Аня без прикрас

Работы хватало всем – кто рвал одуванчики по обочинам, кто траву, кто ямку копал. А мы с подружкой делали для дохлых индюшат нарядные гробики. Я выпросила у своей мамы красивую ароматную коробочку из-под духов «Красная Москва». Она была с кисточкой и с розовой шелковой подкладкой. (Запах этих духов – запах моего детства, я помню его до сих пор). В коробочку мы торжественно укладывали почившего птенца, украшали его цветами и начинался похоронный ритуал. Впереди шли маленькие дети (в их числе мой братик Саша) и посыпали дорожку травой и цветочками. За ними Ольга несла коробку с дохлым индюшонком. И завершали процессию музыканты – они играли на детских шарманках (крутишь ручку, и раздается дребезжащая мелодия). Время от времени музыканты били в барабаны. Шум и грохот был на всю улицу. Потом процессия двигалась в Олин огород – ведь хоронили их индюшонка. Там мы вынимали покойника из коробки и закапывали. Коробочку мы оставляли для следующего клиента, который появлялся, если не в этот день, то на следующий – обязательно. А если повезет, то и два сразу. Оле мама тоже дала упаковку из-под парфюмерного набора. Там раньше были духи, пудра и мыло. И в нее можно было положить сразу трех дохлых индюшат – случались и такие урожайные дни.

Взрослые нам ничего не запрещали, главное, чтобы мы гуляли рядом с домом у них на глазах, к ним не приставали и не жаловались, что скучно. А мы и не скучали – мы всегда придумывали себе интересные занятия.

Правда, однажды, нашу похоронную контору Олины бабушки чуть было не прикрыли. Как-то вечером после очередных похорон, я услышала, что Олечка плачет. Я, конечно, побежала посмотреть, но войти не решилась и подсмотрела в щелочку. Подружка моя плакала, а бабушка-крестная ее за что-то отчитывала. Но вторая бабушка как будто заступалась за внучку, прижимала к себе и тоже что-то ей говорила.

«Ах ты, Крё, – подумала я, – а я-то еще жалела, что у меня нет крестной. Ну и слава богу, хоть меня некому ругать. А у Ольги целых две бабушки. Вот будет концерт, если обе возьмутся ругать внучку».

Но вскоре Оля успокоилась, и утром рассказала мне, что случилось. Олина крестная была портнихой и шила на заказ женские платья. Все клиентки ее были модные, а ткани, из которых они заказывали платья и блузки, были дорогие и красивые. Вот в эти тряпочки, обрезки от модных заказов, мы с Олей и заворачивали наших покойников.

А тут у Олиной крестной пропал какой-то кармашек от недошитого заказа. Утром должна была прийти клиентка за готовым платьем, а крестная не могла его дошить, потому что карман куда-то подевался. Вот бабушки и пытали мою подружку – не ее ли это рук дело? Оля сначала, как партизанка, все отрицала, но потом, когда на нее посильнее надавили, вспомнила, что последнего индюшонка она заворачивала в похожую тряпочку.

Крестная помчалась в огород искать наше последнее захоронение. Раскопала, достала нашего покойного индюшонка, развернула его, забрала свой лоскуток, а трупик безжалостно вышвырнула за забор. Вот Олечка и плакала. Но потом бабушка дала Оле много других ненужных лоскутков, и подружка моя успокоилась.

Постепенно все соседские индюшата передохли, а наши росли, как на дрожжах и превратились в огромных красивых птиц с красными глазами и красивой длинной висюлькой (мы ее называли соплей). Правда, одного из них, еще птенцом, Саша задавил – катался на нем верхом. Мама за это сыночка отлупила веником – единственный раз в жизни. Но было за что!

Помню, к зиме у нас осталось два шикарных индюка – настоящих красавца. Но самое ужасное, что они просто возненавидели меня. За что, я не знаю. Может за то, что я не стала ухаживать за ними, или просто я им не нравилась. Но стоило мне появиться на пороге, как они с гоготом, расставив крылья, распустив соплю, кидались на меня. Я их смертельно боялась. А усмирял их, как ни странно, братик Саша. Этот трехлетний малыш брал индюка за его серьгу – соплю и спокойно вел в сарай. И только тогда я быстро пробегала домой.

А может они не могли забыть нашу игру в похороны. Ведь Олю – подружку мою – они тоже не жаловали. Эта мысль только сейчас пришла мне в голову.

Роза

У наших соседей была маленькая лошадка-пони Роза. Она была уже старенькая, очень спокойная, добрая, и мы, ребятишки, ее очень любили.

Костя, хозяин Розы (он был года на два младше меня), каждый день гулял с ней, а мы всей толпой ходили за ними. Роза щипала травку на обочинах, а мы расчесывали ее гриву, заплетали косы, вплетали в них ленты, которые приносили из дома. Роза любила сладкое, и мы таскали ей из дома сахар, печенье, конфеты. В общем, все самое вкусное мы несли нашей любимой Розе.

Компания у нас была разношерстная. Мы не разделялись на группы по возрасту, а гуляли всей улицей – и большие, и маленькие – все вместе. Возле колонки на улице был лоток, и мы поили нашу лошадку свежей водой. Мы очень ее любили. Правда, кататься на ней не разрешалось, потому что она была уже старенькая, а Костя был очень крупным и толстым мальчишкой. И из вредности и ревности Костя, конечно, никогда не дал бы мне (худенькой и маленькой) сесть на Розу, хотя, мне так хотелось.

Это была моя мечта.

Но все равно мы были счастливы, что нам позволяли пасти, кормить и украшать эту чудесную лошадку. Мы плели ей венки из одуванчиков и ромашек и делали прически. И вообще, считали, что Роза – самая лучшая, самая красивая лошадь на всем белом свете.

Роза на самом деле была уже старая, бестолковая и беспамятная. И однажды она увела всю нашу детскую компанию неизвестно куда.

А произошло это так. Мы ходили, как всегда, за Розой хвостиком. Она паслась-паслась, шла-шла, а мы за ней следом. И всей ватагой забрели в какое-то незнакомое место. Когда опомнились, оказалось, что мы стоим посреди поля.

Кругом – ни души, а дело уже к вечеру. Мы, конечно, испугались и давай подгонять Розу, чтобы она пошла. Надеялись, что она сама найдет дорогу домой. А лошадка, видимо, растерялась – кружится на одном месте и не идет. Что мы только ни делали. И приманивали ее, и толкали сзади, и тянули спереди, но она ни в какую – не идет, и все.

Все уже грязные, голодные, малыши ревут, а я, самая старшая, их успокаиваю, а сама не знаю, что делать. А наша лошадка всё не идет – стоит, как истукан. Нашел нас отец Кости и привел вместе с Розой домой. К счастью, родители задержались на работе (у них было какое-то собрание). А наша домработница, видимо, как всегда, проболтала с соседкой и не заметила, что дети пропали. Правда, когда она стала звать нас обедать, а мы не отзывались, она, конечно, очень испугалась. Начала бегать по соседям, искать нас, охать-ахать. Но на этот раз ей повезло – мы нашлись еще до прихода родителей с работы. Когда мама с папой появились, мы были уже дома. И домработница была счастлива, что ее не уволили за то, что не следит за детьми. Я ведь гуляла не одна. Со мной, как всегда, был мой младший брат Саша.

Маме я ничего не стала рассказывать про нашу прогулку, чтобы ее не пугать и не расстраивать. А сама с нетерпением стала ждать следующего свидания с Розой. Даже уже начала собирать для нее гостинцы – новые ленточки, конфеты и печенье «хворост», которое мама напекла для гостей. Оно называлось очень красиво: «розанцы» – и лошадка с удовольствием им лакомилась. Счастливая, в предвкушении новой встречи с Розой, я легла спать. И снилось мне, что я еду на ней верхом…

Мой первый пожар

Когда мне было десять лет, к нам в гости на Новый год приехал мой любимый дядюшка, мамин брат Саша.

Он был такой выдумщик, фантазер и рукодельник, что, когда я начала ныть, что возле нашей красивой нарядной елочки нет Деда Мороза, он тут же принялся его мастерить. И сделал такого красавца, что ни один магазинный Дед не смог бы с ним сравниться. Он был огромный, высотой около метра. И борода у него была окладистая и шапка красивая, и тулуп прямо, как настоящий. Сказочный получился Дед Мороз. На зависть всем подружкам!

Дядя Саша уехал, каникулы закончились, и я, в радостном предвкушении восторга подружек, позвала их в гости, чтобы похвастаться своим Дедом Морозом. Девочки пришли, посмотрели и…раскритиковали. Сказали, что неплохой, но все равно видно, что самодельный, и что фабричные лучше. Но если его побрызгать сладкой водой, он станет такой же твердый, как магазинный.

Проводив подружек, и дождавшись, когда домработница (а у нас всегда жила какая-нибудь тетушка) ушла к соседке поболтать, я решила воспользоваться моментом и нанести недостающий лоск своему Деду Морозу. Дома мы остались вдвоем с трехлетним братом Сашей. На кухне я нашла литровую стеклянную банку, налила в нее воды, и насыпала ложки три – четыре сахара. Попробовала – сладко, вкусно. Отодвинула слегка Деда Мороза от елочки – и стала брызгать его сладкой водой. Наберу в рот побольше и … прямо на физиономию Деду, на бороду, туда, где вата была совсем пушистая.

На что же стал похож бедный старичок! Мордочка его скукожилась, мокрая борода повисла. Мама родная! Я поняла, что делаю что-то не то, и решила быстренько все исправить – подсушить дедушку. Я дула на него, дышала, но он почему-то не сох. Тогда я решила подсушить его кардинально – огнем. Я стала по одной зажигать спички и аккуратненько подносить их к мокрой вате. И действительно, вода шипела и исчезала. В общем-то, наверное, с десятой спички Дед Мороз не выдержал этих пыток и воспламенился. Он как-то очень быстро пыхнул и загорелся весь сразу. Я, конечно, очень испугалась, но сумела его повалить, отпихнула подальше от елки и побежала на кухню за водой. Принесла чайник и стала заливать огонь, но он почему-то разгорался все сильнее. Уже по комнате полетели хлопья гари, и пополз дым. Я схватила Сашу. Укутала его маминым пуховым платком и поставила на стул возле открытой форточки.

– Саша, дыши! – приказала я и опять побежала за водой. Но в доме воды уже не было. Тогда я стала кастрюлькой набирать снег во дворе и засыпать огонь. Рядом с сухой елкой уже пылал настоящий костер. Я была в отчаянии. Сейчас уже и не знаю, как у меня хватило ума стащить коврик с дивана и накрыть горящего злополучного деда. И о счастье – огонь погас. Тогда я вытащила в коридор все, что осталось от несчастного Деда Мороза, и накрыла мешком из-под картошки.

Пожар был ликвидирован, но его последствия ужасали. Уже успокоившись немного, я принесла из колонки воды, ведро, тряпку и стала собирать с пола воду, обгоревшую вату и грязь. А тут и «гувернантка» пришла, запричитала и бросилась мне помогать. Но она, конечно, больше всего переживала за то, что за недогляд ее уволят. А я, переволновавшись, умылась, переоделась, села на диван (без коврика) и заплакала, прямо навзрыд. Все-таки такой стресс пережила, а может, боялась, что мама накажет.

Но родители у меня были мудрые. Они меня даже не поругали, напротив, похвалили за сообразительность, за то, что я догадалась накрыть Деда Мороза ковром. А за то, что я послушалась подружек и не посоветовалась с мамой, мне и самой было очень стыдно.

Мама, конечно, понимала, что могла произойти настоящая беда – ведь елка была большая, до потолка и совсем сухая. Она простояла все каникулы, и ее уже хотели разбирать. Комната крохотная, дом деревянный – все могло бы вспыхнуть моментально. Но все обошлось. А для меня это стало хорошим уроком на всю жизнь. Я поняла, что подружки не всегда дают добрые советы, иногда они это делают по незнанию, а иногда и из зависти. А главное, я осознала, что не должна теряться и паниковать в сложных ситуациях. Поплакать можно и потом, когда все трудности и проблемы будут позади. А в ответственный момент надо быть сильной, собранной и решительной. И потом я часто вспоминала себя ту, десятилетнюю девчонку, борющуюся с огнем. И это мне всегда придавало сил и выдержки!

Посуда

Было мне тогда лет четырнадцать. Учебный год подходил к концу, и нас, как всегда, должны были послать на прополку – то ли свеклы, то ли морковки – в колхоз. Мне совсем не хотелось ехать. Дома остался младший брат, родители на работе, столько планов…

И тут – о радость! – автобус сломался. Нас отпустили и я, счастливая, помчалась домой.

Дома мы готовились к новоселью. Много лет строился наш дом, и наконец-то все было готово. Даже в родительской спальне были покрашены полы и уже почти высохли. Мама, чтобы выветрился запах краски, открыла окна настежь. Но чтобы мы не лазили в дом через окно и не затаптывали новый пол, дверь со стороны столовой она подпирала папиной двухпудовой гирей.

Прибежала я домой, а входная дверь – заперта. Я побегала, покричала, позвала Сашу, но он не отозвался – значит, убежал куда-то. Недолго думая, я полезла в окно спальни. Предварительно разулась и аккуратненько добежала до двери в столовую, но она не открывалась.

– Ну, ясно, мама опять ее подперла гирей, – решила я. И стала пытаться отодвинуть гирю. Но у меня ничего не получалось.

Вдруг меня осенило:

– Наверное, там две гири! Нужно подналечь!

Из последних сил я навалилась на дверь. Она подалась, но там была явно не гиря. Чувствую – что-то большое падает и раздается страшный грохот, прямо как взрыв. В приоткрывшуюся дверь я протиснулась в комнату. У входа стоял Саша. Он не отзывался раньше, потому что решил со мной поиграть и прятался в саду. А на полу, посередине столовой, лежала огромная гора разбитой посуды.

Оказывается, мама перед работой вытащила в сад буфет, чтобы его вымыть и высушить. А всю посуду, которая была в буфете и вообще в доме, составила на большой обеденный стол. А там чего только не было – и подарки родителей, и привезенные дядей из Китая сувениры, в общем, все то, что она накопила за свою жизнь. Там были и новые, еще не распакованные сервизы, и две большие хрустальные вазы для фруктов. Одна – подарок папиной мамы, другая – маминой.

Видимо, маме не пришло в голову, что кто-то может влезть в окно, поэтому она и придвинула стол к двери. Он был очень большой, квадратный, устойчивый, но, к сожалению, – раздвижной. Одна половина как раз была выдвинута и на ней стояла швейная машинка. И когда я хорошенько поднажала на дверь, машинка перевесила – и стол перевернулся.

Когда я увидела груду черепков, и поняла, что натворила, я, конечно, очень испугалась. Ведь мама запретила лазить в окно, я ослушалась. Я не знала, что мне делать и, как была – в одних носочках, побежала к бабушке-соседке. Прибегаю, реву.

Она мне:

– Анечка, что случилось?

– Я все-все разбила!

Бабуська меня ощупывает:

– Что? Руки, ноги?

– Нет, всю посуду в доме!

Мы с ней побежали к нам. Как только она оценила масштаб катастрофы – запричитала в голос.

А тут папа заходит, приехал на обед. Посмотрел на перевернутый стол, на черепки, на нас с бабкой, зареванных, и говорит:

– Не реви, все нормально.

Он принес со двора большой таз, сложил в него все осколки и выбросил в выгребную яму. Только успел закончить – тут и мама пришла на обеденный перерыв.

Она еще не успела зайти в дом, а папа, как коршун, летит к ней, старается опередить:

– Не волнуйся, все в порядке.

Папа очень боялся, что мама начнет ругать меня. Но мамочка, конечно, просто опешила, увидев такое. И со словами:

– Посуда бьется к счастью, – повернулась и бросилась вон из дома, чтобы мы не видели ее слез. Она шла на работу и всю дорогу плакала.

Вечером, когда все успокоились, и мы ужинали из новых простых тарелок, пили чай их граненых стаканов и рассматривали оставшиеся от нового чайного сервиза блюдце и чайничек, я клятвенно обещала маме, что, когда вырасту, выучусь и буду работать, накуплю ей много красивой посуды. Самой красивой на свете! Какую она только пожелает!

Правда красивую посуду и позже дарила мне чаще всего мамочка, а я ее частенько била, да и сейчас такое случается.

Случай этот я запомнила на всю жизнь и до сих пор признательна своим родителям за такую реакцию. Я понимала, как маме было жалко красивую посуду, тем более что тогда так трудно было ее купить. И собирала она ее в течение пятнадцати лет после войны.

Но никто – ни по горячим следам, ни потом – меня не ругал и не упрекал. Наоборот, всегда шутили, вспоминая подробности – как соседка испугалась, что я себе что-то разбила, как папа носил эти стекляшки и как бежал навстречу маме.

Коза

Как-то зимним вечером я возвращалась из школы. Почему-то одна.

Было морозно, пустынно и темно. Редкие фонари на столбах слабо освещали улицу. За всю дорогу я не встретила ни одного человека. Снег скрипел под ногами, и каждый шаг отдавался в моих ушах. Было немного тревожно и жутко. Я шла быстро, для смелости размахивала портфелем, и время от времени трусливо озиралась по сторонам. Кругом не было ни души.

Вдруг сзади послышались твердые, уверенные, громкие шаги. Мурашки побежали по моей спине, и я пошла быстрее. Шаги за моей спиной тоже ускорились. Я побежала. Незнакомец тоже побежал за мной. Обмирая от страха, не решаясь оглянуться, я остановилась.

Он тоже остановился. Мне стало совсем страшно. Я уже себе представила, что сейчас на меня сзади нападут, а я даже не смогу позвать на помощь. Поблизости ни одного человека. Собрав все силы, я побежала. Он – за мной. И, кажется, вот-вот догонит.

Сердце колотилось в груди, еще секунда – и выпрыгнет, в ушах стучало, ноги стали ватными. А дом совсем близко. Уже показалась спасительная калитка. Еще буквально несколько метров и я буду спасена. А чьи-то шаги меня уже настигают. Наконец-то я подбегаю к своим воротам и распахиваю калитку. И вдруг кто-то сильно толкает меня в спину, а точнее пониже спины, и старается проскочить во двор передо мной. Я отлетаю в сторону и в ужасе падаю в сугроб. А во двор к нам влетает самая обыкновенная коза. Видимо она вышла из какого-то двора и заблудилась. Увидела меня и пошла следом. Мне стало весело и радостно, что это не бандиты, не хулиганы, а самая обыкновенная коза. Я скорее побежала домой, все рассказала маме, и мы с ней вдвоем пошли выгонять чужую козу из нашего двора. А за ужином все долго надо мной смеялись и подшучивали.

Новый год в школе

Один год мы с братом Женей учились в одной школе. Он учился в 10 классе, а я пришла туда в восьмой после семилетки.

Мне было приятно, что у меня здесь учится старший брат. И я гордилась этим. Сначала меня учителя даже спрашивали, а не женина ли я сестра. И я не без гордости отвечала, что да. И не напрасно. Скоро он вообще стал знаменитым на всю школу.

Приближался Новый год. Все готовились к новогоднему балу-маскараду. Мне тоже очень хотелось в новой школе, да еще на вечере со старшеклассниками выглядеть как-нибудь необычно, интересно. С первого класса я ходила в танцевальный кружок при Доме пионеров и уже неплохо танцевала. И мама мне сделала костюм бабочки, чтобы я могла станцевать и защитить свой костюм.

Из марли мама мне сшила балетную пачку из шести коротеньких юбочек. Покрасила их краской для фотографий в оранжевый цвет, накрахмалила и расшила блестками. У пожилой домработницы я выпросила длинные белые чулки, «смерётные», как она их называла. Она их берегла себе на смерть. Но я ее убедила, что потом ей будет уже все-равно, какие на ней будут чулки. И я ей поменяла их на простые коричневые чулки «в резинку». А к этим белым длинным чулкам мама пришила белые трусики и все вместе покрасила той же краской. И получились прямо настоящие оранжевые колготки. Из толстой алюминиевой проволоки сделала каркас, обтянула оранжевой марлей, черной краской нарисовала круги и получились чудесные бабочкины крылья. И если к этому прибавить длинные вьющиеся белокурые волосы, на них блестящий ободок с рожками, на ногах балетные тапочки и бабочка была готова.

Сложнее было с Женей, долго не могли придумать ему костюм. Ему хотелось сделать что-то такое, чтобы его никто не узнал. И он придумал. Он будет цыганкой. И начались сборы цыганского костюма. У соседки нашлась старинная с яркими цветами, прямо цыганская шаль. Юбки широченные мама сшила сама из различных ситцев. Долго не могли подобрать кофту подходящую, но очень подошла курточка от папиной пижамы – яркая в цветную полоску. На ноги он надел папины хромовые сапоги, на пояс повесил сумочку с картами, а на голову – настоящий парик с длинными черными косами. Маме его принесла ее приятельница – директор Дома культуры. И цыганка была готова. На лицо Женя соорудил маску-очки с бахромой, так что узнать его было практически невозможно.

На новогодний вечер-маскарад свои юбочки и крылышки я несла аккуратно в большом пакете, чтобы не помять и не стрясти блестки. А Женя пошел в беленькой рубашке, в брюках, вроде он и без костюма, а его цыганский наряд в школу ему принес друг Валерка и спрятал в пустом классе. Женя немного потанцевал с девочками, со всеми пообщался и сказал, что ему пора уходить и ушел. А сам в классе переоделся и… на балу появилась цыганка. Никому и в голову не пришло, что это Евгений. Дело в том, что на вечера часто приходили ребята из другой школы, и цыганка для всех стала загадкой.

Дома заранее мама научила Женю гадать на картах и по руке, он научился болтать, изменять голос и приговаривать, как цыганка – с какими-то прибаутками: «Даарагой, позолоти ручку, всю правду скажу, что тебя ждет»,– и быстро разбрасывал карты. Девчонкам гадал на мальчишек, мальчишкам нагадывал девчонок. Он ведь все и про всех знал. На гадание к нему все стояли в очередь. Даже учителям гадал, чтобы двойки не ставили, а то что-нибудь случится или заболеют. Весело было невероятно, все хохотали до упаду. А цыганке жарко было в таком наряде, в парике и сапогах. Но что делать, терпел. Дело актерское такое. Маску он снял только в конце вечера, когда начались награждения и стали раздавать подарки за лучший новогодний костюм. Как же все был удивлены, когда под маской оказался наш Евгений. Сразу всем стало смешно и понятно, как этой цыганке удалось узнать все подробности школьной жизни и так точно и забавно гадать девчонкам про мальчишек и наоборот. И опять всем было весело, все Женьку поздравляли. Он прямо стал героем вечера, и, конечно же, занял первое место и получил главный приз. Я была счастлива и горда, что у меня такой популярный брат.

А со мной на этом вечере тоже произошла интересная история. Я в своем костюме бабочкой порхала по залу, танцевала с мальчишками, девчонками. И все время почему-то рядом со мной была девочка в маске волка. Простая девочка, косички с бантиками, в юбочке, кофточке и полосатом жилетике. Очень славная девочка. Она меня везде сопровождала. Мы бегали с ней за ручку, танцевали. Даже бегали в буфет покупать газировку. Правда, воду она пила, не снимая маску, только аккуратно приподняв ее. В общем, я никак не могла догадаться, кто она и почему-то думала, что эта девочка из другой школы. Народу в зале было много, все толпились возле сцены посмотреть выступления –защиту костюмов. Мы с этой девчонкой тоже там толклись, и мне помяли крылышки. Я потащила ее в свободный класс и попросила поправить мне их. И вот эта девочка стала расправлять мне крылышки, да как-то все делала не ловко, медленно. Возится, возится у меня за спиной, никак не справится с застежками, булавками. А спина у меня голая, одни бретельки и крылышки. Долго это продолжалось, ну наконец-то все она приколола, поправила и мы за ручку пошли в зал. А тут и моя очередь защищать свой костюм подошла. Я отлично станцевала свой «Вальс цветов» и побежала искать свою новую подружку.

Я бегала и у всех спрашивала: «Вы не видели девочку с маске волка?» Но никто не видел. Я даже расстроилась, что не познакомилась с ней. Но вечер продолжался. Мы веселились, обменивались записочками – играли в почту, танцевали. От волка я получила записку с приглашением на танец. Это меня еще больше заинтриговало. Но новую подружку я так и не нашла.

Старшеклассники нас не приглашали, считали нас маленькими, и нам приходилось танцевать со своими мальчишками. И вот я танцую с мальчиком из нашего класса с Димкой и рассказываю ему про свою новую подружку, которую только нашла и уже потеряла. И тут Димка как-то неловко меня закружил и наступил мне на ногу. Я стала показывать ему, как надо танцевать, посмотрела на его ноги и увидела туфли, такие же как были на моей новой подружке. А когда я внимательно оглядела его – та же челка, только без косичек, похожий жилет. Но это могло быть на ком угодно, но туфли эти были необычные, очень красивые, модные, вишневого цвета на толстой подошве и с огромными пряжками. Таких ни у кого не было, только у Димки.