Победы, которые не умирают

Клеант моргнул, кивнул Проклу и пошёл к тростниковой подстилке. Парень точно знал: на следующих Играх он будет не зрителем, а участником. Никто не помешает ему показать, на что он способен!

Глава 3. Тираны и мятежники

– Гектор, выходи! Опоздаем! – раздался крик матери. – Нам ещё до города надо добраться. – Они жили в доме, расположенном в нескольких стадиях от Афин по пути к Элевсину.

Мать с отцом стояли у двери. София поправила искусно сделанные складки нового льняного шафранового хитона3, который поддерживался узким кожаным пояском на поясе и груди. Роса успела намочить коричневые кожаные сандалии и подол с вышитым волнистым орнаментом, но солнце уже пламенело на горизонте, а грядущий летний денёк обещал быть жарким. Лёгкая прозрачная лазурная накидка соскользнула с головы, в ушах закачались недавно подаренные Проклом изящные золотые серьги с подвесками в виде фигурок птиц. София поправила золотистую ленту, которая поддерживала рыжеватые локоны и хорошо сочеталась с янтарным цветом глаз, и снова накинула ткань на голову. Золотая гривна на шее казалась невесомой, запах духов из фиалки и шафрана щекотал ноздри.

София радовалась возможности выбраться из дома, ведь замужней даме не пристало бывать на людях; лишь во время больших праздников она могла позволить себе показаться на публике. Сегодня последний день праздника Великие Панафинеи. Со времён тирана Писистрата он стал самым популярным и грандиозным в Афинах, прославляя победу афинского царя Тезея над Минотавром. Сыновья Писистрата – Гиппий и Гиппарх – поддерживали созданные отцом традиции. Празднество состояло из состязаний музыкантов, атлетов, конных соревнований и продолжалось несколько дней. Победителей объявили, призы – большие амфоры4 с оливковым маслом – раздали, теперь предстояла самая торжественная часть действа – процессия к акрополю во славу богини Афины с жертвоприношениями и последующим пиром для горожан.

София вспомнила, как молодой девушкой участвовала в празднествах, и её охватил знакомый восторг. Обычно спокойный и невозмутимый Прокл в доспехах гоплита с улыбкой наблюдал за женой, опираясь на копьё и держа щит в левой руке.

Наконец в дверях появился Гектор, и семейство на повозке отправилось к Дипилонским воротам – главным воротам Афин. Оттуда начнётся шествие к установленному на акрополе памятнику богине Афине – покровительнице города.

Толпы народа также стекались к окружающей Афины мощной стене из каменных блоков, повсюду звучало пение, ревели предназначенные для жертвоприношений быки. Словно предчувствуя судьбу, один бык вырывался так яростно, что хозяин с трудом с ним управлялся, укрытый в столбе дорожной пыли. Лица людей были освещены восходящим солнцем и улыбками, наряды женщин и девушек соперничали друг с другом в красоте и пышности, их украшения переливались и сверкали, мужчины бряцали копьями и щитами. В воздухе стоял запах свежесрезанных оливковых ветвей и цветов, в корзинах на головах девушек позвякивала серебряная посуда – будущий дар покровительнице Афин. Над людским морем возвышался, словно парус, натянутый пеплос, искусно сотканный из тончайшей ткани и укреплённый на мачте с колёсами. Этот плащ с вышитыми сценами сражений Афины с гигантами наденут на статую Афины в храме на акрополе.

– Прокл, подожди, – послышался чей-то голос, рядом, протиснувшись сквозь толпу, возникли братья Диадор и Финний.

Братья вернулись из путешествия в Северный Понт и могли поделиться интересными новостями. Гектор обрадовался им и хотел о многом спросить, но те были явно чем-то озабочены и не расположены к разговорам с подростком.

– Я слышал, в Афинах неспокойно, – без преамбул обратился Диадор к Проклу. – Мы так долго отсутствовали, что совершенно не в курсе дел. Надеюсь, эти двое не устроили какую-нибудь очередную глупость, – он кивнул на Гиппия и Гиппарха, которые присоединились к процессии в окружении свиты наёмных телохранителей-дорифоров. Они были в белом, как и все должностные лица. Впрочем, Гиппарх вскоре отделился от толпы и ускакал: ему предстояло встречать процессию на акрополе.

Прокл огляделся, и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, тихо заметил:

– Не сказал бы. Их власть с каждым днём кажется менее прочной, так продолжается все тринадцать лет их правления. Они пытаются укрепить своё положение, многие недовольны. Их методы становятся грубее, доступ к управлению государством для тех, кто не слишком близок их семье, практически закрыт.

– Похоже, твоё мнение о них не изменилось, – вмешался Финний. – Ты поэтому никогда не пытался возглавить какую-нибудь коллегию?

– Верно. Люди, способные убить олимпийского чемпиона, недостойны власти, служить им мне претит.

– Не надо быть таким идеалистом, Прокл. Я знаю – Кимон был твоим родственником, почти отцом, третья победа в гонке тетрипп принесла бы ему величайшую славу…

– Третья? – прервал брата Диадор. – Насколько я помню, вторую победу он подарил Писистрату ради возможности вернуться в Афины. Победителем тогда стал тиран Афин, а не Кимон. Подари он Писистрату и третью победу, остался бы жив.

– Боюсь, попытки договориться с такой властью слишком дорогое удовольствие, и чем дальше, тем дороже, – в словах Прокла слышалась горечь.

– Ладно, довольно вспоминать прошлое, – прервал Диадор. – Кимон погиб больше десяти лет назад. Мне тоже было его жаль. Писистрат с сыновьями завидовал его победам, а я ими восхищался. Они приносили славу Афинам. Ведь до Кимона трижды в гонке колесниц побеждал лишь один – и тот из Спарты.

– Кто? – поинтересовался Гектор, который до сих пор глазел по сторонам в поисках приятелей.

Взрослые поначалу растерялись, но Прокл почти сразу ответил:

– Его звали Эвагор. Праксидам знал его – они вместе выступали на играх. Кстати, – обратился он к братьям, – в Спарте в прошлом году появился новый царь – Демарат.

– И кого из двух царей он сменил – Клеомена или Аристона?

– Аристона. Демарат – его сын. Клеомен по-прежнему правит, он достаточно молод, чтобы стоять во главе государства ещё долго.

– Да уж, на счастье Гиппия. Ведь у него со Спартой весьма тесные отношения.

– Не думаю, что они так уж прочны, а Гиппий, к тому же, связан и с врагом Спарты – Аргосом. И потом, Спарту всегда больше волновали внутренние дела Пелопоннеса, чем всей Эллады.

– Боюсь, это продлится недолго. Скоро всем нам придётся заниматься делами Эллады. Мы с Финнием давно не были на родине, но, поверьте, некоторые вещи виднее со стороны, – голос Диадора понизился, словно он боялся чужих ушей.

– Ты имеешь в виду персов? – спросил Прокл.

– Дарий силён, как никогда. Несколько лет назад он провёл успешный поход против племён саков-массагетов – они живут на восток от Каспийского моря. Саки погубили персидского царя Кира. Государство, созданное Киром, Дарий держит твёрдой рукой, а ведь это огромная территория – от Ионии и Вавилона до самой Индии, не считая Египта и Финикии. Страны платят ему дань, всюду он ставит наместников-сатрапов и верные гарнизоны. Победа над саками так его раззадорила, что теперь он задумал пойти против скифов.

– Он уже давно собирается.

– На этот раз дело серьёзное. Он готовит огромные силы. По дороге из Понта я побывал на Херсонесе Фракийском у Мильтиада. Он подтвердил: Мандрокл с Самоса будет строить для Дария мост через Боспорский пролив. Это неспроста. Мне показалось, Мильтиад и сам не знает, как ему быть. С одной стороны, приходится считаться с персами, с другой – он не из тех, кто любит подчиняться. Кому понравиться быть персидским ставленником вместо того, чтобы оставаться единоличным тираном Херсонеса? Да что я говорю, ты знаешь родственника получше меня.

– Мы из одного рода, но это не значит, что мы друзья. Мы редко находили общий язык, к тому же, он в основном жил на Херсонесе. Однако если он растерян, это действительно серьёзно. Как бы я к нему ни относился, его умение разбираться в любой ситуации меня с детства восхищало.

Внезапно разговор прервал какой-то шум и движение в толпе.

– Что происходит? – увлечённые беседой Прокл и Диадор только теперь заметили, как вокруг поднялось странное волнение. Со всех сторон толпу окружали телохранители Гиппия, помаленьку люди оказались в кольце вооружённых охранников во главе с тираном. Все перешёптывались и, вытянув шеи, взволнованно и обеспокоенно оглядывались по сторонам.

– Всем положить оружие на землю и отойти к стене! – команда прозвучала решительно, а угрожающие позы дорифоров не оставляли сомнения: попытка сопротивления ничего не даст. На землю полетели копья и щиты. Несколько телохранителей полезли в толпу, выискивая оружие.

София придвинулась к Гектору, прикрывая его от охранников. Прокл подошёл к жене.

Послышался торжествующий вопль – какой-то дорифор поднял вверх кинжал, отнятый у одного из присутствующих. Деревянную рукоять украшало бронзовое ажурное навершие в виде сфинкса с тёмно-красным камнем в одном глазу. Камень из второго глаза выпал и остался валяться на дороге. Кинжал не был частью воинского снаряжения для праздника, а попытка владельца скрыть оружие вызывала подозрения. Очевидно, дорифоры искали подозрительных лиц. Пятеро охранников набросились на владельца кинжала и начали избивать его, хотя тот и не пытался сопротивляться. Толпа заволновалась, но никто не осмелился вмешаться.

Когда охранники отошли от жертвы, понять, жив ли мужчина, было невозможно. София отвернулась, крепко прижавшись к мужу и стиснув руку сына. Гектор ошарашенно смотрел на происходящее, при виде окровавленного, покрытого пылью тела ему стало тошно. Не понимая, в чём дело, он жалел скорченного в три погибели человека. Гектор много слышал о смерти. Спортсмены гибли на состязаниях, воины – в сражениях, его друг утонул в море, но то были обычные смерти, несчастные случаи, война, воля богов.

Мальчик видел, как напрягся отец, видел братьев, которые, стиснув зубы, наблюдали за избиением, видел белое лицо матери. Люди оцепенели, покорённые кучкой чужестранцев-наёмников. Ожидание продолжалось долго, солнце успело высоко подняться над горизонтом. Наконец к Гиппию прискакал взмыленный гонец и что-то тихо передал ему на ухо. По знаку тирана телохранители бросились к нему, прихватив избитого мужчину, после чего они все вместе направились в центр Афин.

– Что происходит? – вопрос волновал всех. Атмосфера праздника испарилась, сменившись разочарованием и горечью. Люди начали приходить в себя и расходиться – подальше от лужи крови на земле.

– Мы идём домой, – резко заявила София, не дав Проклу и слова сказать. Тот лишь кивнул:

– Я провожу вас, потом постараюсь выяснить, в чём дело.

– Ну а мы ждать не будем. Думаю, стоит пойти туда, – Финний махнул в сторону, куда отправился Гиппий. – Такое ощущение, что раскрыт какой-то заговор. Не знаю, как вам, а мне страшно. – Братья быстрым шагом направились к афинской агоре – рыночной площади, где можно узнать последние новости.

Когда Прокл, София и Гектор на повозке добрались до дома, Прокл, несмотря на протесты жены, тут же распряг лошадь и поскакал на ней обратно. Вернулся он обеспокоенным. Братья были с ним.

– Гиппарх убит, – с порога сообщил Прокл жене и сыну. – Его убили Гармодий и Аристогитон.

– Но зачем? – воскликнул София. Она отлично знала обоих: они происходили из рода Гефиреев, к которому по матери принадлежала и она сама.

– По городу хотят одни слухи – никто толком ничего не знает. – Прокл устало опустился в кресло, откинув голову на высокую спинку и уронив руки на подлокотники. – Кто-то говорит, что Гиппарх оскорбил сестру Гармодия, запретив ей участвовать в процессии Панафиней. Гармодий гордец, ему это не понравилось. Однако, судя по всему, они действовали не одни.

– Я слышал, Гиппарх преследовал Гармодия, ведь он любит красивых юношей, – вмешался Диадор. – Некоторые, правда, утверждают, что не Гармодия, а его сестру. Ты же знал Гармодия – как ты сам считаешь? Нас целый год не было, но разве ты ничего не замечал?

– Будто ты не знаешь Прокла, он не из тех, кто интересуется политикой. Он бежит от неё, как от чумы, – вмешался Финний.

– Я видел, они замышляют кое-что, но не особенно беспокоился. Род Гефиреев с давних пор борется за увеличение политических прав. Многие до сих пор смотрят на них, как на чужаков, – пожал плечами Прокл.

– А я согласен с Гефиреями, – заявил Финний. – Наши роды в последнее время тоже не жалуют.

– Толку жаловаться? – голос Прокла прозвучал так резко, что присутствующие замолчали. – Пока у власти тираны, остальным приходится терпеть. Добиться реальной власти можно, лишь забрав её у Гиппия. Похоже, Гармодий и Аристогитон так и решили поступить и проиграли. Гиппий жив, Гармодий мёртв, Аристогитон сбежал – вряд ли он сумеет скрыться из Афин.

– А что делать? – Диадор готов был взорваться. – Что ты предлагаешь?

– Ничего я не предлагаю. Мне претит любое убийство. Я не люблю Гиппия, но теперь он будет бояться, а напуганный тиран страшнее загнанного зверя. Страх потерять власть помрачит его и без того не самый большой ум.

– Но сидеть и ждать, пока он творит, что пожелает, мы не хотим.

– Тогда почему вы не присоединились к тираноубийцам?

– Мы ничего не знали.

– А если бы знали? – жёстко усмехнулся Прокл. – Объединились бы с ними? Или предпочли посмотреть на результат? Говоря о совместных действиях, каждый род думает только о собственных интересах. Бутады – один из древнейших и знатных родов – никогда не будут на одной стороне с вами, Алкмеонидами. Клисфен и Мильтиад друг друга терпеть не могут, Гефиреев до сих пор воспринимают, как чужаков, хотя живут они в Афинах немногим меньше нас или того же Писистрата.

Никогда Гектор не видел, чтобы отец говорил так запальчиво – ему стало не по себе.

Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Однако вновь прибывший казался безобидным – щуплая женщина лет тридцати, к тому же рабыня. Она испуганно попросила, нельзя ли повидать госпожу, и прошмыгнула на женскую половину, когда Прокл кивком дал согласие.

Вскоре София появилась в сопровождении рабыни и подошла к мужу.

– Меня зовёт подруга. Она на улице. Я сейчас вернусь.

Прокл собирался проводить жену, но София махнула рукой мужу и, не дожидаясь его, вышла. Несколько мгновений спустя раздался страшный крик.

– София! – Прокл рванул к двери. За ним выскочили на улицу братья с Гектором.

На пыльной дороге лежала женщина в шафрановом хитоне и лазурной накидке. Приблизившись, Гектор остановился в нескольких шагах от тела. Он чуть не зажмурился. Он не хотел верить, что это мама, даже глядя на отца, который опустился на колени, крепко прижал женщину к груди и застыл, стиснув зубы и чуть раскачиваясь взад-вперёд. Гектор не замечал и не слышал ничего вокруг. Мало-помалу реальность начала давать о себе знать. Послышался стон, полный боли и тоски, затем крики соседей.

– Мама! – голос дрожал и срывался. Гектор звал мать снова и снова, будто пытаясь уверить себя, что обращается к живой Софии. Потом он кричал, захлёбываясь слезами, не стесняясь никого, а отец притянул его к себе, обнял и говорил какие-то слова.

Неслышно подошёл Финний и что-то тихо прошептал Проклу. Тот, неохотно кивнув, выпустил сына из объятий и наклонился над женой, чтобы поднять её тело и перенести в дом. Взгляд Гектора невольно обратился вниз, на платье матери. Одна вещь приковала внимание Гектора. В боку Софии торчал кинжал. Гектор похолодел, глядя на смертельное оружие, – этот кинжал дорифоры Гиппия забрали у убитого ими мужчины.

Не в силах больше смотреть, Гектор отвернулся, не пытаясь вытереть слёзы. Мир расплывался перед глазами, алевшее вдали заходящее солнце напомнило ему о кровавой драме. Он всегда был уверен в будущем, но сейчас его шатало, весь мир вокруг кружился. Впервые в жизни он не представлял, что ждёт его в новом году, который только что начался.

***

– Приветствую тебя, Мильтиад. Знакомься, мой сын Гектор.

– Да ведь мы знакомы – я видел его лет десять назад, – мужчина смерил Гектора весёлым взглядом. – Правда, он был куда меньше ростом. Приветствую тебя, Гектор. Нравятся мои владения? – широким жестом тиран Херсонеса Фракийского обвёл вокруг рукой, унизанной золотыми перстнями с гранатами и сапфирами. Просторная комната во дворце Мильтиада тоже кричала о богатстве: разноцветные мягкие ковры на полу и стенах, резные деревянные столики, уставленные серебряной посудой и роскошными тонкими глиняными чашами с восточными орнаментами, молчаливые рабы, снующие туда-сюда.

Гектор кивнул и невольно улыбнулся, столько энергии и живости исходило от этого человека. Лет за сорок, худощавое вытянутое лицо с бородой и усами, вьющиеся волосы, ощущение силы и уверенности.

После смерти Софии Прокл немедленно принял решение об отъезде. Гектору пришлось подчиниться, хотя он мечтал лишь о мести. Он во сне видел тот проклятый кинжал; убийца – тень без лица – напоминал маску актёра в театре: чёрную, плачущую кровавыми слезами.

Театр был относительно недавним развлечением и быстро обретал популярность в Афинах, превращаясь из праздника в честь бога вина и веселья Диониса в увлекательное зрелище. Прокл несколько раз водил Гектора на агору, где на специальной площадке устраивались представления – зрители наблюдали за ними со склонов акрополя. Раньше мальчика приводили в восторг песнопения и музыка, поэтические диалоги хора и актёра, надевающего различные маски – теперь Гектор был уверен, что никогда больше не захочет видеть ни одного представления.

Гектор не хотел уезжать: он мечтал найти подонка и расплатиться с ним за смерть мамы, однако отец настроился на отъезд. Что-то, чего Гектор не понимал, вынуждало Прокла покинуть родной край ради жизни на чужбине. Впрочем, понимать мальчик не хотел. Как понять человека, который смирился с такой потерей и отказался от розысков?

Глаза защипало – Гектор изо всех сил зажмурился. Воспоминания о матери вызывали сильную боль. Отец тоже был сам не свой. Гектор замечал, как он напряжён и рассеян – иногда до полного равнодушия к окружающему миру. И всё же простить отцу бегство из Афин он не мог. Они с Проклом почти не разговаривали в последние дни.

– Погуляй пока по городу, познакомься с кем-нибудь. Нам с твоим отцом надо кое-что обсудить, – слова Мильтиада прозвучали как приказ, хотя и смягчённый улыбкой.

Недавно Гектор обиделся бы на такое пренебрежение, сейчас лишь кивнул и отправился к морю.

Херсонес Фракийский – вытянутый с запада на восток полуостров, омываемый Эгейским морем с севера и проливом Геллеспонт с юга, – был, по сути, границей между Европой и Азией, границей между миром северных варваров и цивилизованных эллинов. На нём располагались несколько небольших поселений: Сест, Элеунт, Кардия, Пактия, Мадит. В Сесте они в данный момент и находились. Городок обладал самыми мощными укреплениями на полуострове. На противоположном берегу Геллеспонта, чуть дальше на юг вдоль эгейского побережья Азии, располагалась знаменитая Троя. Ещё не так давно Гектор мечтал её увидеть, теперь даже не вспомнил о битвах, гремевших неподалёку столетия назад.

В порту Сеста, как и в Фалерской гавани Афин, царила шумная суета, сновали туда-сюда моряки, торговцы, рабы-грузчики, помимо эллинской слышалась совершенно незнакомая речь, одежды поражали пестротой расцветок и разнообразием фасонов.

Херсонес находился на перекрёстке важнейших торговых путей: отсюда можно было попасть на юг – в Египет – и на север – во Фракию. Но главное, вдоль берегов Херсонеса протекали воды Геллеспонта – пролива, через который проходил путь из Эгейского моря в Пропонтиду, а оттуда по Боспору – в Понт Эвксинский.

В отличие от Афин, в Сесте преобладали выходцы с Востока и другие представители варварских народов. Здесь были фракийцы в лисьих шапках с острым верхом и закрывающими уши лентами, пёстрых бурнусах, с ногами, обмотанными оленьими шкурами; персы с войлочными тиарами на голове, в кафтанах и кожаных штанах, арабы в длинных развевающихся бурнусах; финикийцы в богатых украшениями одеяниях из прекрасных тканей, которые славились повсюду; многие другие, кого Гектор не знал. Он с любопытством рассматривал всех вокруг и вдруг заметил мальчика, примерно своего ровесника. Он тоже пялился на окружающих. Впрочем, «пялился» – не совсем точное выражение. Скорее, спокойно и внимательно рассматривал, прищурив карие глаза и прикидывая что-то про себя. Судя по одежде – короткому хитону и плащу-хламису, мальчик – эллин, но было в его облике что-то варварское, необычное. Может, прямые каштановые волосы незнакомца, не знавшие завивки и кое-как причёсанные? Его загорелое твёрдое лицо с прямым носом покрывали веснушки, на подбородке красовалась ямочка. Гектору захотелось узнать о незнакомце побольше, да и скучно бродить в одиночестве по новым местам.

Однако не успел Гектор подойти поближе и познакомиться, как мальчик высмотрел в гавани какой-то корабль, улыбнулся и помчался к берегу. Гектор последовал за ним. Мальчик явно кого-то встречал. Когда Гектор увидел кого, то и сам рванул навстречу новоприбывшим. Он узнал Праксидама, чья мощная фигура выделялась на фоне остальных словно гигантская статуя бога или царя.

Праксидам и мальчик едва успели обменяться приветствиями, когда Гектор вмешался и схватил Праксидама за руку.

Тот удивлённо перевёл взгляд на Гектора, удивление сменилось узнаванием.

– Гектор? Приветствую тебя. Как ты здесь оказался? Ты с отцом?

– Да, мы только что приехали. Маму убили, вот отец и решил уехать. Я не хотел – он заставил! Не ожидал вас увидеть! Так рад, что вы здесь! – Праксидам решительным жестом остановил его и резко спросил:

– Софию убили? Кто? Как это случилось?

– Мы не знаем. Я говорил, что не надо уезжать, что мы должны найти убийцу, но он меня не слушал…

– Подожди, не торопись. Вы где остановились?

– У Мильтиада.

– Ну, конечно. К сожалению, мне нужно идти. Я должен навестить старого друга. Кстати, познакомься с его сыном Леандром из Каркинитиды. Леандр, это Гектор из Афин.

– А где это – Каркинитида? – обратился Гектор к Леандру.

– В Таврии. Полуостров на севере Понта, на границе со Скифией. Называется так, потому что населён таврами – это племя горцев…

– Вижу, твоя любознательность не уменьшилась, – Праксидам чуть улыбнулся Гектору, в глазах его читались тревога и грусть. – Послушай, сейчас мы с Леандром должны уйти. Передай отцу, что вечером я зайду к нему в дом Мильтиада. До вечера, Гектор.

Леандр тоже кивнул на прощание, и Гектор остался один.

***

Леандр тихо стоял у окна, разглядывая корабли в гавани Сеста и не вмешиваясь в разговор Феодора и Праксидама. Оба взрослых познакомились в прошлом году, когда Феодор побывал на Хиосе, который вёл активную торговлю с Понтом. Здесь же оказался Праксидам, закупавший хиосское вино. На Хиосе находился также Меарон из Милета, знакомый с Праксидамом и Феодором – все трое легко нашли общий язык. Эгинец рассказал об обществе, созданном несколькими его соотечественниками для торговых операций. Корабль принадлежал наиболее богатому члену общества, ещё трое, включая Праксидама, под взятые кредиты наняли команду и закупали товары на далёких рынках, с немалой выгодой продавая их на Эгине или переправляя дальше на Пелопоннес.

Вообще-то, Эгина больше торговала с западными землями и Египтом, но и Понт постепенно становился всё привлекательнее для эллинских купцов. Эгинцы решили не стоять в стороне. Эгина недаром была одним из центров эллинской торговли, собрав на небольшом клочке земли немалые богатства. Тут впервые в Элладе лет сто назад появились деньги, именно Эгина когда-то устанавливала единые меры веса монет.

Феодор давно налаживал связи для торговли. Каркинитида не была крупным полисом – скорее, маленьким поселением вдали от торговых путей. Основной поток товаров Северного Понта шёл через Ольвию с соседней Борисфенидой и через Пантикапей. Корабли, что изредка курсировали между полисами, иной раз бросали якорь в гавани Каркинитиды, да и то ненадолго. Каркиниты пользовались любым шансом достать ценные товары, продавать же свои вне Северного Понта у них почти не было возможности. Феодор постоянно бывал в Ольвии для покупки или продажи товаров, но он давно хотел наладить прямые поставки в Элладу или Ионию из Каркинитиды и обратно. Товаров жители Каркинитиды предлагали немного: зерно, рыбу, морепродукты или полученные от скифских племён шерсть, шкуры и кожи. Собственно, Ольвия торговала тем же, зато Каркинитида могла продать кое-что подешевле или без торговых пошлин.

В последние годы торговлю затруднял захват Персией торговых путей в Эгейском море. Эгейские купцы боялись отправлять в Понт корабли, однако потребности растущих городов Эллады вынуждали их идти на риск, сбиваясь в крупные караваны. Так корабль Праксидама и его товарищей оказался на Херсонесе Фракийском. Отсюда его должен был сопровождать Феодор. С караваном они планировали добраться до Истрии, затем плыть в Каркинитиду через Ольвию, где они собирались продать часть товаров.