Суждено выжить

На дороге, преграждая путь к деревне, была выкопана глубокая траншея и установлены два ручных пулемета. Для преграждения пути отхода немцев по ту и другую сторону дороги были выкопаны две небольших ниши и установлены два ручных пулемета. Длина всей позиции составляла чуть больше 200 метров. Река в этом месте была глубокая. Немцы не заставили себя долго ждать. Шли они колонной по три, более 100 человек, погружая с чавканьем в дорожную грязь тяжелые кованые сапоги. Мы их услышали не ближе 2 километров. Время тянулось напряженно медленно. Несмотря на пронизывающую холодную сырость, от нервного напряжения никто не мерз.

Немцы и полицаи шли молча, когда их колонна выровнялась с нашей цепью, были слышны их тяжелые вздохи и выдохи. Когда всей колонной вошли в нашу оборону, на их головы полетели гранаты Ф-1, застрочили автоматы. Раздались оглушительные взрывы. На мгновение ошарашенные внезапностью немцы скучились, как стадо овец при появлении опасности. Затем задние повернули обратно по дороге, передние кинулись бежать в деревню. С обоих концов дороги их встретил град пуль. Тогда они побежали к реке, скрываясь от пуль автоматов и пулеметов, прыгали в воду. Несмотря на темную ночь, их силуэты были хорошо видны на слегка заснеженной поверхности земли. Короткими автоматными очередями их расстреливали почти в упор.

Вся операция продолжалась не более 12-15 минут. Уцелевшие немцы форсировали вплавь неширокую реку, где бросали оружие и, выходя после купания на другой берег, давали стрекоча с быстротой зайца. Раненых и убитых немцев считать было некогда.

Наскоро подобрали 15 автоматов, сделали бросок. Пробежали вдоль по деревне. Привал сделали в 3 километрах от Базловки. Среди нас было трое легкораненых. Мы знали, что немцы это так не оставят и преследование могут начать ночью, а утром навязать бой, окружить и уничтожить. Поэтому нужны крепкие ноги и бросок на большое расстояние. Если еще вчера ночью снег шел тяжелыми хлопьями, то сегодня, несмотря на сплошную облачность, с неба не падало ни одной снежинки. Русская природа и погода восставали против нас. Куда бы мы ни пошли, следы приведут врага точно к нам. Шансов скрыться и безнаказанно убежать от немцев мало.

Мы оказались в положении зверя, преследуемого охотниками с большой сворой борзых собак. Поэтому после короткого получасового привала, на котором детально была разобрана только что произведенная операция по отправлению немецких солдат в рай, мы двинулись по неширокой лесной дороге колонной по четыре, чтобы показать немцам по следам, что нас много. Минеры следом за нами делали свое дело, в узких местах на дороге они, хорошо маскируя, ставили противопехотные мины. Через каждые два часа мы делали получасовые привалы. Утром, когда хорошо рассвело и человеческому глазу ничего не мешало видеть, под раскидистыми старыми елями сделали привал, вернее, ночлег.

Матвей разрешил разжечь на каждого небольшой костер и сварить в котелках горячую пищу, чтобы ввести немецкую разведку и карателей в заблуждение. На площади более 1 гектара было разожжено около 40 костров. Выставили караулы и секреты. Спали четыре часа, не считая стояние на посту. Матвей доказывал дяде Яше, что немцев надо еще раз встретить и дать им хорошую трепку. Дядя Яша говорил обратное, надо быстро бежать в болота, где немцы откажутся от преследования. Павел Темляков доложил Матвею: на дороге установлено 82 мины.

В 10 часов утра над лесом появились две немецкие "рамы". Они обследовали лес, по-видимому, старались нащупать нас. От Базловки мы находились не ближе 15 километров, до слуха доносилась минометная стрельба. Мы снова бросились бежать лесными еле заметными тропинками вглубь леса и болот.

Во второй половине дня вышли на покрытое карликовой сосной болото с кочками в рост человека. В пространствах между ними была вода. На болоте снега почти не было. Он держался на высоких кочках. Разбившись на семь групп, более двух часов мы шли, меся ногами черную торфяную грязь. Сапоги сверху были наполнены холодной водой, перемешанной с торфом. Вышли на небольшую боровину, поросшую крупным смешанным лесом. Сосны здесь достигали гигантских размеров, до 1 метра в диаметре, с раскидистыми крупными овальными кронами и сухими вершинами. Земное пространство под редкими соснами заняла ель. Она плотно укутывала своими ветвями землю, не разрешала другим народам селиться под собой.

Дядя Яша эту боровину называл Лосиным островом, так как она была похожа на необитаемый остров. По проходам или сделанным еле заметным тропам были поставлены мины. На острове стояла небольшая землянка, в которую вмещалось только 10 человек. Ее называли штабной, остальные сделали себе шалаши.

Для нас было непонятно, почему немцы отказались от преследования, не пошли по нашему следу. Враг вел себя загадочно, что тревожило нас.

Неутомимый дядя Яша вызвался один пойти в разведку. Матвей пытался его отговорить, но, видя, что это бесполезно, пожелал ему счастливого пути.

Дядя Яша поспал три часа, за это время просушил одежду и обувь и скрылся в другом направлении, откуда пришли. Ночью я два часа стоял в секрете. Тишину нарушали трубный рев лося-самца, вой волков и неприятный для слуха скрип дерева, напоминающий качание на виселице казненного человека. Все это смешивалось с воем порывистого ветра в кронах деревьев.

Спать в шалаше было холодно, особенно крайним. Поэтому на край ложились бодрствующие. Землянка была занята ранеными и больными.

Несмотря на минирование проходов на остров, выставленные секреты и часовых, в ожидании карателей все спали тревожно. Уши часового и человека в секрете ловили каждый шорох. Глаза с напряжением следили за всем окружающим.

Ночь прошла спокойно. Утром явился дядя Яша. Одежда и обувь на нем были мокрые. От сильной усталости глаза его запали в прорезях черепа. Он доложил, днем более батальона немцев с легкими минометами и собаками шли по нашему следу, сопровождал их староста Базловки. Он в доказательство своей преданности немцам шел впереди всех. Пройдя около 2 километров по нашему следу, он первый напоролся и подорвался на мине. Ему оторвало одну ногу, другую тяжело ранило, получил ранение в живот. Следом за ним подорвались еще трое немцев, поэтому от преследования отказались. Дядя Яша рассказал, что снег в полях весь растаял, наделал много грязи и луж.

Матвей впервые по-военному объявил: «Выходи строиться». Мы все встали в строй, кроме раненых. Прозвучали отрывистые команды: «Равняйсь! Смирно! Равнение налево». Затем прозвучала команда: «Вольно!»

Матвей объявил от имени командования отряда и лично от себя: «Объявляю благодарность всему личному составу за успешное проведение операции». Раздался нескладный хор: «Служим Советскому Союзу».

Матвей говорил: «Наша задача бить врага везде, где бы он ни встретился. Мы не просили его в гости, он нахально пришел, убивая наших отцов, матерей, сестер и братьев. Смерть фашистским оккупантам. Да здравствует великий Сталин!»

Глава двадцать седьмая

На подавление партизанского движения на землях древнего Новгорода, Псковщины и Смоленщины немцы вынуждены были снимать воинские части с Северо-Западного и Волховского фронтов, бросать все созданные резервные части. Проческу лесов делали широким фронтом с применением танков, авиации и артиллерии.

На наш маленький отряд они, казалось, не обращали внимания. Их разведка работала через предателей из местного населения. Жители деревень, встречи с которыми были случайными, принимали нас за десантников. Операция под Базловкой наделала очень много шуму среди местного населения и тыловых немцев.

Карателям не было возможности установить нашу принадлежность. Поэтому слова деревенского сарафанного радио они приняли за чистую монету. Немцы посчитали нас случайными гостями, прибывшими только с целью разведки тылов. Они признали нас менее опасными, чем партизан. Ждали нашего появления в деревнях, где у них были свои люди – доносчики и полицаи. Немцы знали по опыту, что небольшие десантные группы без связи с местным населением существовать долго не могут. Выходя на связь с жителями деревень, они нарываются на предателей и погибают или быстро уходят к своим через линию фронта.

Поэтому наши опасения были излишними. На острове среди мало проходимых болот мы жили четыре дня, делая ночные разведки в деревни небольшими группами. Немцы боялись располагаться в глухих лесных населенных пунктах. Сосредотачивались в крупных, расположенных на шоссейных дорогах и железнодорожных разъездах и станциях. В лесных удаленных деревнях они появлялись только днем. Наше продовольствие и боеприпасы подходили к концу, и требовалось пополнение.

Матвей еще вчера послал за боеприпасами и продовольствием группу из девяти местных ребят, но они почему-то не возвращались. Я попросил Матвея сходить в Борки и на усадьбу бывшего совхоза "Заверяжские покосы", чтобы установить связь с учительницей Аней Меркуловой, а через нее и с мосье Мирошниковым, который мог бы пригодиться нам со своей автомашиной. Матвей без колебания разрешил поход в разведку и предложил дяде Яше идти со мной.

Судя по блеску глаз и настроению, дядя Яша с удовольствием согласился, но сказал как бы между прочим: «Мне все равно. Надо для пользы дела – пойду». Матвей подтвердил, что нужно сходить, и предупредил: «Можете нас не застать на острове, тогда ищите, – показал дяде Яше три точки на карте, – в одной из них». Все эти места дядя Яша знал. Он утвердительно мотнул Матвею головой и сказал: «Хорошо».

Мы с дядей Яшей вышли в полдень. Погода стояла пасмурная. Тяжелые свинцового цвета облака низко плыли над землей. Временами моросил мелкий дождь, чередуясь с белой ледяной крупой. Дядя Яша в шутку сказал: «Бог с неба манную кидает». Дул сильный порывистый ветер. В лесу стоял шум и треск деревьев. Одинокие уцелевшие листья на березах и осинах с силой срывались и кружились, поднимаясь высоко над лесом. Дядя Яша, высокий, сутулый, с широкими плечами, длинными руками и ногами, сзади походил на первобытного человека. Автомат висел у него на шее, сбоку была защитная противогазовая сумка, наполненная гранатами и автоматными кассетами, с которой он не расставался круглосуточно.

Двигался он очень быстро, ставя по-охотничьи мягко ноги на землю. Шли напрямик без дорог и тропинок. Проход по лесу человека или зверя он определял по неприметным для меня признакам: по сломанным сучкам, по еле заметным вмятинам в лесной подстилке, по поведению птиц, особенно соек и сорок. Ориентировался по кронам деревьев, редко беря в руки компас и карту. Шли мы больше суток и лишь вечером следующего дня добрались до знакомого мне одиноко стоящего на берегу Веронды дома, откуда концлагерь для военнопленных был виден, как иголка на ладони.

Маскируясь в густых зарослях леса, в течение двух часов мы наблюдали за дорогой Шимск-Новгород, по которой беспрерывно шли автомашины с солдатами. Двигались бронетранспортеры, и, тяжело звеня чугунными гусеницами, со скрежетом шли танки. Все это двигалось в направлении Новгорода. Глядя в сторону лагеря в вечерних сумерках, кроме силуэта кухонного сарая и большого барака мы ничего не могли разглядеть.

Я думал, ведь все ребята, которые находятся сейчас в бараке или в очереди на кухню за похлебкой, хорошо меня знают. Освободи и вооружи их, они, не щадя своей жизни, будут мстить немцам, где бы они ни находились, за погибших друзей и товарищей. Меня всем существом потянуло в лагерь сделать что-то героическое, освободить знакомых мне узников.

Я встал на ноги, не давая себе отчета. Лежавший рядом со мной дядя Яша поймал меня за ногу и полушепотом сказал: «Ложись!»

Из одинокой избы на реке вышел знакомый мне старик. Он стал набирать охапку дров. Дядя Яша крикнул три раза, точно подражая сойке. Старик положил дрова на место, обшарил глазами окрестность и направился к нам. Дядя Яша встал и пошел к нему. Они встретились в кустах и скрылись от моего взора. Я не хотел встречаться со стариком, испытывал к нему чувство отвращения.

Дядя Яша по-птичьи подал мне сигнал, чтобы я подошел к ним. Я поприветствовал старика. Он рассеянно посмотрел на меня и, обращаясь к дяде Яше, полушепотом сказал: «Идите и прячьтесь в зимнице на угольнице. Я все приготовлю и приду к вам».

Угольница находилась в 1 километре от дома старика. Мы быстро добрались до нее. Я вошел в зимницу и лег на холодное полусгнившее сено, положил вещевой мешок под голову, рядом автомат и сразу уснул. Проснулся от скрипа дверей, разговоров и запаха вареной картошки.

В зимницу пришли дядя Яша и старик. Последний сказал: «Огня не зажигайте, ужинайте в темноте. Переправа через реку готова, лодка в кустах. По возвращении из совхоза лодку затащите туда же. Если наладите связь с учителкой, пусть она все передает и связь держит с моей свахой Марией. Живет она в Борках, куда я хожу два раза в неделю. Про меня учителке ничего не говорите. Посуду оставьте здесь, ночью заберу. До свидания».

Скрипнула дверь, и старик ушел. Мы с дядей Яшей принялись за ужин. Полведра картофельного пюре и буханку хлеба съели с быстротой голодных собак, не разобрав ни вкуса, ни запаха молока и сливочного масла.

Я предложил дяде Яше сходить вымыть ложки и ведро. Он с иронией ответил: «Когда будешь мыть, постучи ложками о ведро, чтобы немцы услышали». Затем перешел на грубый тон старшего: «Не валяй дурака, старик вымоет, а сейчас иди на пост, я два-три часа отдохну».

Я вышел из сырой, пахнувшей прелым сеном и гнилым деревом зимницы. Сквозь облака, покрывающие небо, редко выглядывали звезды. Они тускло сияли в загадочной вселенной. Ветра почти не было. Погода менялась, ожидалось прояснение, чувствовался легкий мороз, который проникал сквозь влажную одежду и добирался до тела.

По шоссе с ревом проносились автомашины. Враг стягивал свои резервы, где-то готовилось кровопролитие. На посту без движения стоять было невозможно, ходить – небезопасно, поэтому я, как журавль, стоял то на одной, то на другой ноге. Одну ногу держал в воздухе, что до некоторой степени согревало. Время шло очень медленно. Сердце билось в моей груди с шумом, и мне казалось, что меня слышно за целый километр.

По биению сердца я считал минуты, которые длились мучительно долго. Река от зимницы протекала в полукилометре. Всплески рыбы и шум воды от подмерзающей кромки льда у берегов доносились до моего слуха.

Простоял я точно два часа и вошел на минуту в зимницу, в которой, как мне показалось, очень тепло. Дядя Яша проснулся и спросил, сколько времени. Я ответил, что без 20-ти девять. «Ложись, отдыхай, – сказал он, – выступим в час ночи». Он сел, закурил. Я, закутавшись шинелью, лег и сразу уснул. Во сне время проходит почти мгновенно. Мне показалось, что я не успел заснуть, как услышал толчок в бок и голос дяди Яши: «Пора, вставай».

Крадучись, как хищники, мы подошли к реке и с хрустом стащили в воду легкий ботник, на дне которого лежало одно весло. Дядя Яша искусно, без шума работал веслом. У берегов уже образовался ледяной припой. При затаскивании лодки в ночной тишине раздавались шум и треск ломающегося тонкого льда и шорох днища лодки. Казалось, этот шум слышен не только на Земле, но и на Луне. Вытащив лодку наполовину из воды, мы пошли, ступая осторожно, как рыси, крадучись к логову зверя. Подмерзшая трава издавала хрустящие звуки. Сердце у меня усиленно стучало, казалось, стук его, как удары колокола, слышно далеко.

Вот мы добрались до железнодорожной насыпи. У нее дядя Яша шепотом сказал: «В случае шухера ожидать у лодки». Для отвода врага от истинного нашего маршрута – отход в поле за электростанцию, где перебежать железнодорожную насыпь и снова к реке, к лодке.

Мы прошли по кювету железнодорожной насыпи, обогнули двухэтажные деревянные дома, прошли между мельницей и усадьбой совхоза и уперлись в здание школы. Дядя Яша три раза стукнул в окно. Через минуту дверь скрипнула, и женский голос спросил: «Кто там?» Я шепотом сказал: «Нужна Аня». «Я Аня», – ответил женский голос еле слышно. Я назвал установленный Меркуловым пароль. «Мы с Сергово, нет ли продажной соли?» Послышался ответ: «Соль есть, заходите». Аня открыла дверь, я без дальнейшего приглашения быстро вошел и прикрыл за собой дверь.

Дядя Яша спрятался за угол школы в палисаднике. Аня шепнула: «Пройдем в комнату». Я ответил: «Нет». От нее веяло чем-то домашним, запахами женского тела и утюженного платья и белья.

Я говорил тихо, с большим трудом сдерживая руки, самовольно тянувшиеся к ней. «Сведения передавайте в Борки Марии». Спросил, как живет Павел. Она тихо ответила: «Все по-старому». Я протянул в темноту руку, рука Ани ее ждала. Крепко пожал ее и быстро вышел на улицу. За мной сразу же скрипнула деревянная задвижка, закрывающая дверь.

Дядя Яша появился из-за угла дома, и мы пошли обратно знакомой местностью, между бесформенных темных силуэтов домов и мельницы с электростанцией. Поселок бывшего совхоза, казалось, спал крепким сном, нигде ни огонька, ни звука. Меня тянуло на мельницу, где жил Павел Меркулов. Мысль свою я высказал дяде Яше. Он со злостью плюнул, но ничего не сказал. До ботника мы шли молча. Реку переехали, не опасаясь шороха лодки и всплеска весла. Ботник затащили в кусты. Под покровом темной ночи и густого леса тронулись в путь. Связь была налажена, задание выполнено. В условленное место пришли через два дня.

Дядя Яша рассказал Матвею о налаженных нами связях. Матвей выслушал его внимательно и сказал: «Здесь находится заместитель начальника штаба отряда, пойдите, доложите ему».

Матвей привел нас к еле заметной землянке, сказал: «Идите туда». Сам повернулся и скрылся за деревьями. Мы несмело вошли. За столом, наспех сделанном из тесовых досок, стоявшем в глубине землянки, сидел человек с усами. На наши приветствия он басом ответил: «Садитесь, хлопцы».

Тускло горела коптилка из 45-миллиметровой гильзы. В землянке пахло керосиновой гарью и чадом горевшего автола.

Мы сели на нары, застланные соломенными матами. Дядя Яша доложил все обстоятельно, вместо напрашивающихся вопросов был получен ответ: «Будьте свободны. Идите».

Мы встали, отрапортовали: «Есть идти», повернулись и вышли. Не прошли и пяти шагов, как дядю Яшу вернули обратно. На сердце у меня защемило. Я подумал, что проверка до сих пор не окончена. Дядя Яша появился через час. Глаза его метали искры довольства. Лицо при каждом кажущемся смешном слове расплывалось в улыбке.

Меня это злило, и я спросил без всяких предисловий: «Разговор шел обо мне. Меня до сих пор проверяют и не доверяют мне?»

Дядя Яша, улыбаясь, ответил: «Была нужда травить баланду о тебе. Мы с тобой досыта наговорились, ведь были вдвоем целую неделю. Не будь слишком мнительным, не принимай близко к сердцу, о чем не знаешь, а только предполагаешь. Не порти нервы ни мне, ни себе, они пригодятся после войны. Проверка идет ежедневно, проверяют нас всех, проверяем мы сами себя, без этого нельзя. Мы находимся в глубоком тылу. При хитром, сильном и коварном враге нужна бдительность и осторожность».

Жизнь снова потекла своим чередом. Жили в теплых землянках, многие ежедневно ходили на задания, главным образом в разведку. Плохо обстояли дела с продуктами, боеприпасами, пополнения были незначительны. На снежном покрове в наше расположение по всей окружности появились десятки троп.

Тропы представляли большую опасность. Имелись сведения, что немцы готовятся к генеральной ликвидации нас.

Поступил приказ всем перебазироваться в район Острые Луки. Нам предстоял трудный и небезопасный путь. Наши командиры с определенным кругом рядовых попрятали излишнее оружие и боеприпасы немецкого происхождения. Мы двинулись в путь. На следующий день после нашего ухода немецкие каратели уже хозяйничали в нашем расположении, подрывали землянки, ощупывали каждый квадратный метр площади, ища оружие. Они кинулись по нашему следу с целью преследования, но многие из них нарвались на расставленные самострелы и мины, поэтому от погони за нами отказались. Как стало известно от взятого в плен немецкого офицера-карателя, немецкое командование было очень удивлено и огорчено большой предусмотрительностью партизан.

Один немецкий палач, командовавший карательными операциями против партизан, сказал: «Коммунисты – это черти, они способны превращаться из людей в духов и растворяться в воздухе».

Мы шли шесть суток, петляя, как зайцы, путая следы карателям. Достигли высоты 108, где располагался отряд. Вымылись в бане. Нас одели во все зимнее. Выдали валенки, теплое белье, ватные брюки и дубленые полушубки разных окрасок – черные, серые, белые и красные. Каждому достался маскировочный халат.

Мой полушубок был старый, с выношенным воротником и с вытертой шерстью на полах, поэтому я поменял его на фуфайку.

Декабрь 1942 года оказался злым. Мороз злился на непрошеных гостей, но и нам давал себя знать.

Связь с большой землей командованием была налажена хорошо. Каждую ночь, спокойно урча, наши фанерные двукрылые лайнеры далеко от нашего расположения садились и сбрасывали продукты и боеприпасы. Увозили тяжелораненых и больных на большую землю к своим. Поэтому продукты и боеприпасы приходилось на своем горбу переносить на большие расстояния по занесенным толстым слоем снега лесным тропинкам и дорогам. Лыж на всех не хватало, да притом на узких лыжах рыхлый снег не выдерживал тяжести человека, они проваливались до самой земли.

19 ноября 1942 года орудийные залпы сообщили о начале наступления под Сталинградом, советская армия перешла в контрнаступление. Войска Юго-Западного, Сталинградского и Донского фронтов мощными встречными ударами прорвали оборону врага и, соединившись в районе Калач, окружили 330-тысячную армию противника.

Все попытки вырваться из окружения срываются. Под Ленинградом, Белгородом и Харьковом – везде требуется много пушечного мяса. Немцы вынуждены перейти к открытой вербовке в организованную освободительную власовскую армию. Они перестали брезговать военнопленными и местным населением оккупированной территории. Желающим вступить в армию создавались человеческие условия, там они быстро поправлялись и одевались в форму фашиста.

Силы изменялись в сторону советской армии.

В районе Острые Луки перебоя в питании не было. Нормальное трехразовое питание и ночлег в теплых землянках восстановили силы. Мы с Темляковым Павлом спали в одной землянке, были неразлучными друзьями. Остальных наших товарищей отправили в другое место. Во второй половине декабря к нам в расположение прибыло пополнение – 300 десантников. Для отвлечения гитлеровских войск на тылы, то есть на уничтожение партизанского движения, поступил приказ Верховного Главнокомандующего – нанести сокрушительный удар по тылам. Подрывать склады, не пропускать ни одного железнодорожного состава, с боем брать населенные пункты.

Все наше разновозрастное и разношерстное войско обрушилось на тылы врага. Наш штурмовой отряд получил задание глубокими тылами пробираться к городу Луга и, если хватит сил, освободить его от немцев. Через предателей немцы узнали замыслы партизан, начали сосредотачивать в крупных населенных пунктах из резервных воинских частей и стройбатальонов крупные карательные отряды.

Наши попытки освободить город не увенчались успехом, и мы еле унесли ноги, но преследовать немцы нас не стали. Через неделю мы пришли в знакомое мне место, где в прошлом году я лежал с воспалением легких после купания немцами в середине октября. Кордона лесника Артемыча не было. Он был сожжен вместе со всеми постройками и даже баней. Старик Артемыч и его добрая 65-летняя жена расстреляны. Арсеньевич тоже погиб, он в последний момент бросил между собой и немецким офицером противотанковую гранату. Землянка, в которой мы больными лежали с Пеликановым, была полностью разрушена. Это работа Гиммельштейна. Арсеньевич был прав, но мы его вовремя не распознали. Все это кончилось трагически. Отъявленного врага, матерого немецкого разведчика большинство из нас приняло за бедного, приговоренного к смерти еврея.

Я подошел к разрушенной землянке и снял шапку, перед глазами у меня стояли добрые, хорошие люди, спасшие мне жизнь. Артемыч и Василий Арсеньевич, вечная им память. Где же Струков Иван Михайлович? О нем никто не знает.

Мы расположились лагерем на знакомом мне острове. Все проходы на него заминировали. Выкопали и оборудовали землянки. Приказом я был назначен командиром группы. Командир отряда разрешил подобрать смелых и выносливых ребят из бывших военнослужащих, случайно попавших в отряд. На чисто добровольных началах я подобрал 11 человек.

29 декабря 1942 года, в канун Нового года, наша группа получила задание. В ночь на Новый год пробраться на бывшую усадьбу "Заверяжские покосы". Взять живым Сатанеску и приехавшего к нему на охоту немецкого полковника и доставить их через линию фронта на большую землю. Был рекомендован маршрут: от усадьбы бывшего совхоза до озера Ильмень идти по руслу Веронды, миновав линию обороны, которая проходила по берегу озера. В обороне стояли испанцы Голубой дивизии, переименованной во вшивую, потому что вшей у южан было в изобилии. Немцы их старались закалять, приспосабливать организм к суровой русской зиме. Свыше 20-ти градусов мороза испанцы не переносили. Не спасали их награбленные у населения тулупы, полушубки и валенки.