Три жизни жаворонка

Вернувшаяся вечером с работы мама глянула на нее, испугалась, прижав руку к груди:

– Да что с тобой, Настена? На тебе ж лица нет, глаза совсем провалились… Что случилось, скажи?

– Ничего… Ничего не случилось… – только и смогла проговорить тихо и тут же заплакала, не удержалась.

Мама подошла, молча обняла ее за плечи, прижала к себе. Так крепко прижала – не шевельнуться. И шло от мамы такое тепло, такая сила… И говорила она так ласково и немного насмешливо…

– Кажется, я понимаю, что случилось, доченька… Кавалер твой так и не вернулся, да? Ремонт в лесной школе закончили, бригада уехала… Ну и бог с ним, и перестань… И хорошо, что не вернулся, забудешь быстрее…

– Он… Он все равно вернется, мам… Он должен…

– Да брось, доченька. Не жди. Чего ж ты так сильно влюбилась-то, глупенькая! Он же городской, у него свои дела в городе… Тем более первое сентября уже послезавтра! Поди, он тоже к учебе готовится! Не плачь, доченька, не плачь… Плюнь и забудь… И не жди понапрасну… Тебе ведь тоже не до любви скоро будет! Занятия в школе начнутся! Давай-ка мы лучше завтра в город поедем да обновок тебе к первому сентября всяких накупим… И всего, чего там в школу надо… Вот ты и отвлечешься обновками-то! Знаешь, какое самое хорошее лекарство при женском огорчении? Это покупка новых тряпочек! Я как провизор тебе говорю – лучше лекарства нету! Вот и будем тебя завтра лечить… Не плачь, не плачь! Утри слезы, влюбчивая ты моя! То ли еще в жизни будет, на все про все и слез не напасешься…

Потом, когда она уже спать собиралась, в дверь комнаты тихо постучал отец. Вошел, глянул на нее настороженно:

– Не спишь еще? Я на минутку…

– Да, пап, входи.

– Ну вот… Опять у тебя лицо насквозь проплаканное. Будет тебе, доченька, будет… Ну, уехал и уехал, подумаешь…

– Да, уехал. Но он вернется, пап. Я знаю, что он вернется.

– А ты бы не ждала, доченька, мама права. Ждать да догонять – самое неблагодарное дело. И знаешь, что я тебе хочу сказать… Это ведь у всех так получается, что первая любовь всегда печальной выходит… Оттого потом всю жизнь и поминаешь ее с болью в сердце. Надо смириться, дочка. Не горюй и не жди. Вчерашний день не догонишь…

– Он вернется, пап. Он должен вернуться.

– Ну, заладила… А я вот хотел тебе про свою первую любовь рассказать… Тоже ведь мучился, тоже ждал, что вернется… Так и не дождался.

– А я дождусь! Потому что я знаю… Я верю… Он любит меня… Он обязательно должен вернуться, пап! Иначе…

– Что иначе, Настена? Почему ты замолчала?

– Ничего, пап. Все хорошо. Иди, я спать буду ложиться.

– Что ж… Спокойной ночи, доченька.

– Спокойной ночи, пап!

* * *

– …Да ты что, Настька, не понимаешь? Он же сбежал! Он же просто кинул тебя, Настька! Это ж ясно как божий день!

Оля смотрела на нее, выпучив глаза от ужаса. Она ничего не могла ей ответить – каждое слово любимой подруги било наотмашь, отдавалось болью где-то внутри. Даже вдохнуть воздуха трудно было, не то что ответить…

– Ну что ты молчишь, Настька?! Не молчи, скажи что-нибудь! Ну?!

– Я… Я не знаю, что сказать, Оль… Я просто не верю, и все…

– Чему ты не веришь? Что он сбежал? Что бросил тебя?

– Но он не мог, Настя, не мог… Он же сказал, чтобы я не волновалась, что он все решит…

– Ох… – только и могла всплеснуть руками Оля. – Ну и дура ты, Настька… Наивная дура… Тебе что, пятнадцать лет, что ли? Тебе же почти семнадцать, голова по-другому должна соображать! Ой, да сейчас и пятнадцатилетней девчонке трудно такую лапшу на уши навесить, о чем я говорю! Ну как ты не понимаешь, Настька, как ты не понимаешь…

– Я все понимаю, Оль. Но ты же не знаешь Никиту… Ты же не можешь судить…

– Да я и не сужу. И незачем мне знать твоего Никиту, чтобы правильные выводы сделать из его поведения.

– Оль, но у него же мама заболела! Он вынужден был уехать, понимаешь?

– Да? А почему тогда не позвонил ни разу, как уехал?

– Да он телефон уронил в бетономешалку…

– Насть… Ты что, совсем ничего не соображаешь, да? Ага, телефон в бетономешалку… Смешно…

– Но мне Боб так сказал! Бригадир!

– А что еще тебе Боб сказал? Что Никита – внебрачный сын миллиардера и что приедет за тобой на белом лимузине? Неужели ты и впрямь ничего не понимаешь, Настька? Твой Никита договорился с этим Бобом, обсудил с ним всю эту лапшу, которую тебе повесили на уши, и сбежал в тот же час… И про больную маму договорились тебе навесить, и про телефон… А на самом деле он просто сменил симку, и все! И мама жива-здорова, и проблемы никакой нет! Тебя просто устранили, как большую проблему, Насть… Неужели ты сама не понимаешь?

– Оль, не надо… Не надо, прошу тебя… Мне так больно все это слушать, Оль…

– Да я понимаю, что больно. Правда, она всегда больно воспринимается. Ладно, не буду больше… Давай лучше подумаем, что делать теперь… Надо родителям сказать, Настька.

– Родителям?! Да ты что? Нет, только не это… Я представляю мамину реакцию, ты что…

– Ну да, это ж понятно… Реакция будет соответствующая. Но все равно ведь она когда-нибудь будет, если станешь молчать… Все ведь наружу вылезет… Лучше сейчас сказать, Настька! У мамы связи есть, она тебя в город в больницу отвезет…

– Я не смогу сказать, Оль. Я не смогу. Я боюсь.

– Ну давай я скажу, что ли?

– Нет, нет… Я лучше сама… Только не сейчас. Потом, чуть позже… Сейчас мне просто смелости не достанет. У меня внутри все дрожит от страха, Оль. Даже соображать не могу. Нет, я понимаю, что все это неправильно, что я ужасно себя глупо веду, но… Не могу я маме сказать, не могу! Поверь мне, Оль!

Оля вздохнула, посмотрела на нее с сочувствием. Но что-то еще было в этом сочувствии, что-то похожее на легкое презрение… Так смотрит сильный на слабого, попавшего в беду. Сильный, который знает, что сам никогда в такую беду не попадет. Потому что умный, потому что сто раз подумает наперед и спланирует эту беду, как счастье. Разумное счастье…

– Эх, Настька, Настька… Мы же с тобой поступать вместе хотели, в медицинский… А теперь что? Сама себе жизнь портишь, да? Жизнь матери-одиночки выбираешь? Оно тебе надо, Насть? Не поздно ведь еще… Иди сдавайся родителям, Насть! Пересиль себя, ты можешь!

– Да, Оль, все ты правильно говоришь. Я понимаю. Но… Я поверить не могу, что Никита… Что он меня бросил… Он не мог, Оля, не мог! Он же любит меня, я знаю…

– Ну, заладила! Может, и любит, разве я спорю? Да только любовь и рождение ребенка в данном конкретном случае не совмещаются, понимаешь? По крайней мере, для твоего Никиты…

– Но почему тогда он мне сразу этого не сказал? Что они не совмещаются? Он сказал, что с мамой поговорит… Что сам все решит…

– Да что он решит, Насть? Он же студент! Я так понимаю, что он пока и сам сидит на маминой шее? Что он может решить вообще? Для него это самый приемлемый вариант – просто сбежать… А тебя он с толку сбил, наговорил всякого, чтобы сбежать не мешала.

– Оль, ну ты же не знаешь ничего… И Никиту не знаешь… Почему ты так уверенно о нем говоришь?

– Да потому! Мне и знать твоего Никиту не надо, и так все ясно! Я ж в него не влюбленная, голова у меня на месте, слава богу! Ну вот скажи мне, к примеру… Он тебя просил родителям ничего не говорить? Просил?

– Ну да… Сказал, пока ничего не говори…

– Вот видишь! Ему просто надо было время выиграть, Настька! И наверняка он с этим Бобом все обсудил! Да и не только с Бобом, а со всей бригадой! Так и получилось, как они спланировали! Решили спасти его, дурака, потому что вляпался в историю с несовершеннолетней! Они ж прекрасно понимают, чем эта история попахивает… Ты пришла, а вся бригада – тю-тю! Уехали, не простившись! И чего теперь ждать? Ведь все ясно как божий день! Все я тебе по полочкам разложила!

– Да, Оль. Наверное, ты права. Но мне от этого не легче, Оль. Потому что… Потому что нельзя жить, если… Если тебя так обманывают…

– Ага, давай! Давай еще и руки на себя наложи! Пойди на станцию, под поезд упади, как Анна Каренина! Все проблемы одним махом решишь, и родителям ничего говорить не надо будет!

– Оль, ну зачем ты так… Ты ж моя подруга, Оль…

– А как еще, Настя?! Как с тобой говорить, если ты такая… наивно непробиваемая? Не я ж виновата, что тебя как нежную орхидею в семье растили, пылинки с тебя сдували… Ах, наша Настенька, ах, наш аленький цветочек! Жаворонок наш певучий, нежная душенька! Я, Насть, по-другому росла, сама знаешь. Я как чертополох, я нежностей не признаю и не понимаю. Мне вон мамке помогать надо, ребят растить, в огороде спину гнуть, чтоб зимой с голоду не загнуться! Да что я рассказываю, ты все равно не поймешь со своей колокольни…

Оля махнула рукой, отвернулась в сторону. Настя проговорила тихо:

– Да я все понимаю, Оль… Ты молодец, ты сильная и крепкая… А я другая, да… Но ведь я не виновата, что именно так все сложилось…

– Конечно, не виновата. Никто не виноват. Ты вон с мамой вчера в город поехала, нарядов накупила, во всем новом в школу пойдешь… А я, пока ты в город ездила, за швейной машинкой сидела, мамкино платье на себя перешивала. А что там было перешивать, что? Коряво получилось, конечно. Но я в этом платье все равно первого сентября пойду, и наплевать, что обо мне подумают… Потому что я чертополох, меня голыми руками не схватишь. А вот тебя схватишь, да, Настька! Схватишь, изомнешь, используешь и выбросишь! Потому что ты у нас аленький цветочек! Постоял какое-то время в красивой вазе, потом увял… Это я к чему тебе все говорю, Настька? Хватит быть аленьким цветочком, возьми свою жизнь в свои руки! Скажи матери, сделай аборт, отряхнись и живи дальше, в институт поступай… А любовей этих у тебя знаешь еще сколько будет? Считать замучаешься, при твоей-то внешности!

– Не будет, Оль. Я знаю, не будет. Я Никиту люблю. Это навсегда…

– Ох, ну вот как с тобой еще говорить, а? Хоть в лоб, хоть по лбу!

– И не надо больше, Оль, не говори ничего. Ты хорошая подруга, я тебя очень люблю, но не надо… Не говори ничего больше…

– Ладно. Не буду. Поступай дальше сама как знаешь. Жди своего Никиту, когда он за тобой вернется. Если сама мне предложила руки умыть, то что ж…

Оля замолчала, отвела глаза в сторону. Потом вздохнула, решительно поднялась с дивана, где они обе сидели, пождав под себя ноги.

– Ладно, Насть, иди домой… У меня еще дел по горло. Надо ребят на первое сентября собрать, надо ужин готовить… И мамка скоро с работы придет…

– Ты обиделась на меня, Оль?

– Да с чего бы мне обижаться? Это ведь у тебя проблемы, не у меня… Я просто пыталась тебе помочь как могла. И если ты решила по-своему… То что ж, флаг тебе в руки…

– Я еще ничего не решила, Оль. Я просто в растерянности. И мне страшно… Но, наверное, ты права, надо маме сказать. Набраться смелости и сказать…

– Так иди и скажи! Прямо сейчас скажи!

– Да. Да… Прямо сейчас пойду и скажу…

Настя поднялась следом за Олей с дивана, решительно направилась к выходу. И всю дорогу до дома несла в себе эту решительность, боясь расплескать.

Открыла калитку, вдохнула-выдохнула, вошла в дом…

Родители сидели за кухонным столом, ссорились. Подняли к ней разгоряченные лица, будто и не заметили, что она собирается им что-то сказать.

Наверное, и впрямь не заметили. Не поняли. Не до того было. Мама проговорила напористо, поведя головой в сторону отца:

– Нет, ты представляешь, Насть, что твой папочка удумал? Ему предложили место начальника участка в леспромхозе, а он отказался! И со мной не посоветовался, отказался, и все! Представляешь?

– Ирина, прекрати… Ну зачем ты… Да, я так решил, это мое дело! Не хочу начальником быть, пусть и мало-мальским… Не хочу, и все! Не мое это, понимаешь?

– Ну да, конечно… Я не хочу, я не буду… Только о себе и думаешь, эгоист несчастный! У тебя ведь семьи нет, один живешь, тебе дочь в институте учить не надо! И лишняя копейка в доме тебе не нужна! Сам себе принадлежишь, и только!

– Да, Ирин. Сам себе принадлежу. Имею право выбора. Не хочу, и все.

– А чего ты хочешь, скажи? Ни за что не отвечать, всю жизнь ходить и в небо глядеть? А что дочь в институте учить надо, тебя и впрямь не заботит?

– Отчего ж не заботит? Заботит… Поступит и будет учиться, что ж…

– А деньги? Лишние деньги нам помехой будут, по-твоему? Ты знаешь, сколько за учебу платить придется, если она на бюджетное место не поступит? Ты что ей – не отец, а чужой дядя? Не хочешь будущего для своей дочери?

– Да не такая уж там и большая прибавка к зарплате, Ирин… И потом, я и без этого хорошо зарабатываю, нам хватает.

– Тебе хватает, а мне не хватает! И дочери твоей не хватает!

– Ну пойми, не могу я выше своей головы прыгать… Я по природе своей не начальник, не умею я… Вот ты умеешь, а я не умею!

– А что ты умеешь, что?

– Просто работать, просто жить умею…

– Вот именно – просто жить! Отработал с девяти до шести и свободен, да? Можно в небо глядеть и созерцать движение облаков, слушать, как ветер шумит в кронах деревьев? Да всяк бы знал так-то жить, но только не у всякого совести хватает! Потому что у тебя еще и родительские обязанности есть, между прочим! Или ты хочешь, чтобы твоя дочь тоже одним созерцанием жила да в небо глядела? Это же ты ей все время повторяешь, что она жаворонок, что к солнцу летит! Лучше бы денег в дом больше приносил, чем всякие глупости ребенку в голову втемяшивать! Сам подумай, чему ты ее учишь? Какой она тебе жаворонок?

– Да пусть будет жаворонок… Что в этом плохого, не понимаю…

– А то! На землю глядеть надо, вот что! Потому что на небе хлеб не растет! Чтобы завтра пошел к начальству и сказал, что передумал, слышишь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.