Русское искусство II. Неучтенные детали

Novosyolov N. V., Khrustalyov D. G. Оt Blagovescheniya k Sofii ili naoborot? (К probleme nachal’nogo etapa monumental’nogo stroitel’stva v Novgorode) [From the Annunciation to Sofia or vice versa? (On the problem of the initial stage of monumental construction in Novgorod)] // Novgorodsky istorichesky sbornik [Novgorod historical collection]. St Petersburg, 2013. T. 13 (23). P. 20–47.

Polnoye sobraniye russkikh letopisey [Complete Collection of Russian Chronicles]. Т. 5. St Petersburg, 1851. VI, 297 pp.; Т. 7. St Petersburg, 1956. X, 347 pp.; Т. 16. St Petersburg, 1889. 320 pp.; Т. 23. St Petersburg, 1910. V, 243 pp.: Т. 15, part. 1. Petrograd, 1922. VIII, 186 pp.; Т. 15. Moscow,1965. VIII, VII pp., 186, 504 pp.

Rappoport P. А. Dnevnik raskopok drevnego khrama na «Tserkovschine» vozle sela Zarubintsy i khrama Mikhaila v Pereyaslav-Khmel’nitskom v 1949 g. Vtoraya tetrad’ [The diary of excavations of the church in the Tserkovshchina» near the village of Zarubintsy and the church of St Michael in Pereyaslav-Khmelnitsky in 1949. The second notebook] // Arkhiv ИИМК РАН, ф. 35, оп. 1, д. 111.

Rappoport P. А. Russkaya arkhitektura X-XIII vv. Latalog Pamyatnikov [Russian architecture of the 10th – 13th centuries. Catalog of Monuments]. Leningrad: Nauka, 1982, 136 pp.

Rappoport P. А. Stroitel’noye proizvodstvo v Drevney Rusi v X–XIII vv. [Construction production in Old Russia in the 10th – 13th centuries]. St Petersburg: Nauka, 1994. 158 pp.

Sedov Vl. V. Rabota novgorodskoy arkhitekturno-arkheologicheskoy expeditsii [The work of the Novgorod architectural and archaeological expedition] // Arkheologicheskiye otkrytiya 2000 goda. [Archaeological discoveries of 2000] Moscow: 2001. P. 40–41.

Sedov Vl. V. Arkhitekturno-arkheologicheskiye issledovaniya tserkvi Blagovescheniya na Gorodische bliz Novgoroda v 2000 i 2012 godakh [Architectural and archaeological research of the Church of the Annunciation on the Hillfort near Novgorod in 2000 and 2012] // Novgorod i Novgorodskaya zemlya. Istoriya I arkheologiya. Vyp. 28. [Novgorod and Novgorod land. History and archeology. Vol. 28]. Veliky Novgorod: Novgorodsky muzey-zapovednik, 2014. P. 77–93.

Etinhof О. Е. Novye dannye o freskakh XII v. v tserkvi Blagovescheniya na Gorodische в Novgorodе [New data on frescoes of the 12th century in the Church of the Annunciation on the Hillfort in Novgorod] // Kapterevskiye chteniya 16. [Kapterevsky readings 16] Moscow: 2018. P. 1–13.

Etinhof О. Е. Zabytye kiyevskiye freski vtoroy poloviny XI v. [The forgotten Kiev frescoes of the end of the 11th century] // Vestnik RGGU. Seriya «Literaturovedeniye. Yazykoznaniye. Kul’turologiya». Nauchny zhurnal. Arbor mundi. Moscow: 2019. № 1, part 2. [RSUH Bulletin Series «Literary Theory. Linguistics. Cultural Studies». Academic Journal. Arbor mundi]. P. 140–154.

Etinhof О. Е. Freski XII veka tserkvi Blagovescheniya na Gorodische в Novgorodе (Predvaritel’nye nablyudeniya) [The 12th century frescoes of the Church of the Annunciation on the Settlement in Novgorod (Preliminary observations)] // Architekturnaya archeologiya [Architektural archeology]. Moscow: 2019. N 1. P. 178–193.

Yanin V. L. Aktovye pechati Drevney Rusi X–XV vv. Т. 1: Pechati X – nachala XIII v. [Actual seals of Ancient Russia X – XV centuries. T. 1: Seals X – early XIII century.] Moscow: Nauka, 1970. 326 pp.

Yanin V. L. Novgorodsky skriptory rubezha XI–XII vv. Lazarev monastyr’ [Novgorod scriptorium of the turn of the 11th–12th centuries. Lazarev Monastery] // Archaeographichesky ezhegodnik za 1981 g. [1981 Archaeographic Yearbook]. Moscow: Nauka, 1982. P. 52–63.

Забытая страница истории русского книжного искусства. Иллюминированные экземпляры московских старопечатных изданий

А. С. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ48

A FORGOTTEN PAGE IN THE HISTORY OF RUSSIAN BOOK DECORATION. ILLUMINATED COPIES OF OLD MUSCOVITE PRINTED EDITIONSA. S. PREOBRAZHENSKIJ

Аннотация. Декорация русской книги эпохи позднего Средневековья изучена крайне неравномерно. За пределами внимания исследователей остаются целые группы памятников и, в особенности, ряд пограничных явлений, лишь от случая к случаю упоминающихся в литературе. К их числу относится традиция дополнительного украшения ранних печатных изданий, возникшая одновременно с самим русским книгопечатанием. Их фигуративные и орнаментальные гравюры прописывались золотом, подцвечивались, превращались в живописные композиции или заменялись либо дополнялись миниатюрами. Подобные манипуляции, превращавшие типовой экземпляр тиража в «штучное» произведение, производились с книгами разного содержания. Однако особенно часто золотом и красками украшались напрестольные Евангелия, вкладывавшиеся членами царской семьи, представителями московской аристократии и церковными иерархами в крупные храмы Московского государства. Особое распространение этот обычай получил после выхода в свет Евангелия 1606 г. печатника Анисима Радишевского – первого Евангелия московской печати, имевшего гравюры с изображениями всех четырех евангелистов. В статье рассмотрены некоторые иллюминированные экземпляры этого издания, находящиеся в отечественных и зарубежных собраниях.

Ключевые слова: древнерусское искусство, Россия XVII века, искусство книги, старопечатные книги, гравюра, живопись, миниатюра, орнамент, Евангелие.

Abstract. Decoration of the late Medieval Russian manuscripts and printed books has been studied extremely unevenly. Some groups of monuments, especially those located at the interdisciplinary borderline, remain almost unnoticed or only occasionally mentioned in the literature. One of these phenomena is the practice of additional decoration of early Russian books which arose simultaneously with Muscovite book printing. Figurative and ornamental engravings were rather often decorated in gold, slightly colored, turned into painted compositions, replaced or supplemented by miniatures. Similar manipulations that would made standard copy an individual luxurious piece were carried out with books of different content. However, the altar Gospel were decorated with gold and paints especially often. They used to be donated by members of the royal family, aristocrats and Church hierarchs to important churches of the Moscow state. This custom became especially widespread after 1606, when the printer Anisim Radishevsky had published a new edition of the Gospel, the first Moscow printed Gospel with engravings of all four evangelists. The article discusses some illuminated copies of this book, kept in domestic and foreign collections.

Keywords: Old Russian art, 17th century Russia, art of book decoration, early printed books, engravings, paintings, miniature, ornaments, Gospel books.

Среди «неучтенных деталей», которыми изобилует история русского искусства эпохи позднего Средневековья, выделяется целый ряд больших и малых проблем, связанных с декором рукописной и печатной книги. Нельзя сказать, что эта тема совсем уж не учтена или полностью обойдена вниманием исследователей, однако в старой и современной научной литературе одни ее аспекты явно пребывают в тени других. Так, в случае с рукописями XVI–XVII вв. особой популярностью пользуются вопросы состава и иконографии пространных циклов миниатюр, которые сопровождают тексты самого разного содержания, а также тема орнаментального декора манускриптов (в основном XVI столетия). В случае со старопечатной книгой историков искусства обычно привлекают проблема генезиса и состава орнаментальных мотивов, декоративные формы, организующие книжный лист, и отчасти – фигуративные гравюры. Иными словами, в центре внимания, как правило, оказываются новые явления, ставшие символами симптоматичных для эпохи (и симпатичных для ученого) перемен. Между тем в той же области – как в рукописной, так и в печатной книге – существуют традиционные формы, которые далеко не всегда выглядят просто пережитками прошлого. Напротив, они продолжают играть системообразующую роль в структуре кодекса, при этом вступая в любопытные, то дополняющие, то контрастные сочетания с техническими и художественными новациями и, следовательно, по-своему отображая динамику изменений в культуре.

Мы имеем в виду прежде всего старые изобразительные «жанры», свойственные средневековому искусству книги: изображения (портреты) авторов или главных героев текста, иллюстрирующие или толкующие текст маргинальные композиции, а в известной степени – и лицевые изображения на металлических или иных элементах книжных окладов. Впрочем, оклады (преимущественно драгоценные оклады напрестольных Евангелий) активно изучаются специалистами по прикладному искусству. Что касается миниатюр традиционного содержания, в особенности авторских портретов, то, начиная с рукописей середины – второй половины XVI в. (то есть с момента появления книгопечатания в России), они фактически выпадают и из истории книжного декора, и из истории русского изобразительного искусства, более или менее случайно появляясь в выставочных каталогах, обобщающих трудах и иных изданиях49. В этой как бы не существующей, но на самом деле обширной группе оказываются не только рядовые, но и выдающиеся памятники, не говоря уже о незаурядных персонажах, чьи образы по традиции украшают важнейшие богослужебные книги50. Это евангелисты, апостолы – авторы Деяний и посланий, сочинитель Псалтири царь Давид, отцы Церкви, составители чинов литургии, гимнографы и авторы аскетических произведений. Словом, речь идет о целой галерее сюжетов, хорошо известных по византийским и древнерусским рукописям и не утративших своего значения в эпоху Московского царства. Напрашиваясь на сравнение с более ранними произведениями, подобные миниатюры ярко характеризуют специфику разных уровней его художественной культуры, от провинциальных центров до среды придворных мастеров и их заказчиков.

То же самое можно сказать и о традиционных в сюжетном отношении лицевых гравюрах русских старопечатных изданий – прежде всего, Евангелий, Апостолов и Псалтирей. Они почти не изучались в качестве художественных произведений со времен выхода в свет книги А. А. Сидорова51, а если изучались, то в основном не историками древнерусской живописи, а исследователями книгопечатания или специалистами по гравюре. В сравнении с миниатюрами рукописей этот материал по объективным причинам не слишком обширен: он ограничен даже не общим числом русских иллюстрированных изданий XVI–XVII вв., а количеством гравюрных досок, которые порой использовались десятилетиями, переходя из издания в издание. Тем не менее, важно, что среди подобных гравюр встречаются композиции очень высокого художественного качества. Это, в сочетании с сравнительно точной датой (она определяется по дате первого издания, включающего данную иллюстрацию), делает их эталонными памятниками изобразительного искусства своего времени, вписанными не только в книжный, но и в общехудожественный контекст (или показательно выпадающими из такового) и из-за узости иконографического репертуара дающими благодарный материал для стилистического сравнения. В таком качестве подобные гравюры могут и должны быть включены в широкий художественный поток, способствуя уточнению его периодизации и более глубокому пониманию сути разных этапов развития стиля. С другой стороны, фигуративные гравюры московских изданий, а также гравюры кириллических книг, напечатанных на восточнославянских землях Речи Посполитой, но бытовавших и на территории Русского царства, являются частью более обширного иконографического корпуса, который включает образы евангелистов, пророка Давида и других персонажей, принадлежащие к иным видам искусства и исполненные в иных техниках. Следовательно, встает вопрос о характере и конкретных проявлениях вероятного взаимодействия гравюр с миниатюрами и иконами, или повторяющими сравнительно распространенные тиражные композиции, или, напротив, послужившими основой для самих гравюр.

Неудивительно, что в условиях подобной недооценки «поздних» миниатюр и лицевых гравюр на периферии исследовательского внимания оказался еще один вопрос, более частный, но представляющийся нам весьма важным. Это вопрос о рукописных дополнениях и преобразованиях лицевого и орнаментального убранства печатной книги или даже кодикологической структуры определенного экземпляра печатного издания. Само существование экземпляров, вскоре после выхода в свет получивших дополнительные украшения, не является секретом для искусствоведов и исследователей кириллического книгопечатания и в той или иной степени отражено в историографии52. Не говоря уже о старых и новых каталогах различных хранилищ, печатные книги с раскрашенными гравюрами или вставленными миниатюрами упоминаются в исследованиях о начале русского книгопечатания53 и в опубликованных документах Печатного двора54; некоторым из этих экземпляров посвящены монографические публикации55, а другие время от времени воспроизводятся в изданиях музеев и библиотек56. Тем не менее, подобные книги, которых, как становится ясно, сохранилось несколько десятков, не осмыслены как целостное явление, с одной стороны, превратившееся в довольно устойчивую традицию, а с другой стороны – весьма вариативное. Создается впечатление, что оно оказалось на своего рода нейтральной, ничьей полосе между сферами интересов двух разных профессиональных цехов. Очевидно, историкам искусства рукописные дополнения казались вторичными по отношению к однотипным гравюрам и не обладающими художественной самодостаточностью, а историки книги видели в них любопытные детали, которые не имеют прямого отношения к самому процессу изготовления печатной книги и ее декора и даже нарушают чистоту жанра, хотя, подобно записям, окладам и рукописным вставкам, они выделяют тот или иной экземпляр, раскрывая историю его бытования и характеризуя судьбу тиража57. В итоге книги такого типа не собраны и не систематизированы, а недостаточно знакомые с ним исследователи порой допускают ошибки, считая древнюю живописную иллюминацию гравюр результатом позднейших поновлений58. Сама же судьба практики живописного украшения ранней печатной книги в России остается известной лишь в самых общих чертах.

Это существенно обедняет общую картину искусства книги и русского изобразительного искусства XVI–XVII вв., и не только потому, что в печатных экземплярах иногда обнаруживаются полноценные миниатюры, современные книге или, напротив, не совпадающие с ней хронологически, но, во всяком случае, никак не зависящие от структуры гравированного декора. Едва ли не больший художественный интерес порой представляют артефакты иного, более распространенного типа, а именно экземпляры с подцвеченными или раскрашенными гравюрами, порой превращающимися в яркие произведения, которые имеют мало общего с исходной гравированной иллюстрацией или наборной полосой. Однако кажется принципиально важным, что и тот, и другой вариант имеет непосредственное отношение к более широкой проблеме. Это проблема специфики художественного образа роскошной литургической книги на новой, поздней стадии ее развития, ознаменованной постоянным диалогом и с древней традицией, и с современными техническими и художественными реалиями. Не претендуя на всестороннее описание этого явления в короткой статье, мы попытаемся выделить основные группы памятников и, соответственно, основные стратегии дополнения декора старопечатной книги, уделив внимание иллюминированным экземплярам московского Евангелия 1606 г.

Прежде всего, отметим, что практика дополнительного рукотворного украшения отдельных экземпляров печатных изданий существовала на всем протяжении истории русской средневековой печатной книги, начиная с московских анонимных изданий середины XVI в. и Апостола 1564 г. Она сохранялась вплоть до рубежа XVII–XVIII столетий и нашла продолжение в старообрядческой книжной культуре. Этот феномен нельзя считать уникальным – у него есть аналоги не только в соседних восточно- и южнославянских землях, но и в старейших центрах европейского книгопечатания. По-видимому, расцветка гравированных иллюстраций и орнаментов или дополнение печатной книги рукописным декором – вполне естественное и даже стадиально закономерное явление, которое появляется на раннем этапе развития книгопечатания в социуме, привыкшем к полихромии во всех видах искусства. Оно не только позволяет приблизить издание к знакомому облику рукописной книги или достичь художественного эффекта, находящегося за пределами возможностей типографской техники. Если дополнения не мыслятся как обязательная стадия заранее спланированного производственного процесса, то диапазон их функций оказывается более широким, а содержание – активным, особенно при почти неизбежном сравнении иллюминированного экземпляра с типовым, серийным внешним видом книг того же тиража. Разного рода добавления, сделанные от руки, помогают освоить и присвоить печатную книгу как всё еще не совсем обычный предмет. Кроме того, они позволяют реализовать чей-то творческий потенциал, не забывая об актуальной иконографической норме; «восполнить» изысканную, но всё же обесцвеченную картину мира (так дети раскрашивают черно-белые иллюстрации и книжные узоры); создать ощущение уникальности экземпляра, согревающее душу его владельца или повышающее материальную и символическую ценность вклада; выразить уважение к тексту, его содержанию, автору и материальной оболочке, обладающей статусом святыни; засвидетельствовать свое усердие перед Богом и носителем высшей власти, украсив подносимую им книгу.

Все эти соображения и интенции релевантны и для Московского царства XVI–XVII вв., причем особенно важными кажутся три последних пункта, имеющие прямое отношение к идеям иерархии, дара, контакта с сакральным предметом и участия в его изготовлении. Легко заметить, что среди русских старопечатных книг с дополнительными украшениями численно преобладают напрестольные Четвероевангелия – кодексы, по определению заслуживающие более или менее пышного убранства. Кроме того, из источников XVII столетия известно, что многие расцвеченные и прописанные золотом экземпляры тиража были подносными и предназначались для государя; это обстоятельство, очевидно, должно было отразиться на их внешнем виде – драгоценном даже при отсутствии драгоценного оклада. Во всяком случае, нет необходимости вслед за советскими исследователями сводить проблему к консерватизму вкусов и архаичности художественных практик светской и духовной аристократии позднесредневековой России59. Хотя рукописная декорация печатных книг действительно апеллирует к старой традиции, архаики здесь, в общем, не больше, чем в обычае украшать Евангелия драгоценными окладами, который естественным образом распространился и на печатные издания. Не случайно во многих случаях обе операции – иллюминирование печатной книги и изготовление ее оклада – совпадают по времени и, по существу, являются частями единого замысла, исходящего от одного и того же заказчика.

Однако нельзя не признать, что две эти традиции не вполне равноправны и имеют существенные отличия друг от друга. Во-первых, появление оклада, в отличие от вставных миниатюр или раскраски на листах, никак не влияет на структуру и характер убранства заключенной в него книги – как рукописной, так и изготовленной типографским способом. Во-вторых, облик напрестольного Евангелия будет неполон при отсутствии хотя бы простейшего оклада с дробницами из медного сплава, тогда как листы печатной книги выглядят вполне законченно и без дополнительных изображений, орнаментов, золочения и раскраски. Наконец, следует признать, что вмешательству со стороны заказчиков и иллюминаторов подвергались не только Евангелия, но и печатные издания Апостола и Псалтири, то есть книги, которые обладали менее высоким иерархическим статусом и потому редко украшались окладами. С учетом этих оговорок нам кажется правильным говорить о сложном комплексе факторов, породивших и поддерживавших московскую традицию иллюминирования печатной книги. На наш взгляд, они сводятся к нескольким группам, в каждой из которых, конечно, играет свою роль общий традиционализм русской культуры: 1) типологические факторы – генетическая зависимость декора русской старопечатной книги от декора рукописей; знакомство с западной традицией расцветки и иллюминирования печатных книг; 2) факторы художественного и психологического свойства – вызывающая неполнота монохромной гравюры с точки зрения средневекового художественного сознания, стремящегося достроить якобы незавершенную пластическую форму – фактически, превратить прорись в икону, обыгрывая или игнорируя определенные свойства гравюры-образца60; свойства гравюры как шаблона, который облегчает жизнь декоратору-непрофессионалу (писцу или исполнителю орнаментов, не имеющему опыта иконописания) и пробуждает дух соревнования в профессиональном художнике; 3) факторы религиозного и социального свойства – специфический репертуар русских изданий, в котором доминируют богослужебные книги во главе с напрестольным Евангелием-тетр, имеющим сложившуюся структуру и длительную традицию оформления, обладающим традиционными литургическими функциями и включенным в соответствующую систему символических отношений; государственный характер русского книгопечатания, ассоциирующий печатную книгу с царским двором и породивший практику поднесения экземпляров нового издания членам царской семьи и патриарху.

Разумеется, далеко не во всех случаях все эти факторы действовали сразу, чем отчасти и объясняется разнообразие возможных решений. Кроме того, судя по доступному материалу, русский обычай иллюминирования печатной книги как в XVII столетии, так и раньше поддерживался и частной инициативой. Тем не менее, обычно это инициатива представителей элиты общества – аристократии, иерархов, членов семейства именитых людей Строгановых. Несмотря на существование разных исключений, в целом иллюминированную печатную книгу следует считать явлением московской придворной культуры. Лучшие его примеры по понятным причинам не имеют сопоставимых украинских и белорусских аналогов, хотя, как уже было отмечено, раскрашенный декор, в том числе раскрашенная сюжетная иллюстрация, встречается и в кириллических изданиях этих земель.

Каким же образом иллюминировалась русская старопечатная книга? Ответ на этот вопрос возможен на основе разных критериев. Это время и причины появления исполненного вручную декора, структура подобных дополнений в составе кодекса и характер их соотношения с гравированным декором (плотность и живописные свойства красочного слоя; площадь, занимаемая этим слоем; соответствие или несоответствие гравированной основе).

Используя первый критерий, можно выделить два основных разряда русских печатных книг с раскраской или живописным декором. Первый из них – экземпляры, подвергавшиеся позднейшей, обычно старообрядческой реставрации, которая предполагала их дополнение или замену утраченных листов рукописными вставками с орнаментом и миниатюрами, а также гравюрами (как новыми, так и взятыми из старых изданий), и в том числе гравюрами с раскраской. В подобном случае книга воспринимается как древность или реликвия, но реликвия, сохраняющая свои изначальные богослужебные функции и потому требующая прежде всего восполнения лакун, а уже во вторую очередь – дополнительного украшения. Второй вариант, интересующий нас в большей степени – декорация или дополнение экземпляра свежего или сравнительно недавнего издания, определяемые прежде всего характером его дальнейшего использования – поднесения или вклада. В такой ситуации, очевидно, правильнее говорить о приведении вполне актуального, но типового объекта в соответствие с более высокой нормой, о вызванном этой целью усложнении его структуры и одновременно – об индивидуализации стандартного экземпляра книги.

Кодикологическая структура рукотворных «инкрустаций» в старопечатную книгу довольно разнообразна, но может быть сведена к нескольким базовым вариантам, которые нередко сочетаются друг с другом в одном и том же экземпляре. Первый из них предполагает включение в готовый печатный кодекс отсутствовавших в нем листов – это могут быть современные, более ранние или несколько более поздние миниатюры; с миниатюры, заменяющие оригинальные гравюры, которые не понравились владельцу или были использованы для других целей61, а также защитные листы с «завесами» из ткани и орнаментальными рамками. Еще один сценарий из того же ряда – украшение книги гравюрами из другого издания (или, по крайней мере, гравюрами, напечатанными с досок, предназначенных для другого издания), которые к тому же могут быть раскрашены62. Такие гравюры (в том числе раскрашенные) встречаются и в рукописях, не имевших миниатюр или утративших листы с живописными композициями; подобные прецеденты родственны практике украшения рукописей гравированными заставками или рамками, восходящей еще к первой половине XVI в.63

Второй вариант – это золочение, подцветка или раскраска лицевых гравюр, заставок, инициалов и маргинальных украшений, а также фрагментов текста (как правило, напечатанных киноварью). Им может сопутствовать появление деталей или орнаментальных мотивов, отсутствующих в оригинальном печатном издании и потому довольно существенно меняющих композицию гравюры или структуру книжного листа. Сравнительно редким подвидом этого варианта является иллюминация от руки, предусмотренная при изготовлении части тиража, сознательно лишенной определенных элементов гравированного декора. Наконец, третий из основных вариантов вмешательства заключается в исполнении полноцветных или монохромных миниатюр, а также орнаментальных композиций, на пустых листах или полях текстовых полос, а иногда – поверх гравированных заставок (во всех таких случаях речь идет о фигуративных или орнаментальных композициях, которые не используют гравюру в качестве подготовительного рисунка, хотя и могут отталкиваться от элементов печатного декора той же книги).