открывает глаза, моргает, стараясь сбросить сонливость.

– Привет, – шепчет, а меня уже ведет от вида искусанных пухлых губ.

– Доброе, хотя не такое уж оно и доброе, – выдавливаю стараясь отвлечь себя.

Она проницательно смотрит, вспыхивает и садиться на постели, подтянув покрывало к груди.

– Что – то случилось, Влад? С дома звонили? – Нервно облизывает губки,  а мой зверь внутри скулит. Он тоже страшиться того, что может услышать.

– Случилось. – Хватаю бокал с виски, чтобы чем – то занять свои руки, которые только и делают, что тянуться к ней. – В прессу просочилась информация о твоей сестре. Скажи, Ди, когда ты собиралась мне сказать о том, что она была шлюхой. По твоему, я должен узнать это из газет?

Она мгновенно побледнела, съежилась и разом стала как – то меньше на огромной кровати.

 Даю ей немного времени, чтобы собраться,  лишь наблюдая за ее трясучкой. Не выдерживаю.

– Ди, давай поговорим, наконец – то без всяких грязных секретов. Сейчас для того, чтобы действовать, мне нужна вся информация, которая тебе известна. Вся.

– Прости, я так виновата перед тобой, Влад. Я должна была сказать, наверное…

– Наверное? – усмехаюсь, отчаянно скрываю свое боль и презрение. Как бл*дь, можно быть такой бесхребетной?

– Я должна была сказать, – говорит уже  твердо. – О том, кто моя сестра я узнала в том… том…месте. – Помявшись, все же выбирает привычнее для себя слово. Мне не надо уточнять, что это за место, и уже и так понял.

– Как ты попала туда?

– Скорее всего, моя сестра сбежала оттуда. Искали ее, а нашли меня. Охранник, кажется, Марат, так его назвала Инга, случайно столкнулся со мной в коридоре, и решил, что пропажа нашлась. Я говорила о том, что я не она, но на мою сестру поступи заказ… – она замялась, а у меня искры с глаз посыпались. Убью их сук, всех закопаю. – Инга сказала, клиент серьёзный и постоянный, психопат… Словом, дальше ты все знаешь.

– Это был Абу? – тихо спрашиваю, но мне бл*ть жизненно важно знать, то больше никого не было. Она кивает глядя на меня с испугом.

– Он, смеялся, говорил, что помогает тебе меня искать, а позже, поведал, что ты оставил поиски.

– Я не оставлял, бл*дь, их ни на один день, Ди, я спал и видел тебя,  каждую гребанную ночь! – Закричал, теряя самообладание, жалея о том, что это пид*р так легко отделался.

– А потом, я узнала, – продолжает, глядя в одну точку, прямо перед собой, – что беременна. – Заправляет локон за ухо, понимает взгляд. – Он делал все, чтобы  я не смогла родить ребенка, Влад. Он издевался надо мной. Жестоко насилуя… Я предложила ему сделку. Он согласился и с тех пор не трогал меня.

Каждое ее слово рвало меня кусочки, прожигало серной кислотой во мне огромные дыры. Я стоял, и захлебывался собственной желчью, от того что не уберег, не смог. Повернувшись к ней спиной, такой хрупкой и маленькой спиной, я хватал ртом воздух, как чертова выпотрошенная рыбина, перемалывая всё сказанное ею.  Внутри все горело, казалось, жизнь оборвала ход, и  мир перевернулся! Было ли мне когда – нибудь  раньше так же больно, было ли горько, и так же мучительно?! Оказывается то, что было раньше, было практически ничем в сравнении с тем, что творилось со мной сейчас. Я стоял, не двигаясь, чувствуя себя так, как – будто бы с меня содрали кожу живьем и теперь я истекал кровью. Ужас пробирал до костей, ужас от всего что произошло, от того, что его девочка не виновна. Ужас от того что ей пришлось там пережить,  и ужас от того, что он сделает с теми суками, которые посмели разрушить нашу жизнь! Я даже не понял, что Ди вдруг замолчала, обеспокоенно глядя на меня.

Я просто бл*дь,  был не в силах, впервые за все время взять себя в руки, и хоть что – то сказать вразумительное. Впервые я был сломан.

Диана

Рассказав все Владу, я сжалась, сверля его широкую спину, и ожидая реакции. Еле ворочая от происходящего ужаса, языком, я слово за словом открывала ему те постыдные тайны, о которых предпочитала даже не вспоминать.

Он замер, натянулся словно тетива, а затем молча, дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол, и вышел из комнаты, оставив меня наедине с неизвестностью. Просидев неподвижно пол – часа, я заставила себя встать и отправиться в душ.

Сегодня мы должны лететь домой, молоко в груди прибывало, доставляя уже не просто дискомфорт, а боль. Я старалась изо всех сил взять себя в руки, твердила себе, что не виновата ни в чем, но сердце предательски обливалось жгучими слезами стыда. Как ни крути, а Влад редчайший собственник. Как он поступит, я не знаю, и этого страшилась больше всего.

К обеду он показался. Выглядел так, как – будто по нему каток проехался. Одежда смята, рукав оторван, и костяшки на руках сбиты. Я вскочила на ноги, отчаянно желая броситься к нему, но не решалась. Он так и не дал мне ничего понять. Может быть, мои прикосновения ему теперь противны.

– Ди, – хрипло проговорил он, и я понимаю, что он не совсем трезв, – прости меня малышка, если сможешь. Я такой мудак, столько дров наломал, в такой грязи искупал, что самому тошно. Я не уберег тебя. Ни тогда, ни сейчас.

Его слова были сродни ледяному душу, а сам вид сломленного виноватого Влада, заставил мое сердце сжаться в пароксизме глобального облегчения. Я даже сама не осознавала, насколько я боялась того, что он вышвырнет меня за дверь. Медленно подхожу к нему, поднимаюсь на носочки, чтобы заглянуть в глаза. В них бушует настоящее торнадо. Горючая смесь его запредельных эмоций, которые всегда на грани. Влад не признает полутонов. У него нет оттенков. Для него каждая мелочь имеет смысл, каждый маленький факт, как пазл в его воображении, и составляющая отдельной целой картины, одному ему понятной. Как же я хотела научиться видеть так, как он.

Хотела разделить с ним все его печали и беды, от которых он вздрагивает по ночам, вскакивает, хватаясь за оружие.

– Я простила, Влад. Не могла не простить. Ты так давно вошел в мою жизнь, подчинил ее себе, стер для меня всех мужчин, разве у меня был выбор?

Он хрипло безрадостно засмеялся, посылая ворох мурашек по моей коже. Он красив даже сейчас. Так красив, что глазам больно. На щеке мелькает одна ямочка, и мое сердце обрывается.

– Я помню. Знаешь, Ди, я часто думал, что нужно было сделать все по – другому тогда. Ухаживать, ну все как вы девчонки любите. Я же тогда прожженный до глубины души циник облажался по полной. Я так жалею, Ди.

Обнимаю его за широкие плечи. Влад опускается на колени, утягивая меня на пол. Кладет голову на колени, а у меня засосало под ложечкой. Руки замирают в миллиметре от его коротких волос в нерешительности, затем аккуратно принимаются гладить его по голове. Это сладкий момент откровения, и я так боялась его спугнуть. В поле моего зрения попадает край подвески, сверкающий на его груди. Осторожно, давая ему время остановить меня, беру ее в руки и дыхание обрывается от того что я вижу.

– Еще год назад, я бы с тобой согласилась. Но теперь… Скажу что ни о чем не жалею. Будучи девчонкой у меня были свои идеалы и представления о мужчинах и семье. Я тогда так свято им верила, не видя того кем ты стал для меня, и что делал. Аллка была права, я так зациклилась на своих детских фантазиях, что не видела главного. Хотя одно я знала и принимала точно. Я всегда знала, что люблю тебя, и никакого другого мужчины больше не будет в моем сердце.

Он напрягается под моими руками, поворачивает голову и ловит взгляд, целуя ладонь. У меня внутри все сладко обрывается от его взгляда. В нем столько любви, и боли, что я не выдерживаю, и накрываю его губы своими, не замечая, что по лицу уже давно катятся слезы.

– Я так безумно тебя люблю, Ди. До боли. – Шепчет прямо в губы, взяв их в плен. Я закрываю глаза, его слова снова и снова звучат в голове. А когда открываю, с удивлением осознаю, что лежу на спине, а Влад стремительно скидывает брюки. Отдаюсь на его волю. Это был самый горький и одновременно сладкий секс за всю нашу жизнь.

Это был наш последний секс.

Домой мы возвращаемся уже другими. Сплетенные руки в самолете, пронизывающие горячие взгляды. В них то откровение, которое нам так необходимо. Влад не выпускал меня с рук, бесконечно терся носом о мою шею, щеку, глубоко вдыхал мой запах и утробно рычал, все крепче сжимая руки.

Мы не говорили, не обсуждали сложившуюся ситуацию. Мы не хотели окунаться в грязь, не хотели замарать, то светлое, что возродилось между нами снова.

По прилету домой, первое, что я сделала, это покормила грудью сына, под пристальным взглядом Влада. На его лице читалось только восхищение, при виде сына, яростно насасывающего грудь, недовольно сморщив маленький лобик.

– Прости сынок, я больше не отниму твою маму так надолго. – Одна широкая ладонь погладила крошечную головку, отчего малыш довольно прикрыл глазки, тут же разгладив лоб, вторая покоилась на моем бедре. Казалось, Влад не мог оторваться от нас. Не мог надышаться нами. И от этого кружилась голова, все вокруг засияло новыми красками.

Мы тихонько засмеялись, глядя как сын начал засыпать.

– Ди, мне нужно уехать ненадолго. СМИ будто с цепи сорвалась, я опасаюсь, что они могут сюда нагрянуть. Нужно подготовить место, куда вас перевезти.

– Влад, СМИ – это последнее что меня волнует. И здесь мне нравиться.

– Дело не только в них. Сейчас вы тот самый рычаг давления, на который попытаются надавить. Все дело в оружейном заводе, который я прибрал к рукам. Все активы переведены на мое имя, и есть некто, кто этим недоволен. Просто сделай так, как я прошу, и я буду спокоен, лады?

– Если это так важно, тогда я согласна. Сколько у нас есть времени?

– Уже вечером мы уедем. Собери все необходимое. Не скучайте, – и, поцеловав меня в губы, а ребенка в пухлую щечку, пошел к выходу, столкнувшись в дверях с Ириной.

– Уезжаете? Прости, услышала обрывок разговора.

Сегодня она выглядела более чем целомудренно. Скромное платье ниже колен, аккуратно заплетенные волосы в простую прическу.

– Да, Влад решил какое – то время пожить в другом месте. – Уклончиво ответила я, не желая с ней откровенничать.

– Ну как съездили? По телеку транслировали вашу ковровую дорожку. Мы с Эммой Петровной видели вас с Владом. Вы отлично смотрелись. А ты еще скромницу разыгрывала! Подцепила такого крутого чувака! Он даже белобрысую выкинул за дверь, ох и жалкое зрелище было! Она цеплялась за его ноги, представляешь? – восхищенно прошептала она, с испугом поглядывая на дверь, вызывая у меня грустную улыбку.

– Малой уже уснул? Ох и устроил он нам веселье. Еле управились с Эммой Петровной. Ладно, пошли чай пить. Не обедали еще, вас ждали. Весь персонал уже извелся.

Переложив Тёму в кроватку, я быстро переоделась, мы с Ириной спустились вниз, где экономка накрывала на стол, посылая мне понимающие взгляды, от которых мне хотелось глупо и открыто улыбаться. Пятеро охранников забрали еду и удалились в свои апартаменты, а мы втроем уселись за столом. Ирина щебетала без умолку, рассказывая, как они коротали время без нас. После плотного обеда, Эмма Петровна заварила чай, и, сославшись на дела, оставила нас одних.

– У Эммы Петровны все в порядке?

– Да, вроде, а почему ты спрашиваешь?

– Да, так, странная она сегодня… – произношу, отчего – то умолчав, что пожилая экономка не притронулась к еде, лишь для вида поковырявшись в еде.

– Да, ладно, Бог с ней. Она в последнее время дерганная вся. Может проблемы в семье. Кстати она у нее есть?

– У нее сын. – Задумчиво произношу, чувствуя необъяснимую тревогу.

– Он здесь живет? – Не унимается нянька, и меня не настораживает ее излишнее вдруг вспыхнувшее любопытство.

– Нет, она не любит о нем распространяться. – Поднимаюсь из – за стола, чувствуя легкое головокружение. – Ладно, пойду отдохну. Скоро Влад уже приедет.

– Да – да, конечно иди. Я если не возражаешь, прогуляюсь на улице.

Кивнув девушке, я поковыляла к себе наверх. Отчего – то подъем давался мне с трудом, и добравшись до кровати я упала не нее без сил, чувствуя, как из глубины тела поднимается едкая тупая боль, постепенно охватывая все тело.

Эмма Петровна

Влад и Диана вернулись домой. Не трудно догадаться, что они, наконец – то, помирилась. Их сияющие лица не могли скрыть ту любовь, которая соединила их когда – то. Помню, когда Влад привез ее в свой дом. Маленькую хрупкую девочку, с толстой косой за плечами, в длинном сарафане и огромными, полными неведения глазами. Она дико озиралась по сторонам, и ненавидела весь мир. Признаться, я как – то подслушала, что Владик буквально выкрал ее, оторвал от единственного близкого человека, ее бабки, и заточил в четырех стенах своего огромного дома.

Влад приручал ее как дикого зверька, и постепенно она оттаяла, и вскоре внимала ему, открыв рот. Да и не было у нее иного пути. Влад относился к тем мужчинам, с которыми раз и навсегда. Слишком в нем много было всего того, от чего женщины теряли голову. Преступно слишком.

Влад стал для нее не просто первым мужчиной, он стал для девочки и отцом и братом и другом. Его маниакальная забота не знала границ. Он был помешан на девочке, а она в упор этого не замечала. Эта одержимость принесла ему много горя, но он упорно не желал от нее отказываться. И уже не откажется никогда.