Та, что правит балом

– Юля.

– Сегодня приехали?

– Вчера, поздно вечером.

– Дорогой, принеси мне кофе, – заголосила дама.

– Извините, – пробормотал Диего и покраснел, что слегка удивило.

Взяв свою чашку, я пошла к Дену, чтобы дамочка успокоилась.

– А ты забавная шлюха, – хихикнул он, оторвавшись от газеты. И вдруг перешел на испанский: – Откуда знаешь язык? В школе его вроде бы не преподают.

– По самоучителю, – усмехнулась я. – Было много свободного времени. В школе я учила английский.

Он тут же перешел на английский, причем говорил свободно и без акцента.

– И как успехи?

– Не жалуюсь.

– Талантливая девочка. Твой папаша вроде бы профессор?

– Профессор.

– Как же тебя угораздило, дорогуша?

– Дурная наследственность. Моя прабабка сбежала с карточным шулером, вот и меня вечно тянет на всякое дерьмо. Можно вопрос?

– Валяй.

– Ты меня экзаменуешь или сам выпендриваешься?

Он заметно помрачнел.

– Почему бы тебе не найти своему язычку другое применение?

– Я брезглива.

– Это поправимо. В хороших руках ты быстро исправишься.

Вообще-то мне неплохо жилось здесь. Можно было часами лежать на раскаленном песке пляжа, прогреваясь насквозь: сверху солнцем, а снизу жаром песка. Со дня на день должен был появиться нужный нам человек, но мне не хотелось об этом думать. И я до боли в глазах смотрела на море, на ярко-синее небо, зарывала ладони в песок и улыбалась без мыслей. Беспокоил меня только Ден, но с того первого дня он не проявлял ко мне особого интереса. К тому же мы не так часто бывали наедине. Вернувшись в номер, я сразу же проходила в спальню, буркнув «салют».

Безделье и неумеренное употребление спиртного делали людей разговорчивее и доступнее, в отеле все перезнакомились и жили «своей компанией», то есть надоедали друг другу с утра до вечера. Но иначе эти люди не могли. К полудню все собирались на веранде ресторана и обсуждали предстоящий вечер. Я участвовала во всех развлечениях по двум причинам: во-первых, этого требовал Ден, во-вторых, это избавляло от необходимости бывать с ним наедине. Развлечения мелькали одно за другим, как в калейдоскопе. В компании царила демократия, чтобы стать «своим», достаточно было одного: иметь деньги, а люди без денег здесь не селились.

Диего всерьез решил за мной приударить. По крайней мере, постоянно вертелся рядом, а его дама (звали ее Анастасией, хотя она предпочитала отзываться на Настеньку, что было смешно и одновременно грустно) особенно мне досаждала, хватала за руку и щебетала:

– Ах, милочка, как ты, должно быть, счастлива, у тебя такой прекрасный муж.

Сама она была вдовой. Муж скончался год назад, оставив ей то ли нефтяную вышку, то ли золотой прииск, в общем, на жизнь ей хватало. Она испытывала страсть к молодым жгучим брюнетам, подбирая их в основном в стриптиз-клубах, второй ее страстью были истерики. Без них не обходился ни один вечер, они стали неотъемлемой частью развлечений, за ужином даже заключали пари: начнет Настя скандалить прямо в ресторане или дотерпит до танцев?

Диего пользовался всеобщей любовью за веселый нрав, услужливость и способность танцевать ночи напролет. Он приглашал всех дам по очереди, что позволяло мужьям спокойно выпить, Анастасия при этом возбуждалась, лезла на стол показывать стриптиз или ныряла в бассейн в вечернем платье. Я как-то решила, что, когда дама покинет отель, он много потеряет: никакая анимационная программа не шла в сравнение с номерами этой любительницы.

На публике Ден, то есть, конечно, Денис, был ко мне внимателен и насмешливо нежен, что как нельзя больше подходило нашей легенде – мы представлялись как бизнесмен из Санкт-Петербурга и его супруга-домохозяйка. Но стоило нам оказаться вдвоем, как он становился молчаливым, говорил если не грубо, то отчужденно и резко, что меня, естественно, не удивляло. Исподволь мы следили друг за другом. Иногда я ловила на себе его взгляд, который казался мне странным, поскольку в нем угадывалось едва ли не восхищение, что было неправдоподобным, и потому я отнесла это смущение на счет развивающейся у меня шизофрении. Конечно, он видел, как на меня реагируют мужчины – оборачиваются, когда я прохожу мимо, а разговаривая со мной, слащаво улыбаются и жадно прицениваются к моему телу, – но вряд ли это производило на него особое впечатление, потому что Ден прекрасно знал: я здесь как раз затем, чтобы обольщать, в общем, выполняю свою работу. Он был уверен, что это игра, а мужчины вроде него никогда не попадают на крючок профессионалкам, потому что очень хорошо осведомлены об изнанке жизни. Злость, что я его отвергла, не только не утихла, но становилась сильнее. Ему, привыкшему к победам, было непонятно, с какой стати я ломаюсь, ведь, с его точки зрения, лечь с кем-то в постель для меня так же естественно и просто, как ему выпить бокал красного за ужином. Боюсь, что мое нежелание кинуться в его объятия навело моего «супруга» на неприятные мысли, что дело вовсе не во мне, а в нем. Если распоследняя шлюха тебе отказывает, кем же, черт возьми, она тебя считает? Что-то он чувствовал, не умея ни объяснить, ни понять, в чем дело.

– Ваша жена грациозна, – однажды сказала ему Анастасия.

По неизвестной причине все женщины обращались к нему на «вы», хотя он мило им улыбался и часто шутил. Он и ей улыбнулся в ответ. Это слово наверняка ему ровным счетом ничего не говорило. Он привык делить женщин на шикарных и прочих, вряд ли я в его шкале ценностей поднялась особенно высоко. Но временами, когда я с кем-то разговаривала или танцевала, я ловила его взгляд и видела в нем тоску. И еще видела, что он ненавидит меня. Это чувство, должно быть, укрепляло в нем и тайное подозрение, что я его презираю. И именно эта мысль доводила его до бешенства.

Как-то в ресторане он вдруг заявил невпопад:

– Разумеется, если бы в тебе не было чего-нибудь эдакого, Рахманов не стал бы связываться с тобой. У него нюх на баб.

Мне бы уже тогда следовало насторожиться, но я лишь пожала плечами. Иногда желания легко читались в его взгляде, они были незамысловаты, я видела, что больше всего на свете в те минуты ему хотелось швырнуть меня себе под ноги и топтать, стиснув зубы от наслаждения, слыша вопли и стоны. Что еще могло прийти в голову такому придурку? Меня это не особенно пугало, но тогда я не знала, как далеко это все зашло.

Ночью он стискивал зубами тонкую ткань простыни, глухо рычал, до боли сжимал кулаки и думал: «Черт бы побрал эту шлюху». Несколько раз он хотел подняться и идти ко мне, но его удержала боязнь скандала, до него уже дошло, что отказ с моей стороны не кокетство и не ломанье, и я начну кричать или чего доброго брошусь с балкона, он и этот вариант рассматривал всерьез. А работа есть работа, работа – прежде всего. Но уже когда все кончится… В этом месте он начинал ухмыляться. Каждую ночь по нескольку раз он детально представлял, как рассчитается с дрянью за ее выкрутасы, и это приводило его в такое неистовство, возбуждало такое желание, что он вскакивал с постели и начинал тяжело ходить по комнате, пытаясь успокоиться.

Но при мне он редко выдавал себя, старался меньше смотреть в мою сторону и меньше говорить со мной, и ему это удавалось. Если бы я знала о том, что с ним происходит… Впрочем, если бы даже знала, что бы изменилось? Говорят, судьба и на печи найдет, так что знала я, не знала, какая разница…

Но был в отеле человек, который мне очень нравился: пятилетняя Дашка, которая приехала сюда с мамой и няней. Матери было не до нее, она начинала пить еще с утра, лежа у бассейна, няню охмурял один из официантов, то есть она тоже была очень занята, и Дашка была предоставлена самой себе. Других детей в отеле не наблюдалось, она, естественно, скучала и рада была поболтать с кем угодно. Мы очень быстро подружились. Особенно мне нравилось нырять в бассейне, когда Дашка сидела на бортике и громко отсчитывала секунды, проведенные мной под водой. Нырнув, я открывала глаза, вытягивала руки, а вокруг меня был сверкающий голубой мир с жемчужными всполохами. Я подолгу задерживалась под водой, пока Дашка не начинала визжать, а потом плюхалась в бассейн с голубой плиткой. Я сажала ее на спину, она прижималась ко мне всем своим тельцем, вцепившись ручонками в мою шею, и кричала:

– Я плыву на дельфине.

– Вам пора завести ребенка, – заявила Дену Анастасия, понаблюдав за нашей с Дашкой возней в бассейне.

– Мы работаем над этим, – с усмешкой ответил он и так взглянул на нее из-под очков, что она внезапно покраснела.

На четвертый день нашего здесь пребывания Дашка практически не отходила от меня, к большой радости своей мамаши и няньки.

– Не переусердствуй, – заметил Ден за обедом. – Девчонка, конечно, отличное прикрытие, но она может помешать твоей работе.

Я не думала о Дашке как о прикрытии, но в ответ на его слова кивнула и стала проводить с ней меньше времени, хотя сожалела об этом. Он вроде бы остался доволен. На пляж Дашку не отпускали, но и на пляже мы с Деном редко оставались наедине. Он охотно играл в баскетбол, иногда в нарды, подолгу плавал, в общем, особо не досаждал. Море было спокойным, я отплывала подальше от берега, и тело под водой обретало свободу, становилось удивительно послушным, гибким, а мне хотелось опуститься на дно и лежать, раскинув руки, лежать и смотреть вверх, как смотрят в небо. И оттого, что это было невозможно, желание становилось все настойчивее.

В конце концов, в один из вечеров, когда «компания» особенно разгулялась и пошлые шутки казались отвратительными, я осторожно выскользнула с веранды и пошла к морю. Охранник в будке, выкрашенной в белый цвет, у входа на пляж проводил меня любопытным взглядом. Я поспешила отойти подальше. Здесь было тихо, шум из отеля заглушали волны.

Море под вечер вдруг разволновалось, было темно, сюда доходил лишь слабый свет иллюминации, луны в ту ночь не было. Я стащила с себя платье и, замирая от восторга, вошла в воду, а потом упала в подступившую волну, широко раскинув руки. Мне хотелось заплыть далеко, но волна была сильной, меня отбрасывало к берегу. Я здорово выдохлась, да еще наглоталась соленой воды. Темный простор моря стал казаться опасным. Я выбралась на берег, с трудом натянула платье и пошла к отелю вдоль самой кромки воды. «Хорошо, что сегодня такая большая волна, – с усмешкой подумала я, – а то я бы точно утопилась».

И вдруг я споткнулась. Говорят, господь карает за грешные мысли… Я упала, и в это время волна, нахлынув, накрыла мое тело до плеч. Сердце блаженно замерло, я вытянула руки и стала ждать следующей волны, она пришла и снова отступила, а я лежала, расслабившись и закрыв глаза, вся отдавшись восторгу и сладкому оцепенению.

Думаю, я лежала так довольно долго, пока холод не стал подниматься по ногам к самому сердцу. «Надо идти», – решила я и тут же ощутила чье-то присутствие. Открыла глаза, чуть приподняла голову и увидела ноги Дениса, обутые в элегантные остроносые туфли. «Сейчас ударит», – решила я и зажмурилась. Он стоял неподвижно. Не зная, чего следует ожидать, я торопливо поднялась. Длинное платье из легкого белого шелка предательски липло к телу, я посмотрела в сторону будки и с тоской решила, что отсюда до нее слишком далеко. «Чего он молчит?» – подумала я вдруг и испугалась.

– Где-то туфли свои потеряла… – сказала я и притворно засмеялась, стараясь разрядить обстановку. – Мне нельзя так много пить.

Он быстро оглянулся и шагнул ко мне. Теперь мы стояли почти вплотную друг к другу, и по его лицу было видно, с какой силой им овладевает желание. И я вдруг так испугалась, что не сумела скрыть свой испуг, вскрикнула и отступила на шаг, забыв, что хищник всегда атакует, видя страх жертвы.

Он тоже сделал шаг, и я почувствовала его руки на своем теле. Он сбил меня с ног и навалился сверху, я хотела закричать, но невидящий взгляд Дена парализовал, я ударила его по глазам, он выругался и, запрокинув мне голову, стал целовать. Я задыхалась, мне было больно, я пыталась вывернуться, но он еще сильнее запрокидывал мою голову. «Да он мне шею свернет!» – мелькнула злая мысль. Я готова была уступить, но молчаливое животное желание, переполнявшее Дена, вселяло такой ужас, так отвратительны были его жадные поцелуи, его руки, что я вышла из оцепенения, охватившего меня вначале. Я смогла вывернуться из-под его тела и, собрав силы, ударила его коленом в живот. Он едва не выпустил меня, но тут же схватил за шею, а потом ударил с такой силой в лицо, что я на миг вроде бы лишилась сознания. Шелковое платье, которое он все никак не мог разорвать, доводило его до бешенства. Он рванул подол зубами, по-звериному рыча, потом левой рукой вдавил мою голову в песок, я перевернулась на живот, съежившись, а он снова навалился сверху. Я слышала его дыхание у своего уха, шумное, прерывистое. Я задыхалась и не могла кричать. Все вдруг перемешалось в моей голове, показалось, я снова в темном подвале и это Ник и гогочущие придурки вокруг. И я завыла от отчаяния, от безысходности и собственного бессилия. Он рванул меня за плечо, едва не сломав ключицу, а я, точно спятила, зашептала жалобно:

– Не надо, не надо, не надо…

Биение крови отдавалось в голове оглушительным грохотом, и все вокруг стало зыбким и нереальным, небосвод раскачивался надо мной, и было одно желание – умереть.

И тут в глаза ударил свет фонаря. Я не сразу поняла, что это, но тело Дена вдруг обмякло, и он отпустил меня, а я увидела, что в нескольких шагах от нас стоит охранник, смущенно покашливая.

– Простите, у вас все в порядке? – спросил он, не рискнув приблизиться, и отвел фонарь в сторону.

– Более чем, – ответил Ден спокойно. – У меня ревнивая жена, надумала утопиться. Припадок закончился, дорогая?

Охранник поспешно удалился, Ден разжал руки, я отползла в сторону и посмотрела на него. Рот перекошен, из нижней губы идет кровь… Он напоминал упыря из фильмов ужаса, он был отвратителен и по-настоящему страшен. Я набросила на плечи платье, ставшее бесполезной тряпкой. Ден поднялся, отряхнулся, глухо пробормотал:

– Черт бы их всех побрал… Идем, – сказал он мне.

– В таком виде? – Зубы стучали, голос звучал странно, то глухо, то слишком высоко.

– Возьми мою рубашку, подождешь возле бассейна, пока я схожу за каким-нибудь платьем.

Мы пошли к отелю. Шли очень медленно, ноги утопали в песке. Один раз я едва не упала, он поддержал меня, и я почувствовала, как дрожит его рука. Прояснения в мозгах все еще не наблюдалось, потому что я вдруг спросила:

– Это правда, что ты выпотрошил одного парня еще живым? Выпотрошил, точно курицу?

– Он здорово меня разозлил, – ответил Ден. – Каких еще страшилок ты успела обо мне наслушаться?

Мы как раз поравнялись с будкой охранника, и отвечать не пришлось.

Я устроилась в тени кустов возле бассейна и стала ждать Дена. Он вернулся быстро с платьем и туфлями для меня, молча ждал, пока я оденусь, повернувшись ко мне спиной. Оказавшись в номере, мы, не говоря ни слова, разошлись по своим комнатам.

Утром я долго не решалась выйти из спальни. Лежала в постели, и мне казалось, что я очень больна, просто раздавлена болезнью и ни за что не смогу подняться. Я думала о Дене, и мне было страшно. Ночью я ждала, когда он явится, а не дождавшись, испугалась еще больше. С полчаса я лелеяла мечту о бегстве, ублажая себя ею, ни одного мгновения по-настоящему не веря, что всерьез смогу решиться сбежать. «Значит, то, что о нем болтают, правда», – подумала я почти с удовлетворением. Сейчас я поверила бы любым ужасам, если бы кто-то стал мне их рассказывать. Мне казалось, что он способен на самую невероятную жестокость. «Что я против него? – с тоской рассуждала я. И еще подумала: – Безумие – бороться с ними». И, может быть, в глубине души была рада, что бороться с ними – безумие, это ведь от многого избавляло, хотя вряд ли я смогла бы ответить на собственный вопрос даже самой себе. Я знала лишь одно – я боюсь. И Дена и тех, кто стоит за ним. Мне они представлялись то какими-то огромными бестелесными призраками, то мрачными чудовищами. Сила, коварство… Голиафы. Голиафа сразил юноша-пастух, только я не похожа на Давида. Машка права: кишка тонка для геройства.

В комнату без стука вошел Ден. Что-то в его облике изменилось. Я поняла это сразу, лишь только взглянула на него.

– Что случилось? – поспешно спросила я, вглядываясь в его физиономию.

Он улыбнулся. И меня вдруг поразила мысль, что он красив. Безупречно мужественный облик, заставляющий взволнованно биться сердца бесконечного числа женщин. «Еще одна шутка господа», – решила я и едва сдержалась, чтобы не хихикнуть.

– Ты долго валяешься в постели сегодня, – ответил он. – Надеюсь, сможешь собраться за полчаса.

Я торопливо поднялась, он смотрел на меня, но я была уверена, что он меня не видит. Его занимало что-то другое. Он прошелся по комнате энергичной походкой, и мускулы под его легкой рубашкой напряглись, точно перед прыжком.

– Постарайся выглядеть поэффектней, – сказал он. – Я знаю, ты это можешь.

Он улыбнулся, и тут до меня дошло: тот, кого мы ждем, здесь. Оттого и Ден сегодня… Я внимательно посмотрела на него. Неужели он рад? Счастлив? Поэтому у него такое лицо? Взглянув на меня, он вдруг нахмурился.

– Черт бы побрал Рахманова за то, что он подсунул мне свою шлюху. Хороша помощница, ничего не скажешь. Что ты надеешься разглядеть в моей физиономии?

Я решила, что он сейчас разозлится и для начала заедет мне в ухо, но он несказанно удивил. Подошел, потрепал меня по щеке и сказал участливо:

– Я рад, что этот тип наконец-то приехал. Развяжемся с нашим делом и разбежимся. Чем скорее, тем лучше.

То ли от его неожиданного ласкового голоса, то ли от напряжения, которое чувствовалось в нем, я вдруг подумала, что он ищет моей поддержки. А вслед за тем пошли и вовсе глупые мысли. Разве он хотел убивать? Разве кто-нибудь хочет? Я посмотрела в его глаза, светлые, надменные, с затаившейся в глубине зрачка растерянностью, и мне захотелось поверить, что в самом деле так оно и есть. Он почувствовал мой взгляд, но расценил его по-своему – как по-женски беспомощный взгляд. Он был уверен, что может поцеловать меня, и я не оттолкну, и мои губы раскроются навстречу ему, но сейчас он не хотел этого. Он не торопился. Он еще хорошо помнил, как в остервенении рвал зубами шелк платья, когда ему хотелось покорности моего тела и власти над ним. К тому же его ждала работа, а работа всегда важнее баб и прочей дребедени. В общем, он не стал целовать меня, к счастью для нас обоих. Потому что, сделай он это, я бы ударила его: то, что он принял за покорность, было лишь равнодушием.

Пожилой мужчина с красной по причине жары лысиной, которую он то и дело вытирал платком, был консерватором. Рубашки такого покроя давно вышли из моды, как и очки в роговой оправе. Часам тоже было лет пятнадцать как минимум. Он смотрел вокруг с таким видом, точно пытался отгадать, какого лешего его сюда занесло. Публика вряд ли ему нравилась. Впрочем, первое впечатление часто бывает обманчиво. Глядя на него, я размышляла, на чем можно его зацепить. Вряд ли дядьку интересуют девушки моего возраста. В любом случае он должен проявлять осторожность.

– Что скажешь? – спросил Ден, проследив мой взгляд.

– Он один, уже хорошо, – ответила я, только чтобы что-то сказать. – У него есть какие-нибудь недостатки?

– Судя по досье, он практически ангел, странно, что крылья не выросли.

– Что ж, попробуем его расшевелить.

– Ты уж постарайся, – хмыкнул Ден, глядя на меня с усмешкой.

Такое впечатление, что он просто жаждет моего провала. Впрочем, может, так оно и есть. Наши отношения дружескими никак не назовешь. Однако я бы на его месте особо не радовалась, если уж мы работаем вместе. Мой провал в определенном смысле станет и его провалом тоже.

«Для начала стоит обратить на себя внимание, – мысленно разрабатывала я план операции. – Проще всего это сделать вечером. Приглашу танцевать Диего, танцует он очень неплохо, и я в его объятиях должна смотреться сокрушительно. Если не напугаю старика, то непременно заинтересую. Впрочем, ему нет и шестидесяти, а мужчины к своему возрасту относятся спокойнее, чем женщины. Решено, вечером показываем класс».

Но жизнь внесла свои коррективы, дав мне повод лишний раз согласиться с известным утверждением, что человек предполагает, а господь располагает. Познакомила нас Дашка. Мы играли с ней в мяч возле бассейна, она стукнула по мячу ногой, он отлетел в сторону и приземлился прямо на голову Литвинову. Сообразив, что произошло, я мысленно чертыхнулась: дядя, скорее всего, сейчас разгневается, и наше предполагаемое знакомство обернется неприятностями. Но Литвинов оказался вполне покладистым человеком – он поднялся, подхватив мяч, и шагнул к Дашке со словами:

– Кто у нас здесь такой замечательный футболист?

– Дядя, я нечаянно, – засмущалась девчушка.

Они принялись болтать, и новый отдыхающий за руку подвел ее ко мне, успев за это время с ней познакомиться.

– У вас очаровательная дочка, – сказал он.

Я улыбнулась и тоже извинилась, а Дашка пояснила:

– Это Юля, а моя мама вон там, – ткнула она пальцем в сторону бара, где ее мать обреталась по обыкновению. – Юля моя подруга, мы с ней здесь познакомились. Она научила меня нырять. А вы нырять умеете?

Через минуту малышка демонстрировала нам свои достижения, а мы ей хлопали.

– Очаровательный ребенок, – сказал он, и я кивнула. – Вы здесь одна отдыхаете?

– Нет, с мужем.

– А дети у вас есть?

– Нет, – помедлив, ответила я. – У мужа на этот счет свои взгляды. Держи мячик, – крикнула я Дашке и тоже полезла в бассейн.

Новый знакомый немного постоял, наблюдая за нами, затем вернулся к своему шезлонгу. Начало было положено, с чем меня не преминул поздравить Ден.

– Гениально, – хихикал он.

– Сказать спасибо следует Дашке.

– Разумеется.

В течение дня мы еще несколько раз заговаривали с Литвиновым, кажется, против моего общества он не возражал. Вечером я обратила внимание, что он ищет меня в толпе взглядом, затем его взгляд переместился на моего мужа, и Ден ему почему-то не понравился, хотя в тот момент он развлекал двух пожилых дам и изо всех сил старался быть «душкой». «Должно быть, у дяди неплохое чутье», – решила я и посоветовала себе быть осторожнее.

На следующий день мы встретились как старые знакомые, Литвинов составил нам с Дашкой компанию во время прогулки, но говорили мы в основном о Дашке, то есть о том, какой она замечательный ребенок. Выяснилось, что у него есть внучка, но видятся они крайне редко, так как сын развелся с ее матерью и та против того, чтобы девочка бывала у них. Я говорила мало, о себе еще меньше, правда, один раз все-таки разговорилась, когда речь зашла о книгах, рассказала о том, что читала в детстве. Как-то само собой выходило, что все приятные воспоминания у меня касаются детства, а в настоящем времени в моей жизни мало чего хорошего. Должно быть, Литвинов все понял правильно, потому что взгляд его стал сочувствующим, а голос ласковым, он вроде бы желал вселить в меня надежду, мол, все хорошее еще впереди. Черт его знает, может, не я его соблазняла, а он меня.

Вечером третьего дня после того, как народ наконец-то разошелся и веранда опустела, я устроилась в уголке с видом на море и с печалью на челе. Уходя, Литвинов, вне всякого сомнения, обратил на это внимание, потому что вскоре тоже оказался на веранде.

– Прекрасный вид, – кивнул он не совсем уверенно. – Ждете мужа?

– Что? А… нет. Он ушел спать. Неважно себя чувствует. А у меня бессонница.

– А я думал, бессонница это что-то стариковское, – пошутил он.

– Не хотите прогуляться к морю? – спросила я с таким видом, как будто идея только что пришла мне в голову.

– С удовольствием.

И мы отправились на прогулку, которая затянулась на два часа.

Я с удивлением отметила, как легко дается мне ложь. Угрызения совести вроде бы тоже не беспокоили. Я шла рядом и сияла от счастья. На следующий вечер прогулка повторилась. Мы как-то вдруг заговорили о моем муже, и я призналась, что наш брак большая ошибка. Литвинов слушал и кивал. Я ненавязчиво коснулась его руки, и он моей руки более не выпускал, а я опять гадала: кто из нас кого соблазняет? Далее все оказалось совсем просто. Я, мучаясь рядом с нелюбимым мужем, наконец-то обрела родственную душу, а Литвинов вдруг испытал чувства, о которых успел забыть. И мы рухнули в объятия друг друга, воспользовавшись тем, что мой муж уехал на экскурсию. Греху предавались в нашем номере, что Литвинова даже не насторожило. Разумеется, в номере была установлена необходимая аппаратура. Уверена, она была и в номере Литвинова, из чего я заключила, что «трудимся» мы здесь не одни. Впрочем, в наличии у Дена помощников я не сомневалась.

Я не чувствовала ни стыда, ни отвращения, оказавшись с ним в постели. Впрочем, я давно уже мало что чувствовала. Все-таки в какой-то момент мне стало жаль Литвинова. Человек вырвался отдохнуть впервые за два года, решил пожить в свое удовольствие и вот… вот он лежит рядом, а по соседству Гадюка-Ден ждет своего выхода. Человек, от которого зависит его дальнейшая судьба, а может, и жизнь.