Безымянный. Антимаг-1

Гилто назначает бывшего чистильщика в замы Флавио, а мне даёт двух стажёров. Невольно испытываю страх. Чистильщики. На моей совести уже столько преступлений, что частенько задумываешься о возможном наказании. Молодые стажёры напоминают меня самого восемь лет назад. Такие же наивные и жаждущие. Я немногим старше их, но рядом с ними ощущаю себя древним старцем.

Вот я на суде, пытаюсь изо всех слиться с нитью агента Императора. Хаос в голове растерянность и испуг. Он ощущает меня так же, как и я его. Приходит Умник, и мы вдвоём с остервенением разрываем тело и разум несчастного. Потом я добиваю его кинжалом. Облегчение.

Щемящая боль в сердце, пустота в душе и ощущение падения в эту пустоту – разрыв с Ларой. Бессмысленные слова, жалкие попытки остановить её уход. Вот я один сижу в пустом доме. Страдания до исступления, чувство невосполнимой утраты, круговорот одних и тех же фраз в голове, так и не сказанных любимой женщине. Жалость к себе и презрение, злость и потерянность.

Отрывки пьяного загула, я с палашом в руке гонюсь за истошно визжащей девицей, на которой из одежды лишь одни панталоны. Ани вскрыла этот утерянный фрагмент. А ведь я тогда убил бы её, если б смог удержать равновесие и не покатился по ступеням. Отчаяние владело тогда моим затуманенным алкоголем разумом. Боль от утраты была так велика, что я на мгновение полностью протрезвел, но потом снова забытьё.

Вот мы с Флавом обнимаем Роула. Наша неразлучная троица перестаёт быть таковой. Роул отправляется на войну, вернётся ли он? Я гоню эту мысль от себя. Чувствую себя неполноценным. Сначала ушла Лара, забрав с собой приличный кусок моей души, а теперь и Роул. Двое нефари из трёх, значащих для меня столь много.

Ани прокручивала эти отрывки моей жизни и многие другие, заставляя меня переживать их заново. Связывала их с давними воспоминаниями, начиная с раннего детства, опять возвращалась к тому или иному фрагменту. Я вертелся в этой ленте Мёбиуса от своего рождения и до сегодняшнего дня, пока мои фрагменты памяти выделяли и объединяли, рассматривали под лупой и правили.

Наконец она отпустила меня, почувствовав, что мой разум начинает сдавать. Я отрыл глаза и попытался встать с кушетки, но её маленькая ладошка легла мне грудь, не давая мне подняться.

– Не спеши, – сказала Ани и щёлкнула пальцами, давая сигнал Лекарю.

Тот подошёл ко мне, разминая кисти рук. Я вновь зарыл глаза и почувствовал тепло в области висков, вскоре охватившее всю верхнюю часть головы.

– Так глубоко ты давно не копала. А говорила, что будет стандартный осмотр – сказал я, не открывая глаз.

– Тому есть причина. И мы с Умником хотим поговорить с тобой по этому поводу, – услышал я голос Ани.

Тепло переместилось по шее и поселилось в груди. Лекарь продолжал инспекцию моего тела. Я немного помедлил, наслаждаясь приятным покалыванием кожи на голове, и сказал:

– Я слушаю.

– Мы с Ани считаем, что тебе нужно прекратить эксперименты с нитями, – сказал Умник.

– Они слишком непредсказуемы и, по большей части, негативно влияют на твою психику, – продолжила Ани.

– Это я уже слышал, и не раз. Моя психика, мои реакции, моё восприятие. Всё меняется, потому что я живу. И живу гораздо активнее многих. Только мертвецы совсем не меняются, пока до них аниматоры не доберутся, – ответил я.

– Изменения гораздо серьёзней и опасней, чем ты думаешь. Мне сложно их выделить, потому что я – часть тебя, и меняюсь вместе с тобой. Каждое чужое сознание оставляет в тебе свой отпечаток. Мне всё труднее избавляться от последствий чужих стрессов, психозов и прочего мусора. А ещё меня пугает твоя зависимость. Ты ведёшь себя как наркоман. Жажда новых впечатлений толкает тебя совершать новые слияния всё чаще и чаще, – голос Ани звучал всё взволнованней с каждой фразой.

Я открыл глаза, повернул голову и посмотрел на неё. Она стояла в паре метров от меня. Тревога яркой росписью проступала на её лице. Мне стало стыдно. Кто как не Ани беспокоится обо мне больше всех? С тех пор как я создал её, будучи ещё совсем мальцом, разве она хоть раз подвела меня?

– Я считаю, что ты права, – сказал я.

Ани немного успокоилась и чуть заметно улыбнулась.

– Прикосновения к нитям стоит свести к минимуму. Ты должна успевать устранять все негативные последствия, – продолжил я.

Её лицо вновь моментально потемнело, уже от гнева. Она открыла рот, но Умник опередил её:

– Одно из твоих последних слияний, чуть не привело к катастрофе. Только чудо спасло нас в том зале суда. Если бы Катилино разорвал связь раньше и выжил, то побежал бы прямиком к Императору с очень интересной историей. Что тогда было бы?

Лекарь опять вернулся к моей голове, я откинулся на кушетку и прикрыл глаза.

– Что было бы, если б меня пырнули мечом возле того склада как Рамиро, или в гостинице, где мы с Тао положили пятерых? Или если б я первый подошел к окну перед взрывом? – спросил я в ответ. – Жизнь полна риска.

– Рисковать нужно с умом. Твоя последняя выходка на том заводе – предел безумия. Ты прикоснулся к двадцати восьми сознаниям подряд. У нас достаточно материала для анализа. Я считаю, что нужно остановиться, пока не поздно, – сказал Умник.

– Всё, хватит. Я услышал ваши мнения, и, между прочим, во многом с вами согласен. Но совсем останавливать эксперименты с сомнамбулизмом и нитями я не собираюсь. Император на протяжении стольких столетий не только не сошёл с ума, но и вполне себе процветает, чем я хуже? – сказал я.

Лекарь закончил манипуляции, я поднялся с кушетки и посмотрел на свои Образы. Умник сидел на стуле, опёршись локтём одной руки об угол стола и барабаня пальцами другой по колену. Мастер сидел рядом с ним, безучастный и далёкий. Его время наступало во время утренних трансов, сейчас же ему было абсолютно наплевать. Ани стояла на прежнем месте и недовольно смотрела на меня, её нижняя губа, как всегда в таких случаях, гневно выдвинулась вперёд. Лекарь отошёл от меня и застыл в углу.

– Ты ведёшь себя как мальчишка, – сказала Ани.

– Хорошо хоть не как девчонка. Хватит, я говорю, тема закрыта. Умник, – я повернулся к нашему гению, – для тебя есть работа.

– Знаю. Твоё расследование среди коррумпированных военных забуксовало. Мелкая рыбёшка, которую вы поймали, не хочет сдавать большую. Корпоративная этика, – сказал он.

– Какая, к Чёрному, этика. Они боятся Братства сильнее, чем Канцелярию. Одно это уже раздражает. Им всем грозит смертный приговор, а они думают, что их вытащат, – я подошёл к столу, миновав источающую недовольство Ани, и сел напротив Умника.

– Ну что ж, приготовься, – Умник хрустнул пальцами и довольно улыбнулся.

Используя возможности, дарованные мною, он испытывал такой же экстаз, как и Мастер во время боя. Я приготовился к вьюге из миллионов фактов, которая вскоре закружится в моей голове.

***

Мы с Флавио сидели в маленькой комнатушке, смежной с допросной. Наши дознаватели, мой Лотар и его Карлос, промурыжили двух магов полтора часа и ушли, несолоно хлебавши.

– Ну и что теперь? – спросил Флав, – Магистр алчет крупной добычи. Эта мелюзга ему на один зуб. Если мы его не накормим, то он, того и гляди, и нас сожрёт.

Я посмотрел на него и ничего не ответил. В голове крутился план Умника. Гениальный или безумный, покажет время. Я с самого утра никак не мог решиться. Сидел и прикидывал все за и против, старался придумать что-то сам, но каждый раз возвращался к одному: похоже, других вариантов нет.

Наше первоначальная теория, о том, что на складе серых было не уничтоженное экспериментальное оружие, давно провалилась. Конструкторы, сами изобретавшие его, отвергли такое предположение. Образцы были новёхонькими, только с конвейера.

Мы с Флавом долго не могли поверить в крах такой красивой версии. Получили кучу необходимых допусков – Гилто не оплошал, выкручивая военным руки. Попали на испытательный полигон в полном составе двух рук. Обрыскали там всё вдоль и поперёк, перетрясли все бумаги. Я даже влез в голову одному из служащих, участвовавшего в утилизации. Абсолютный провал. Всё было чисто. Только потеряли два дня и получили по шапкам от магистра.

Воодушевлённые нашим шефом по самое не могу, мы ринулись на армейские склады, где хранилось вооружение. Навели страху на всех тамошних интендантов, пересмотрели по нескольку раз все накладные, акты и прочую бухгалтерскую дребедень, пересчитали поштучно все метатели и снаряды к ним. Открыли каждую коробку, каждый ящик, заглянули в каждый угол. И снова ноль. Ушло ещё два дня. Магистр пообещал пообедать нашими печёнками.

В тщетной попытке реабилитироваться, мы принялись выворачивать наизнанку всех серых, хоть как-то причастных к припортовому пакгаузу. На нашу беду, все напрямую связанные с этим складом, на нём же и погибли. Оставшиеся серые узнали о жидком огне только когда он полетел в нас тем зимним утром. Я лично убедился в этом с помощью нитей.

Последняя надежда – засекреченная мануфактура, на которой производилось это проклятое оружие. Военные следователи уже перетряхнули там всё сверху донизу и ничего подозрительного не обнаружили. Но у нас с Флавом других идей не было, и мы потащились туда, заранее приготовившись к провалу.

Всё шло как по накатанной. Документы в порядке, количество соответствует. Произведено, оприходовано, отгружено. Мы пересчитывали и сравнивали с документами со складов и полигона. Всё совпадало. Создавалось впечатление, что оружие на складе серых было сотворено злым волшебником прямо из воздуха.

Я выгнал из бухгалтерии мануфактуры всех, и своих и чужих, заперся, вошёл в свой полу-транс и принялся прикасаться к нитям всех, до кого мог дотянуться. Именно это безумие и всполошило Ани и Умника. Я сливался с очередным сознанием, проталкивал в него мысль о наказании за совершённое преступление и следил за реакцией.

Какие только грехи не всплывали в их умах. Измены жёнам, воровство на рынке и пьяные драки в трактирах. Посещение наркопритонов, грязные анекдоты об Императоре и подлог документов о наследстве. Удушение старенькой тёщи подушкой, секс с малолетней падчерицей и укрытие от армейского призыва. Один даже умудрился вытянуть мелочь из шапки слепого нищего.

И так раз за разом, нить за нитью. На заводе работало более пятисот человек. Хорошо развитые искажения и, тем более, искажения магов я пропускал, памятуя о провале в зале суда. Но, всё равно, мне крепко повезло, когда я нашёл нужный отклик, не перевалив и за третий десяток потревоженных нитей.

Я с радостью окунулся в сознание этого человека, слегка подтолкнул его воспоминания, и вся картина стала ясна. Он был рабочим из бригады в шесть человек. Они произвели больше метателей, чем было указано в документах. Им заплатили за работу и молчание. Щедро заплатили. Столько, сколько он не зарабатывал и за три года. Теперь он стоял с тремя другими работниками из бригады и шепотом ругался с ними. Страх так и сочился из их истерического шепота.

Я копнул ещё чуть глубже и в памяти рабочего всплыл облик организатора афёры – мага отвечавшего за производство жидкого огня. Так появились лишние боеприпасы к метателям, я был уверен в этом. Должен быть ещё кто-то, кто помог им вывезти всё это с завода, но рабочий не знал его.

Вот только как доказать их вину? Я разорвал связь, вышел из транса и бросился к бухгалтерским документам. Там должен быть ключ ко всему. И я угадал. Был поздний вечер, я забрал нужные документы с собой домой. Флавио прицепился как клещ, но я сказал, что утром преподнесу ему всё на блюдечке.

Я приехал домой, поругался в очередной раз с Ларой и просидел далеко за полночь, копаясь в реквизированных бумагах и подсчитывая с помощью Умника колонки цифр. Расход материалов у нечистой на руку бригады в среднем был выше, чем у других. На общем фоне сотен произведённых единиц это было едва заметно. Но самое интересное, что перерасходованных материалов хватало как раз на две дюжины метателей. Именно столько было найдено в злосчастном пакгаузе. Этого должно хватить, чтобы прижать шестерых работников.

Удовлетворённый проделанной работой я лёг спать, а утром Лара ушла от меня, и расследование отошло далеко на второй план. Мы потеряли ещё день, пока я приходил в себя. Но в итоге мы раскололи шестерых работников и взяли двух магов, на которых те указали.

Но на этом расследование застопорилось. Рабочие из бригады ничего больше не знали, а маги упорно молчали, недоступные ни мне, ни нашим дознавателям. Улик хватало, чтобы осудить их, но магистр считал, что за ними стоит кто-то гораздо выше, и хотел добраться до его горла.

Пока я сидел и размышлял, Флавио встал со своего стула, и теперь нервно мерил своими длинными шагами маленькую комнату. Понаблюдав за ним с пару минут, я сказал:

– Хватит мельтешить.

– Мне так лучше думается, – ответил Флавио, но всё же остановился.

– И что же ты надумал? – спросил я.

– Кроме физического воздействия, – Флав хрустнул пальцами, – ничего в голову не приходит.

– Ну, выбьешь ты из них нужное имя и что дальше? Нам их судить не позволят, а в городском суде такие доказательства не примут во внимание. И потом не факт, что сможешь выбить. И магистр не любит подобных вещей, особенно безрезультатных, – я говорил и улыбался.

– Чего ты скалишься? – раздражённо спросил Флав.

– Есть одна идея, – ответил я. – Они так запираются, потому что верят в помощь своих высоких заступников и Серого Братства. Нужно разуверить их в этом.

***

Дверь моего офиса открылась, и в кабинет вошёл Таркус. От его ранений почти не осталось следов, только чуть более светлые пятна на месте бывших ожогов, не то, что у Тао. Я проведывал литанца в больнице вчера вечером, провёл с ним полчаса, подбадривая и делясь последними новостями. А ещё я пронёс под полой бутылку кенны – литанской водки. Выглядел Тао ужасно. Часть повязок с него сняли, и стала видна рубцеватая кожа, какого-то неестественного грязно-белого и местами багрового цвета.

– Всем доброго здоровья, – сказал Таркус и направился к моему столу.

Все поздоровались.

– Как твоё здоровье? – спросил я.

– Нормально, спасибо. Мне нужно поговорить с тобой, – Таркус остановился, обвёл взглядом навостривших уши Бо, Лотара и Торичи, и подчеркнул, – Наедине.

Его лицо, обычно кажущееся смеющимся из-за морщинок возле глаз, сейчас было предельно серьёзным. Я взглянул на часы, до конца рабочего дня оставалось десять минут. Близнецов я отправил раздобывать экипировку для нашей ночной операции, и, по моим расчётам, вернутся они не раньше, чем через час.

– Ладно, Бо и Лотар можете идти домой. Торичи занесёшь по пути в архив эти папки, – я пододвинул к краю своего стола внушительную пачку, – и тоже свободен.

Пока эта троица источала любопытство и надевала верхнюю одежду, Таркус взял стул Бо, поставил его возле моего стола, напротив меня, и сел. Он выглядел моим ровесником, хотя и был старше на полстолетия. У некоторых нефари способности к регенерации просто потрясающие. Надеюсь, что через пять десятков лет буду выглядеть также молодо.

Таркус был ликтором одной из рук нашей палаты. Особенно близко я с ним не общался, но он всегда производил на меня хорошее впечатление – постоянно спокойный, обстоятельный и слегка флегматичный нефари. Он дождался, пока закроются двери, и начал:

– Заранее хочу извиниться, похоже, я лезу не в своё дело, но, с другой стороны, промолчать было бы не правильно. Так мне кажется.

Ему удалось меня заинтересовать. Видно было, что он испытывал неудобство и старался тщательно подбирать слова. Я молчал, выжидающе смотря на Таркуса. Он помедлил ещё немного и продолжил:

– Словом, когда мы начинали операцию против Братства, моей руке и руке Васко, если ты помнишь, достались Высокие Холмы.

Высокие холмы, часть столицы вокруг Императорской Резиденции, пристанище аристократов и самых высокопоставленных чиновников. Терпеть не могу эту часть города, набитую родовитыми хлыщами, их особняками и городской стражей.

– Так вот, мы, само собой, установили слежку за всеми серыми, связанными с этим районом. Делали всё максимально тихо, сам понимаешь, Высокие Холмы это не порт и не Квартал Желаний. Клиентами Братства мы не занимались, указание магистра было предельно ясным: только серые, хотя даже вскользь было ясно, сколько гнили там развелось. Чуть ли не каждый второй аристократишка яшкается с серыми.

Таркус рассказывал не спеша, явно заходя издалека. Я слушал его и всё никак не мог понять, куда он ведёт. Но подгонять не хотел, наблюдая, как мой собеседник продирается к сути сквозь чащу слов.

– Словом, одним из клиентов Братства оказался некий молодой аристократ, Виллио Антониаччи, – он замолчал, увидев, как изменилось моё лицо.

Виллио Антониаччи. Так звали того художника, к которому ушла Лара. Так он, оказывается, аристократ, а я и не знал, хотя мог бы догадаться по имени. Правда, это мог быть и псевдоним, откуда мне было знать? Таркус ждал моей реакции.

– Продолжай, – сказал я.

– Гм. Так вот. Мы специально не следили за ним, но он так часто таскался к серой Пчеле, что попадал в наше поле зрения чуть ли не каждые пару дней. И твою жену видели рядом с ним несколько раз. Я не сказал тебе тогда, потому что не придал этому большого значения. И, потом, я нефари тактичный, стараюсь не лезть не свои дела.

Таркус опять замолчал, видимо, снова подбирая слова. Если бы он мне сказал тогда, может быть, я что-то предпринял, и жена не ушла бы от меня. Хотя, скорее всего, я бы устроил скандал, и она бросила бы меня ещё раньше. Что гадать. Таркус продолжал молчать.

– А теперь ты услышал, что мы расстались, и решил мне всё рассказать, – помог я ему.

Благодаря сплетням, разлетавшимся по Канцелярии быстрее морового поветрия, только глухие не знали, что жена бросила меня. Таркус помялся ещё немного и сказал:

– Да. То есть, я никогда не увлекался сплетнями, но услышал, что вы расстались, и сложил два и два. В общем, тогда я не придал этому значения, а теперь понимаю, что ошибся. Но дело не в этом. Какой смысл тебе рассказывать то, что ты и так уже знаешь. Есть ещё кое-что, – он снова замолчал.

Теперь Таркус заинтересовал меня всерьёз. Неприятная и тягостная беседа начинала принимать неожиданный оборот. До меня дошло: он ведь и в самом деле не сплетник и не любитель подобных тем, разговор давался ему тяжело. Но если он решился, то причина была весомая.

– Таркус, рассказывай, зачем пришёл. Мне тоже неприятна эта тема, давай закончим разговор побыстрее, – сказал я.

Он согласно кивнул:

– Хорошо. Я не отдавал своим осведомителям такого приказа, но они поковырялись в прошлом Виллио без моей инициативы. Слишком уж часто он мелькал у них перед глазами. Года два назад он был замешан в скандале, связанном со смертью другого молодого аристократа, его хорошего знакомого. Тот умер от передозировки наркотиками. На Виллио пало подозрение в том, что это он поставлял другу наркоту.

Я сжал кулаки. Новость оказалась совсем из иного разряда, совсем не того, что я ожидал. Таркус не обратил внимания на меня. Видимо, он уже перешагнул некий барьер стеснительности, и теперь спокойно продолжал дальше:

– Тогда это замяли, прямых улик не было, да и Серое Братство вступилось за своего клиента, с их-то связями. Но материал, накопанный моими шпиками, говорит сам за себя: Виллио наркоторговец, распространяющий наркотики среди знати и по сей день. Здесь всё, что у меня есть, – Таркус вытянул из внутреннего кармана несколько сложенных вдвое листов. – Я это не включил в отчёт, не было надобности. А теперь решил, что тебе будет интересно взглянуть. Это всё, что я хотел тебе сказать.

Он передал мне бумаги, встал со стула и пошёл к выходу.

– Таркус, – позвал я его.

Он обернулся.

– Спасибо, – сказал я.

Он кивнул и ответил:

– Не за что. Возможно, я должен был сделать это сразу.

Дверь закрылась за ним. Я пролистал бумаги. Информации немного, но её было вполне достаточно. Имена нескольких постоянных клиентов Виллио, имя человека, поставлявшего ему наркотики, имя Пчелы, который работал с ним, как с клиентом Братства. Отчёт о двух днях слежки.

Серые, как ни странно, не были замешаны в торговле наркотиками. Этим занималась посторонняя бандитская группировка, хотя они, скорее всего, отстёгивали Братству процент. Поэтому осведомители Таркуса перестали следить за Виллио, он ему был не интересен.

Я сложил бумаги и засунул их в свой внутренний карман. Ох, Лара, куда ты влезла, глупая дура? И что мне теперь делать?

Глава 20.

Я постучал кулаком в оббитую железом дверь. Глухой звук набатом раздался в ночной тиши. Я чертыхнулся про себя. Нужно быть потише. Латанги нетерпеливо переминался с ноги на ногу у меня за спиной, скрипя снегом. Температура воздуха прилично упала, после заката солнца прошло уже часов восемь. Дверь начала открываться, протестующе скрипя. Толстая цепь позволила ей приотвориться лишь на пядь.

– Пароль? – просипел простуженный голос из щели.

– Стража и звёзды, – ответил я.

Дурацкая фраза, но придумывал не я. Позвенев цепью, обладатель простуженного голоса распахнул дверь. Мы вдвоём прошли мимо прижавшегося к стене человека. Он закрыл дверь за нами. Полутьма царила в этом коридоре Третьей Городской Тюрьмы. За поворотом горел факел, отражённым светом слегка освещая нам путь. Мы свернули за угол. Под факелом, закреплённым в стене, стоял Каранжи, одетый в такой же серый плащ, как и мы.

– Всё готово. Я проследил, что бы никто не смог предупредить их, – сказал он.

– Тогда начнём, – сказал я и застегнул низ капюшона, закрывая лицо.

Близнецы тоже застегнули свои капюшоны и Каранжи повёл нас к цели, открывая по пути двери ключами из большой связки и закрывая их за собой. Тишина царила в тюрьме, только факелы на стенах изредка потрескивали горящей смолой. Мы дважды свернули направо, поднялись на второй этаж, миновали обезлюдевшую караулку, свернули один раз налево, пройдя в общей сложности метров сто пятьдесят, и никого так и не встретили по пути.

Каранжи остановился возле одной из камер и молча указал пальцем на дверь. Затем передал мне ключ, снял факел со стены, пошёл дальше по коридору и свернул за угол, оставив нас в темноте. Мы простояли около пяти минут, дожидаясь его. Наконец он вернулся и кивнул головой.

Я вставил ключ в замочную скважину, осторожно повернул его, и замок тихо щёлкнул. Я удовлетворённо хмыкнул, положил ключ в карман и вытащил из ножен короткий клинок. Такие использовали Мечи Братства. Близнецы вытянули своё оружие, точь-в-точь похожее на моё. Один, два, три, четыре… Я услышал шум шагов за поворотом, из-за которого только что вернулся Каранжи. Игра началась. Я распахнул дверь.

Факел, который поднял у меня за спиной Каранжи, осветил тюремную камеру. Стол под узким зарешёченным окном, отхожее ведро, накрытое деревянной крышкой, две койки возле противоположных стен. На койках лежали двое магов. Те самые, которых мы пытались расколоть вот уже третьи сутки.

Один всё ещё не проснулся, а второй приподнялся на постели и открыл глаза, сонно уставившись на меня. Наконец он сфокусировал взгляд и разглядел мою серую одежду и меч в руке. Его рот моментально распахнулся, и он издал истерический вопль, какой-то тонкий, вовсе не мужской. Такой звук можно ожидать от женщины или ребёнка.

В этом момент из-за поворота начали выбегать стражники с оружием и факелами в руках. Поднялся несусветный ор. Стражники кричали в разнобой, кто «стоять», кто «ни с места», а кто и вообще нёс какую-ту несусветную белиберду. Из камеры к первому голосу присоединился второй, более низкий. Он читал заклинание, позабыв спросонья, что на него наложено Безмолвие. Близнецы проорали в один голос: «Шухер!» и накинулись на стражников. Зазвенела сталь.

Я отвлёкся на пару секунд, глядя как слаженно действуют мои стажёры. Просто загляденье. Затем шагнул в дверной проём, поднимая меч. На секунду затихший маг с бабьим голосом возобновил своё соло, не слезая с постели. Второй маг успел вскочить на ноги, забился в промежуток между столом и койкой и прикрылся до груди одеялом, словно оно могло защитить его от хорошей стали. В этот момент со стороны, откуда пришли мы, тоже повалила стража.

Я взревел, как раненная саблезубая кошка, оставил магов в покое и набросился на тюремную охрану. За моей спиной слышались азартные крики близнецов, звон сталкивающего метала, хеканье и ругань стражников. Сразу несколько ударов тяжёлых палиц полетели в меня.

Это было веселье на славу. Я танцевал, уклоняясь от свистящих вокруг меня костедробилок, отбивал их скользящими ударами своего меча в стороны, бил по их щитам клинком и ногами, подпрыгивал, приседал и уходил от выпадов шестерых тюремщиков.

Так мы развлекались почти целую минуту. Потом удачный удар одного из противников выбил клинок из моей руки. Короткий меч жалобно звякнул об каменную стену, высек из неё сноп искр и упал на пол. Тяжёлая палица гупнула меня по спине, ощутимо даже сквозь кольчугу и толстый зимний плащ. Я полетел на пол вслед за своим клинком, умудрившись упасть лицом вперёд в дверной проём камеры.