Полная версия
Слуги Люцифера
– Заслужил, вполне заслужил. Ты себя немного недооцениваешь.
– Ах, ладно, не надо больше обо мне. Лучше расскажите, любезен ли был с вами князь?
– Да. Он был настолько любезен, что пообещал выполнить любую мою просьбу в награду за спасение Корсара.
– О, я рад за вас, господин Жозэ, значит, вы теперь стали богаче? Правда, вы такой смелый, князь должен вас боготворить.
– Разбогател ли я? Да, очень. Но не материально, дружок.
– Что же вы попросили у князя?
Вместо ответа, Жозэ достал из кармана своего камзола какую-то бумагу и с торжественным видом вручил ее мальчику.
Сережка стал читать. Но по мере того как он читал, лицо его преображалось, а глаза наполнялись слезами. Участилось дыхание, и мальчик даже открыл рот.
Жозэ терпеливо ждал, когда он произнесет свое первое слово. А Сережка словно бы дар речи потерял. Он опустил руки, поднял глаза и крупные слезы потекли из них в несколько ручейков.
Внезапно Сережка вскочил и с душераздирающим криком бросился на шею Жозэ. Он так обнял его, что едва не задушил.
Мужчина чуть не прослезился от этой сцены. Он тоже крепко и нежно обнял мальчика, и некоторое время держал его на руках. Сережка никак не мог прийти в себя, он беззвучно плакал на шее управляющего, сильно всхлипывал и по-прежнему не произносил ни слова. Жозэ терпеливо ждал, когда ребенок вновь обретет дар речи.
Ждать пришлось не очень долго. Наконец, мальчик разжал руки и Жозэ опустил его на землю. В тот же миг глаза их снова встретились; глаза мужчины сияли радостью, а глаза мальчика, красные от слез, взирали на своего благодетеля, как на божество.
– Господин Жозэ, – проговорил ребенок сквозь все еще текущие по лицу слезы, – так значит, больше меня уже никто не будет бить?
– Никто, мой малыш, никто теперь не имеет на это права.
– Спасибо, господин Жозэ, спасибо, что сделали для меня это. Боже мой, вы подарили мне свободу! Свободу! Я больше не крепостной, я свободный! – и мальчик еще сильнее разрыдался.
Жозэ сел на поваленное дерево, усадил мальчика рядом с собой и нежно, как отец, обнял его. Сережка снова вцепился в мужчину обеими руками и прильнул к его груди. Они вместе вздрагивали от сильных рыданий ребенка.
– Я так счастлив, господин Жозэ, так благодарен вам, но, однако…
– Что же, солнышко?
– Солнышко? О, так иногда называла меня моя мама! – при воспоминании о покойной матери лицо Сережки снова омрачилось.
Жозэ даже пожалел, что пробудил в нем горестные воспоминания. Но ведь он всего лишь сказал нежное слово.
– Тебя что-то огорчает, малыш? Что ты хотел мне сказать?
– Ах, да! Это о том… вот я стал свободным, а теперь мне неловко будет смотреть в глаза моим друзьям, таким же крепостным, как и я, то есть, каким был и я, – мальчик вздохнул.
– Добрый малыш, ты не забываешь о друзьях.
– Как можно о них забыть? Мы вместе с самого рождения. Ах, если бы я был богатым!
– Хочешь стать богатым?
– Конечно! Я хочу быть очень богатым, чтобы купить всех моих друзей у князя, а потом дать им вольную! Вот бы стать тоже князем или графом, или маркизом каким-нибудь, – это мальчик произнес уже мечтательно.
Жозэ устремил взгляд на небо. Там, по лазурному фону проплывали белоснежные облака.
– И у маркизов жизнь не всегда сладка, – произнес он с какой-то непонятной интонацией в голосе. Казалось, тон его был печальным, а вместе с тем и проникнутым какой-то яростью. Сережка посмотрел на него несколько недоуменно.
– И все же слаще, чем у рабов, – возразил мальчик.
– Не всегда, – твердо, почти уверенно ответил Жозэ, все так же глядя на небо.
– Но они хотя бы богаты. Они свободны.
– Это да, но если случается что-то… даже маркиз не может быть всемогущим. Даже он может стать жертвой клеветы…
– Что? Почему вы заговорили об этом, господин Жозэ? – не понял Сережка. Никогда еще он не видел управляющего таким грустным, словно бы горько о чем-то сожалеющим.
– О чем я? Да, нет… так, пустяки. Не обращай внимания.
– Но вы стали грустным, господин Жозэ.
– Тебе показалось, малыш. Но, вот что; не называй меня больше господином, ладно? Зови меня просто Жозэ или… если хочешь, конечно, хотя, не знаю, заслужил ли я этого… но мне было бы очень приятно, если бы ты стал звать меня… отцом…
Мальчик от изумления чуть не упал. Он смотрел на Жозэ широко раскрытыми глазами. Постепенно лицо его расплылось в счастливой улыбке.
– Отцом! О, вы, правда, этого хотите?!
– Очень. Но хочешь ли ты?
– Бесконечно хочу! Знаете, я так полюбил вас, потому что вы добры ко мне… отец.
Тут уж сам Жозэ едва не разрыдался. Впервые его назвали отцом. Услышать это слово из уст маленького мальчика было так неожиданно и в то же время так безумно приятно! В последнее время Жозэ действительно стал ощущать себя отцом Сережки. Ему хотелось постоянно оберегать его, воспитывать в нем мужчину, достойного и хорошего, наставлять, учить тому, что умеет сам, хотелось чувствовать себя нужным кому-то более слабому и беззащитному, хотелось не быть таким одиноким.
– Скажите, отец, – теперь мальчик произносил это слово совершенно свободно, – вы не думали, что я умею читать? Да, многие мои друзья не умеют, но я умею. И писать тоже. Мама Лиза меня научила. Она такая красивая была. Я вам покажу потом ее портрет.
А обе девочки тем временем сидели у себя в комнате и с безразличным видом ждали, когда же их отведут на чердак и там запрут на двое суток.
Каково же было их удивление, когда вместо князя Мадлика с его суровым лицом, пришла горничная и сказала, что наказание отменяется по просьбе нового управляющего.
Девочки так и подскочили на месте от радости. Их громкие возгласы веселья прорезали комнату, наполненную дотоле атмосферой напряженности и печали.
– А для себя он что потребовал? – спросила Жанна у горничной.
– Освободить мальчишку. Попросил для него вольную. Ваш батюшка не смог отказать.
– Вольную? Для какого мальчишки?
– Да, для того самого, что ошивается вокруг него.
– Для Серого?! – воскликнула Нинетта.
– Вот-вот, для него самого, – ответила горничная и ушла.
Обе сестры восприняли эту новость по-разному. Нинетта запрыгала на пружинистой кровати и, подскакивая почти до самого потолка, громко и счастливо кричала:
– Он свободен! Он свободен!
Жанна же, откинулась на подушки и, гладя в пространство, очарованно прошептала:
– Он еще лучше, чем я думала. Господи, как же я им восхищаюсь! – ее глаза даже заслезились от этого чувства. – Я еще никогда не встречала такого благородного человека. Это сам ангел, сошедший с небес. Ведь он мог просить у папы, чего угодно; денег, привилегий, всего! Но он освободил этого мальчика, а нас избавил от наказания. О, как мне хочется тоже сделать для него что-то чудесное!
Нинетта едва ли слышала свою сестру. Собственный голос и звуки скрипящего матраца, пружинок, заглушили Жанну. Но внезапно лицо Нинетты омрачилось, она перестала прыгать и прошептала:
– Но ведь теперь, раз он свободен, то может и уехать из нашего поместья!
Жанна также не слышала свою сестру, погруженная в восторженные мысли о Жозэ Марэ. Не заметила она и того, что Нинетта, как молния, выбежала из комнаты.
– Серый! Серый! – закричала девочка, прибежав на задний двор.
Мальчика там не оказалось. Тогда она обошла все кругом и нашла его сидящим на крылечке домика управляющего.
– Серый! – позвала она снова.
– Чего тебе? – отозвался Сережка.
Нинетта, не говоря ни слова, села подле него. Он мастерил очередную свистульку и уже справлялся с этим довольно успешно.
– Зачем тебе их столько? Эта уже, которая по счету?
– Восьмая. Вот, сделаю штук пятьдесят и повезу их в город, чтобы продать на ярмарке.
– Так, ты теперь свободный?
– Ага. Так что тебе больше не удастся донимать меня.
– Да, я просто так это делала. Не со зла ведь.
– Я знаю, что ты не злая. Ладно, забыли. Что было, то было, то быльем поросло.
– Но, тебе разве не было весело?
– Весело?! Чего уж там! Ты вставляла мне свои острые пальцы между ребер! Весело!
– Да, ладно. Я больше не буду. Так, значит, мир? – девочка протянула к нему свою правую руку.
– Мир, – согласился мальчик и дал ей свою.
Нинетта не обратила никакого внимания на то, что рука Сережки была пыльной и грязной.
– А ты не уйдешь от нас?
– Я буду всегда рядом с господином Жозэ. Пока он здесь, я не уйду, а если уйдет он, уйду и я вместе с ним.
– Но ведь он не собирается уходить?
– Думаю, что нет. Он ведь только приехал сюда.
– Но, а тебе хотелось бы покинуть поместье моего отца?
– Что тебе сказать? И, да и нет. Да, потому что здесь мне пришлось многого натерпеться. Я не люблю это поместье. Нет, потому что здесь мои друзья, могилы моих родителей и потому что здесь господин Жозэ.
– А я? – Нинетта даже сама от себя не ожидала этого вопроса.
– А что ты? – мальчик посмотрел на нее, наконец-то оторвавшись от своей свистульки.
– Да, да, я. Тебе разве со мной не интересно?
– Ха-ха-ха! Как я могу знать, интересный ли ты человек, если ты до сих пор только дергала меня и больше ничего?
– Да, но теперь то мы просто разговариваем. А если хочешь… – тут Нинетту осенило. Она дернула Сережку за рукав и сказала: – Слушай, а давай вместе сбежим в город, а когда продадим твои свистульки, вернемся назад. Заодно, погуляем там, покатаемся на качелях, поедим сладостей. Я переоденусь в простое платье, и все примут меня за обычную девчонку. Весело получится! Интересно ведь прикинуться крестьянкой, вместо княжны. Идет?
– Если я и продам все мои свистульки, то все равно не смогу на эти деньги покатать тебя на качелях или угостить сладостями, – ответил мальчик и нахмурился, опять принимаясь за свое занятие.
– Дурачок! – рассмеялась Нинетта. – Да, разве это проблема? У меня в копилке есть свои деньги. Их хватит на все, что угодно. Мы с тобой целый день будем веселиться!
– Нинетта, – сказал Сережа с серьезным лицом, – это твои деньги, а я не желаю, чтобы девочка платила за меня. Все должно быть наоборот. Это мальчик должен платить за девочку.
– Серый, это конечно так, но ведь тут другой случай. Ну, на что мне эти деньги? У меня все есть, мне ничего не надо. Но мне хочется повеселиться. А веселиться я хочу с тобой.
– Все равно. Ты не будешь за меня платить.
Нинетта помолчала некоторое время, с надутым видом глядя на мальчика.
– Да, а я то думала, что с тобой мне было бы интересно. Но ты просто гордый и скучный тип! – и девочка, рассердившись, убежала.
Сережка тут же со злостью отшвырнул свою свистульку в сторону, а потом принялся топтать ее ногами.
Кроме того, мальчик понятия не имел о том, что сердил не только Нинетту, но особенно Жанну, так как девочка стала сильно ревновать к нему управляющего, который, как только освобождался от своей работы, целиком отдавал свой досуг Сережке.
Жанна нередко видела, сидя у своего окна, как Жозэ и Сережка, держась за руки, словно отец и сын, гуляют по лугам и пастбищам. Видела, как Жозэ сажал мальчика к себе в седло, как учил его управлять лошадью, мастерить всякие нужные вещи, научил управляться с глиной и лепить из нее вполне приличную посуду.
Жанна восхищалась Жозэ, одобряла все, что он делал, мысленно хвалила его за доброе отношение к мальчику и, однако же, бесконечно ревновала его к Сережке, а самого Сережку временами готова была даже уничтожить.
Однажды, когда Жозэ освободился от работы, Жанна вышла из дому погулять и пристроилась возле маленького заборчика, где паслись на специальной территории молодые жеребцы. Она наблюдала за ними и ждала, что управляющий, проходя через это местечко к своему домику, непременно заметит девочку и подойдет к ней.
И вот, дождавшись, когда Жозэ проходил мимо, Жанна повернулась в его сторону. В тот же миг, к великому ее огорчению и досаде, к Жозэ подбежал Сережка. Он полностью завладел своим новым отцом и повел его в сарайчик, показать, какой красивый у него получился кувшин.
Жанна готова была умереть от злости и отчаяния. Она почти проклинала небо за то, что на земле существует Сережка. И в то же время ей хотелось сгинуть в небытие, провалиться в преисподнюю, хотелось утопиться, отравиться или сделать с собой что-нибудь еще. Ей подумалось, что она совсем не нужна Жозэ, не интересует человека, который с самого первого дня пребывания в этом поместье стал так много для нее значить. А раз она не привлекает того, кто привлекает ее, то в чем же тогда смысл ее жизни?
Тем вечером Жанна чуть не обрушилась на Нинетту. Обычно спокойная и стойкая, она сейчас не могла совладать со своим гневом.
– Будь добра, займи своего дружка, я больше видеть не могу, как он липнет к господину Жозэ!
Девочка была на гране истерики. Она готова была разбить все вазы, находящиеся в комнате о голову сестры.
Нинетта пришла в изумление, впервые видя Жанну такой разъяренной.
– Я попробую, конечно, – прошептала она.
А Жанна сию же секунду горько расплакалась.
Поскольку сестры Мадлик никогда не ссорились и всегда стояли горой друг за друга, Нинетта, не на шутку встревоженная состоянием своей сестры, поспешила немедленно исполнить ее просьбу. Но был вечер, и пришлось дождаться утра.
Эту ночь сестры впервые провели в состоянии стресса. Жанна плакала очень долго и все никак не могла успокоиться. Наконец, от такого долгого рыдания у нее сильно разболелась голова, а потом тяжелый сон завладел всем ее существом.
Около двух часов ночи несчастная девочка проснулась и снова стала плакать, но на сей раз уже не от злости или отчаяния, а из-за тошноты, которая ее и разбудила.
Нинетта мгновенно подскочила к ней с мокрым полотенцем. Она положила один его конец на голову Жанны, а другой на грудь. Постепенно тошнота стала утихать, а затем и вовсе прошла.
– Не нервничай так, я же обещала, что помогу тебе, – Нинетта укрыла Жанну и сама легла.
Но и Нинетта провела эту ночь не лучшим образом. Помимо беспокойства о сестре, ее мучила мысль о Сережке. Непонятно было; то ли он просто не хочет дружить с ней и потому строит из себя такого гордеца, то ли действительно все не так просто, как ей кажется. Тем не менее, у девочки мелькнула мысль, что она незаслуженно обидела мальчишку, назвав его гордым и скучным типом.
Но, как бы там ни было, а едва забрезжил рассвет, едва только успели пропеть первые петухи, а Нинетта уже была на ногах.
Спустившись в холл и припомнив недавнюю историю, из-за которой их с Жанной чуть было, не посадили под домашний арест, Нинетта постучала в дверь дворецкого.
Через пять минут тот открыл дверь и, увидев княжну, сердито поинтересовался, что же ей угодно в столь ранний час.
– Мне угодно, чтобы ты открыл парадную дверь, – важно ответила девочка, которой уже надоело терпеть пренебрежение этого старого дурака, – Или же я выйду через окно, но теперь уже не поднимай из-за этого шум.
Нинетта, не дожидаясь ответа, повернулась и направилась к тому самому окну, через которое пролезала с сестрой накануне.
– Стойте, княжна! – крикнул старик и бросил ей ключи.
Нинетта поймала их на лету, а, открыв дверь, снова бросила дворецкому.
Быстрые шаги несли девочку на пастбище. Именно там начинался рабочий день Жозэ Марэ, и именно там она рассчитывала найти Сережку.
Но мальчика не оказалось возле управляющего. Тогда Нинетта подошла к самому Жозэ.
– О, мадемуазель, он в моем домике. Еще спит. Вчера он до поздней ночи возился с глиняной посудой. И, кажется, его что-то беспокоило. При всей нашей с ним дружбе, он так и не сказал мне ничего. Но, может быть, вам что-нибудь известно?
– Да, господин. Это, скорее всего, по моей вине. Вчера мы с ним немного повздорили.
Пока Нинетта приближалась к домику управляющего, у нее в голове мелькнула мысль, что она кое-что украла у Жанны, кое-чем ее обделила. А именно: минутой разговора с глазу на глаз с управляющим. В последнее время Жанна так мечтала хоть словом с ним перемолвиться, что узнай она об этой минуте, то сошла бы с ума от зависти.
Предварительно постучавшись, как и подобает вежливому человеку, Нинетта вошла в домик и в коридоре увидела Сережку. Тот выглядел сонным и протирал глаза.
– Доброе утро! – весело сказала девочка, словно между ними не было вчера размолвки.
– Доброе утро, – ответил Сережка несколько мрачновато.
– Ты чего такой невеселый? Сердишься на меня?
– Чего уж там! Было бы за что. В общем-то, ты права. Я действительно гордый и скучный.
– Да, нет же. Это я, так, погорячилась.
– И, тем не менее…
– Ну же, не надо об этом! Я, вот, что подумала: давай погуляем в городе просто так, без денег, а?
– Тебя со мной никогда не отпустят.
– Но ведь мы сбежим!
– Нельзя. Когда вернемся, тебя накажут. Я ведь о тебе беспокоюсь.
– А я что-нибудь придумаю!
– Нет, нет, Нинетта, пойми же.
Девочка помолчала с полминуты, словно бы размышляя о чем-то.
– Ну, ладно, – сказала она, наконец. – Тогда, давай просто играть вместе? Не покидая поместья.
– Вот это другое дело! – мальчик повеселел.
– И ты будешь играть со мной, даже когда господин Жозэ свободен от работы? – Нинетта пытливо посмотрела в глаза Сережке.
– Да, – и он вздохнул.
А так, как Нинетта все еще не сводила с него пристального взгляда, Сережка пустился в откровение:
– Знаешь, мне кажется, что, так сильно привязавшись к господину Жозэ, я даже стал ему мешать. Я ничего не могу с собой поделать, меня так тянет к нему, будто бы он ангел какой-то. Против собственной же воли я отнимаю весь его досуг, хоть и понимаю, что тем самым могу ему надоесть. Как бы он не любил меня, но я все же не родной ему сын, поэтому должен оставлять его одного хоть иногда. Дать ему… ведь он одинок… может быть, он отличит кого-то из наших женщин. Они красивые. А господин Жозэ был бы прекрасным мужем для одной из них.
– Так значит, договорились? Будем играть вместе, а господин Жозэ пусть от всего и всех отдыхает.
– Да, Нинетта. Так будет лучше всего.
Нинетта, довольная, что добилась желаемых результатов, вернулась в дом и сказала Жанне торжественным тоном:
– Ну вот, дорогая, теперь можешь завоевывать управляющего!
ГЛАВА 5
Стоит, пожалуй, на некоторое время оторваться от описаний взаимоотношений главных героев и заглянуть за пределы владений князя Мадлика.
Как и у всех людей, у князя существовали соседи. Об одних, графах Коноваловых уже упоминалось ранее. Теперь настало время поговорить о них подробнее.
Не так давно граф Коновалов продал свое поместье, граничащее с поместьем князя Мадлика и уехал с семьей за границу. Его управляющий, Жозэ Марэ, приведя все дела в порядок, перебрался в поместье князя Мадлика, посчитав, что там он будет нужнее.
И вот, спустя дней десять после появления Жозэ, князь Мадлик получил приглашение от некоего князя Малиновского, приехать к ним на чаепитие.
Князь Мадлик с женой немедленно нанесли визит новым соседям, как уже понятно, въехавшим в поместье Коноваловых.
Возвратясь же от новых соседей, князь Мадлик потом весь день и при всех выражал свой восторг от этих людей и распорядился принарядить дом, намереваясь также, пригласить князя Малиновского с семьей к себе в гости.
Новые соседи не замедлили нанести ответный визит и тем самым еще более закрепить завязавшуюся дружбу.
В тот вечер все оделись с изысканным вкусом, по последней моде. Берта фон Шеренг блистала в белоснежном атласном платье, которое еще более подчеркивало ее изящную и незаурядную красоту.
Князь надел парадный костюм темно-синего цвета, а девочек облачили в совсем одинаковые розовенькие платьица и хоть они терпеть не могли одеваться одинаково, несмотря на всю взаимную привязанность, эту одежду им навязала мачеха, самым бесцеремонным образом отвергнув всякие просьбы или недовольства.
Вся семья Мадлик сидела в гостиной, включая и маленького Виктора, спящего на коленях у своей кормилицы, когда послышался звук подъехавшей брички.
Князь Мадлик мгновенно оказался на крыльце, чтобы встретить и проводить в дом желанных гостей.
Семья князя Малиновского была небольшой. Только сам князь, его супруга и сын лет тринадцати.
Расположившись поудобнее, обе семьи принялись весьма непринужденно разговаривать на разные темы, а детям велели погулять по дому.
Теперь будет не лишним сказать пару слов о самих Малиновских. Сам князь был тучным мужчиной лет сорока пяти, с рыжими усами и бородой, с полысевшим затылком, которого он, впрочем, совсем не стеснялся, с бесцветными глазами, крупными чертами лица. В общем, этот человек, своей невзрачной внешностью не особенно располагал к себе. Он был разговорчив и неглуп, что чувствовалось сразу и, пожалуй, только этими качествами мог бы влиять на людей.
Супруга его, княгиня Малиновская, напротив, оказалась весьма недурна собой, с первого же взгляда на нее можно было без тени сомнения сказать: основанная забота в жизни этой женщины – собственное отражение в зеркале. Симпатичная шатенка с голубыми глазами, маленьким ротиком и пышновато-воздушным сложением.
Однако в отличие от своего мужа, она не выделялась остротой ума и предпочитала больше помалкивать, опасаясь ляпнуть чего-то неразумного.
Единственный отпрыск этих родителей не унаследовал ни миловидности своей матери, ни разума отца. Не в меру долговязый для своих лет мальчишка-отрок, с рыжей пышной шевелюрой, такими же бесцветными глазами и крупными чертами лица, как и у его отца, он был к тому же щедро одарен темными крупными веснушками на лице и по всему телу, что делало его уж окончательно непривлекательным. Не обладая особым умом и, вероятно, чувствуя это, мальчик держался чрезвычайно напыщенно и самодовольно, тем самым, стараясь компенсировать недостаток ума, производимым впечатлением важной персоны.
Поскольку всем троим детям, велели удалиться после церемонии знакомства, они вышли в холл.
– Ну и что мы будем делать с этим гусем? – шепнула Жанна на ухо Нинетте. – Он держится так, будто развлечься ниже его достоинства.
– Не представляю. Но одно я знаю, точно: этот вечер будет настоящей тоской, пыткой.
В холле на специальном столике стояла игра в лото, которую девочки очень любили. В нее можно было играть по двое, по трое и более. Они предложили мальчику поиграть всем вместе.
– Играть в лото? – переспросил он, еще выше задрав нос. – Нет, спасибо, я предпочитаю что-нибудь особенное.
– Что же?
– Ну, хотя бы прослушать партию фортепиано.
– Фортепиано?… О, в библиотеке есть фортепиано. Мы умеем на нем играть. Мы сыграем тебе, если хочешь.
– Нет, спасибо, я предпочитаю слушать профессиональных музыкантов, – с еще большей важностью процедил он сквозь зубы.
Жанна и Нинетта начали терять терпение.
– В таком случае, любезнейший господин, – подчеркнуто напыщенно обратилась к нему Жанна, – быть может, вы сами желаете сыграть что-либо? Вы настолько уверенны в нашем неумении, что, вероятно, сами являетесь большим виртуозом?
– Ошибаетесь, – чуть побледнев от злости, ответил княжеский сынок, – я предпочитаю музицировать на скрипке.
– О, это замечательно! У батюшки в кабинете как раз есть отличная скрипка. Может быть, желаете, чтоб ее вам подали?
– Извините, но я музицирую исключительно на своей собственной скрипке.
– О, тысяча извинений, – Жанна сделала преувеличенно любезный поклон.
– Видит бог, мы предложили вам все, что могли, – заговорила Нинетта, – но раз вам все это не по душе, тогда, может быть, вы сами нас чем-то займете?
– Не имею ни малейшего представления о ваших интересах.
– Ну, в отличие от вас, интересы у нас самые разнообразные. Мы можем развлекаться, как угодно и вовсе не считаем, что это ниже нашего достоинства. В гостях же, мы принимаем любые предложения, чтобы не показаться буками и не производить отталкивающего впечатления, – сказала Жанна.
– Раз уж мы ничем не можем вам угодить, – вставила Нинетта, – то, пожалуй, будет лучше всего оставить вас здесь, чтобы дать вам прекрасную возможность вволю насладиться собственной компанией.
– С вашего позволения, – и обе сестры вышли на крыльцо, а оттуда, взявшись за руки, направились к домику управляющего.
– Как он глуп, этот Денис! Держится так по-идиотски! Неужели он думает, что своей важностью заинтересует людей? В конце концов, это даже неприлично, – возмущалась Жанна.
– Да, я впервые сталкиваюсь с подобным типом людей. Он глуп, конечно, но эта глупость гораздо менее бросится в глаза, если он оставит свою важную манеру, и будет веселиться, как и все остальные.
– Готова поспорить, что в собственном то доме он далеко не такой, каким предстал перед нами. Я почти уверенна, что он обожает носиться по всему дому с кличем индейца и весь в перьях.