Слуги Люцифера

Когда князю Мадлику сообщили, что прибыл новый управляющий, он дремал после обеда, но тут же вскочил, будто вместо ног у него были пружины, и бегом очутился в холле своего дома.

Перед ним стоял тот самый господин Жозэ – мужчина средних лет, крепкого сложения, с темными, чуть вьющимися волосами. Одежда у него была поношенная, видимо, предназначенная для дальних походов.

Что же касается более подробного описания его внешности, то тут было бы справедливо сказать, что черты лица его очень красивы и правильны, пожалуй, даже слишком притягательны для мужчины.

Сквозь загар, на его лице проглядывала еле заметная бледность, большие серовато-голубые глаза были полуприкрыты, а длинные ресницы отбрасывали тени полукругом, отчего глаза казались глубже и темнее. Прямой нос, чуть выдающийся подбородок, резкий изгиб бровей, тонкие губы, безупречный жемчуг зубов и, наконец, глубокая вертикальная морщинка между бровей.

Мужчине, или, вернее, господину Жозэ, на вид было лет тридцать пять-шесть, но во всем его существе чувствовался на редкость огромный запас энергии.

На князя Мадлика он сразу же произвел положительное впечатление. Князь обрадовался, что ему прислали не юношу или старика, а зрелого мужчину, на вид достаточно сильного.

– Вы будете моим управляющим, не так ли? – уточнил князь, подходя к господину Жозэ.

– Надеюсь, господин князь, – мужчина чуть кивнул.

– Отлично! Вы можете прямо сейчас приступить к своим обязанностям.

– Непременно.

– Вас ознакомят с поместьем.

Князь кликнул своего конюшего и велел показать новому управляющему все свои угодья.

– Ах, да! – князь хлопнул себя по лбу. – Ваше рекомендательное письмо при вас?

– Да, господин, вот оно, – и Жозэ вынул из внутреннего кармана своего камзола письмо.

– Ага, Жозэ Марэ, тридцать пять лет, и так далее, и так далее… ну, что ж, превосходно. Вы подходите мне, как нельзя более кстати.

– Благодарю вас, – Жозэ чуть поклонился. Это получилось у него так грациозно, чего никак нельзя было ожидать от человека низкого происхождения.

Впрочем, князь Мадлик этого не заметил. Он, перепоручив нового управляющего заботам конюшего, вернулся к себе в спальню и разлегся на кровати с очень довольным видом.

Прежде чем сесть в седло, чтобы ознакомиться с княжескими владениями, Жозэ Марэ спросил, где он может оставить свои вещи.

– А, – ответил конюший, – в вашем домике.

– В моем домике управляющего?

– Да, да. Давайте вначале заедем туда, вы оставите вещи. С этого то домика мы и начнем обход.

– Прекрасно.

По дороге к домику, конюший подробно поведал Жозэ про прежнего управляющего, злюку Антона, как выразился недавно мальчик Сережка.

– Ох, и бил он его! За любой пустяк избивал, чуть ли не до полусмерти. Бедняга! Но вы… вы же не станете этого делать, господин? – конюший посмотрел на него одновременно и с доверием и с подозрением. Каким, мол, окажется этот красивый мужчина, с виду, вроде не жестокий.

– По-вашему, я похож на злодея? – Жозэ взглянул ему прямо в глаза твердым и спокойным взглядом.

– О, нет, нет, господин, вовсе нет, простите… я ляпнул, не подумав. Я ничуть не сомневаюсь в вас. Просто тот до того избивал беднягу…

– Не беспокойтесь, мы с ним уже успели подружиться.

– Вот как! Это замечательно. Но, тогда… еще раз, простите меня.

– Ничего. Забудьте. Невозможно всецело доверять человеку, которого видишь впервые.

Домик управляющего находился позади княжеского особняка, в тени палисада и был скрыт им почти до самой крыши.

Домик был небольшой, одноэтажный, с несколькими перегородками, отделявшими спальню от кухни, кухню от кабинета. Мебель, обстановка, все остальное, было весьма скромным, от прежнего обитателя осталось много ненужных вещиц, которые были аккуратно сложены в большую коробку.

– Если все это вам не понадобится, выбросьте.

– Что ж, неплохо, – проговорил Жозэ, оглядывая свое жилище. – Ну, а теперь за дело! – он кинул в угол свои вещи и вместе с конюшим вышел из домика.

– Скоро придет лакей и поможет вам расположиться.

Маленькие княжны, Жанна и Нинетта, лишившись, гувернантки, бездельничали, а Берта усиленно готовила их скорейшее отправление в зарубежный пансион.

Девочки сидели на подоконнике, Жанна читала вслух какую-то книжку, а Нинетта вышивала.

– Я то думала, у тебя никак не хватит усидчивости целых два часа не оставлять нитку с иголкой, – заметила Жанна.

– О, раньше, конечно, но что делать, если с нами нет теперь мадам Биссет? Тоска! – девочка глубоко вздохнула. – Знаешь, я так горюю об ее отъезде, что даже потеряла всякое желание доставать Серого, – но тут, сделав лукавые глазки, Нинетта добавила: – Впрочем, такое желание скоро опять появится.

– Несчастный. Ты вконец его замучила.

– Я не замучила. Разве я виновата, что он такой смешной? А то, что он несчастный, это ты, пожалуй, верно, заметила.

Они продолжили прерванные занятия. Жанна снова принялась читать книгу, а Нинетта вышивать. Однако через пять минут Жанна, оторвавшись от книги, устремила безразличный и усталый взгляд за окно.

Там все было так же, как и всегда; работники на полях, пасущийся скот, шелест листвы на деревьях, гул голубей под самый крышей, гоняющиеся друг за другом собаки. Ничего нового.

– Так можно и умереть от тоски. Каждый день одно и то же. Неужто в нашей жизни не будет ничего интересного? – вздохнула Жанна и с легким раздражением отшвырнула книгу.

Нинетта также отложила вышивание.

– Это точно. Тоска, да и только. Папа вечно занят, Берта нас терпеть не может, Виктор еще слишком маленький, он только плачет и больше ничего. Да, к тому же, едва ли Берта разрешит ему играть с нами, когда он подрастет. Да, наша жизнь скучна. Вот я и стараюсь искать развлечений, цепляясь к Серому. В какой-то мере, меня это забавляет.

– С мадам Биссет было интересно. Вот, кто знал ответы на все вопросы. С ней мы никогда не скучали. Но она уехала.

– Все это не обошлось без Берты. У, гадюка! Ненавижу ее!

– Я тоже, – и Жанна презрительно сузила глаза.

– Теперь она спит и видит, как бы поскорее от нас избавиться. Уже наши вещи собирает. Скоро мы поедем в пансион.

– А ты не хочешь?

– Не знаю. Хотя… интересно, как там все будет.

Жанна снова безразлично смотрела в окно. Вначале взгляд ее не менялся, но постепенно в глазах появились искорки любопытства. Она дернула сестру за рукав.

– Посмотри! – воскликнула она. – Видишь, вон того всадника?

– Того, что с нашим конюшим? Вижу.

– По-моему, это кто-то новый.

– С чего ты взяла? Ведь отсюда не видно. Конюшего ты просто по одежде узнала.

– Да, нет же, это явно кто-то новый. Уж очень красиво держится в седле. Никто из наших батраков так не умеет.

– Возможно.

– Присмотрись-ка получше. Да, это кто-то новый. Но, кто?

– Может быть, новый управляющий, которого ждал отец? Помнится, он каждые пять минут причитал, что никто не приезжает на смену Антону.

– Да, скорее всего, – согласилась Жанна, не сводя любопытного взгляда с нового обитателя поместья. – О, смотри, он потрепал твоего Серого по щеке. Кажется, он не злой.

– Слава богу. Теперь Серый передохнет, – Нинетта повеселела.

А незнакомец, которого увидела Жанна, и конюший, тем временем тоже говорили о Сером.

– Да, он уже года два, как сирота круглая, – говорил конюший.

– Что же произошло? – Жозэ весь обратился во внимание.

– Все началось с того, что Антон положил глаз на мать этого мальчишки. Лиза была роскошной женщиной, царство ей небесное. Вот Антон и прельстился. Стал склонять к сожительству. Честная женщина отказывалась, говоря, что не оставит мужа и сына. Тогда Антон перешел к угрозам, побоям, клевете. Но она не давалась ему. Тогда, чтобы уж наверняка получить желаемую добычу, Антон наговорил князю, что муж ее хотел стянуть у него фамильную драгоценность – золотые часы его прадеда. Это, конечно, не имело ничего общего с действительностью, но кому князь поверит, прежде всего? Собственному управляющему или рядовому крепостному, каких у него сотни? И вот, беднягу приволокли к позорному столбу и стали бить. Лиза видела все это, сходила с ума от каждого удара, который обрушивался на спину ее мужа, готова была сама терпеть все эти побои, лишь бы мужа не трогали. А тот понимал все. Он смотрел в глаза Лизе изнемогающим взглядом и, сознавая, что ради него она пойдет на все, взглядом словно приказывал ей: «Не смей этого делать. Не смей, иначе я прокляну тебя». И Лиза не посмела. Антон ее так и не получил. Мужа забили до смерти на глазах у Лизы и Сережки. Вскоре после этого с Лизой случился припадок, и она умерла. Антон же потом всю злобу от своего поражения вымещал на мальчишке.

– А, так вот почему, Серж побледнел, когда я упомянул при нем князя Мадлика, – сказал Жозэ.

– Да. Ведь это князь отдал распоряжение избить отца Сережки.

– Вот так, не разобравшись…

– А чего ему было разбираться? Антон умел его уговорить и убедить во всем, князь же смотрел на его проделки сквозь пальцы. Его это мало заботило.

– А что же одна из дочек князя? Серж говорил, она его дразнит.

– А, Нинетта! Да. Но это так, забавы ради. В общем-то, она не злая девочка. Просто у них с сестрой жизнь такая.

– Какая?

– Скучная, они почти, что предоставлены самим себе.

– Как так?

– А так, отцу до них мало дела, он поглощен в основном своей супругой, красивой ведьмой. Она же на дух девочек не переносит, хоть и прикидывается перед князем заботливой мачехой. Была у княжон гувернантка, при ней они не так скучали, но княгиня на днях ее уволила. Теперь девочки не знают, куда себя деть. Впрочем, их скоро отправят в пансион.

– Ну, что ж, спасибо, Алексей, что ввели меня во все подробности.

Жозэ и конюший пожали друг другу руки и разъехались. Все, с чем надо было ознакомиться Жозэ, он уже ознакомился.

Вечером того же дня, Жанна Мадлик гонялась в холле за маленьким игривым котенком. Неожиданно она столкнулась с незнакомым господином, выходящим из кабинета ее отца.

– Извините, господин, – сказала она.

– Все в порядке, мадемуазель, – ответил мужчина и улыбнулся.

Затем, не говоря больше ни слова, он вышел из особняка, вскочил на лошадь и медленно поехал в сторону домика управляющего.

Жанна внимательно и с интересом проводила его взглядом, пока он не скрылся из виду. Совершенно забыв о котенке, она помчалась в кабинет отца.

– Тебе чего? – недовольно буркнул князь, отрываясь от бумаг.

– Скажи, папа, а кто этот человек? Я его раньше не видела.

– Это мой новый управляющий. А теперь уходи. Не видишь, у меня дела. Я занят.

– Извини, – Жанна опустила голову и повернулась, чтобы уйти. Но около двери она снова остановилась. – Папа? А как его зовут?

– Вот прицепилась! – крикнул князь. – Занят я, мне не до тебя! Ладно, его зовут Жозэ Марэ. Довольна? А теперь вон отсюда!

Жанна поспешно выбежала. Она знала, что отец слишком вспыльчив, и его легко рассердить. Не исключено, что, задержись она в кабинете еще секунду, и в девочку непременно полетел бы какой-нибудь увесистый предмет вроде пепельницы или настольной фарфоровой статуэтки, какими изобиловал рабочий кабинет князя Мадлика.

В общем-то, сестры-двойняшки уже давно перестали обращать внимание на грубости и безразличие отца. Они перестали обижаться на него, так как это было бессмысленно. Отец, даже будь он не прав, никогда не просил у дочерей прощения, и девочки этого уже не ждали.

Выбежав из отцовского кабинета, Жанна влетела в комнату, где они с Нинеттой жили, но сестры там не оказалось.

А Нинетта, пока ее искала Жанна, забавлялась на заднем дворе тем, что дразнила Сережку, который по приказу кухарки княжеского дома, перебирал огромную корзину яблок, откладывая хорошие в одну сторону, а порченные в другую.

Нинетта подкралась к мальчику неслышно, со спины и вставила ему два указательных пальца между ребрами. Сережка тут же громко вскрикнул и вскочил, как ужаленный. Нинетта залилась веселым и неудержимым смехом.

– Черт бы тебя побрал! – воскликнул в ярости Сережка.

– Что?! Меня?! – Нинетта продолжала смеяться, но силилась сделаться серьезной. – Я княжна, ты не имеешь права мне грубить! Мальчишка!

– Зачем ты так сделала?

– Чтобы посмотреть, как ты испугаешься щекотки! – она снова взорвалась громким смехом.

– Очень смешно! – бурчал мальчик.

– Ага, очень! – Нинетта задыхалась. У нее уже болели бока.

– Очень глупо, – мальчик продолжил прерванное занятие.

– Ой, ой, какой умный нашелся! Я, вот, пожалуюсь папе, что ты мне нагрубил, он тебя высечь прикажет.

– Жалуйся. Только, что с того? Думаешь, я не знаю, что ему плевать на тебя и на твою сестру? А даже если меня и высекут, что ж, я, по крайней мере, разделю участь отца, – последние слова Сережка произнес так сурово, что девочка сразу перестала смеяться, и холодок окутал все ее существо.

Не ожидала она, что он так скажет. Ей внезапно стало как-то не по себе и даже захотелось заплакать. Но, гордая своим княжеским происхождением, она не желала выставлять свои чувства напоказ мальчику-крепостному, поэтому, чтобы скрыть замешательство, дернула его за ухо и быстро убежала в дом.

А дома ее с нетерпением дожидалась Жанна, со своими заботами и желанием поделиться тем, что она только что узнала.

Едва Нинетта влетела в комнату, вся красная одновременно от бега и смятения, не в силах забыть тона в голосе Сережки, как Жанна, тут же к ней подпрыгнув, пробормотала почти скороговоркой:

– Я узнала, что его зовут Жозэ Марэ. Такой необычный человек, я таких раньше еще не видела. Я случайно столкнулась с ним, когда бежала за котенком…

Тут она замолчала, заметив, что Нинетта смотрит на нее каким-то отсутствующим взглядом.

– Ты слышишь меня? – Жанна слегка тряхнула ее за плечи.

– А… ага… – Нинетта попыталась сосредоточиться на словах сестры, но тщетно. Свои мысли поглощали ее куда больше.

Жанна, поняв, что сестра витает в облаках, нисколько на нее не обиделась, так как обижаться было не принято между ними, и продолжала говорить, но уже сама с собой. Нинетта же сидела рядом, глядя в одну точку перед собой, и молчала.

– Мне почему-то хочется, чтобы он обратил на меня внимание, – сказала Жанна.

Нинетта повернула к ней голову, наконец-то перестав размышлять.

– А зачем?

– Так. Просто так. Мне бы хотелось быть на месте Сережки.

– Что?! – Нинетта раскрыла рот.

– Да. Я бы хотела. Господин управляющий, так добр к нему, он уделяет ему много внимания. А кто добр с нами, кто нам уделяет внимание?

– Мадам Биссет… но это было раньше…

– Да. Но теперь ее нет и мы совсем некому не нужны. Сегодня утром, когда я зашла в кабинет папы, буквально на две минуты, чтобы только показаться и кое-что спросить о новом управляющем, отец так рассвирепел и чуть не запустил в меня одной из своих увесистых безделушек. Мне тотчас же пришлось выйти.

– Ты права. Нас не любят, – согласилась Нинетта.

– Ну, тогда лучше не жить здесь, – и Жанна сдвинула брови.

– Что же ты предлагаешь?

– Поскорее уехать в пансион, чтобы долго не видеть ни отца, ни Берту, – о последней девочка сказала еще презрительнее.

С этого момента сестры-двойняшки стали страстно мечтать о пансионе, как о чем-то далеком, а потому замечательном, ведь чем дальше они будут находиться от дома, тем счастливее себя почувствуют.

А Берта и не подозревала, как совпадает ее желание с желанием тех, от которых она мечтала избавиться. Княгиня Мадлик усиленно готовила отправление девочек и с каждым днем становилась все веселее от сознания, что скоро она почувствует себя свободнее в поместье мужа. Эта женщина на радостях даже соизволила пару раз заглянуть в детскую своего сына и при няньке и кормилице, поцеловала его нежный лобик.

Однажды около полудня, когда погода была душной, и стоял невыносимый августовский зной, семья Мадлик тихо и медленно обедала в своей столовой.

За длинным столом, во главе его восседал князь, а по правую руку от него сидела Берта, время от времени кидая пронизывающие взгляды на обеих падчериц напротив себя, да задумчивый и даже блуждающий взгляд на малютку-сына, которого просто так сажали возле матери, чтобы только вся семья считалась в сборе, потому что Виктора кормили отдельно и намного чаще, чем остальных.

«У, мегера!» – разом подумали девочки, подняв глаза на мачеху, но тут же опустив их обратно в свои тарелки.

Вокруг хозяев осторожно двигались лакеи, подавая одно блюдо следом за другим и убирая со стола пустую посуду.

Вот так всегда и происходила церемония завтрака, обеда и ужина в доме князя Мадлика.

– От всего этого даже аппетит пропадает, – нередко повторяли друг другу сестры.

Итак, однажды около полудня, когда первое блюдо сменилось вторым, двери холла внезапно распахнулись со страшным шумом и послышались быстрые и тяжелые шаги нескольких мужчин. Спустя секунду мужчины оказались в дверях столовой.

Не в меру вспыльчивый князь Мадлик уже собрался, было, заорать своим громовым голосом, что никто не имеет права нарушать обеденный час, но, увидев все произошедшее, осекся.

В дверях стояло четверо мужчин, а впереди них Жозэ Марэ, весь растрепанный и напряженный.

– Господин князь, загорелась конюшня! – воскликнул он и выбежал обратно. Мужчины за ним.

Князь тотчас же невообразимо переменился в лице. Скулы его как-то странно задергались, глаза помутнели, он зашатался и в изнеможении рухнул обратно на стул. Берта подбежала к нему, а девочки остались на своих местах.

– Конюшня… мои лошади… мой Корсар… – князь побледнел.

Наконец, вся семья выбежала на крыльцо и увидела полыхающую конюшню. Внутри ржали лошади, напуганные невиданным зрелищем пожара и задыхающиеся от густого дыма.

Князь простер руки к небу. Внутри конюшни, рядом с остальными лошадьми, находился и его любимец, конь по кличке Корсар, красавец редкой породы, молодой и сильный, быстрый, как ветер. Не так давно князь уплатил за него цену, втрое превосходящую его истинную, лишь бы только самому заполучить такое отличное животное. Черный, как смоль, без единого пятнышка, он стоил даже целого табуна.

Несколько мужчин вплотную приблизились к конюшне, силясь открыть ворота и выпустить лошадей. Но пламя не подпустило их. Лошади продолжали ржать все более оглушительно и ужасно. Слышен был и дикий голос Корсара. Он как ножом резал по сердцу уже почти бессознательного князя. Несчастный готов был упасть в глубокий обморок.

Вдруг, среди толпы, собравшейся, кто посмотреть, а кто и помочь, выделился мужчина и решительно направился к воротам конюшни. Язык пламени почти коснулся его. Тогда человек схватил огромную кадку с водой из рук двух женщин, облился ею с головы до ног и бесстрашно ринулся к засову на воротах. Отодвинув его, он отскочил в сторону, так как лошади, доведенные паникой до безумия, вырвались каждая из своего стойла и наперебой, калеча друг друга, понеслись на волю. Только один конь, тот самый Корсар, не выбежал. Он единственный, в целях предосторожности, был привязан красивой металлической цепью к железному кольцу. Несчастное животное, хрипя и захлебываясь от ржания, брыкалось, как безумное, ибо языки пламени если и не касались его, то сильно прижигали.

Князь, уверенный, что его любимцу пришел конец, окончательно лишился чувств и осел на руки своей жены, которая, согнувшись под тяжестью его тела, рухнула на траву, но потом заботливо положила голову супруга к себе на колени.

Ей, впрочем, была глубоко безразлична участь несчастного животного. Его дикое, душераздирающее ржание нисколько не трогало эту бессердечную, надменную красавицу. Она равнодушно взирала на все происходящее, одновременно теребя волосы мужа спокойными, размеренными движениями.

Обе девочки также были на гране срыва. Однако же, беспокоил их не только конь.

Жанна, раскрыв рот и затаив дыхание, смотрела на управляющего, который все глубже и глубже продвигался в конюшню, пытаясь освободить коня. Сердце девочки бешено колотилось и казалось, еще немного и оно выпрыгнет из груди. Ей даже хотелось кинуться в этот огонь к господину управляющему, чтобы помочь ему и просто побыть рядом, но, понимая, что она вместо помощи лишь помешает ему, осталась стоять, где стояла.

Нинетта же не сводила глаз с Сережки, который метался вокруг горящей конюшни, не зная, что делать и безумно паниковал.

На какое-то время Жозэ исчез в языках пламени, его невозможно было различить сквозь дым и этих мгновений хватило Жанне и Сережке, чтобы едва не сойти с ума. Но, к счастью, спустя еще мгновение, тот, за кем они так пристально наблюдали, появился, и в руках у него была уздечка, за которую он вел коня.

Едва лишь оба они вышли из полыхающей конюшни, как крыша ее рухнула, повалив за собою все четыре стены.

Жозэ, очутившись на живой, зеленой траве, почувствовав под ногами твердую, не охваченную пожаром почву, вдохнув полными легкими свежий воздух, внезапно отпустил уздечку и упал без сознания в двух шагах от лежавшего на коленях у супруги князя Мадлика, который, впрочем, уже очнулся.

Конь, почувствовав свободу, вскочил на дыбы, а затем понесся по лугам и полям, на радостях, что остался жив, принялся резвиться и играть. Сам он нисколько не пострадал, за исключением того, что его драгоценная шерсть в некоторых местах оказалась немного подпаленной.

Увидев своего любимца целым и невредимым, князь окончательно пришел в себя, вскочил на ноги и, подбежав к Корсару, несмотря на то, что тот запросто мог его лягнуть, принялся ласкать его и приговаривать:

– Ах, ты мое сокровище! Ах, прелесть! Я велю простроить для тебя отдельную конюшню.

Нинетта, которая все это слышала, пробормотала себе под нос:

– Да, если бы мы с Жанной погибли, он бы едва ли это заметил, – и в глазах ее блеснули слезинки.

Для Жанны же не существовало никого и ничего вокруг, кроме лежащего на траве, бесчувственного, черного от дыма, господина управляющего. Она вместе с Сережкой металась вокруг него, не зная, что сделать, чтобы привести его в чувства.

Двое мужчин подошли к детям, аккуратно их отстранили и, взяв на руки Жозэ, понесли его в домик. Сережка вприпрыжку побежал за ними, а Жанна, подумав, что такое же проявление чувств не пристало княжне, осталась на месте, хоть и горела желанием не отходить от управляющего ни на миг.

Вряд ли эта десятилетняя девочка отдавала себе отчет в том, почему ее так неудержимо потянуло к этому новому человеку, потянуло с первого же взгляда, вряд ли она понимала, что происходит внутри нее, но, невольно сравнив Жозэ со своим отцом, она еще более возвеличила первого и прониклась презрением к последнему.

Вскочив с травы, она пронеслась мимо Нинетты, подбежала к отцу, который все еще продолжал ласкать своего коня и осыпать его всякими нежными словами. Дернув князя за рукав, девочка сказала, глядя ему прямо в глаза:

– Он очень смелый, правда?

Князь Мадлик только кивнул, даже не посмотрев на дочь.

Жанна продолжала:

– К коню ты прежде подошел, чем к человеку, который мог погибнуть из-за него.

Тут князь перестал теребить гриву Корсара, обернулся к дочери и, безо всяких слов влепил ей такую увесистую затрещину наотмашь, что Жанна, тихо вскрикнув, упала прямо под копыта Корсара. Если бы подбежавшая Нинетта не помогла ей подняться, конь затоптал бы девочку своими мощными копытами.

А в домике управляющего происходило следующее:

Те двое мужчин, что внесли бессознательного Жозэ в комнату, положили его на кровать, а маленький Сережка остался сидеть подле своего друга, принявшись смывать мокрым полотенцем копоть с его лица.

Так он просидел возле управляющего несколько часов. Наступил вечер, за окном стемнело, мальчика сморило.

К полуночи все в доме князя уже видели десятые сны. Не спала только Жанна. Девочка ворочалась в своей постели с боку на бок и никак не могла уснуть. Голова побаливала от столкновения с отцовской рукой, мешали спать обида, негодование, возмущение и ярость. Мешало и беспокойство; как же там себя чувствует господин Жозэ?

Полежав еще немного, но, так и не уснув, Жанна тихо, не производя ни малейшего шума, встала, накинула плащ поверх ночной сорочки и стала медленно, на цыпочках продвигаться к двери.

Едва ее пальцы коснулись ручки, как из темноты послышался голос сестры:

– Ты куда?

– Я тебя разбудила?

– Нет, конечно. Ты ведь производишь не больше шума, чем муравей. Просто мне тоже не спится. Так, куда ты идешь?

– К управляющему.

– Что? Сейчас? – Нинетта сразу встала.

– А что? Мне хочется посмотреть, как он.

– Почему ты так о нем беспокоишься?

– Сама не знаю. Но я чувствую к нему такую привязанность, какую никогда еще ни к кому не чувствовала.

Нинетта помолчала мгновение, а потом взяла сестру за руку.