От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша

Как уже говорилось выше, янки, подсаженные на компьютерную технику, были перепуганы до смерти в 1999 году газетными слухами, что 1 января 2000 года наступит национальная катастрофа. Вся глобальная система банковских расчётов в одночасье полетит в тартарары из-за компьютерной неразберихи. Рухнет при попытке перейти от трёх девяток к трём нулям. Электричество погаснет, вода в кране иссякнет, с полок магазинов сметут всю еду. Это русского горожанина, закалённого экономическими и социальными реформами, трудно запугать. Он мыло из суслика сварит, самогонку в морозильнике сварганит (автор не шутит – есть такой рецепт самогоноварения), за мясом в деревню сгоняет. А как быть американцу, если его выживаемость зависит на сто процентов от полок магазинов? У него полное затмение, где что растёт, из чего берётся. Ему кажется всё сразу в упаковке и появляется на свет. К примеру, у Дины захудалой грядочки с луком на своей земле нет. Пять соток под газон отведены. Ну, вскопай ты грядочку – моркошку, свёколку, лучок, укропчик, петрушечку посади. Приехала на субботу-воскресенье на катере кататься, нарвала зелени, салатик сделала – как хорошо! Будут американцы кверху задницей в земле ковыряться.

И вдруг объявляется перспектива конца света. Мы смеялись над нашими бабушками и родителями, которые всегда имели дома на чёрный день запасы муки, сахара и спичек. Американцы, охваченные паникой, закупали грузовиками предметы первой и остальных необходимостей. У Дины в доме кладовка три на три метра, стеллажи по всем стенам, до потолка была забита. Консервы коробками, вплоть до чищенной картошки в банках. Крупы. Сахар. Кофе. Сухое молоко. Батареек несколько неподъёмных упаковок. Свечи. Моющие средства. Готовилась продержаться с этим закромами не один месяц до нормализации компьютерной жизни.

Тревога оказалась ложной. Дина разрешила Мише всё, что ни пожелает, брать из запасов на конец света. Работник ни в чём себе не отказывал. Ни в батарейках к плейеру, ни в мыле с зубной пастой. И конечно – всякие гуляши, голубцы, ветчины и колбасы консервированные. К тому времени оснастился видеокамерой, дабы посылать Татьяне репортажи американской эпопеи. Кормовые запасы кладовки первым делом задокументировал на видео с красочными комментариями. Этакий репортаж, как американцы сами себя до смерти напугали!

Обстоятельно записал на видео интерьер и экстерьер дома, прилегающий участок, из которого уже лезла травка нового урожая. На заднем дворике росла берёзка, пока безлистная. По нашим понятиям – уродица, ствол, в руку толщиной, лишь на метр от земли прямой, а дальше, будто болезнь корёжила бедняжку. Не для данной породы зелёных насаждений климат.

«Как хочется к настоящим берёзкам! – комментировал Миша съёмки. – Прижаться к прохладному стволу щекой, соку попить!..»

По соседству стоял длинный одноэтажный дом. Хозяева в приличном возрасте, особенно он. В русском языке девственен, но при знакомстве обрадовался:

– Тёзука! – и представился, – Майкл.

И скажи после этого в упрёк Антону, что земной шарик не большая деревня. В войну дед гонял в Советский Союз самолёты через Дальний Восток. Тогда и усвоил, что Миша и Майкл – «тёзуки». Над Омском, говорит, пролетал. Земеля да и только.

Деда Майкл был горячих кровей. В воздушном пространстве уже не получалось остужать темперамент, зато в гараже, кроме «Тойоты-короллы» супруге по хозяйственным нуждам ездить – стояли спортивные двухместные «Ягуар» и «БМВ». Игрушечки! Ослепительно малиновый с синим откидывающимся верхом «БМВ»! И хищно-чёрный «Ягуар» 1966 года выпуска.

На них летал дед по земной тверди. А ещё была страсть – сверхскоростные катера. Таковых тоже имелось два экземпляра. Как гоняет на катере тёзка, Миша вживую не видел, но лицезрел на фотографиях, что висели по стенам. В воде один винт, остальное, задрав нос, летит над водой, узким брюхом рвёт воздушный поток. Не только на фото ощутил Миша ассовость тёзки. До пустоты в желудке почувствовал, когда согласился проехаться с лётчиком-истребителем на «БМВ». Сразу со старта сердце пассажира заныло по поводу отсутствия катапультирующего устройства.

Такой был деда Майкл. Его пример говорил, американцы, как и русские, азартный народ. Миша, набирая американские видеокадры для Татьяны, напросился к Майклу в гости, заснять интерьер дома. Жена Майкла (вторая, как пояснила Дина) – Кэт – полная говорливая дама, лет на восемнадцать младше мужа и рукодельница, каких поискать. Есть у американцев родство с русскими! На стенах, диванах, креслах образцы лоскутного шиться пэчворка по ихнему. А также галерея вышивок с пасторалями, цветами, оленями на лужайке… Руки Майкла тоже не только на штурвале самолёта, руле «Ягуара» и катера были искусны. Моделист был. А также коллекционер. В большой дом, походил на музей, совмещённый с модельным клубом дворца пионеров. Телефонный аппарат времён Эдисона, стоящий на антикварном комоде. Под потолком модели самолетов, дирижаблей. На шкафах домики деревянные. На каминной полке парусник и паровоз. Железную дорогу Майкл тоже любил. В здоровенном с большими окнами гараже, кроме «Ягуара» и «ВМВ», стоял стол размером с бильярдный, а на нём детская железная дорога. Тоже раритет, судя по всему. Рельсы, водокачка, вагоны пассажирские, товарняки, паровоз с обувную коробку, вокзал, будочка стрелочника. Фигурки рабочих с лопатами у путей… Всё это вобрал в видеокамеру Миша под американское тарахтенье хозяйки Кэт, которая взяла на себя роль экскурсовода. И её мало занимало, что экскурсант не силён в английском.

Майкл иногда заходил к Мише по-соседски. Наблюдал за трудовым процессом. Уважительно кивал головой, дескать, молодец. Усиливал оценку, выставив большой палец. Кое-что помнил из полётов в Советский Союз

– Наш человек! – рассказывал Миша Антону. – Но выпить по-соседски ни разу не предложил.

– Поди-тка боялся тебя. Если общался в войну с русским солдатом, значит, на себе испытал, что такое наш брат за столом. Представляешь, как их встречали с новыми самолётами!

– Не знаю, не знаю.

– Думаю, просто жмот. Ну выпили бы по пятьдесят граммов виски. Даже кофе ни разу не предложил.

В ту ночь Мише не спалось. Попробуй усни, когда за стеной светопреставление. По крыше, окнам колотил дождь. В требовательном стуке читалось: «Откройте подобру-поздорову!» Будто хотел со своей стороны испытать дом водой.

Миша поднялся в четвёртом часу, разжёг камин. Это блаженство у живого огня ему разрешалось. Даже поощрялось, Дина попросила сжечь испорченный потопом паркет. Вывозка мусора – дорогостоящая операция.

Огонь заметался от ветра, залетающего в трубу, запахло дымком.

«Может, мы с Таней реанимируем прошлогодний снег?» – с тоской в душе подумал Миша, глядя на скачущее пламя.

В доме соседей есть цветная фотография: седовласый Майкл гордо восседает в кабине допотопного истребителя времён второй мировой войны.

– Museum! – ткнул пальцем в фото Макл.

Миша и сам видел, что самолёт на привязи.

Вдохновенное лицо на фото говорило, стоило Майклу втиснуться в кабину, положить руку на штурвал, и сердце зачастило – эх! сигануть бы под облака! Полететь в солнечном просторе!

Да напрасный труд! Промчались золотые денёчки! Не воротишь, не вернёшь то красивое времечко! Может, и у них с Таней такая же петрушка? Музей для исторических воспоминаний?

Миша набрал Казань.

– Здравствуй! – запела трубка. – Чувствовала, что позвонишь! Соседка спрашивает: ты что, как блаженная, с утра светишься? Она всё ругается, я немного поделилась с ней. Она, нее девочка, мол, телефонные страсти разводить! А я сегодня проснулась и вспомнила, как ты перед дипломной практикой приехал. Помнишь, мои родители были в Сочи?..

– Ещё бы! У меня такое ощущение: мы за четверо суток ни разу не вышли из квартиры.

Таня жила в десяти минутах ходьбы от аэропорта, воздушная гавань Казани была в ту золотую пору почти что в городе, троллейбус ходил. В здании аэропорта имелось уникальное заведение для тех аскетических времён – ночной ресторан. Единственный в городе. Но безымянный. Студенты КАИ окрестили злачное заведение «АПэ». Отчасти от «аэропорта» производная, кроме того – в вычислительной машине «Наири» был режим работы «АП».

– А не сходить ли в «АПэ»? – могла ударить в общаге сумасбродная идея среди ночи. Сумасбродная, не значит, тут же погашенная здравым смыслом. Как раз наоборот. Трёх рублей вполне хватало выпить по стакану, а то и паре, вина, закусить беф-строганов или азу по-татарски.

Так и случилось у Миши с Таней в последнюю из четырёх ночей добровольного заточения. Захотелось шампанского. Утомлённые нежностью, вышли из подъезда, и вдруг оказалось – за пределами их счастливого уединения резко похолодало. Обойдя партизанскими тропами лето, осень дохнула студёной свежестью, ворвалась неласковым ветром в начало августа… На Тане платьице, от комаров не спасёт, на Мише и того смешнее – футболка-сеточка. Да не возвращаться домой, когда аппетит разыгрался утолить жажду вкусно пузырящимся вином. Крепко обнялись для сохранения тепла…

– Кстати, у меня тоже в памяти, – поделилась в трубку Таня, – одна длинная-длинная ночь. Темнота, тишина во всём доме. Мы засыпаем, просыпаемся. А в отдалении постоянный гул самолётов. Но ведь не могли мы не ходить за хлебом, продуктами?

– Как-то среди ночи борщом кормила. Варила, поди, днём?

– Да уж, наверное!

В «АПэ» было пусто и сонно, лишь в дальнем углу расположилась компания парней, у одного руки по плечи густо покрытые татуировками. Тане компания не понравилась, передумала сидеть за столиком. Миша купил шампанское на вынос. Плитку шоколада.

– Всё равно должен открыть! – сказал официант. – Так положено.

Пили из горлышка на обратной дороге, прыскали друг на друга хмельную жидкость, целовались мокрыми от вина губами… Кормили друг друга шоколадом.

– Помнишь, – засмеялся Миша, – ты среди ночи как грушу трясла меня?

– Я перепугалась – сердце заломило! Показалось – не дышишь. Просыпаюсь, а ты в подушку лицом уткнулся, и тихо. Зову: «Миша! Миша!»

– Я проснулся, по голосу понял твой испуг. Притаился для смеху.

– У меня в голове: что делать? Массаж сердца? Искусственное дыхание?

– И давай меня трясти за плечо! Чуть руку не оторвала!

– А ты свалился на пол и зарычал тигром.

– А ты разревелась в три ручья!

– Тебе бы так! А ещё, помнишь, мечтали улететь вдвоём на край света?

– Прилетай, я уже здесь! Горит камин, пахнет дымком, дождь беснуется за стеной! Познакомлю с дедом Майклом. Вот асс! Прокатился с ним на «БМВ» и сразу вспомнил анекдот, как мужик впервые прыгнул с парашютом и говорит, приземлившись: «Теперь-то я знаю, откуда адреналин прёт!»

– А ведь мы в те четыре дня побывали на счастливом краю света…

Счастье было где-то рядом

Миша с институтских шабашек усвоил: работа не должна быть каторгой, когда пашешь рога в землю – нет времени в гору посмотреть. Не потопаешь – не полопаешь, но и без отдыха недолго ноги в гроб протянуть. Американская шабашка не исключение из правил. С Ниагарой получился прокол, зато на столичный град Вашингтон поглазеть съездил. Ничего особенного, да отметился башмаками у Белого Дома и Капитолия. В Атлантик-сити дураком надо быть не съездить. Во-первых, говорят, тот в США не бывал, кто Атлантик-сити не повидал, во-вторых – в мёртвый сезон задаром экскурсия. Всего семнадцать долларов за всё удовольствие. Дорога бесплатная, а она не ближний свет – туда и обратно на автобусе шесть часов в сумме. Плюс кормёжка разовая, тоже за счёт фирмы. И семнадцать долларов тебе возвращают, как на место доставят: пусти в игру, ощути казиношный азарт.

Не надо быть семи пядей в любом месте, раскумекать – чистой воды заманишка. Ведь не в музей приехал, где экспонаты руками не трогать. Здесь с точностью в обратную сторону: хватай со страшной силой. Город-казино. Только игральные заведения и гостиницы, чтобы отдохнуть в перерывах между проигрышами. Километры самых разных казино. И напропалую азартные игры под девизом: ты был ничем – вдруг станешь всем! Кругом автоматы, то в одном, то в другом как загремит сладостный звук: квоттеры – монеты в двадцать пять центов – водопадом в металлический лоток хлынули. Ещё один везунчик гребёт счастье лопатой. Значит, вот-вот и к тебе оно подвалит.

В Атлантик-сити Миша на пару с Ритой, подмышки бриты, поехал. Мише фарт на семнадцать начальных долларов не пошёл, а Рите повезло! Опа! – зашумел волнительно автомат, изрыгая квоттеры, запел гимн удаче. Сначала волнение на пяти долларах закончилось. А потом семьдесят пять как ахнет! Подставляй скорей мешок.

– Остановись! – тормозит Миша разбогатевшую сдуру подругу.

– Ты чё?! – Риту страсть обуяла, глаза сверкают охотничьим блеском. – Раз пошла такая масть, хватай фортуну за хвост, пока не опомнилась!..

Счастье было где-то рядом, получи в него снарядом.

Ещё один раз пятьдесят долларов огребла, а потом полетела под гору. Проигралась в пух и прах. Хорошо не тот пух с прахом, когда пулю в лоб и весь скандал. Особо нечего было просаживать – сто двадцать долларов всего-то и наскребла по всем сусекам кошелька, как Миша не хватал за руку.

В Мише бес наживы тоже пытался раздуть алчные порывы. Двести долларов было с собой. Но здравый ум победил. На корню скрутил голову пагубным мыслишкам. Обломалось Атлантик-сити нагреть руки из данного кармана.

Отдохнули иммигранты-нелегалы на азартной орбите, на обратной дороге заговорили о житье-бытье.

– В Омск не собираешься возвращаться? – спросил Миша.

– А с чем ехать? Отсюда хоть что-то им отсылаю.

– Все мы так.

Вспомнили домашних. Рита пожаловалась: мама сильно болеет.

– Мама у меня в молодости красавица была киношная! – с гордостью доложила. – Родилась в захолустном Калачинске, но актриса да и только на довоенном фото. Волосы гладко зачёсаны, шея царская, брови вразлёт и глаза! глаза!.. А петь-плясать, тётки говорили, мастерица была отчаянная. Ну, варить-стряпать по сей день пальчики оближешь умеет…

Мчит автобус в Нью-Йорк, дорога дальняя, Рита про маму Валентину Сергеевну повела рассказ. Три раза замуж выходила. Первый – лётчик. Конец тридцатых. Перелёты Чкалова через пол-Земли, спасение челюскинцев из Арктики. Лётчик – первая героическая профессия. Времена такие, что во всех углах страны, чуть отошёл от железной дороги, главный вид транспорта – конь с ржанием и телегой. И вдруг в небе, кроме птиц с помётом, соколы с пропеллерами. Не устояла девушка перед модой. Уговорил летун на совместную жизнь. После чего оказалось: одно по улице прогуляться на зависть подругам, совсем другое – супружеские обязанности без свидетелей. «Днём целоваться с ним выше сил было, – рассказывала дочери о сталинском соколе, – при свете, хоть убей, не могла».

Второго мужа, Игната, при свете, без света, в солнечную и дождливую погоду любила всю жизнь.

Расписались с ним, на танцы, в кино дружной семейной парочкой полгода побегали, и – «вставай, страна огромная». Проводила суженого на фронт. Отревела первую бурю слёз, ждать-пождать стала. Утром и вечером молитву читает от пуль. И вся-то радость, душу греющая, письма писать да «треугольнички» с фронта получать. Через день да каждый день слала весточки на передовую. Просто стихи в прозе, какие ласковые строчки бежали по бумаге. В ответ приходили и подавно песни сладконотные: «Мне бы на минутку увидеть тебя, ласточка моя единственная, синичка востроглазая, канареечка голосистая! Прижать к сердцу, обнять». Получит такое счастье Валентина, обцелует листочек, что дорогие руки держали, вдоль и поперёк, после чего, землю под ногами не чуя, летает с «птичьими» строчками на груди.

Как-то воспарила да тут же о землю хлопнулась. От супруга с «синичками и ласточками» принесла почтальонка, а следом из фронтовых краёв с другим почерком: «Ваш муж Игнат живёт со мной как мужчина может с женщиной. У него шрам в виде «Г» в паховом месте. Во сне хихикает. Их часть в нашей деревне. Забудьте его из своей жизни. Надя».

Схватилась Валентина за сердце: «Нет! Нет!! Нет!!!» Не верит клочку из школьной тетради. Разорвала, в печь бросила. Гори, змеиное известие. Не может её Игнат изменить вероломно.

Вспыхнула бумажка подколодная.

А куда сердце девать? Ноет и ноет. Вдруг – правда?

Есть шрам в интимной области. Но мало ли на войне как можно подглядеть. В медсанбате, например. Ведь «ласточка и канареечка». А если и вправду – урвала себе мужика на марше эта Надя, долбануть бы её сзади? Во сне на самом деле Игнат хихикает. Будто щекотнули или водичку за шиворот…

С детских лет общественница и передовица, Ритина мама день и ночь ковала победу на мелькомбинате. И вот выскочила дезертиром из тылового окопа, сломя голову рванула в сторону фронта поставить точку сомнениям: есть баба у мужа для скотства или враньё голимое?

Валентина Сергеевна, в голове буря, а сообразила набрать самогонки, махорки, прежде чем побежать на станцию.

Время, что там говорить, бушевало суровое. Пусть три тысячи километров лежало до стрельбы смертельной, а и в сибирском тылу жизнь не сахар. Билет ещё можно с горем пополам вырвать, да попробуй в вагон залезть. Расшвыривала раненная в сердце любовь здоровяков и мешочников, гражданских и военных, летела к передовой через все преграды. Где врёт, где самогонку суёт, где махоркой рассчитывается. На переправе через Волгу нюхнула военного пороха вперемежку с кровью – под бомбёжку самолётную угодила. Только что рядом девчоночка с косичками бежала, а вот уже лежит, смертельная рана в полголовы.

В прифронтовой полосе патрули шныряют, органы по отлову подозрительных лиц в расположении войск шпионов выслеживают, но прошмыгнула Валентина в часть мужа. И бабу, к которой притулился воин на переформировании, нашла. У Нади коровка дойная, задница обширная, румянец, будто не война под боком, кто кому хребет сломает, а спортивные мероприятия.

Игнат, как лом проглотивши, остолбенел, увидев супругу любимую. Будто дальнобойный снаряд из-за леса, свалилась на порог жена. Контузией на мужа подействовала. Заикаться через пень колоду начал. Военная мясорубка вокруг, Калачинск ухнул в неправдоподобный космос, и вдруг Валентина из той жизни материализовалась снегом на голову.

Но не взорвалась жена космы выдёргивать сопернице толстопятой. В глаза бесстыжие мужу не наплевала. Развернула направление в обратную от фашистов часть света, пошла в глубину тыла, омывая сердце сухими слезами.

После войны на коленях умолял Игнат прощения. Майором вернулся. Руки-ноги без царапины. Красавец. Бабы живьём готовы были съесть, ведь мужики только на фотографиях остались. Не простила. Через пять лет после войны вышла замуж за мужчину на семнадцать лет старше, двух дочек родила, среди них – Риту.

Игната и это не остановило, долго ещё звал к себе.

– Но ты знаешь, – рассказывала Рита, – фотографии его и письма с фронта мать по сей день бережёт. Как-то спросила: «Неужели нельзя было простить, ведь война шла – сегодня жив, а завтра убьют?» «Ничего не могла с собой сделать!..» – сказала.

Через неделю, как ездили в Атлантик-сити, Миша вернулся в отстойник, а женщины ревут на своей половине.

– У Риты мать умерла, – Антон доложил.

– Едет на похороны?

– Нет.

– Ведь успеет. Двенадцать часов до Москвы, три – до Омска. Послезавтра будет там.

– Кто меня сюда больше пустит? – причитала на женской половине Рита. – Кто? Уеду и всё – путь закрыт!

Потом позвала мужчин, достала две бутылки водки:

– Помянем.

– Ещё ведь не похоронили, – ляпнул Миша.

Антон лягнул под столом: молчать!

– Мама из могилы меня натурально вытащила! – сквозь слёзы рассказала Рита. – В морге уже лежала. Я ещё в школу не ходила. Привязались болезни одна за другой. Крупозное воспаление лёгких, потом паралич горла, глотать не могла. Месяца четыре безвылазно в больнице. И вот раз врач смотрит – я не дышу. Пульса нет. Фонендоскопом слушают – ноль. Зеркало ко рту подносят – не запотевает. Труп. Отправляют на вскрытие. А мать в больнице работала. Я когда месяц провалялась там, мать бросила моторостроительный завод, устроилась нянечкой, рядом со мной быть. Приходит утром на работу, ей по голове: дочь умерла. Она в морг. Не пускают: куда ты?! Врач уже собирался вскрытие делать. Мать с кулаками: там моя дочь! Расшвыряла всех, прорвалась. Рассказывала, как увидела меня бездыханную – сердце чуть не разорвалось. И вдруг, будто веко у меня судорожно дёрнулось. Закричала: не трогайте! И наверх. А там профессор обход делает. Старенький, за семьдесят. Бросилась к нему. Живая, говорит, посмотрите, Христом Богом молю! Профессор отложил обход, спустился в морг и долго-долго старинным фонендоскопом – деревянной трубкой – слушал. И нашёл жизнь. Откачали. А если бы не мама?

Выпили по первой, не чокаясь, по второй.

– Не могу я поехать! – говорила Рита, хотя никто не склонял к обратному. – Она бы поняла. Похоронить есть кому. Сестра, дядя, племянники… Деньги отправлю. Уеду – и что там буду делать? Что?

Месяца через полтора Рита съехала из отстойника.

Чуть позже Миша увидел её в шикарном платье, садящуюся в машину.

Женщины из отстойника поведали, что пошла Рита в массажный салон.

– Какой из неё массажист? – не просёк Миша. – Как-то шею заколодило, попросил помять, так она элементарно не разбирается. Руки как крюки.

– В том салоне руки не на шею подгоняются. Узкая специализация.

И если полиция проводит многомесячные детективные операции по разоблачению владельцев интим-массажных салонов, по крупицам собирает стопроцентную информацию, до мужа Риты она долетела быстро.

– Ритка в массажный салон пристроилась, – позвонила в Омск Лидочка Фокина общей знакомой.

Та, не откладывая в долгую коробочку, тут же Ритиному супругу доложила.

– Из неё массажист, – аналогично Мише отреагировал он, – как из меня клоун на манеже.

Супруг закончил физкультурный институт, искусство массажа испытал на своей шкуре.

– Да нет, эротический массаж.

– Сука! – понял глубинную суть нового отхожего промысла муж. – Падла!

– Зато, знаешь, какие колыбашки зарабатывает! За пару дней, сколько другие бабы, квартиры убирая, за месяц.

Муж бросил трубку, радующую высокими заработками в семейный бюджет, и упал в кресло в ошарашенном виде. Пластинка, стой! пластинка, стой! с другим танцует баба мой! И тут же схватил телефон и заорал в США, не жалея денег. Очно обозвал собачьим словом Риту.

– Убью! – кричал, ноздри от злости за ушами. – Приеду убью!

– Дурак ты! – отпиралась Рита. – Враньё! Просто я начала заниматься недвижимостью.

– Вот и проверю, как ты движешься и не движешься!

Рита смертельных угроз не боялась. Супругов американцы в последнее время категорически попарно не пускали. Рита, конечно же, сидела в компьютере со всеми потрохами, даваемыми при оформлении туристической визы. Там записано, что в США заехала, а в обратную сторону не зафиксирована. Пропала два года назад. И вдруг к пропаже муж, указанный в документах, просится. Попробуй докажи им, что с целью – вершить правосудие: морду бить за массаж, запрещённый законами штата, рвётся.

В Омске мужу так и объяснили: бесполезно рыпаться на американский континент.

Он в психе разорвал все Риткины фотографии и запил на её деньги. Покутил с горя, получил микроинсульт, даже крыша ехала – пару дней пугал детей, неся околесицу, а одыбавшись, стал открыто жить с женщиной, с коей тайно время от времени коротал бессупружеский период.

Дочкам безжалостно объяснил, что за океаном мама другого дяденьку нашла.

Отчасти пожалел детскую психику от стопроцентных реалий жизни.

Доллары с небоскрëбов

Русский американец Вилли Токарев жалуется в микрофон:

Небоскребы, небоскребы,

а я маленький такой…

Не без причины. Миша, впервые выбравшись на Манхэттен, до предела разинул рот и так туда-сюда-обратно крутил задранной головой на чудеса архитектурного гигантизма, шею о воротник рубашки сбил до мозолей.

После чего решил сверху глянуть на небоскрёбный остров. Наметил с крыши близнецов Всемирного торгового центра осуществить созерцательную мечту, но оказалось экономически невыгодно. У «Эмпайр стейт билдинг» прайс-лист был скромнее и доступнее. К тому же об этом небоскрёбе ещё в школе читал, тогда он был самым высоким в мире.

Экскурсию на высоту птичьего полёта организаторы рассчитали тонко: раз побываешь – до гробовой доски в голове засядет. Решили проектанты: такое действо по формуле «хоп-хоп и в дамки» не пойдёт. Что за баня без предбанника, театр без буфета, балет без увертюры? Аналогичная картина с небоскрёбным туризмом. Забрось ротозея в лифте на последний этаж, он полупает глазами с верхотуры, плюнет вниз и забудет впечатления, что с крыши видел. Совсем другое – пешочком подняться. Конечно, с первого этажа трюхать на своих двоих до последнего редко какой затейник найдётся, но если ты хотя бы пяток другой этажей мышцы понапрягаешь, факт покорения небоскрёба собственными ногами уже сильнее врежется в память. Можно козырнуть подвигом восхождения детям, внукам и посторонним слушателям.