А еще был случай… Записки репортера

Но вот случилось несчастье 11 сентября. Чайнатаун был близок к нижнему Манхеттену, обрушившемуся Международному торговому центру.

Поток туристов иссяк. Интерес к поделкам пропал. Китайцы оказались не у дел.

Они начали расползаться из своего очага. Стали искать новые места уже не только для торговли, но и для достойной жизни. Тем более, что, судя по всему, деньги у них были.

И тут им на глаза попался наш район. Флашинг. Тихий. Зелёный. С добропорядочным населением. С хорошим транспортом, с метро.

Началась инфильтрация.

* * *

Не надо геройски ловить брошенный в тебя кирпич!

Достаточно уклониться, чтобы он в тебя не попал.

Дмитрий Емец.

К нашему двенадцатиэтажного дому сделана просторная одноэтажная пристройка. Это – культурный центр для пожилых людей. Там есть свой директор, служащие, повара в столовой. Большой актовый зал, просторный холл для настольных игр, специальные помещения для разных кружков.

В начале всё это было создано для нашего дома. Но затем сюда стали приходить пожилые люди из окрестностей. Каждую среду тут устраивались трогательные танцы, гости находили, чем себя занять и обедали по низкой цене.

Это было популярное место.

Однажды я стал свидетелем любопытного события. К директору центра пришло несколько китайских товарищей. Они рассказали, что во Флашинге образовалась китайская община и ее люди хотят дружить с местными жителями.

Для начала они предлагают в дар центру пятьдесят новых компьютеров. И одновременно просят разрешить и китайцам посещать наш центр.

У директора глаза засверкали. Такой дар – как манна небесная. Она, конечно, согласилась.

Оборудовали компьютерный класс. Я даже немного в нём преподавал.

Пустили в центр, в его столовую выходцев из Чайнатауна.

Знаете, что произошло за несколько месяцев?

Директриса была уже китайского происхождения. Ее служащие – тоже. Поваров заменили китайцы. Количество посетителей центра увеличилось в несколько раз. И среди них уже невозможно было увидеть хоть одно европейское лицо.

Наш дом большой – длинный, двенадцатиэтажный. Когда я стал в нём жить, там были европейцы из разных стран, американцы, немного испанцев.

Сегодня – больше половины составляют китайцы и корейцы.

Я рассказываю об этом с некоторой долей скепсиса.

Но нельзя не отдать должное засилию китайцев в нашем районе. Они развернули здесь большое строительство. На торговой улице появились крупные современные дома из стекла и бетона, банки, офисные здания, рестораны, магазины. Эти люди преобразили Флашинг. Превратили его из заштатной окраины в современный район.

На днях меня остановил на улице китаец и спросил:

– Не подскажете, где находится Флашинг Чайнатаун?

Я улыбнулся, широко развел руками:

– Здесь. Всюду…

Я был прав. Потому что, куда бы я ни поехал – в другой район Квинса, в Бруклин, даже пригород Нью-Йорка Лонг Айленд – всюду вижу на вывесках китайские и корейские иероглифы.

Чайнатаун Манхэттена после крушения близнецов не исчез. Он разбух. Расплылся по всему пространству города Большого яблока – Нью-Йорка.

* * *

Смешно ли весь век по копейке копить,

Если вечную жизнь всё равно не купить?

Эту жизнь тебе дали, мой милый, на время, —

Постарайся же времени не упустить.

Омар Хайям.

Мне посчастливилось поездить по Америке. Побывал больше чем в десятке штатов. Впечатлений, само собой понятно, много. Жаль, но рассказать о них в этот раз не получится.

Несколько замечаний.

В Алабаме – небольшой рынок. Продают кто во что горазд – всякую всячину. Среди прочего я заметил бляхи, знаки, каску, что-то ещё германской армии времен фашизма. Понаблюдал – никто на них внимания не обращает.

Я представил: в Советском Союзе, в России сразу бы подняли шум – пропаганда, мол, фашизма… Я думаю, это было бы оправданно: страна пережила гитлеровское нашествие. Каждый из таких атрибутов – память о кровавых годах, о погибших родственниках.

Америка хорошо воевала в войну. Потеряла много своих людей. Но воевала на чужой территории. Не видела вблизи ужасов фашистской оккупации. Поэтому простые, не военные люди равнодушны к железным атрибутам фашизма. Им это ничего не напоминает.

Теперь слово о Нью-Орлеане. Это уникальный город. Обычно рассказ о нём начинают с французского квартала. Но меня больше всего поразило… кладбище.

На каждой могиле стоит не памятник, не надгробие, а простой бетонный саркофаг. И в нём – покойник. Если окинуть взглядом всё кладбище, то вместо традиционных надгробий мы увидим бетонные коробки.

Объясняется это так. Здесь болотистая почва. Если бы, как обычно, рыли могилы, гроб приходилось бы опускать в грязь. Святотатство. Живые надругались бы над мертвым.

Вот почему могилу как бы подняли над болотом и гроб стали опускать в сухой бетонный саркофаг.

Теперь о третьем заветном месте, которые мне хотелось бы посетить.

Недалеко от Нью-Орлеана находится дельта Миссисипи – одной из величайших рек в мире.

Туда-то мы и поехали искать приключения.

Но сначала небольшое отступление.

Много лет назад я стоял перед кучей речных раков. Стоял и говорил обреченно:

– Могу сейчас съесть что угодно, только не раков. Смотреть на них не могу…

А получилось это так.

Один приятель выдал нам свою страшную тайну: в таком-то районе, на такой-то речке хорошо ловятся раки. Путь, правда, туда не ближний.

Раколовы мы были никчемные. Пока неспеша собирались, пока пилили по грунтовым дорогам, на месте оказались около полудня. Летнее солнце пекло во всю мощь. Вокруг ни кустика – голая земля. То, что было перед нами, речкой назвать стыдно. Метров десять ширины. Спокойная, неторопливая вода. Раки там, может быть, и водились, но кто же ловит их средь бела дня да и при таком пекле?

Мне показали технологию охоты. Выдали три раколовки – чтобы не скучал. Это сетка, натянутая на обруч. Забросил я на дно первую сетку и принялся за вторую. А самого любопытство раздирает на части – что там в первой делается? Не вытерпел. Пригляделся сквозь воду. Вижу – на ловушке какое-то инородное тело. Потянул. Рак. Хотел похвастать почином – оглянулся, вижу: вся наша компания уже с добычей.

Подробности живописать не буду. Скажу только, что работали мы, как шахтеры в трудном забое. Я еле-еле управлялся с одной ловушкой. За короткое время мы натаскали столько раков, что они образовали большую кучу. Их и варили, и пекли, и пивом запивали – куча не уменьшалась.

Вот тогда-то я и сказал, что раков больше есть не могу.

Случай фантастический. Я думаю с подозрением: а не попали ли мы тогда на отрезок реки, которую превратили в чей-то раковый садок?

Мои подозрения вполне могли быть не беспочвенными. Потому что с чем-то подобным нам пришлось столкнуться на Миссисипи. Но в значительно больших масштабах.

Мы приехали на берег. Договорились с владельцем лодки, чтобы он прокатил нас по реке. Хозяин повез на низкосидящем катере – так, что до воды можно было дотронуться рукой. Приплыли на одному ему известное место. Он достал ведро с ножками Буша, что-то громко прокричал. Видим, со всех сторон к нам плывут крокодилы – большие и маленькие. Подплыли, мирно ждут. Хозяин стал кидать каждому из них в рот куриные ножки. Те спокойно ловили их. Без всякой агрессии. Как кормят кур на птицеферме. Мы тоже покидали им в зубастые челюсти вкусного мясца.

Расспросили владельца катера, что это значит. Он рассказал. Участок дельты Миссисипи, куда мы приплыли, принадлежит ему. И крокодилы на этом участке реки – тоже его. Он кормит рептилий, следит за здоровьем, ростом – как на ферме. Когда ему надо – ловит их, делает чучела, всякие сувениры на продажу.

– Но они ведь могут уплыть к другому хозяину, на другой участок, – резонно спросил я. – Вы что, метите их, что ли?

Хозяин усмехнулся:

– Все дело в том, что крокодилы никуда не уплывают. Они живут на одном месте. Как бы прикованы к своему берегу. Так велит им их генная память. Этот участок реки – их дом на всю жизнь. Так что беспокоиться мне нечего.

* * *

Всему свой час и время всякому делу под небесами:

Время родиться и время умирать.

Время разрушать и время строить.

Время разбрасывать камни и время складывать камни.

Время молчать и время говорить.

Царь Соломон.

Возвращение блудного сына

Мне не раз приходилось писать для газеты о людях, которым посчастливилось встретиться после долгой разлуки. Величиной не в одно десятилетие. Это были волнующие мгновения. Настолько волнующие, что даже мой профессиональный цинизм не мог заглушить во мне волну эмоций. Потому и сочинял я свои отчеты с дрожью в сердце.

Но разве мог я хоть на мгновение вообразить тогда, что в одно прекрасное время смогу оказаться на месте своих героев?

А ведь оказался.

И вот как это получилось.

Однажды я наткнулся в интернете на сайт, помогающий людям находить друг друга по всему свету. Наткнулся, и без всякой задней мысли “кликнул” мышкой. Компьютер отреагировал и передо мной открылась на экране сложная область жизни, в которой слез, наверное, больше, чем улыбок. Удовлетворив свое любопытство, я собрался было закрыть программу, но задумался и повременил.

В принципе, услуги по розыску, предлагавшиеся тем сайтом, я к себе не относил, хотя жизнь моя складывалась довольно сложно. Слово “разлука” отнюдь не было чуждым мне.

Родился я, как уже было сказано в начале моих заметок, в Бразилии, в городе Рио-де-Жанейро. Это обстоятельство, как мы помним, не сильно красило таких, как я, в Советском Союзе. В те времена на иностранца смотрели с подозрением, как на белую ворону.

Появился я на свет в непростое для Бразилии время. Тогда, в конце двадцатых и начале тридцатых годов прошлого века в стране усиливалось влияние военных, назревала реакционная диктатура. В 1930 году власть захватил губернатор штата Рио Гранде До Сул Варгас и многие годы правил в стране диктаторскими методами. В ответ на усиление реакции росло демократическое движение, которое, естественно, жестоко подавлялось.

Среди тех, кто противостоял диктатуре, был мой отец Маркус Пятигорский. Его арестовали, бросили в тюрьму, пытали и в конце концов выслали из страны. Мой отец и мать со мной на руках, а также брат отца Леон и еще несколько человек нон грата на первом же пароходе – это был трансокеанский лайнер “Конте Верде” – покинули Бразилию и отправились в Европу. Затем были Италия, Франция и, наконец, Советский Союз.

Так я стал иностранцем.

Вскоре после этого в морозном декабре 1931 года мой отец умер в городе Твери – это было смертельное следствие пребывания в бразильской тюрьме. Где-то на просторах огромной страны затерялся брат отца Леон – мы были убеждены, что он, как иностранец, погиб в ГУЛАГе. Мать через несколько лет вторично вышла замуж. Я был усыновлен и сменил фамилию. А запись в моих документах оставалась неизменной: родился в городе Рио-де-Жанейро, Бразилия. Иными словами, иностранец со многими вытекающими из этого негативными для него последствиями.

Шли годы. Мы иногда разговаривали с мамой о той, прошлой жизни. Но она, вышедшая замуж молоденькой неграмотной девушкой, знала и помнила очень немногое. Она вспоминала, что познакомилась с отцом в пансионе, где жила в то время. А владелицей пансиона была тетя отца. Вспоминала, что мы один год жили в Париже и она в то время работала на фабрике плащей, которая принадлежала родственникам отца. Но кто были его родители, другие родственники, их адресов и имен она не знала или не помнила. Да и какой в них был прок? Разве можно было безнаказанно посылать в то время письма из Советского Союза за границу?

Однажды я сам попробовал разорвать заколдованный круг. Работал я тогда в газете для моряков, руководил отделом флота. Как-то позвонил мне знакомый капитан и сказал:

– Через несколько дней я ухожу в рейс. Везу экспонаты советской выставки. В Рио-де-Жанейро. Пошли с нами, увидишь свою родину.

К сожалению, редактор не пустил меня в это плавание. Скорее всего, и он перестраховался.

Вскоре корабль ушел курсом на Бразилию, а я подал шефу заявление об увольнении.

Связь с моей родиной была тогда порвана окончательно и, честно говоря, забыта. Лишь клеймо в паспорте о моем иностранном происхождении время от времени давало знать о себе.

…Все это прошло перед моим мысленным взором пока я сидел перед открытым сайтом поиска потерявшихся людей. И тут меня осенило: а почему бы не попробовать поискать моих родственников со стороны отца? (У мамы родни в Бразилии не осталось – оба ее брата уехали оттуда в СССР.) Мысль о таком поиске, конечно, была идиотская. Разве реально, даже с помощью компьютера, найти кого-нибудь на другом конце земли через многие десятки лет? Найти, обладая нулевой информацией, не зная ни имени, ни адреса того, кого ищешь? Не зная вообще, существует ли там, в Бразилии, кто-нибудь из близких мне людей?

Действительно, мне была известна только моя собственная оригинальная фамилия Пятигорский. Знал я место и дату своего рождения. Вот и все. Я даже не представлял себе, кого следует искать. Были ли у моего отца братья и сестры кроме Леона? Как звали его родителей? На эти и множество подобных вопросов ответов у меня не существовало.

Но идея засела в мозгу, как заноза. И я пошел-таки на авантюру – решил попробовать кого-нибудь найти. Вошел в сайт, который принадлежит еврейской организации – она занимается восстановлением генеологических корней людей. Заполнил виртуальную анкету. В ней требовалось сообщить кое-что конкретное, но я стыдливо уклонился от этого.

И что вы думаете? Вскоре на экране моего компьютера появился список людей с фамилией Пятигорский.

В свободное время я увлекаюсь рыбалкой. Когда удается подцепить крупную рыбу, сердце екает и ты как бы проваливаешься на мгновение в бездну. Точно такое же чувство я испытал, когда увидел перед собой список с собственной фамилией. Но увы… Приглядевшись внимательнее, я обнаружил, что предложенные мне Пятигорские все до одного живут или жили в Соединенных Штатах. Среди них, кстати, значился и Грегор Пятигорский, знаменитый виолончелист.

Я не исключал, что кто-то из этих уважаемых людей может оказаться моим родственником. Но как к ним подступиться? Рассказывать каждому печальную историю моей жизни? Бесполезно. Получалось, что прежде всего надо было все-таки идти в Бразилию и начинать поиск от этой “печки”.

Я долго истязал первый обнаруженный мною сайт. Пытался подойти к нему с разных сторон. Но он упорно выдавал мне информацию только по Америке. Видимо, вконец потеряв терпение, сайт прислал мне однажды фото… могильной плиты Грегора Пятигорского, похороненного в Калифорнии в 1976 году – отстань, дескать. Дальше границ США я так и не продвинулся.

Тогда я атаковал другие сайты, которые могли мне чем-нибудь помочь. Их много в интернете: связанные с Холокостом, интернациональные, личные – теперь уж всего и не помню. Я стал членом многих интернетовских организаций, занятых поисками. Мои объявления о розыске родственников размещены в нескольких подобных программах. Я настолько втянулся в это дело, что садился к компьютеру рано утром, а вставал из-за него поздно вечером.

Надо было постоянно придумывать, какие еще сайты могут мне помочь и какие вопросы следует им задать. Ведь компьютер-то сам по себе не ворочает мозгами, он лишь хорошо отвечает на правильно поставленные вопросы.

В самом начале реализации моей затеи у меня возникла совсем простая идея: пойти по интернету в Бразилию, в Рио-де-Жанейро по американскому сайту и на месте все выяснить с помощью хотя бы телефонных справочников. Но я не подумал, что там, в Бразилии, и телефонные книги, и все другое окажутся на португальском языке и мне придется остановиться как перед глухой стеной.

Однако, человеческой изобретательности предела нет. Когда я добрался, наконец, до бразильских “еллоу пэйджес”, так называемых желтых справочных страниц в телефонной книге, когда обнаружил, что пользоваться ими не могу, вспомнил свою лихую молодость и решил попробовать хотя и старый, но хорошо испытанный способ. Конечно, речь шла о женщине.

В интернете есть программы, которые называются chat, болтанка по-русски. Это место, где вы можете завязать беседу с незнакомым человеком на другом конце земли и поболтать с ним о чем угодно в свое удовольствие.

Так вот, пошел я в один знакомый мне чат, где по какой-то причине всегда толкутся люди из Бразилии. Приметил я там одну женщину и слово за слово завязал с ней знакомство. “Склеил”, как сказали бы на современном молодежном сленге.

Выяснилось, что Карина Наварро находится не в Рио-де-Жанейро, а в другом знаменитом городе Бразилии – Сан Пауло. Работает она в каком-то офисе и в момент нашей беседы находилась на рабочем месте. Мы поболтали с полчасика о пустяках, затем я приступил к делу. Рассказал о своих поисках, неудачах с португальским языком, попросил взять в руки телефонный справочник и найти нужную фамилию. Мне до сих пор стыдно: в тот момент я почувствовал, как была ошарашена девушка моим коварством. Но, к счастью, она оказалась хорошо воспитанным человеком и не отключила свой компьютер. Карина сказала, что у нее есть знакомые в Рио, она позвонит им сейчас же и все выяснит.

Но быстро сказка сказывается…

Моя операция под кодовым названием “шерше ля фам” была задумана неплохо, но из нее ничего путного не получилось. Знакомые девушки ничего в телефонных книгах не нашли, но она, молодец, сказала:

– Я передам тебе номера телефонов русских консулов в Рио и Сан Пауло. Позвони им, может быть, они тебе помогут.

Но в то время у меня шла полоса неудач, так что от “русских” телефонов пользы тоже не вышло.

Впрочем, дела все-таки пошли активнее. Я вышел на международную поисковую организацию, имеющую сильный отдел в Латинской и Южной Америках. Здесь за меня взялись как следует. Меня связали с еврейским генеологическим обществом Бразилии. Хотя из-за отсутствия у меня исходной информации его активисты не могли мне помочь, они дали электронные адреса Совета еврейских общин их страны, национального адресного бюро Бразилии.

Трогательная история произошла в обществе “еврейская генеология”. Там руководитель одного из направлений Мирон Кижнер направил своим активистам электронную депешу: дескать, к нам обратился некто Илья. Суть его проблемы такая-то. Человеку надо помочь. Вот его адрес.

И мой компьютер заработал с особой нагрузкой. Ко мне стала поступать почта с разных концов земли с адресами, жизнеописаниями самых разных Пятигорских. Большой список прислали из Аргентины, Израиля, Канады… Но все это происходило пока еще на подступах к главному. Образно говоря, уже был готов гарнир, но основным блюдом и не пахло.

Вскоре я получил депешу по электронной почте от Рикардо Гарсия из той же еврейской генеологии. Он писал: “Я нашел двоих твоих в Рио-де-Жанейро. Надеюсь, это поможет тебе”. Дальше значились Мария Кербел Пятигоркая и номер ее телефона, а также Фелипе Виейра Пятигорский и его телефоны.

Можете мне поверить, я закричал от счастья и стал прыгать по комнате, как мальчишка, несмотря на свой приличный вес.

Чтобы рассказ об этом эпизоде был полным, добавлю такую историю. В интернете я познакомился с одним интересным парнем Роберто Накагава. Он живет в Сан Пауло и мы с ним постоянно обменивались письмами по электронной почте – о литературе, кино, жизни в Америке, России, Бразилии. Конечно, я и Роберто попросил поискать Пятигорских. И вот вслед за Рикардо я получил депешу с именами, телефонами и от Роберто: к двум перечисленным ранее, у него добавилась Мери Пятигорская в Сан Пауло и ее телефон.

Казалось бы, дело сделано. Поднимай телефонную трубку и звони на выбор кому хочешь. Но как тут позвонишь, если опять этот проклятый язык стоит на пути! Пришлось снова беспокоить моих добрых ангелов Рикардо Гарсия и Мирона Кижнера. Я рассказал им о неожиданном препятствии и попросил поискать чей-нибудь почтовый адрес.

Мне представлялось, что даже если люди не смогут прочесть мое письмо по английски, они хотя бы из чистого любопытства попросят кого-нибудь прочитать его и рассказать, в чем там дело.

Через пару дней я получил почту от коллеги Рикардо с полным почтовым адресом Марии Кербел Пятигорской. При этом он сообщил, что мои мытарства были вызваны тем, что Рио-де-Жанейро – ненормальный город: он имеет настолько запутанную систему телефонных справочников, что в них и сам черт ногу сломает.

– Удачи тебе, – закончил он свое сообщение. – Надеюсь, ты найдешь своих родственников.

Об этих последних новостях я написал своему бразильскому другу японского происхождения и попросил Роберто Накагава позвонить по телефону Марии и поговорить с владельцами аппарата. Как бы предваряя мое письмо. Как бы подготавливая почву для него. Ответ меня обескуражил.

“Я пытался поговорить с семьей Пятигорских в Рио, – писал он, – и почувствовал, что они очень богатые люди, потому что в их доме есть прислуга. (Роберто – холостяк, живущий на скромную зарплату техника по компьютерам. С его социальной позиции прислуга в доме, действительно, могла показаться признаком очень уж большого богатства.) Когда я позвонил им, – продолжал Накагава, – служанка ответила, что миссис Пятигорская не хочет ни с кем разговаривать в этот день. Я попытался объяснить ей причину моего звонка, но это не подействовало.”

В своем ответе я написал Роберто, что он, видимо, звонил в Рио в субботу, поэтому с ним не разгиваривали по телефону. Попросил его позвонить в другой день. Мой приятель попытался сделать это несколько раз, но так и не смог пробиться через непреклонную служанку.

Оставался последний шанс. Я написал подробное письмо о моем отце и его судьбе, о матери, моей судьбе и моей семье. Просил адресата: если он не имеет ко мне никакого отношения, пусть покажет это письмо другим людям – может быть, они вспомнят что-нибудь и помогут мне.

Положа руку на сердце, скажу, что на удачный исход задуманного мною не было никаких шансов. Я отдавал себе отчет в том, что с момента нашего отъезда из Бразилии и прекращения каких-либо контактов прошло очень много лет – время двух поколений по меркам социологов и футурологов. Но если уж я дошел до столь высокого уровня поисков, если уж стою, можно сказать, у самой двери…

Письмо было послано. На всякий случай я указал в нем адрес своей электронной почты, e-mail. Теперь мне ничего не оставалось, как ждать ответа.

И вот наступает, кажется, развязка полугодового марафона. Однажды я увидел на экране компьютера, что мне пришло письмо от незнакомого человека – Кармен Лючии. По имени можно было понять, что послание это из Бразилии. (Из текста письма я узнал, что Мария Кербел, чье имя было указано в имевшемся у меня адресе, – это уже умершая свекровь Кармен, на чье имя много лет назад был зарегистрирован телефон.)

Не очень уверенно владея английским, Кармен мужественно написала длинное письмо, из которого вытекало, что мои поиски были не напрасны.

“Да, – писала Кармен, – их семья единственная сохранила фамилию Пятигорских. Есть другие ветви этого клана, но у них теперь другие фамилии. Во главе всего рода стояли Лейб (Лион) и Осна (Ольга) Пятигорские. (Как потом выяснится, это и были родители моего отца.) Они родом из России. И тесть Кармен, сын патриархов, тоже родился в России. Дальше шел рассказ о ее детях и о том, что ее муж умер и она осталась с тремя детьми. Кармен сетовала на то, что ничего не может вспомнить, потому что все старики, которые многое знали, умерли, а ее семья очень молода. Тем не менее, все очень рады моему письму и с нетерпением будут ждать моего ответа. Они были бы счастливы, если бы я оказался их родственником”. Этими словами заканчивалось письмо.

Опять неудача? Или все идет хорошо? Я не знал, что и подумать. Но чувствовал, что нахожусь если не у самой цели, то где-то совсем рядом. Не такая уж распространенная фамилия Пятигорский, чтобы встречаться на каждом шагу, да еще не в России, а в Бразилии. К тому же имя патриарха Лион как-то уж очень удачно совпадало с именем его возможного сына, который вместе с нами приехал в Советский Союз и где-то там пропал в неизвестно каких гулаговских застенках.

Надо было двигаться дальше.

Мы собрали оставшиеся от мамы старые бразильские фотокарточки. Я написал письмо, в котором попросил Кармен попытаться получить у местных властей мое свидетельство о рождении и по нему определить линии родства, и отправил все это в Рио-де-Жанейро.

И вот новое письмо. Мне трудно передать чувства, охватившие меня, когда я его прочел. Но в ушах до сих пор стоит восторженный клич, который издала моя сестра Аня, когда я позвонил ей по телефону и сказал:

– Они нашлись!

Думаю, этот крик и без телефона долетел бы до моего Флашинга в нью-йоркском районе Квинс из Лонг-Айленда, где живет сестра.