Гавилан, охотник на чудищ

Над лесом опустилась ночь, я ничего не видел перед собой, но дриада даже и не думала сбавлять скорость, она все так же неслась вперед, совершенно не уставая. Сколько мы уже пробежали, и сколько нам еще оставалось – я не знал, ибо было бесполезно считать время, и, утомившись от беспрестанного монотонного бега, я уснул прямо на скачущей дриаде, крепко обхватив ее своими руками.

Разбудил меня резкий толчок. Оказывается, мы подобрались почти вплотную к Энтербергу, и дриада, словно вкопанная, остановилась прямо у внешних границ Лесного Убежища. От такой неожиданной остановки я перелетел через голову дриады и упал перед ней в сугроб. Пытаясь выкарабкаться из снежной кучи, я услышал над собой тихий тоненький хохоток. Впервые я услышал голос дриады, хоть и не совсем в той ситуации, как мог бы ожидать.

– Спасибо тебе, – больше с благодарностью, чем с сарказмом, сказал я, отряхивая штаны от снега. – Возьми, что тебе нужно, в награду за помощь.

Я протянул ей остатки своих запасов еды. Дриада внимательно ее осмотрела, потом подобрала с земли невесть откуда взявшееся длинное копье, ловко срезала им кусочек сыра, кивнув на прощание и, хихикнув еще раз, ускакала обратно в недра леса. Она исчезла из виду так быстро, что я даже не успел с ней попрощаться.

Я огляделся. Рядом со мной проходила широкая дорога, ведущая в видневшийся вдалеке город. По-моему, это был главный торговый путь Энтерберга, тот самый, по которому я приехал сюда летом, только теперь он был слегка запорошен снегом. Эта дорога была единственным безопасным путем, ведущим в Лесное Убежище, не считая того, что она денно и нощно охранялась несколькими отрядами энтербергских стражников. Радуясь тому, что я теперь не заблужусь и не потеряюсь, и что добрался живым и невредимым, я пошел по направлению к городу.

Энтерберг никак не обратил внимания на мое прибытие. Город жил своей охотничьей жизнью. Правда, я ловил на себе несколько заинтересованных взглядов, но это было, скорее всего, из-за моей одежды – не каждый раз увидишь в большом городе человека в одеждах монаха-отшельника, тем более в таком не склонном к религии городе, как Энтерберг. Я не задумывался о том, как выгляжу – сейчас моей целью было найти хорошего кузнеца. В первый (и последний) раз, когда я был в Лесном Убежище, я подметил несколько мастерских, оценивая вывешенные и выложенные напоказ работы, прикидывая, кто лучше разбирается в ковке металла. Кто-то больше любил оружие огромного размера, вроде двуручных мечей и топоров, боевых молотов и алебард, при этом напрочь забывая о реальности, выдавая в итоге такие монструозные орудия, что даже большие силачи не могли бы с ними управиться. Кто-то делал превосходные изогнутые мечи – сабли, катаны, ятаганы – поразительной легкости, тонкие, словно листы самой дорогой бумаги, и острые, как наточенные бритвы. Некоторые кузнецы, сведущие в механике, выплавляли почти ювелирной работы крохотные дула, затворы, бойки и рукояти для пистолей, мушкетов, ружей и ручных арбалетов. Я отмечал и запоминал все, надеясь вернуться при любом удобном случае, когда мне вдруг пригодится то или иное оружие. Разумеется, раньше я не мог знать, что буду искать кузнеца тогда, когда оружия у меня вообще не окажется, поэтому я боялся попасть на недостаточно опытного мастера, который мог бы загубить мою идею на корню (причем за мои же деньги).

В итоге я остановился у вывески со словами «Кузнечных дел мастер Гаскойн», выточенными на клинке вычурно изогнутого меча. Рядом, за закрытой витриной, лежали работы всевозможных видов – я обратил внимание на детали латных доспехов с занятными украшениями и разными нашивками, а также на прямые и кривые мечи, пики и булавы, копье с раздвижной рукоятью. Но главное, что меня привлекло больше всего, лежало дальше – длинная скамья с небольшими игрушками, выполненными из железа. Здесь были механические овечки с цимбалами в руках, которые звонко трещали, ударяясь друг от друга; была скачущая на маленьких лапках жестяная собачка; была юла, которая каким-то чудесным образом раскручивала сама себя, как только падала на бок. Я решил, что мастер, умеющий делать такие вещи, сможет справиться и с моим запросом. Я постучал в мастерскую и, услышав крик «Входите!», зашел.

Меня тут же окутал горячий пар из кузницы. Посреди мастерской стоял большой круглый горн и толстая кадка с ледяной водой, в которой гневно шипел, испуская плотные клубы пара, оранжево-красный клинок. Что должно было получиться в итоге, еще не было видно, но на клинке уже отчетливо пропечатывались странные руны. У кадки стоял высокий мужчина, в толстой кожаной маске со стеклянными окнами для глаз и в огромных плотных рукавицах с заклепками. Торс мужчины был открыт, и он весь блестел от свежих капель пота, беспрестанно проступающих на коже. Мастер снял маску и мне открылся приветливого вида мужчина, с черными короткими кудрявящимися волосами и шрамом, тянущимся от левой брови через глаз до середины переносицы.

– Это будущий рунный цвайхандер, делаю для одного своего орлоогского клиента, – сказал, кивнув на остывающий в кадке клинок, кузнец. – Скоро придет руноплет, заговорит меч, и тогда руны загорятся ярким синим цветом, а я потом доделаю форму меча, укреплю его и заточу, как надо.

– В первый раз вижу рунный меч, – признался я. – Неужели руны помогают?

Кузнец пожал плечами.

– Кому-то помогают, – ответил он. – Может и не напрямую, а просто потому, что в них верят. Мне без особо разницы, но слово заказчика – закон. Зато сам меч я и без рун сделаю добротный, такой даже затачивать часто не придется. Кстати, – спохватился он, – я так понимаю, ты что-то желаешь заказать, парень?

– Да, – ответил я, замешкавшись. Я достал из сумки чертежи и показал их кузнецу. – Мне нужно несколько таких деталей. Я заметил на входе множество игрушек, и подумал, что у вас смело можно заказывать работу любой сложности.

– Это должны быть выдвигающиеся клинки? – спросил кузнец, разглядывая мой чертеж. Он снял перчатку и взял листы, присматриваясь к ним ближе. – Интересная вещь. Я так понимаю, это глефы?

– Да, – ответил я. – Две глефы, каждая с парой выдвижных клинков.

– Занятно, – причмокнул мастер. – Я смотрю, в чертежах ты разбираешься. В основах кузнечного дела, я так понимаю, тоже. Тут вот убрана часть металла для уменьшения веса, а в этом месте ты добавил дополнительное ребро жесткости. Интересно…

Настало время главного вопроса.

– Сколько это будет стоить? – выпалил я и стал ожидать ответа. Я надеялся уложиться не больше, чем в десять золотых монет, хоть и понимал, что это не очень много для такого тяжелого в производстве такого оружия, как глефа.

– Ну давай посмотрим по материалам, – сказал кузнец. – Одна пластина будет стоить вс реднем примерно пятьдесят серебряных монет, то есть половину золотой… Значит, если с каждой стороны по восемь пластин, а глеф две, то это получается тридцать две пластины и шестнадцать золотых, плюс рукоять с защитой, а это еще две золотых, плюс сборка и обработка… Итого выходит – двадцать четыре золотых монеты, – подытожил он.

Я упал духом. На столько я точно не рассчитывал, да и таких денег у меня не было. Кузнец это заметил и сразу спросил:

– Многовато? Я понимаю. Подожди секунду, – он надел перчатку и маску обратно, отодвинул меня немного в сторону и вытащил из кадки меч. Положив его на горн, он стал мехами раздувать пламя, дожидаясь, когда клинок разогреется. – Понимаешь, я ведь сам не такой уж и богатый. Материалы доставать непросто, и они недешевые, к тому же твоя работа, хоть и интересна, но крайне сложна и затратна по времени.

– Мне бы только пластины, – сказал я тихо. – Остальное я уж как-нибудь сам доделаю.

Кузнец обернулся и, покачав головой, ответил глухим из-за маски голосом:

– Твое дело, но как можно менять мастера в середине работы? Любое кузнечное дело требует завершенности, меня этому учил мой хозяин, когда я служил у него подмастерьем. Оружие не потерпит, что его так небрежно оставляют еще в процессе рождения.

– Но у меня нет таких денег! – взмолился я. – Неужели нельзя ничего придумать?..

Кузнец достал из-под кадки кувалду, выдвинул перед горном наковальню и переложил на нее почти горящий клинок, который от чрезмерного лежания на горне начал течь. Короткими, но мощными ударами он стал бить кувалдой по клинку, заметно изменяя его форму, где-то удлиняя, где-то укорачивая, создавая прекрасно-губительный образ цвайхандера. С каждым ударом от меча, треща и мерцая в полутьме мастерской, отлетали искры. В помещении становилось горячее, у меня по всему телу начал проступать пот.

После нескольких минут тишины, нарушаемой лишь звоном ударов по новому мечу, кузнец с оглушительным шипением опустил клинок в кадку с водой и, убрав кувалду, обратился ко мне.

– Знаешь, можно много чего придумать, – ответил он. – Можно сделать не пластинчатый, а целый клинок. Тогда создание каждого будет оцениваться где-то в два золотых вместо четырех.

– Нет, мне нужны именно пластинчатые, – твердо ответил я. Немного стесняясь, я добавил: – Может, мне стоит найти другого кузнеца…

– Может, – согласился кузнец. – Но немного мастеров в нашем городе может сделать такое оружие. Некоторые запросят еще больше.

Может, мастер немного и привирал, но в целом он был прав. Вряд ли у меня получится снизить цену глеф до десяти золотых даже у самого захудалого кузнеца.

– У меня есть еще идея, – сказал мой кузнец. – Если ты, конечно, этой зимой особо ничем не занят.

– Сейчас не занят, – ответил я, не совсем понимая, куда клонит собеседник.

– Тогда слушай, – ответил мастер. – Можешь стать у меня подмастерьем. Работы у меня вполне хватает, от лишней пары рук я не откажусь, оплата будет соответствующая. Если ты согласен поработать у меня пару недель, причем хорошо поработать, то это может окупить десяток золотых. Плюс я оставлю эти чертежи себе, и тогда итоговая цена глеф будет считаться… Десять золотых монет.

Я опешил. Я не ожидал такого поворота, очень благоприятного для меня.

– Я, конечно, согласен, – ответил я. – Но как две недели могут окупить целых десять золотых монет?

– О, это будут очень веселые две недели, – улыбнулся кузнец. – Я же сказал – придется хорошо поработать. Добро пожаловать к Гаскойну, новоиспеченный подмастерье, – с этими словами он протянул мне свою толстую мускулистую руку.

Я принял его рукопожатие и следующие две недели прожил в кузнечной мастерской.

Кузнечных дел мастер Гаскойн оказался прав насчет хорошей работы. Ему ежедневно проступали заказы, он закупал кучу металлического мусора и железной руды, готовя самые разнообразные виды доспехов и оружия. Казалось, что его фантазия в выплавке металла была неиссякаемой. Самую главную работу он мне не доверял, но мне хватало и всего остального. Я без остановки таскал холодную воду для закалки клинков, ящики с рудой, перетаскивал готовые мечи на стойки. Я раздувал большие меха для горна, находясь настолько близко от пламени, что казалось, будто его языки уже лижут меня. Мне казалось, что я сильно загорел за время работы в кузнице, либо просто покрылся толстым слоем копоти. Гаскойн нагружал меня по полной программе, не давая практически ни минуты для передышки, и даже вечером, когда все остальные ремесленники закрывались и уходили к себе в комнаты отдыхать, он все равно сидел перед горном и мелкими щипцами выплавлял небольшие детали для механических игрушек. Собирать всю эту мелочь, кстати, он поручал мне. Это это не было чьим-то заказом, просто Гаскойн любил делать игрушки, и они редко, но регулярно покупались купцами или маленькими детьми.

– Ты здорово справился, Гавилан! – воскликнул Гаскойн по прошествии времени нашего договора. – Мы выполнили кучу заказов, как минимум в полтора раза больше обычного! Если бы ты был не против, я бы оставил тебя подмастерьем. С такими результатами ты бы очень скоро сам стал отличным кузнецом.

– Благодарю, мастер Гаскойн, – ответил я. – Но моя душа жаждет вернуться к жизни охотника.

Кузнец улыбнулся.

– Конечно, не буду тебя держать, – произнес он. По его лицу слегка промелькнула тень огорчения, которую можно было легко пропустить, потому мастер быстро вернулся к веселому и задорному настроению. – Каждому свое, и если уж ты выбрал путь охотника на чудищ, то значит, так тому и быть. Теперь остался твой заказ.

Той ночью Гаскойн так и не лег спать. До самого утра в кузнице горел огонь, шипел металл, трещали искры и раздавался яркий звон кувалды. Меня он не пустил, сказав, что это его личная работа, которую он хотел бы сделать самостоятельно, от начала до конца.

Наутро, когда я пришел в кузницу, я не увидел ничего. Гаскойн сидел на наковальне и дремал.

– Где же глефы? – спросил я кузнеца.

Тот моментально очнулся и, посмотрев на меня, ответил:

– Они еще не готовы. Это слишком тяжелая работа для одного вечера. Кстати, ты заслужил кое-что, – он встал, подошел к полке в углу кузницы и достал откуда-то пригоршню серебряных монет. – Это тебе. Здесь монет на две золотых. Ты заработал их сверх нашего договора, за счет игрушек. Сегодня рано утром у нас купили их на семь золотых, минус три на материалы… – он зевнул и продолжил: – Ну, ты понял меня. Кстати, я, конечно, не могу тебя заставлять, но я бы посоветовал тебе на эти деньги помыться и приодеться. Твоя старая одежда и так была не очень крепкой, а после кузницы на нее смотреть уже даже и не страшно – ее просто не видно за гарью. – Он опять зевнул и, опершись на наковальню отставленными назад руками, уселся обратно.

Гаскойн словно прочитал мои мысли, когда вручал монеты. Я давно хотел помыться, а подобрать себе одежду я собирался еще до того, как вообще пришел в город, поэтому этот день я провел с большой пользой.

Чистый и вымытый, я отправился на вещевой рынок. В итоге я выбрал себе одежду, похожую на ту, что была у меня раньше – плотные штаны и рубашку. Рубашку, однако, я взял без завязок, чтобы можно было одевать через голову, подобрав ее ровно под свой обхват груди. У кожевников я нашел замечательные ботильоны, обитые железными пластинами и с толстой ребристой подошвой из каучукового дерева. Еще я взял круглые латные наплечники, с ребрами для отвода удара от шеи, с обратной стороны которых находились крепления для ремней, проходящих снизу. Для меня такая вещь была подходящей, потому что раньше ремни могли соскользнуть с плеч и висеть где-нибудь на талии. В конце я выбрал себе перчатки, настолько тонкие, что они почти не ощущались на руке. Кисти плавно переходили в наручи, крепко оборачивая руку и надежно держа запястье.

Когда у меня осталась половина золотой монеты, я не удержался и пошел посмотреть на кожаную броню. Около одной из них я остановился. Это был дублет с тесемками для лучшего обхвата туловища и маленькими металлическими заклепками для увеличения плотности. Но главное, что меня в нем заинтересовало – это множество кармашков и ремешков, для хранения разных мелких приборов и инструментов. Поторговавшись с продавцом, я купил дублет ровно за оставшиеся деньги и, довольный, полностью экипированный, пошел обратно к Гаскойну.

В следующую ночь Гаскойн снова не пустил меня в кузницу, заперев дверь, и я остался в спальне. Но теперь я не сокрушался – я зажег масляную лампу и достал свои инструменты и очки для механических работ. Всю ночь, под долбящие звуки, доносящиеся из кузницы, я сидел со своей новой одеждой и подкручивал, подрезал и подбивал мелкие детали так, чтобы все сидело на мне ровно, и каждый сантиметр экипировки приносил пользу. В итоге я получил снаряжение, которое было идеально создано для охоты на чудищ. Все инструменты, бомбы, склянки и арбалет находились буквально под рукой, готовые в ту же секунду для использования. Я оделся, примерился и остался очень доволен. Счастливый, я лег спать и крепко проспал до самого утра.

Утром Гаскойн, хитро улыбаясь уставшими глазами, проводил меня в кузницу. Передо мной на верстаке, укрытые легким одеялом, лежали две небольшие металлические капли. Я сдернул одеяло и поразился. Передо мной сверкали новые стальные щитки, покрытые изогнутыми узорами, которые к тому же укрепляли форму щита.

– Можно взять? – спросил я.

– Конечно! – рассмеялся Гаскойн. – Это же твое! Ты сам за них заплатил, забыл, что ли?

Я потянулся к щиткам и взялся за рукояти, поставленные с внутренней стороны поперек щитов.

Я долго учился тренироваться мечом. Начав учебу еще подростком, мне было трудно привыкнуть к рукояти меча, тяжело было приноровиться к тому, чтобы держать меч, не задумываясь об этом. Еще труднее было научиться владеть мечом так, чтобы он был словно продолжение руки. Конечно, спустя годы тренировок у меня все начало получаться, но все же я никогда до конца не ощущал свой меч частью себя.

Когда я просунул руки через ремни и взялся за рукояти глеф, у меня возникло чувство, будто я всегда их носил на себе. Щиты ровно, словно по трафарету, обрамляли мои руки до локтей. Я повертел руками, покрутил немного кистью. Даже когда кисть выезжала с линии руки, щиты мягко скользили за ней, не задевая руку. Я специально дернул левой рукой – глефа даже и не думала вываливаться из моей хватки, она так же дернулась вслед за мной. Она была легкой и никак не давила на руку и не оттягивала ее.

– Попробуй клинки, – подсказал Гаскойн.

Я нащупал находящийся немного над пальцами пусковой рычажок и легонько дернул его. Глефы как будто только этого и ждали – с мягким свистом из щитов по обе стороны вылезли сверкающие стальные пластины, сначала одна, самая большая, потом, уже из этой пластины, другая, и так далее, пока клинок не стал целым. Все это произошло в доли секунды, без задержки. Каждый из клинков был чуть длиннее моей руки, немного изогнутый – он словно пытался повторить очертания моего биологического поля. Я никогда не чувствовал себя таким защищенным, как сейчас. Казалось, что я нахожусь в собственной крепости, созданной моими глефами, и никто никогда не сумеет потревожить меня. Радостное тепло разливалось по моему телу, тепло свободы и неприступности.

Я снова потряс глефы. Никакая пластина не люфтила, все держалось крепко и прочно. Я дотронулся одной рукой до поверхности клинка и провел по нему. Все было гладко, и, если бы не тонкие полосы в местах соединения пластин, невозможно было сказать, что клинок не являлся единым целым.

– Как тебе? – довольно спросил кузнец.

– Превосходно, – шепотом, с придыханием, ответил я. – Я никогда не ощущал такого благоговейного счастья от оружия.

Гаскойн улыбнулся.

– Ну, ты все-таки заслужил это оружие, – ответил он с гордостью за свое творение. – Теперь мы с тобой квиты.

Я обернулся к кузнецу.

– Я бы хотел спросить у тебя еще кое-что, – предложил я.

Гаскойн озадаченно спросил:

– Что же?

Я ответил:

– Я бы хотел поработать у тебя еще недельку. Но на полставки, – уточнил я. – Половину дня я буду продолжать работать у тебя подмастерьем, а другую половину я хочу посвятить тренировке боя с глефами.

– А ты никогда ими не дрался? – поразился Гаскойн. – Мда, тут я удивлен. Заказал такой дорогой товар, не умея им пользоваться…

– Я научусь, – уверил я мастера. – Я уверен, что глефы сослужат мне верную службу. Тем более, я сомневаюсь, что с ними может что-то случиться.

– Если ты их не утопишь, то ничего, – сказал кузнец. – Только не забывай время от времени затачивать лезвия да иногда смазывать маслом ходовые механизмы. Сталь в этих глефах я сделал очень хорошую, но заботы о себе она все же требует. Ладно, – он хлопнул себя по коленям, – можешь остаться у меня еще на неделю. Только я тогда не пойму, что ты все еще тут стоишь и не раздуваешь меха?!

Я радостно кивнул и надавил на пусковой рычажок. Клинки так же тихо собрались вместе и скрылись за толстым металлом щитов. Я расслабил ремни и побежал в спальню, спеша убрать глефы и взяться за работу подмастерья.

Так прошла еще неделя, в которую я проработал подмастерьем кузнеца. Работы у меня не убавилось – наоборот, казалось, что Гаскойн решил уложить дневную норму в первую половину дня, чтобы полностью, без остатка, занять меня. Я не сопротивлялся, тем более что я по-прежнему жил у кузнеца и ел за его же счет. Зато по вечерам я полностью отдавался занятиям с глефами, пропадая в тренировочном районе, устроенном на окраине Энтерберга с незапамятных времен мастерами-охотниками. Каждое мое движение чувствовалось всем телом, я отдавался воле своих мыслей, на ходу выдумывая пируэты и тут же исполняя их длинными клинками. Занятия на манекенах, однако, мне быстро наскучили, и я стал искать напарников на том же поле. Некоторые изъявляли желание выйти против меня, но быстро уставали – никто не понимал, как сражаться против глеф, которые сверкали перед ними. Я настолько быстро и яро охранял свое биополе, нагло разрушая чужие, что уже на третий день у меня закончились все соперники. Я понял, что мне нужен был кто-то достаточно опытный в сражениях, и вскоре догадался.

В конце недели Гаскойн оставил мне десяток серебряных монет, снова заработанных сверх меры, и снарядил меня в дорогу, дав недельный запас пищи и воды. Я чувствовал себя настоящим охотников на чудищ как никогда ранее – с жестко закрепленными ремнями, в кожаной броне с металлическими вставками и с двумя сложенными глефами за плечами. Если раньше я ощущал себя юным учеником, то теперь – молодым воином, готовым к любым опасностям в окружающем меня мире. С этим настроем я, простившись с талантливым кузнецом, покинул Энтерберг.

Я прошел защитную линию Энтерберга и углубился в чащу Энтеррского леса. Я понимал, что мне нужен превосходный боец для моей тренировки обращения с глефами, и не мог придумать никого лучше, чем Аурум Адамантис. К сожалению, я не знал, как его искать, поэтому я ходил бесцельно по лесу и изредка выкрикивал его имя.

Но никто не откликался на мой зов. Мои попытки были напрасны.

Вечерело, и я решил собрать хвороста и развести костер. Огонь весело горел во тьме чащи. Маленькая Падчерица перестала скромно прятаться на небе и размеренно входила во власть – скоро должна быть ее ночь. Я посидел немного, поужинав небольшой частью своих припасов, чтобы только уменьшить чувство голода, и лег спать, предварительно покричав имя Аурума в темноту склонившихся деревьев. Разочарованный, я уснул, придвинувшись ближе к костру.

Мой тревожный сон разбудило тихое подвывание. Резко вскочив, я увидел вокруг своего костра небольшую стаю молодых волков. Быстро оглядевшись, я насчитал около пяти особей, но я не был уверен, что это были все волки. Наверняка еще несколько хищников скрывались за деревьями. Я выхватил глефы, затягивать их ремнями не было времени, и нажал рычажок. Клинки послушно вышли, а волки, увидев мое оружие, немного опешили. Однако желание поживиться оказалось сильнее чувства безопасности, и ближайший ко мне волк выскочил с раскрытой пастью в молниеносном прыжке.

Правая рука резко ответила на прыжок хищника. Глефа твердо защищала биополе передо мной. Волк напоролся прямо на лезвие, не имея возможности отпрыгнуть. Обратным движением руки клинок рассек грудь волка, уронив бездыханное тело животного в полутора метрах передо мной.

Остальные волки осторожно ходили вокруг меня, угрожающе рыча, пытаясь напугать меня. Я встал в стойку, расставив полусогнутые руки в стороны и расположив глефы горизонтально. Я был готов к нападению и ежесекундно ожидал этого, стоя молча у костра.

Внезапно волки навострили уши, будто что-то услышали, и, последний раз рыкнув на меня, убежали в чащу. Я огляделся и увидел дриаду, тихо смотрящую на меня и на труп волка передо мной. Я опустил свое оружие, показывая, что не желаю ей зла. Дриада подошла к волку, наклонилась к нему и поцеловала в похолодевший лоб хищника. Сразу после поцелуя голову волка охватила зелень, буйно разрастаясь по всему телу и украшаясь маленькими белыми цветочками. Когда весь волк стал окутан цветами, дриада подхватила его на руки и, не обращая на меня внимания, умчалась далеко в лес.

– Ты не виноват, доних, – услышал я знакомый голос. – Ты лишь защищал себя. А волк просто хотел есть, поэтому он тоже не виноват. Все прошло согласно закону природы.

– Аурум? – удивленно спросил я. С ветки стоящего рядом со мной дерева на землю спустился эльф, бесшумно упав на ноги.

– Да, доних, – ответил Аурум. – Дриады услышали тебя и передали, что ты меня ищешь. Сказать по правде, орал ты на весь лес так, что тебя было трудно не услышать. Не очень похоже на охотника.

– Я действительно искал тебя, – сказал я. – У меня к тебе появилась большая просьба, и я надеялся, что ты мне поможешь.

– Что же это за просьба? – хитро взглянул на меня эльф.

Я показал ему глефы в своих руках.

– Мой меч сломался в схватке с элементалем, и я выковал себе новое оружие.

Аурум внимательно осмотрел глефы, пощупывая щитки и лезвия.

– Поразительно, – ответил он спустя время. – Ты сделал себе оружие, идеально защищающее твой битх'бал. Я видел, как волк напал на тебя. Не все животные могут защищать свой битх'бал, и волк в их числе, и эта разница в ваших способностях сразу же показала себя. Как ты себя чувствуешь? – эльф оглядел меня.