Игра

Отец был прав, он искал не там, вернее, он и не искал, поскольку вокруг него постоянно крутились женщины, разных возрастов, все ухоженные, глянцевые, как правило, блондинки, но были и шатенки. Он любил женщин, все они были высокие, стройные и подтянутые. Он всегда появлялся с разными, если ему нужно было выйти куда-то в свет на очередное мероприятие, стараясь часто не встречаться с одной и той же, чтобы не давать ей надежду на продолжение отношений. Урок с Клер он выучил очень хорошо.

6

Они познакомились на вручении премии «Человек года», она показалась ему интересной собеседницей – красивая, умная француженка, занималась историей искусств. Она была такой восторженной, по-детски восторженной, да, она произвела на него впечатление. После ужина они отправились к ней домой, секс был тягучим, медленным под блюз, который она включила и чьей большой поклонницей была. Секс, скорее напоминал, продирающие до костей звуки саксофона, но, как оказалось, это было с ее стороны, с его же – просто секс. Она была ему просто интересна, как нечто удивительное и непохожее в его жизни. Да, у нее было прекрасное тело, ему нравилось ее целовать, нравилось трахать, но… на этом все.

Они не виделись две недели, он особо о ней не вспоминал и был несказанно удивлен, присутствуя на открытии выставки, которую спонсировал, увидев ее. Видно, сказалось напряжение на работе, нехватка личного времени, а может еще много чего, но он был рад встречи с ней. Она стояла среди собравшихся, явно выделяясь, отличаясь от других своей полу восточной внешностью и еще непосредственностью, наивностью, если можно так выразиться. Они отправились ужинать, потом все повторилось – секс под блюз. И в этот раз его устраивал этот ритм, этот темп, эта музыка, его устраивало все… Потом лежа в кровати она рассказывала ему интересные истории об известных художниках и скульптурах. Клер, явно была богемной женщиной, ей бы родиться в XIX веке.

Через полгода не частых, периодических встреч, которые он совершенно не воспринимал, как нечто особенное, появляясь на разных мероприятиях с другими женщинами, и с удовольствием пользуясь их услугами в сексуальном плане, Клер позвонила и попросила с ней встретиться, он хотел отказаться, но голос у нее звучал напряженно, даже плаксиво. Он пригласил ее на ужин в элитный ресторан, они только сделали заказ, она выглядела похудевшей и растерянной. И вдруг произнесла, что он обязан на ней жениться, потому что она беременна. Он даже сначала не понял, о чем она говорит. Антонио был уверен на все сто, что всегда использовал презерватив. Сцена была неприятной, он попытался выяснить, как такое могло случиться? Она стала плакать, привлекая к себе внимание соседних столиков. Ему совершенно ненужен был общественный скандал, он вот-вот должен был совершить выгодную сделку. И такого рода огласка, ему была не нужна. Потом он вдруг смутно припомнил, что последний раз, а это было месяца полтора или два назад, когда он окончательно решил закончить с ней (он даже не мог назвать это отношениями) презерватив порвался.

От его вопроса, она еще больше стала плакать, он взял ее под локоть и вывел из ресторана, направившись прямиком к ней домой. Они долго разговаривали, он задавал разные вопросы, она еще больше плакала, отвечая сквозь слезы. Она казалась такой испуганной, такой чистой, такой по-детски открытой, что Антонио в какой-то момент почувствовал себя настоящим ублюдком, но он все же выдвинул свои условия, пытаясь уговорить ее не заключать брак. Он пообещал составить контракт, назначить ей и ребенку очень-очень приличное содержание, сказал, что признает его и будет принимать участие в его жизни. Женитьба совершено не входила в его планы, хотя с другой стороны, для него – итальянца – дети были святое, он не хотел бы, чтобы его ребенок рос без отца. Но она стояла на своем, ничего не желая слушать, еще больше рыдая, и в очередной раз, когда она заявила ему, что он ее совсем не любит, он выдохнул и сказал, что да, чувств к ней не испытывает. Она глубоко вздохнула и как маленький, упрямый ребенок заявила: «Ну и пусть! Но я хочу за тебя замуж», всхлипывая начала его умолять попробовать – дать им шанс. И Антонио (потом он не раз вспоминал этот момент, что на него нашло… скорее всего помутнее рассудка, другого объяснения у него не было) согласился жениться в ближайшее время, с заключением брачного контракта на его условиях. Клер, наконец, с трудом успокоилась, перестала плакать, согласившись на любые его условия.

Он сдержал свое обещание, объявив о помолвке на следующий день, а через полтора месяца (ему стоило целого состояния устроить пышную свадьбу за столь короткий срок, которую она так хотела, говоря, что замуж выходит один и единственный раз в своей жизни), но ему было наплевать на деньги, главное, что он сдержал обещание.

Он сдержал все свои обещания, данные ей, подумал Антонио, стоя перед огромным во всю стену окном пентхауса и рассматривая темный с мелькающими блестящими огнями, простирающийся внизу город у его ног.

Контракт он составил очень жесткий, сейчас это вызывало у него улыбку, он мысленно похвалил себя, вознеся молитву Деве Марии и своим адвокатом, которые корпели над каждым пунктом. Поскольку он не испытывал особой любви и секс с Клер потерял из-за своей медлительности особую привлекательность для него, в брачном контракте появилось множество дополнительных пунктов, который она молча подписала. Он даже был не уверен, читала ли она их вообще, как настойчиво советовали ей ее адвокаты. Он вписал все, чтобы при случае она не могла обвинить его в измене, нет, конечно, приличия соблюдались, и на всех известных и знаковых мероприятиях, они, как пара присутствовали вместе, но остальное время, он проводил как считал нужным. Хотя в большей степени работал, засиживаясь допоздна, отправляясь на ночь в пентхаус в этом отеле, изредка появляясь в их доме, вернее в его доме. Именно во время брака с Клер он и зарезервировал этот номер здесь за собой.

Она была на седьмом небе от счастья, довольствуясь не частыми совместными вечерами, ластилась к нему, ворковала и мурлыкала, как кошка. Ему нравилось с ней беседовать, трахать, в конце концов, она была его женой (все также с презервативом, которые он как маньяк буквально изучал чуть ли не на просвет, одевая заранее в ванной комнате, хотя надобность в них уже отпала). Сам себе он так и не смог объяснить, почему каждый раз его рука тянулась к коробке с презервативами, наверное, интуиция. Клер была хорошей женой, нежной ласковой и готовая все сделать для него. Но он все равно ничего к ней не испытывал, ничего. Ему нравилось с ней беседовать, выходить на вечеринки, она обращала на себя мужское внимание, поскольку сильно поправилась, у нее появились округлые формы, и на удивление ему это нравилось. Нравилось, как она рассказывала, будучи, совершенно помешанной на искусстве, о какой-то выставке или картине, которую собирался купить музей. У нее загорались глаза, щеки пылали, она жестикулировала руками, подробно описывая все краски так, что Антонио уже отчетливо видел эту картину перед глазами. Но на этом все.

Такая, якобы идиллия, продлилась еще два месяца (медовый месяц они решили отложить до рождения ребенка), а потом на полтора года наступил настоящий ад. В один прекрасный день ему позвонил терапевт Клер, который слезно стал умолять его, как мужа повлиять на нее, чтобы она перестала принимать гормональные препараты, иначе врач боялся лишиться лицензии. Антонио сначала не понял в чем проблема, потом терапевт стал ему объяснять, что они имеют побочный эффект, вызывают у женщин все симптомы, как при беременности, хотя, на самом деле, это не так. И для него стало настоящим шоком, что у его жены нет пятимесячной беременности.

Дома разговор был не приятным, он еле сдерживался, будучи так зол, чтобы не придушить ее на месте. И когда он уличил ее во лжи, она, глядя на него совершенно чистыми, по-детски честными глазами, сказала: «Я так хотела за тебя замуж, ты бы никогда иначе на мне не женился.» Он даже не знал, что ответить, едва переведя дух, с трудом сдерживаясь, чтобы ее не ударить, но она начала плакать и просить у него прощения за свой обман, хотя все время твердила, только из благих побуждений, так как безумно любит его и не может себе представить без него жизни. Он с трудом ее успокоил, сказав, что они утром во всем разберутся. Утром Антонио заявил, что подает на развод, Клер заявила в ответ, что как только увидит документы о разводе покончит жизнь самоубийством, потому что без него жить не хочет. Он не мог взять на себя такой грех.

Антонио смотрел на нее во все глаза, не находя слов, потом она опять начала плакать. Он больше не мог выносить ее слез, схватил ее за руку и повел на прием к психиатру. Врач вынес заключение – психически здорова, но очень эмоциональная натура, обладающая маниакальной фобией влюбленности в своего мужа, посоветовал отправиться к психотерапевту, прописав какие-то успокоительные, которые она тут же тайком от него выбросила. Он пошел с ней к психотерапевту, который внимательно выслушал его, потом ее, сделав вывод, что сможет помочь. Антонио впервые за пару дней спокойно выдохнул, надеясь, что проблема как-то разрешиться. Своим адвокатом сказал подождать по поводу начала бракоразводного процесса. Через несколько недель после посещения психотерапевта он заметил в ней перемены, Клер стала чаще писать ему смс-ки, звонить, он старался разговаривать с ней доброжелательно, хотя все время костерил себя на чем свет стоит, что оказался таким идиотом, согласившись на этот брак, пойдя у нее на поводу. Время шло, он все реже бывал дома, тогда она стала приходить к нему в офис, поджидать его на улице у здания, наведываться к нему в пентхаус, стала приглашать его поужинать в ресторан. Он решил для себя, что они по-прежнему, чтобы ее как-то успокоить, будут посещать общественные мероприятия, поэтому они выходили в свет два-три раза в месяц.

Когда он спрашивал, как продвигаются дела с психотерапевтом, она мило улыбалась и говорила, что все отлично, он очень помогает. Она постоянно просила прощение и извинялась перед ним за свой обман, в какой-то момент, он уже не мог слушать ее извинений, поэтому резко обрубил, что это в прошлом и тема закрыта. Она всячески старалась проявить свою любовь к нему, выполняя любое его желание, слушая любое слово, буквально преследуя его на каждом шагу, и он ничего не мог поделать, так как она являлась его женой. Она создала женский уют в доме, начала даже покупать какие-то вещи для пентхауса, отчего он пришел в полный ужас. Она все время говорила ему как безумно его любит, и от слова «безумно» он стал уже вздрагивать, решив про себя – может она, действительно, на самом деле, безумна. Антонио пытался с ней поговорить насчет развода, но она ничего не желала слушать, заявляя, что вышла замуж первый и единственный раз.

Прошло еще три месяца. Он был на взводе и стал срываться на подчиненных в офисе, ужасно устав от ее постоянного присутствия с неисчерпаемой любовью. И, как и тогда, в один прекрасный день, ему позвонила психотерапевт, сказав, что его жена после того, первого раза, так и не пришла ни на одну консультацию, постоянно перенося дату приема. Антонио чуть ли не разбил телефон, ответив, что завтра она будет обязательно.

Он вызвал к себе адвокатов и велел подготовить бумаги на развод. Вечером, когда он пришел домой, положил перед ней бумаги, заявив или она проходит курс у психотерапевта, либо он пускает эти бумаги вход. Она опять заплакала и поклялась, что будет посещать консультации. На следующий день он привел ее за руку в кабинет, на остальные консультации он, пригрозил своему шоферу увольнением, если тот в назначенное время не будет ее доставлять к психотерапевту. Антонио надеялся, что на этого человека можно положиться, он знал его уже много лет.

Прошло еще три месяца. В очередной раз он сидел в доме отца в гостиной, тупо уставившись в бокал с виски, покручивая его на коленях.

Отец сидел напротив, пыхтя сигарой, он иногда позволял себе выкурить сигару с хорошим виски.

– Как идут дела с Клер? – разглядывая сына сквозь облако дыма, спросил он.

– Она ходит на консультации, сколько это продлиться не знаю. – Он сделал большой глоток виски. – Ее зацикленность на любви ко мне просто убивает, она измотала меня, – Антонио развязал галстук. – Я не знаю, что мне делать.

– Хм! – произнес отец, затягиваясь сигарой и пригубив виски. – Ты не можешь не знать. Ты управляешь многомиллиардной корпорацией, в твоем подчинении столько людей, ты ведешь бизнес и вступаешь в переговоры, добиваешься того, чего хочешь. И ты говоришь мне, что не знаешь?

– Она говорит, что не даст развод.

– Она не даст развод, потому что будет чувствовать себя одинокой, – сын поднял на отца глаза. – А если она не будет чувствовать себя одинокой, то… – Он помолчал. – Дай человеку то, что он хочет, и он исполнит любое твое желание.

Антонио выпил виски, встал, чтобы налить себе еще.

– Хм! Интересно, значит дать то, что она хочет, – пробормотал он. – Интересно, а что она хочет?

– Вот и узнай.

Женщины были совсем другими, нежели мужчины-бизнесмены. Он не привык общаться с такими женщинами, как Клер. Вернее, он вообще особо не привык общаться с женщинами, предпочитая заниматься с ними сексом, дарил подарки, и если говорил все, конец, то те, женщины, с которыми он предпочитал встречаться, понимали, что конец. Клер была совсем другой. Как он попался на ее удочку, для него до сих пор оставалось загадкой. Как он купился на ее детскую чистоту и незащищенность? Он тоже понять не мог.

Но поскольку он был бизнесменом от мозга до костей, то решил разработать план, как и сказал отец, дать ей то, что ей захотелось бы получить, а он уж точно знал, что хотел бы получить от нее взамен – свободу.

И он принялся за дело, на разработку ушло две недели. Первое, он обратил свой взор к меценатам. Изучив все, что можно и всех, кого можно, он остановился на одном, которого она часто упоминала при разговоре, рассказывая о картинах, мечтательно как-то заметив: «Вот бы поработать с ним!» – с Беном Тосседом, каждый раз она восхищалась его знаниями и эрудированностью. Антонио уже знал о нем все, Бен был известный человек, его мнение очень ценилось среди искусствоведов, также аукционные дома «Сотбис» и «Кристис» приглашали его в качестве эксперта. Они вращались с Беном в одних кругах и часто встречались на различных благотворительных мероприятиях. На одном из таких вечеров, он представил их друг другу. От Антонио не укрылся взгляд Бена, когда тот внимательно разглядывал его жену, ведь меценат был фанатом и знатоком Востока. Клер взахлеб что-то щебетала, пела дифирамбы, Бен был безумно польщен.

На следующий день он договорился с ним о личной встрече. Как только они опустились в кресла в его, заполненным разным антиквариатом, особняке со стаканом виски в руках. Антонио не стал ходить вокруг да около, а достал фотографию вазы династии Сун, которую уже столько лет мечтал приобрести Тоссед.

Даже краем глаза взглянув на фотографию, Антонио заметил, как загорелись глаза у Бена, и он чуть ли не дрожащими руками взял фото. Ему был знаком этот взгляд, он видел его у своей жены, когда она начинала рассказывать про своего любимого Матисса. Он подумал, что пока идет все по плану.

– Она – ваша, – произнес Антонио, беззаботно пригубив виски.

Бену было к пятидесяти, выглядел он моложе, мускулистый, седовласый, с голубыми глазами, холеный.

– Не понимаю вас, – произнес он не в состоянии оторвать глаз от вазы, – вы хотите сказать копия вазы.

– Нет, я имею в виду подлинник, мы с вами деловые люди и копиями не торгуем.

Только тогда Бен перевел на него хмурый взгляд. Он молчал, потом сделал глоток виски и спросил:

– Но что вы хотите взамен?

– Развода со своей женой.

Бен удивленно и ошарашенно смотрел на него целых пять минут, потом, наконец, произнес:

– Как бы это сказать, я… наверное, не подхожу… к этой роли.

– Она занимается историей искусств и была бы счастлива работать с вами, – добавил Антонио, пропустив его намек мимо ушей. – Большего я ничего не требую и не прошу, – он развел руками, показывая свои честные намерения.

– Но я предпочитаю работать один, у меня есть антикварный магазин, но… и не один. И да, я коллекционер, но…

– Я все сказал, мне нечего добавить, – ответил Антонио.

Через пять минут он ушел, не получив ответа. Но поскольку бизнесом он занимался не один год, то знал наверняка, нужно выждать время. Рыбка заглотнет наживку. Буквально через неделю, к нему пришло на почту электронное письмо от Бена, что он ищет ассистентку. Он уговорил Клер отправить свое резюме на его вакансию. Скоро пришел ответ, что с ней хотели бы побеседовать. Она примчалась к нему в офис на седьмом небе от счастья, потому что ее приняли. Клер прожужжала ему все уши, что она будет работать у выдающегося Бена Тосседа. Самого Бена Тосседа.

Антонио только довольно потирал руки, предложив ей отпраздновать это событие в ресторане, и весь ужин его не покидала одна единственная мысль, что он будет не единственным идиотом, который попадется на удочку «наивности и честности» его жены.

Она часто стала отсутствовать, ездить по стране вместе с Беном, участвовать в торгах. Постепенно прекратились ее бесконечные смс-ки и телефонные звонки, она перестала его караулить у подъезда офиса и гостиницы.

А через шесть месяцев он получил подписанные бумаги о разводе, а Бен Тоссед – вазу династии Сун.

Первый раз за полтора года Антонио снял люкс в гостинице, предварительно дав указание сменить всю мебель и сделать ремонт в пентхаусе отеля, а также выставить его дом на продажу, заказал еду в номер, открыл бутылку дорогого виски, включил какой-то канал по телевизору и буквально через час, довольный, пьяный и сытый, заснул в кресле. Проснулся за полночь, принял душ и завалился спать на королевских размерах кровати.

На следующее утро его разбудил звонок мобильного, жужжащего рядом с ухом.

– О! Черт! Что еще?! – сонно произнес он, всматриваясь в телефон на номер Клер. – Привет!

– Привет, дорогой, я хочу тебе сообщить одну новость.

«Боже! – подумал он. – Только не снова».

– Бен сделал мне предложение, – заворковала она на том конце провода. – Представляешь?

Антонио резко умиротворенно выдохнул.

– Слава Деве Марии. Я очень рад за тебя.

– Ты правда рад?

– Конечно, Клер. Я рад, что ты наконец-то нашла своего Давида. Он достойный мужчина. – Она часто называла Антонио своим Давидом, его всякий раз передергивало от этого.

– И он говорит, что очень меня любит.

– Я рад вдвойне, дорогая. Будьте счастливы, – и он повесил трубку.

Пора было начинать новую жизнь, а вернее, продолжать старую, которая была еще до Клер.

7

Нина въехала на полукруглую подъездную асфальтированную дорогу, засаженную с двух сторон большими деревьями, ведущую к небольшому стандартному одноэтажному коттеджу бабушки. Они выбрались из машины и вошли в дом, в котором было прохладно. Мона быстро прошла через фойе на кухню, разделенную на обеденную зону, и открыла раздвижные стеклянные двери с выходом на веранду по всему периметру дому, с которой через лужайку можно было пройти к виноградникам.

– У нас много дел, Санни, – произнесла она, открывая холодильник и доставая салат, помидоры, приготовленное мясо, горчицу и приправу. Нина вышла на веранду, потянулась, оглядывая окрестности, вздохнув полной грудью.

– Как же хорошо! Как я люблю это место!

– Вот и отлично, – из кухни крикнула бабушка, – ты можешь здесь пожить, пока будешь в отпуске.

Нина смотрела перед собой на ряды зеленых лоз, простирающихся далеко вперед, скользя, как река, по холмам. Правее в стороне она обратила внимание на изменившиеся здания винодельни, крыша стала изломанной, как бы состоящая из множества кусков. А дальше она заметила тоже ряды, высаженных новых лоз, хотя раньше там были поля. Значит кто-то купил ту землю.

Она еще раз вздохнула полной грудью запах зелени, аромат цветов, еле уловимый запах винограда и земли. Потом вернулась в дом и налила два бокала холодного чая, поставив их на кухонный островок.

Бабушка тем временем пододвинула к ней тарелку с сэндвичем.

– Давай перекусим и поедем в коттедж Дэна. Зайдем в его магазин, я поговорю с управляющим, а ты потом заберешь из дома Дэна его компьютер. Нам нужно покопаться в его программе и посмотреть финансовые отчеты, что-то у меня не очень хорошее предчувствие.

Предчувствие Мону никогда не подводило.

– Для меня было неожиданностью, – произнесла Нина, – что он все оставил тебе. Честно говоря, я не ожидала.

– Я сама не ожидала, – ответила бабушка, доедая сэндвич. Она положила тарелку в посудомоечную машину и взяла мобильный телефон, выйдя на веранду.

Нина пила холодный чай, задумчиво оглядывая кухню, пока до нее долетали обрывки телефонного разговора Моны. Здесь все было, как всегда. Белая кухня, слева обеденная зона – деревянный стол с мягкими стульями, комоды с уймой фотографий семьи, какие-то разноцветные фигурки, стены покрашены в цвет топленых сливок, а над комодами, трудно было сказать кто именно, то ли дизайнер хотел изобразить какую-то картину, то ли сама бабушка, предпочитающая яркие тона, но стена была разрисована разноцветной абстракцией, со всполохами немыслимых сочетаний и золотой блестящей крошки. Дальше начинался длинный узкий коридор, на стенах которого тоже висели фотографии, ведущий в гостиную с бордовыми диванами, стоящими буквой П, заваленными уймой бирюзовых, оранжевых, топленого молока подушками. На стене напротив висел телевизор, а дальше по коридору находились три спальни – посередине была бабушкиной, две по бокам ее внуков.

Бабушка вернулась на кухню.

– Вот и отлично. Завтра утром будем ставить тотемы.

– О! Боже! – пробурчала Нина под нос.

Мона, конечно, услышала, но ничего не сказала.

– Хорошо, – громче произнесла Нина, загружая тарелку и стаканы в посудомойку. – Я переоденусь, и мы поедем в коттедж Дэна.

И она направилась в спальню, которая с детства была ее. Комната была маленькой, большая кровать у стены, накрытая разноцветом покрывалом с какими-то райскими птицами, пара подушек – фиолетовая и бирюзовая, шкаф напротив с резными дверцами, на которых была изображена виноградная лоза, дальше была дверь в ванную комнату с душевой кабиной. Стены топленого молока, как и во всем доме, у кровати стояла с одной стороны тумбочка с ночником, с другой стороны тумбочка не влезала, зато в самом углу у окна находилось массивное комфортное темно-синее кресло.

Нина убрала шляпу в шкаф, скинула шпильки, стянула черное платье, надела длинную в мелкий цветочек юбку по щиколотки и синюю майку с полукруглым вырезом. Обулась в плетеные сандалии. Она зашла в ванную, причесалась, закрутила волосы в хвост, прихватив заколкой крабом.

Потом отправилась на кухню, но дверь на веранду уже была закрыта, Нина вышла из дома, бабушка стояла у машины, поджидая ее.

– Давай, быстрее, у нас полно дел.

– Ба, куда ты торопишься? – спросила Нина, обходя шевроле.

– Я хочу поговорить с управляющим, пока он не ушел.

Бабушка тут же залезла на пассажирское сиденье, поправив свой бордовый с блеском платок на голове.

– Поехали, – опять поторопила она.

Нина включила зажигание и стала выруливать с полукруглой подъездной площадки на общую дорогу. Через 20 минут они остановились перед шоп-вайн Дэна, который преобразился за то время, когда она была здесь последний раз.

Стены дома были выбелены, оконные рамы заменены на темные, на веранде висели кашпо с цветами и стояло несколько плетеных диванов. Справа находилась большая лужайка, затененная деревьями от палящего солнца, с пластиковыми столами и стульями. Здесь приезжающие туристы могли отдохнуть, дегустируя вино, любуясь видом виноградников.

Нина поднялась по новым темным деревянным ступеням и вошла в шоп-вайн. Внутри тоже многое преобразилось, она, открыв рот, замерла на пороге. Перед ней во всю стену были стеллажи с винными бутылками, а в центре огромная от пола до потолка композиция лозы, выложенная мозаикой. Стойка для продавцов тоже претерпела изменения, представляя собой конструкцию из сложенных дубовых фиктивных бочек, сверху накрытая мраморной столешницей. На стенах появились фотографии, старые, где был изображен отец Дена и более поздние с сами Деном с множеством друзей и известных людей. У широких окон стоял длинный стол с двумя скамьями.

Она кивнула мистеру Говарду, управляющему за стойкой, который тут же расплылся в улыбке, завидев их.

– Миссис Мона, мисс Нина, рад вас видеть, – они обменялись приветствиями.

– Как здесь все изменилось, так стало красиво, – произнесла Нина оглядываясь вокруг.

Он заулыбался еще шире.

– Это все мистер Сандерс, с наплывом туристов, он решил все переделать, чтобы соответствовать духу времени.