Трёхочковый в сердце

– Просил вас прекратить издеваться, как делаю это сейчас, может, стоит ко мне прислушаться, хоть раз?!

– Много чести! – Тренер разве что не «фыркнул» в ответ, – Ты начал жаловаться, вместо того, чтобы поддержать остальных, потащить за собой, а если надо, то и на себе.

– Что за бред!?

– Как ты думаешь, что сделала команда, когда её полноправный лидер упал? – он выжидал, глядя на Ника.

– Валялись за боковой линией, приходя в себя, потому что я отключился почти последним. – Ник откровенно дерзил, ему надоели эти нравоучения в никуда.

– Почти, но не последним, Тайлер держался позади тебя, всё время, пока ты не упал. Он первый тебя подхватил, и даже пытался тащить за собой, но вскоре свалился рядышком. Я даже не уверен, в мотивах его действий, но факт на лицо – при всей своей антипатии к тебе, и собственных притязаниях на лидерство, Тайлер пришёл на помощь, даже ценою лавров самого выносливого бегуна, хоть это был и сомнительный приз в той ситуации.

– Я думал, это были вы, тем, кто меня подхватил. – тогда Ник не знал, что в тот день они с Тренером говорили про любовь к баскетболу внутри себя, просто другими словами. Наставник хотел показать ему, как надо было на собственном примере, не словами – делом, объединить команду вокруг общей цели. Жаль, что тогда он был слишком эгоистичен для таких мыслей.

– Нет, я подошёл после, проверить дышите ли вы. Не буду пытать тебя дальше. Ведь о снятии Кевина с матча, тоже никто не заговорил, все просто радовались, что их это не коснулось. И это примеры только одного дня, а ты говоришь – команда, единое целое.

– Тогда, почему вы говорите, что не я должен был бросать в последней атаке? Если у нас не было сплочённости и единства, не всё ли ровно, кто из эгоистов оказался бы циничнее остальных? – Ник, наконец, надеялся, что нащупал правильное русло в этом разговоре.

– А я и не говорил. Между: «тебе бы не дали бросить» и «не должен был бросать», есть разница. Ты решил сделать всё сам, в этом твоя смелость, как и вина, груз которой ты будешь нести до тех пор, пока не исправишь.

– При всём уважении, Тренер, я не могу понять, к чему вы клоните? – Ник окончательно запутался. – Как я могу повлиять на исход матча, мы уже проиграли, в следующем сезоне я не вернусь за реваншем, просто потому что уже окончу учёбу. Этого не изменить.

– Из-за чего мы проиграли? – Тренера будто вовсе не беспокоило, что они говорят на разных языках и волнах, он вёл беседу, по-своему, одному ему ведомому пути.

– Я промахнулся в последней атаке.

– Это статистический факт. Одна команда набирает больше очков, чем другая, победители забивают чаще проигравших. Но поражение – никогда не было результатом одного броска или решения.

– Вам кажется, вы подталкиваете меня к очевидному для вас умозаключению, но я больше не знаю, что вам ответить, кроме очередной порции сожалений о подведённой мною команде. – Ник устал, просто по человечески, и больше не мог, и не хотел, вести беспредметный разговоры о лидерстве, с которым не справился.

– Я и не рассчитываю, что ты меня поймёшь – прямо сейчас, нет. Сегодняшнее поражение случилось по ряду причин. И в этой игре мы уже не сможем ничего исправить, всё верно, но как я уже говорил ранее, всегда будет следующая. Будет новый соперник, другая установка от другого тренера, и ещё один решающий бросок. Только ты поймёшь, когда-нибудь, что баскетбол здесь, лишь метафора. И очень важно не упустить правильные решения, которые приведут тебя к победе по жизни. Порой придётся стирать собственные ноги, поднимать упавших и тянуть их на себе. И когда-нибудь, ты будешь вынужден довериться другому человеку, потому что в одиночку выстоять против нападок судьбы практически невозможно.

Они долго молчали, не глядя друг на друга. Тренер ждал, Ник все так же не знал, что ответить, он лихорадочно перебирал, переваривал услышанное, но не мог зацепиться хоть за одну стоящую мысль. Ему очень не хотелось ляпнуть, очередную ерунду.

– Как вы думаете, вас снимут с должности, после сегодняшней неудачи? – очень не хотелось ляпнуть, но он не смог.

– Если меня и уберут, то вряд ли по этой причине. – казалось Тренер слегка расстроился, что его ученик оказался столь непроницательным. – Не эту мысль, я надеялся, ты вынесешь из всей беседы.

– Простите, я понял, не жалеть себя, помогать и доверять другим. – Ник даже слегка удивился, насколько лаконичным оказался тезис всего их диалога.

– Нет, пока, всё-таки, нет. – Тренер поднялся, тем самым оканчивая разговор. – Я немного подскажу тебе. Цепь событий, подкреплённых чередою неправильных выборов, не только сегодня, а вообще по жизни, подвела тебя к финалу, которого ты жаждал, но которого был не достоин. Поэтому ты провалился, карма это, или вселенское равновесие, называй, как хочешь. Это будет снедать тебя изнутри, пока ты сам всё не исправишь, став достойным отведённой тебе роли.

– И что это за роль?

– Как тренер, я не могу поощрить игрока, пошедшего наперекор, но как игрок – всегда буду мечтать оказаться с мячом в руках перед решающим броском. Просто помни, что баскетбол, здесь, лишь метафора к жизни.

Тренер вышел из раздевалки. Тогда Ник остался наедине со своими мыслями и чувством полного непонимания произошедшего.

…

Сейчас, спустя некоторое время, почти ничего не изменилось, кроме ностальгического взгляда на черно-белое фото в газете, больше не вызывавшей отвращения. Ник по-прежнему остро чувствовал, что упускает важное послание, оставленное ему человеком, небезразличным к его судьбе.

С тех пор они виделись с Тренером лишь однажды, когда он пришёл за своими вещами и проститься с командой. Не глядя на поддержку в прессе и пикеты с петициями игроков и болельщиков, совет директоров всё же убрал его, не дождавшись официального роспуска команды на межсезонье. Они заканчивали учебный год тренировками с ассистентами, тренерами по физической подготовке, скорее для поддержания мышечного тонуса, нежели из реальной необходимости. Скоро начинался драфт-комбайн, где они будут впахивать круче любых коней, показывая свой настоящий максимум, или будут играть в тёмную лошадку, скрывая возможный потенциал, под туманными перспективами, в надежде повысить ажиотаж вокруг собственной персоны.

Ник пока не решил, какой стратегии будет придерживаться, как не мог определиться с судьбой всего этого мусора, который он распихал по коробкам. Ему нужна была женская рука помощи в этом бельевом вопросе. И стоило Нику об это подумать, как лёгким скользящим касанием Кира обвила его сзади, прижимаясь и обнимая одновременно. В последнее время, он уделял ей мало времени, всё больше отдаляясь и зацикливаясь на себе. Нику даже и в голову не приходило, сколько проблем он доставил Кире, таким своим поведением. И сколько раз она, как главная подстилка предателя кампуса, находила эти проблемы без него. В отличие от Ника, ночами слонявшегося прокажённым зомби по окрестностям студенческого общежития, Киру не обходили стороной, стараясь зацепить, унизить, оскорбить или чего похуже. Хорошо, что для последнего у неё имелся в сумочке электрошокер и баллончик с защитным спреем от животных покрупнее насекомых.

Последние пару недель выдались для них тяжёлыми, столпом испытаний, вставшим на пути их отношений. И сейчас, хотелось простой человеческой любви и ласки, которые лечебным бальзамом должны были излечить сердце и душу. Им обоим нужны были нежные прикосновения, вместо постоянных толчков и ударов. Поцелуи, любящих губ, противоположные альтернативе из плевков и оскорблений. И немного времени, потраченного на себя, в столь желанном утешении, а не противостоянии людской агрессии и злобе.

Ник целовал, едва прикасаясь к Кириным губам, щёчкам и шее. Она каждый раз хихикала, как школьница услышавшая непристойность, когда его ресницы щекотали, аккуратными взмахами порхая над её лицом. Они не торопились, словно кормили друг друга горячим бульоном, стараясь остудить каждую ложечку, а не расплескать кипяток, наслаждаясь целебной теплотой, растекающейся по желудку. Только вместо глотка супа, с каждым поцелуем, Ник и Кира впитывали жар собственного дыхания, который согревающей волной разливался по телу, острым желанием, набухая внизу живота. Он раздевал её очень медленно, любуясь каждой складкой одежды, завитками волос, неаккуратно выбивающимися из уложенной причёски. Ник касался, пробегая кончиками пальцев, каждого открытого сантиметра, как слепой, пытающийся наощупь «узреть», нечто прекрасное, недоступное простому словесному описанию. Она поддавалась каждой манипуляции, словно глина в руках скульптора, тёплая и мягкая. Ей так не хватало, все эти долгие одинокие дни, его объятий, прикосновений, любви, которую она почти чувствовала, но боялась позвать, чтобы не спугнуть. Сейчас они снова исследовали друг друга, каждым взглядом, всматриваясь пристальнее в поисках того самого заветного сокровища, каждым прикосновением, будто кисточкой археолога, смахивали слои многолетнего нароста – освобождаясь от одежды. Ник всё никак не мог для себя решить, какая Кира нравится ему больше: воинствующая богиня, в своём боевом окрасе, неприступная и разящая своей жестокостью и страстностью, или этот ангельский цветок, под слоями его мешковатых вещей, закрывающийся лепестками на ночь бутон, нежный и трепетный в своей беззащитности, манящий и желанный своим сладким ароматом. Она была такой настоящей сейчас, обнажённой перед ним не телом, но душой, со своими проблемами, переживаниями и болью. Ник никогда не видел её такой. В какой-то момент он прекратил прелюдию, оторвавшись от Киры в немом созерцании. Ей стало неловко, лёгкий холодок неуверенности, мелкой дрожью прошёлся по её телу. Она уже собиралась одеть лифчик обратно, прикрывая обнажённую грудь и находясь на грани между недоумением и истерикой.

– Не надо. – Ник остановил её руку, секунду они просто смотрели друг другу в глаза, а потом он проиграл, – Я почти забыл, как же ты хороша, прости меня.

Кира ничего не ответила. Столько дней она ждала, когда он придёт в себя, вернёт всё на свои прежние места, что когда это произошло, предательский ком застрял в горле, не позволяя вырваться ответным словам. Ему, они, и вовсе были не нужны. Ник только продолжал удивляться, как такая девушка, оказалась рядом с ним, раньше он видел её превосходным трофеем, а не драгоценным украшением. Правда, даже эти сравнения не подходили. Кира стала для него больше, чем вожделением. Виной тому пройденные испытания, способность постоянно оказываться рядом, давая то, что ему нужно больше всего: дружескую поддержку, материнскую заботу, фанатское восхищение или секс. А может её открытость, граничащая с откровенностью, когда она вот так стояла перед ним, скрывая свою наготу, но обезоруживающе беззащитная, одновременно неуверенная и повелевающая, чистая и порочная, услаждающая и будоражащая. Он хотел её всю, каждую клетку, молекулу и даже атомы, связывающиеся в кислород, которым она дышала. Ник должен был всё это сказать, но не знал, как описать свои чувства, хотя для этого понадобилось бы всего три заветных слова. Ему стало нужно, чтобы она всегда была так обнажена перед ним, чтобы насыщаться её красотой, грацией движений, замирать всем сердцем, каждый раз, когда застывала она, вот так глядя на него, как Ева, на вкушающего яблоко Адама.

Шёлк её трусиков, соскользнул на пол, одновременно с хозяйкой, упавшей на кровать под натиском более сильного мужского тела. Она была гладкой, до блеска, Ник видел, как лучи заходящего солнца играют своими переливами на зеркальной поверхности голеней, бёдер и поднимаясь выше к плечам. Это было непередаваемым чувством – ощущение, её плоти, под его ладонями, соприкосновение их тел, будто отполированные ложечки из дорогого чайного сервиза, что так естественно устраиваются друг в друге на дне бархатной шкатулки. Они часто целовались, со своего второго свидания, и каждый раз это становилось так привычно, всё ещё сокровенно, но уже почти ритуально. Но сегодня это было, как после засухи, когда на обветрившиеся, потрескавшиеся уста, падают первые капли дождя, и пересохший рот пытается уловить хотя бы одну, смахнуть языком в изнеможённое горло. Ник чувствовал каждый перекат и изгиб этих воздушных губ, их вкус полусухого вина красной помадой, лежащий на поверхности и тонкую нотку горького, до сладости шоколада, когда уже невозможно определить истинный вкус. И все равно он втягивал его, алкогольным коктейлем через тонкую соломинку её рта, медленно пьянее и нисколько не утоляя жажду. Ник смаковал, каждое прикосновение, наслаждаясь и всё больше разгораясь.

Они переплетались в каждом движении, растягивая нежную прелюдию. Кира скользила по его телу, стекая вниз, касаясь набухшим клитором его бедра, а затем резко поднималась вверх, за очередным поцелуем, раз за разом, ненароком, касаясь возбужденного члена. Затем они переворачивались, не отрываясь друг от друга, менялись ролями. И уже Ник, опускался, нежно лаская языком и покрывая лёгкими касаниями её шею, возбуждённые соски, впадину пупка, а затем, самолётом шёл на взлёт, между, налившихся грудей, щекоча интимной дорожкой волос живот и упираясь своим «ключом» во влажные створки других губ. Он слышал, как начиная метаться в сладостной пытке, она шептала: «Войди, уже сейчас, войди в меня!», и Ник, ощущая до боли тягостное ответное желание, больше не мог мучать их обоих. Всё равно это было непривычно медленно. Без той звериной, рвущейся из них страсти и похоти, разбросанной осколками разбитой посуды и порванной одежды.

Ник входил очень медленно, ощущая каждый сантиметр внутри, скользящие касания прибоя, ведущего корабль в родную гавань. Кира жадно вдохнула, когда он полностью погрузился в неё, как дайвер, вынырнувший на поверхность за чистым глотком настоящего воздуха. Она что-то беззвучно шептала, глядя прямо ему в глаза. Сейчас в них не было той холодной льдистости, которая всегда зачаровывала Ника, наоборот, они плескались тьмой, бездонной, затягивающей, слегка закатываясь, при каждом новом движении. Спустя пару минут, он понял, что она благодарит всевышнего за каждый очередной толчок внутри неё. И это было лучшей похвалой для него. Стоны Киры сбивались на каждом выдохе в очередное молитвенное шептание. Кожа щёк уже не наливалась, она горела завидным, для любого устыдившегося, румянцем. Ник продолжал входить всё быстрее и сильнее с каждым разом, при этом медленно и нежно откатываясь назад. Кира двигалась волной под ним, поддаваясь инерции его ударов. Это было бесконечное блаженство. Новый круговорот воды, только удовольствия, сотканного из переполнявших их чувств. Очередной толчок бешеным импульсом проносился от него в неё, проникая внутрь и собирая воедино следы эрогенных всплесков, мчась дальше вверх, через всё тело, наполняя и изгибая его на остром подъёме подступающего оргазма, выталкивая блаженный стон из лёгких, срывающийся с Кириных губ, и тут же, впитываемый страстным поцелуем Ника, уходящим далеко в глубь, для продолжения этой сладостной гонки. Кира сильнее обхватила его руками, прижимаясь и почти повисая на нем. Он продолжал увеличивать скорость движений, когда она, в попытке погасить вырвавшийся крик, вцепилась в его напряжённые плечи, на манер вампирского укуса. Её продолжало бить в оргазме, содрогаясь в такт набранному Ником ритму движений. Внутри всё клокотало, он не останавливался и хотел, чтобы она изнывала от удовольствия, готовый держаться и продолжать, до тех пор, пока она сама не начнёт умолять об обратном.

Кира подалась в сторону, опрокидывая его на спину. Это сбило Ника с ритма, позволив ей овладеть ситуацией, оказавшись сверху. Она наклонилась поцеловать его, закутывая в покров ночи своих волос. Упругая грудь, восставшими сосками, очерчивала бороздки, на его теле, елозя из стороны в сторону, вверх и вниз. Кира прижалась плотнее, так сильно, что он чувствовал тепло её бугорка, соприкасающегося с ним в основании лобка. Она начала движение, будто бешеные скачки на родео, прогибаясь волной. Её грудь взлетала вверх, когда Кира, наезжая на Ника, проскальзывала вперёд. И тут же она падала обратно, уходя назад. Он обхватил Киру руками, за податливую мягкость бёдер, придавая силы и двигаясь в такт, раскатами сексуального маятника. Словно чудодейственный эликсир, тягучим маслом, растекающийся сквозь сжатые пальцы, Ник втирал её, пропитываясь Кирой, будто припаркой для души, компрессом наложенной на его член. Температура зашкаливала, он чувствовал горячий пот стекающий, по обнажённому телу, там внизу всё горело, но с каждой «пробуксовкой», хотелось прибавить ещё больше скорости. Раскалённые соски, клеймили каждым своим прикосновением. Кира кричала, топила стоны раздирающего экстаза у Ника во рту, переполняя его, разливая избытки блаженства. Когда начало казаться, что больше невозможно поддерживать этот безумный темп, опасаясь поджечь что-нибудь возникшим трением, она затряслась, прямо на нём, словно судорогой ей свело все мышцы ниже пояса, при этом волны оргазма накатывали, набирая высоту, и разбивались о линию прибоя его груди. Понемногу буря утихала, движения становились медленнее и ленивее, теряя всю размашистость своей амплитуды. Кира практически сползла с него, рухнув Нику под бок, и сладко положив взъерошенную голову на плечо. Дыхание выровнялось достаточно, чтобы стало возможным формировать слова.

– Это было здорово, я начала забывать, какого это трахаться с тобой до потери пульса. – Кира взяла небольшую паузу, чтобы немного отдышаться и продолжила, – Когда ты во мне это просто космос, детка!

Было что-то такое в её словах, что не вязалось с произошедшим. Некое отчуждение, не глядя на предшествующую близость, когда Нику казалось, что настолько органичными они до этого не были, теперь все выглядело одним сплошным притворством.

– А мне кажется, что сегодня мы как раз занимались любовью, пока не до изнеможения, но всё же. – Ник смотрел на неё, пытаясь понять, где была правда, а где игра. Зимняя стужа Кириных глаз сменилась теплом безоблачного летнего неба, к лицу снова вернулась краска, слегка отхлынувшая после недавних событий.

– Правда? – она смотрела на него со смешанным выражением надежды и страха, но глаза выдавали, чего в её душе теплилось больше.

– Да. – он коротко кивнул, целуя Кирину улыбку. Большего ему и не надо было.

– Я так скучала по тебе, по нашему занятию лю…сексом, этого мне особенно не хватало. – сказала Кира, прерывая постельные нежности, и словно в нерешительности добавила, – Я люблю тебя!

– Я тоже. – ответил Ник, не уточняя, что на самом деле соскучился и по чему конкретно, а может быть умалчивая о правде, в которой боялся признаться даже самому себе.

В следующую минуту, Кира опустила руку вниз, нащупав ещё не увядший ствол, а потом кровь отхлынула от головы, унеся с собой оставшиеся мысли. Ник ничего не мог с этим поделать. Кира медленно стекала, забираясь ему между ног, продолжая массирующие движения распустившихся рук. Он не успел финишировать вместе с ней, погрузившись и сосредоточившись на её ощущениях и желаниях. Но теперь Кира была хозяйкой положения. Она неторопливо водила вперёд и назад, чувствуя нарастающую пульсацию, как мягкость превращалась в твёрдость. Её грудь, возбуждённая и мокрая, легко скользнула от кончика головки его члена до самого основания, поглаживая и лаская тот по всей длине. Сначала правой, потом левой, и снова рукой вверх и обратно. Затем, Кира, нависнув над ним, обхватила вставшего колом «гвардейца» в тиски между двух «близняшек», слегка выгибаясь вверх, для удобства сжав грудь пальцами. Она стекала по напряжённому стволу, полируя чувствительную рукоять атласом своего бюста. Капельки пота, стекавшие в образовавшуюся впадинку, служили отличной смазкой. Кира двигалась без прелюдий и раскачки, сразу набрав максимальную скорость. От нахлынувшего возбуждения, и умелых действий партнёрши, Ник продержался недолго, собирая простыни в сжимающиеся кулаки и сдерживая собственные стоны. Уже через пару минут она размазывала следы его оргазма, стекающие в ложбинку между истинными холмами удовольствия.

Они долго лежали на кровати, выйдя после душа. Коробки с вещами валялись, сброшенные около спального места, да и вообще, беспорядочно расставленные по всей комнате, нежели призванные посодействовать в обратном. Кира что-то болтала, а своих старых знакомых, или их общих друзьях, которые куда-то там, чего-то там. Ник слушал даже не в пол уха, ему просто нравилось впервые, за последнее время, появившееся чувство наполненности. Чего он переживал? В его жизни случались победы и поражения, громкие и не очень. Да хотелось бы уйти красиво, как Майкл, начав свой путь с университетского чемпионства. Да, это подпортило его рейтинг в глазах окружающих. Теперь многие тренера могут пересмотреть свои взгляды при окончательном выборе. Но это всё настолько незначительно. Он всё равно будет играть там, где всегда мечтал. И добьется своего, так или иначе. Ник только под конец всех этих размышлений, подумал, насколько круто меняет мировоззрение хороший секс с правильным человеком.

– Как считаешь? – Кира в упор смотрела на него, ожидая ответа.

– Ээээ…На счёт чего?

– Ты что меня не слушал совсем? – она почти надула губки в нелепой обиде, не хотелось портить хорошее примирение банальным невниманием.

– Брось, зай, ты что? Конечно, слушал и я на все сто «за». Давай так и сделаем, по-моему, отличная идея. – Ник сам себе чуть не поверил, хотя понятия не имел на, что сейчас подписался.

– Ты же не любишь такой отдых, и всегда говорил, что горы снега и лыжи с санками хороши только на новый год, а летом – солнце, море белый песок и всё такое. – когда Кира закончила говорить, Ник почти проклинал себя, что сразу во всем не сознался, но теперь придётся строить хорошую игру, при плохой мине.

– Почему бы и нет, попробуем для разнообразия, тем более, зная, как ты умеешь уговаривать, разве у меня есть шансы? – Ник попытался перевести разговор в горизонтальную плоскость, где у него были бы шансы заставить её на время забыть про горнолыжные курорты, но Кира уже вышла на финишную прямую.

– Нет, скажи ты честно не против? Будет здорово, всё включено, куча баров, кафешек и ресторанов, бассейны и спа-комплексы, хочешь, плавай и загорай под искусственным солнцем, без ультрафиолета. А там, посмотришь, я вытащу тебя на горную экскурсию, или ещё куда, – Она так искренне и вдохновенно об этом говорила, что не купиться было невозможно.

– Ты же понимаешь, что не сможешь кататься на коньках по отвесному спуску, и все твои занятия фигурным катанием, стоя на лыжах и сноуборде, тебе не помогут? – Ник сдавался, но ещё не капитулировал окончательно.

– Да, но каток там тоже есть, так что, мы обязательно проверим, так же ты хорош на ледяной плоскости, как на деревянной? – Кира забавлялась, радуясь собственной победе, – Тем более, если мы так и не освоим лыжи и сноуборд, за те пару недель, что там будем, всегда можно взять на прокат парную пельмешку и спуститься с горы как на санках, а потом напиться и совокупиться, или, если будет холодно, сразу начнём с последнего пункта.

Кира засмеялась, легко и заразительно. Ник не мог перед ней устоять, если в начале он, как и большинство мужчин повелся на её магнетическую внешность, то теперь, было ясно, как много его в ней привлекало помимо прочего. Им было легко вместе, то, что не умел один, делал другой, вызывая восхищение и дополняя партнёра. Самое главное – Кира не старалась выглядеть умнее Ника, выставляя себя напоказ. Она и так была на виду, и судили её, так же как любили или ненавидели, не за научные исследования в ядерной физике или количество Пулитцеровских премий, ведь в остальном она была лучшей, и этого было достаточно. Под конец этих раздумий, Ник вдруг осознал, насколько кардинально меняет мировоззрение секс. А если ещё и человек подходящий.

Он повернулся, перекатившись на неё сверху. Ник целовал Кирин лоб, глаза, маленький аристократический носик, и, конечно же, губы, всё для них было просто и понятно без слов.

– Я же говорил – ты умеешь убеждать.

ГЛАВА 4. СЕЙЧАС.

«СЛЕПОЙ ПЕРЕКРЁСТОК»

« Дорога мчит тебя вперёд, не замечая,

Как потерявший путь, влачится по земле.

Судьбы на поворотах, скорость не снижая,

Катком укладчика прошедшим по тебе.

Так сложно после этого подняться.

Протянутой руке, заплатишь ты свинцом.

Боясь, перед собой самим признаться,

Что стал давно, таким же подлецом.

Но огненный восход разгонит пятна ночи.

Надеждой разольётся утренний рассвет.

И в страхе, но желая верить очень,

Доверишься ему, других сомнений нет! »

Пересекая порог подъезда, навстречу солнечным лучам, ярко светившим и слепившим одновременно, ты попадал в самое большое зимнее заблуждение – как бы сильно не горело небесное светило, тепла от него, как и толка, было так себе. И Ник наивно ему поверил. Сегодня стоял крепкий крестьянский мороз, от которого уши сворачивались в трубочку, а носы начинали дышать арктической свежестью. Проходящих мимо людей не спасало: ни обилие пуховых и меховых капюшонов, скрывающих лица от настойчивого зимнего треска, оставляя лишь небольшие прорези для глаз и носа, ни изобилие различных фасонов шарфов, от модных шалей до бабушкиной вязи. У Ника рябило в глазах, свет был повсюду, заливал небо, лучами сбегая вниз, врезался в снег, отталкиваясь в безумном пейнтболе, попадая в окно домов и проезжающих машин, отражался от асфальта и снова навязчивой соринкой оседал на сетчатке, заставляя щуриться до слёз. Он двинулся вперёд по улице, пробираясь через вспышки молочной мглы, наверное так чувствовали себя персонажи Кинговского «Тумана». На него натыкались прохожие, спрятавшиеся поглубже в свою одежду, и больше смотрящие себе под ноги, чем по сторонам, не пауки плюющиеся ядом, или слизневые щупальца, но одинаково неприятно, благо не смертельно.