Три жизни жаворонка

– Да я бы не сказал, что мы друзья… – задумчиво проговорил Никита. – Так, знакомые просто… Он же старше нас всех и женат давно, двух дочек воспитывает. Позвал поработать в его бригаде, я согласился. Лишние заработки никогда не помешают. А почему ты про Боба вдруг спросила?

– Ну как, почему… Я ведь ему очень благодарна… Если бы не позвал тебя, мы бы и не встретились никогда…

– А… Ну да. И впрямь бы не встретились.

– Никит… А ты любишь меня?

– Люблю, конечно. Ты же знаешь. Очень люблю.

– Но ведь ты уедешь, Никит… Скоро ремонт закончится, и ты уедешь…

– Да, уеду. Домой уеду. Но я вернусь, малыш… Обязательно вернусь. Это ведь неважно, что мы с тобой в разных местах живем, верно? Важно, что мы друг к другу чувствуем… Что любим… Любить можно и на расстоянии, а жизнь за нас сама все решит, что сделать с этими расстояниями… Правда, малыш?

Он вздохнул, прижал ее ладонь тыльной стороной к своим губам. Она медленно кивнула, размышляя над его словами, потом улыбнулась, проговорила робко:

– А я через год школу окончу… И поступать в институт буду, в город приеду…

– Ну, вот видишь! А я о чем тебе толкую! Да что такое год, это же сущая ерунда, правда? Через год ты поступишь, и мы снова будем вместе!

– Да, через год… – эхом откликнулась она и вздохнула: – Через год…

– Ну, что ты опять загрустила, глупенькая?

– Я не загрустила… Просто мне кажется, я не выдержу целый год… Я умру…

Он хмыкнул, хотел что-то ответить, да передумал, наверное. А ей вдруг вспомнилась бедная Наташа Ростова, ее отчаяние вспомнилось, с каким она говорила Болконскому, когда он отсрочил свадьбу на год, – я не выдержу, я умру… Почему год, какой год? Я не выдержу… Тогда, на уроках литературы в школе, ей эта Наташа ужасно смешной и нелепой казалась, а теперь она сама вслед за ней повторяет – я не выдержу, я умру! Она даже хотела поделиться этим сравнением с Никитой, но в последний момент одумалась – вдруг Никита смеяться начнет? Скажет – какой я тебе граф Болконский… Тоже придумала!

– Что-то ребята замолчали… Слышишь? Выдохлись, кажется. Скоро спать придут, наверное, – произнес Никита, глядя в темное окно.

– Ой, да… Мне уходить пора… – села она на постели, придерживая простынь у груди. – А который час, Никит?

– Сейчас гляну… О! Половина второго уже! Ничего себе, как время быстро пролетело!

– Половина второго?! Ой, мамочки… Тогда я домой побегу, Никит…

– Я провожу!

– Нет! Не надо. Правда, так лучше будет… Я лучше сама… Я бегом добегу… Вдруг папа меня на дороге ждет? Или мама… Они сейчас не ложатся спать, пока я не приду… А вчера мне настоящий допрос устроили, что у нас с тобой да как…

– И что ты?..

– А что я? Ничего… Гуляем, говорю… На луну смотрим… Не могу же я им рассказать, что… Ну, сам понимаешь…

– Понимаю. И не надо, и не говори. Сами разберемся. Правда?

– Конечно, сами разберемся. Просто их тоже можно понять… Они ж меня любят, волнуются…

– Я тоже люблю тебя, малыш. Очень. Погоди, не убегай… Я забыл тебе сказать… Я ведь уезжаю завтра утром.

– Уезжаешь? Куда?

– В город. Надо маман с днем рождения поздравить и в институт заскочить, может, преподавателя застану, за мной с летней сессии хвост остался… Так что вернусь через три дня, Боб меня отпустил.

– Через три дня?! – в ужасе переспросила Настя и села на край кровати, будто ноги перестали ее держать. – Ты сказал, через три дня?!

– Да перестань, малыш… Ну что ты так перепугалась? Подумаешь, три дня… Да мы ведь только что говорили об этом…

– Ну да… Говорили… Но как же… Целых три дня…

– Да они быстро пролетят, вот увидишь! Ты и соскучиться не успеешь! Ну хочешь, я тебе все время звонить буду? Через каждые полчаса – хочешь?

– Хочу…

– Ну, вот и договорились! Я буду звонить!

Она сидела, молчала, не в силах собраться с мыслями. За окном уже слышались голоса ребят – надо уходить быстрее.

– Малыш, сейчас ребята придут… – осторожно проговорил Никита, глядя на нее с тревогой.

– Да, да… Я иду… Иду…

– Может, тебя все-таки проводить?

– Нет, я сама…

Она поднялась, сделала несколько быстрых шагов к выходу. В дверях обернулась, глянула на Никиту с отчаянием…

– Всего три дня, малыш! Всего три дня! Я буду скучать…

Кивнула, заставила себя улыбнуться. И выскочила на улицу, бросилась бегом на дорогу.

Бежала долго, пока не запыхалась. Зато отчаяние стало не таким жгучим, и здравая мысль пришла в голову – ну что же она в самом деле… Подумаешь, три дня! Да переживет она эти три дня, ничего с ней не случится. А потом Никита вернется… И правильно он говорит – не имеют значения время и расстояния, если есть любовь…

* * *

– …Настена, вставай, завтрак готов! Ты слышишь меня, Настена?

– Да, мам, я слышу… Я уже не сплю… Сейчас приду, мам.

Она и впрямь не смогла уснуть этой ночью. Мысли в голове были грустные, сплелись в один комок отчаяния – три дня, три дня… Как она будет жить эти три дня? И не только три дня… Впереди очень долгое расставание – на год. И тут хоть плачь, хоть ужасайся, как Наташа Ростова, а от осознания неприемлемости времени, проведенного без Никиты, никуда не денешься. И не придумаешь ничего, чтобы избежать неприемлемости…

Ну что, что можно придумать? Из дома в город сбежать? Попросить Никиту, чтобы увез ее с собой? Но куда он ее увезет? Им ведь даже пожениться нельзя, ей только через год с хвостиком восемнадцать исполнится! Да и ему рано жениться, он же студент… Вон, даже с летней сессии долги остались…

Ничего не поделаешь, надо переждать этот год. Надо привыкнуть к ожиданию. Вернее, начать привыкать… И эти три дня будут тем самым началом. Ничего-ничего, вполне можно пережить эти три дня. Можно чем-нибудь полезным заняться, к примеру, чтобы время убить. Завтра же выходной, можно с папой на рыбалку сходить! Давно они не были на рыбалке… Да, это же так здорово, как же она забыла! Встаешь рано-рано, идешь к озеру, садишься в лодку… Папа на веслах, она на корме. По воде туман стелется, плывешь, будто на облаке летишь. И тишина, и воздух утренний такой вкусный, такой сладкий… И солнце из-за леса поднимается, и хочется раскинуть руки ему навстречу… И полететь, полететь вверх, как жаворонок! И петь свою счастливую песню! А папа будет смотреть на поплавок и улыбаться. Потому что на самом деле он вовсе не на поплавок смотрит, а на нее…

А еще обязательно нужно к Ольке сходить. Наверное, обижается на нее подружка, хотя и понимает, конечно, что сейчас ей не до дружбы. Она вообще очень понятливая, Олька. Хотя и жизнь у нее трудная. Без отца живет. Помогает маме двух младших братьев поднимать. Мама с утра на работу уходит, а весь дом на Ольке остается. И братьев накормить, и приглядеть за ними, и в огороде надо работать… Тем более сейчас у Ольки пора заготовок началась, наверняка с утра до вечера банки с соленьями-вареньями закручивает. А что делать? Зиму как-то зимовать надо. На мамину зарплату в магазин за всякой всячиной не набегаешься, и помощи ждать неоткуда. Отец у Ольки как подался три года назад на Север «деньгу зашибать», так там и увяз. Правда, сначала письма писал и действительно присылал деньги, а потом… Потом письмо Олькиной маме пришло – прости, мол, другую полюбил. Больше не вернусь. Живи как хочешь. Мама три дня после этого письма выла, как по покойнику… Сердобольные соседи ее наставляли – на алименты, мол, подай! С паршивой собаки хоть шерсти клок! А мама только отмахивалась – не надо нам ничего, сами проживем… Если захочет, то будет детям помогать, а не захочет, так не заставишь…

Олькин отец не захотел. Поговаривали, что у его новой возлюбленной двое детей имеется, вот им и помогает. И ничего с этим поделать нельзя, надо принять как факт. Хотя – как его примешь? Обиженному сердцу ведь приказ не отдашь. Надо как-то жить с этой обидой, работать, кормиться как-то. Вот Олька и старалась изо всех сил маме помочь…

Да, надо сегодня же к Ольке сходить. Поговорить, посоветоваться. Хотя наверняка ее проблемы не сравнятся с Олькиными, но все же…

– Настя! Да что это такое в самом деле? Сколько можно валяться? Выходи к завтраку, разговор есть!

От маминого голоса она вздрогнула, быстро подскочила с кровати. Задумалась, улетела мыслями, а надо ж было и впрямь к трудному разговору подготовиться! Сейчас же опять начнется: как тебе не стыдно, мол, опять ночью пришла… Мы с отцом глаз не сомкнули…

Умылась, вышла на кухню, села за стол. Мама молча намазывала масло на хлеб, на нее не смотрела. Зато всем видом показывала, что сердится. Вон как губы плотно сжаты, прямо наполнена вся недовольством, пыхтит, как самовар. А у папы взгляд, как всегда, осторожный. Папа всегда готов это недовольство на себя взять. Да уж… Посмотришь на них и подумаешь – неужели и они когда-то были влюблены? Ведь были же… И мама на свидания к папе выходила, и волновалась, и грустила, когда его долго не видела… Куда все это подевалось из их жизни?

Вот у нее с Никитой точно все не так будет! Она будет смотреть на него и улыбаться. Всегда улыбаться. Будет счастлива одним только его присутствием. И уж точно никакого недовольства себе не позволит…

– Ты опять ночью пришла, Анастасия. И не надо говорить, что это не так! Мы с отцом глаз не сомкнули, пока ты не заявилась. Хотели уже на дорогу пойти… Сколько это будет продолжаться, скажи?

– Мам… Я не знаю, что тебе сказать. Правда. Никита ведь поздно работу заканчивает… По-другому просто не получается…

– А что, он после работы не может сам к тебе прийти? Почему к нему бегаешь?

– Так он же устает очень сильно… Просто с ног валится… Да и что здесь такого, если я сама…

– Да как это – что такого? А где твоя девичья гордость? Получается, сама за парнем бегаешь! Это же стыдно, Анастасия! Не ожидала от тебя такого, да… Вроде мы с папой в других принципах тебя воспитывали…

– Да он скоро уедет, мам. Скоро никуда бегать не буду, дома сидеть буду! – со слезой отчаяния в голосе произнесла она, наливая себе чаю. – Скоро уже, совсем скоро…

– Ну ладно тогда… Только смотри у меня, Анастасия! Чтобы никаких сюрпризов нам с отцом…

– Да какие сюрпризы, мама! Ну зачем ты…

– Ладно, ладно. Только не убегай никуда, пока я с работы не приду. А то взяла моду – убегать, не дождавшись…

– Я сегодня весь вечер дома сидеть буду, мам.

– Ой, да неужели? Свежо предание, да верится с трудом!

– Правда, дома буду… Я ж сказала… Днем к Оле схожу, а вечером приду…

– А чего так? Поссорились, что ли?

– Нет. Просто Никита на три дня домой уезжает. Ему маму надо с днем рождения поздравить.

– Ишь ты, какой заботливый… Ладно тогда. Оле от меня привет передавай. И пусть матери скажет: в аптеку детские витамины завезли, дешевые, но очень хорошие. Я ей оставила парочку упаковок. Пацаны-то все время болеют, как осень начинается…

– Спасибо, мам.

– Да ладно… Спроси, может, еще чего надо… Я всегда рада помочь…

– Ладно, спрошу.

– Ну все, я пошла. Сейчас в аптеку народ потянется. Время-то заготовочное, перетрудились все на огородах… Всем что-то нужно, причем срочно да позарез…

Мама ушла, и отец спросил тихо, будто боялся ее спугнуть:

– Ты чего такая грустная, Насть? Ну, уехал на три дня и уехал, подумаешь… Уехал, значит, вернется…

– Ну да, это сказать легко… А мне без него очень плохо, пап. Понимаешь?

– Понимаю, дочка. Ничего, крепись. Первая любовь, она такая. Любая ерунда катастрофой кажется. С возрастом это проходит, Насть.

– А у меня не пройдет, не пройдет! У меня всегда так будет! Чтобы все только на самой высокой ноте! Я ведь жаворонок, я к самому солнцу должна долететь, чтобы быть счастливой! И не говори мне сейчас, что крылья можно обжечь, ладно? И пусть обожгу… Все равно у меня так будет – на самой высокой ноте!

Отец посмотрел на нее грустно и с пониманием, вздохнул, встал со стула.

– Ладно, пойду я на работу… Не след опаздывать…

– Ой, пап! Забыла спросить! А давай завтра утром на рыбалку пойдем! Давно не ходили!

– Что ж, пойдем… Тогда червей накопай сегодня, все приготовь…

– Да, я все сделаю, пап!

– Ну вот и хорошо, вот и умница. На рыбалку так на рыбалку. Ишь, как я тебя пристрастил к рыбалке-то, словно пацана… Пойдем, дочка, пойдем!

После того как отец ушел, она еще посидела за кухонным столом, уперев подбородок в ладонь. Потом вдруг сообразила – Никита ведь должен звонить! А телефон в комнате на столе оставила!

Подскочила, опрометью бросилась в свою комнату, глянула на дисплей… Нет ничего. Вообще ни одного вызова нет. И села на кровать в отчаянии – ведь обещал же! Хотя он еще и не приехал, наверное… Электричка до города два с половиной часа ползет, и не везде связь имеется. Да это и посчитать можно, наверное… Значит, первая электричка в семь утра… Значит, он приедет в город только около десяти… А сейчас на часах девять! Так что зря она обиделась, зря! Прости, Никита…

Он не позвонил и в десять. И в одиннадцать не позвонил. И это была уже катастрофа. Не позвонил, хоть и обещал!

Так и сидела на своей кровати, привалившись спиной к стене и сжимая телефон в руке. И можно хоть как себя утешать и успокаивать, и придумывать веские причины – отчего он не позвонил, а сердце все равно набухает отчаянием, да так, что кажется, сейчас до горла доберется и дыхание перекроет… А когда телефон все же вздрогнул вызовом, даже не поверила, что дождалась…

– Привет, малыш! Как дела?

– Никита… Никита! Ты почему так долго не звонил! Я же тут с ума схожу… Хотела сама тебе позвонить, но потом подумала – а вдруг ты в институт сразу с вокзала поехал, экзамен сдавать… Боялась тебе помешать…

– Нет, я еще не был в институте. Сейчас как раз туда направляюсь. О, а вот и мой автобус, малыш… Ну все, пока… Я потом еще позвоню, не скучай…

Все. Отключился. Но вспомнил же, позвонил! Значит, можно жить дальше… Можно теперь и к Оле сходить… Да, теперь можно жить, слава богу!

Оля встретила ее радостно, хотя сразу извинилась:

– Ни минуты свободной нет, Настька… Видишь, какой дым коромыслом? Третий день уже банки на зиму закатываю! Жалко, если овощи пропадут, вон их сколько…

Все кухонное пространство и впрямь занимали горы огурцов, помидоров, перца и всякого другого овоща, ожидающего своей очереди для хозяйского использования. Настя огляделась, проговорила весело:

– Так я тебе помогу, Олька! Давай руководи, что делать надо! Вдвоем быстро управимся!

– Да? – недоверчиво глянула на нее Оля. – Ну ладно, если так… Тогда давай нарезай капусту, перцы и морковь, и лук еще… А я все это хозяйство обжаривать буду. Зимний салат закатаем, банок десять точно получится. Зимний салат хорошо зимой идет, с жареной картошечкой… И суп заправлять тоже можно, только надо луку больше положить…

– Ты прямо как заправская хозяйка всему научилась, ага… – садясь за стол и придвигая к себе большую разделочную доску, с уважением проговорила Настя. – А я вот сама ничего такого не умею… Если только мама просит иногда помочь…

– Ну, чего сравниваешь-то? Ты у нас вообще неженка-белоручка, мать с отцом с тебя пылинки сдувают! А я… С меня пылинки сдувать некому, мама вон на двух работах мается… Работает, работает, а толку нету. В магазине уборщицей, в школе сторожем да опять уборщицей… Сама понимаешь, какая у нее зарплата. Мама говорит – слава богу, хоть такие деньги есть… Без денег-то ведь никуда не сунешься, на одной картошке да соленьях с огорода не проживешь. Раньше отец хорошо зарабатывал, мама дома была, хозяйством да детьми занималась… А теперь как хочешь, так и выживай. И чего отца на этот Север понесло, не понимаю? Хорошо ведь жили…

Настя слушала Олю, сочувственно кивала головой. Очень хотелось поделиться своими переживаниями с подругой, но что они есть по сравнению с Олиными трудностями? Как бы мама сейчас сказала – кому морковка сладка, кому жемчуг мелок…

– Ой, что я все о себе да о себе… – вдруг спохватилась Оля, глянув на Настю. – Как у тебя-то дела, расскажи? Мы ж с тобой давно не виделись, совсем забыла меня со своей любовью… Давай все-все мне рассказывай… Вы уже целовались, да?

– Да, Оль. И не только.

– В каком смысле?

Оля обернулась от плиты, где перемешивала томящиеся в подсолнечном масле овощи, да так и застыла с ложкой наперевес, в ожидании глядя на подругу.

– В самом прямом смысле и есть, Оль… – улыбнулась ей Настя и вздохнула счастливо, и снова улыбнулась. – Если б ты знала, как я его люблю… Какой он… Даже рассказать не могу, да это и невозможно словами сказать… Я так счастлива, Оль… Так счастлива…

– А он?

– А что он? Тоже меня любит, конечно.

– Но ведь он уедет…

– Да знаю, знаю! Мы уже говорили с ним об этом. Через год я в институт поступлю, и мы снова будем вместе. Может, и на зимние каникулы к нему съезжу… Там видно будет…

Мысль о зимних каникулах только что пришла ей в голову и показалась очень удачной. Почему бы и впрямь не поехать?

– А как ты поедешь? Тебя ж не отпустят… Да и где в городе жить станешь? У вас там родственников вроде нет…

– Ну, можно и в гостинице… Да что об этом сейчас говорить, ближе к делу что-нибудь придумается! Или Никита что-нибудь придумает… Я ему верю, Оль… Он любит меня! Любит!

– Хм… Ты так это сейчас говоришь, будто сама себя убедить пытаешься.

– Нет! Нет, конечно! Еще чего! Просто я точно знаю, что любит! И я его люблю! Ты что, мне не веришь?

– Верю, верю всякому зверю… А ты не боишься, Насть? Ну, то есть… Я хочу сказать… Залететь не боишься? Помнишь, как Танька Васильева в восьмом классе залетела, какой переполох был…

– Да ну тебя, Оль… Вечно как скажешь, хоть стой, хоть падай… – легкомысленно произнесла Настя и даже хохотнула коротко, отводя глаза.

И сама вдруг услышала, какой испуганный и неловкий хохоток вышел. Совсем неуверенный. А в следующую секунду и холодок пробежал по спине, и мысли побежали в обратную сторону, напрягая память, и нехитрый расчет вдруг сам по себе выстроился в голове…

О боже! Как ей это раньше в голову не могло прийти? Ведь точно, задержка две недели уже… Какая же она идиотка, господи! Так влюбилась, совсем голову потеряла! Боже, как страшно-то… Что же теперь будет…

Рука с ножом дрогнула, и лезвие прошлось по фаланге большого пальца. Сильно прошлось, кровь широко брызнула на мелко нарезанную капусту, и Оля вскрикнула испуганно:

– Ой, да ты что! Как ты так, Настька! Погоди, не шевели рукой, я сейчас перебинтую… Надо еще йодом намазать, или зеленкой… Погоди, я быстро…

Пока Оля возилась с ее пальцем, Настя немного пришла в себя от испуга. То есть сумела ухватиться за спасительную надежду – может, и зря она паникует? Может, еще и нет ничего, просто задержка… Бывает же…

– Ты чего такая бледная, Настька, крови испугалась? – озабоченно спросила Оля, глянув ей в лицо. – Может, нашатыря дать?

– Нет, не надо нашатыря… Я и впрямь испугалась немного… А вдруг я… Вдруг я и правда залетела, Оль? У меня задержка две недели…

– Ой, Настька… Да ты что… – тихо залепетала Оля, прикрывая рот ладонями. – Да ты что, Настька, не дай бог… Мать же убьет тебя… И Никиту твоего в тюрьму посадит… Ты же это… Вроде как несовершеннолетняя…

– Ой, да может, еще и нет ничего, Оль? Может, просто задержка? Я же не знаю…

– Так надо точно узнать, Насть! Чего догадками мучиться?

– А как? Как я узнаю?

– Надо тест на беременность в аптеке купить…

– Оль… Ну ты сама подумай, что говоришь-то? Я пойду к маме в аптеку тест покупать? Да ты что?

– Ну да, ты права… Тогда давай я схожу и куплю…

– Еще не лучше, ага! Хочешь, чтобы моя мама твою маму насмерть перепугала? У нее ж не задержится, ты знаешь! Сразу доложит! А тебе потом оправдывайся!

– Ну да… И что тогда делать?

– Не знаю…

– Ой, Насть! Я придумала! А давай мою соседку Маринку попросим в аптеку сходить! Она замужем, она пойдет и купит тест… И твоя мама ничего не заподозрит…

– А вдруг она проболтается, что не себе его покупала?

– Да ты что? Маринка – кремень, ни за что не проболтается! Тем более я ее предупрежу! Ну что, сбегать к ней, попросить?

– Давай… Только у меня денег с собой нет… Скажи, что вечером деньги занесешь, ладно?

– Скажу, не проблема… Ладно, сиди тут, а я побежала… За овощами на сковородке пригляди, ладно?

Оля ушла, а Настя осталась сидеть, испуганно прислушиваясь к самой себе. Неужели… Неужели правда?!

Внутри ничего особенного не происходило. Ничего не было внутри, кроме поселившегося испуга. Овощи на сковородке начали скворчать недовольно, и пришлось встать с места, пройти к плите и повернуть кран, выключая газ. Скорей бы уж Оля пришла… А вот она и бежит между грядок, торопится…

– Настька, тебе повезло! – не успев отдышаться, с порога объявила Оля. – У Маринки аккурат запасной тест оказался, она мне его презентовала! Правда, расспрашивать принялась, что со мной да как… Еле-еле отбилась! Теперь Маринка подумает про меня бог знает чего… Ну да ладно! Переживу как-нибудь! Сейчас мы все выясним, Настька… Тут инструкция есть, смотри…

Через двадцать минут Настя сидела за столом, съежившись, глядела в кухонное окно распахнутыми от страха глазами. Оля стояла над ней, беспомощно сложив на груди руки. Обе молчали. А чего было говорить? Тут уж никакими словами не поможешь…

– Я беременна, Оль. Я беременна… Нет, я поверить не могу, Оль… Что теперь делать-то, а?

– Я не знаю, Насть… Наверное, надо родителям сказать.

– Родителям?! Да ты что? Они же мне только и толкуют о том, что если… Да не дай бог… Чтобы я себя помнила, что я… Что жаворонок может обжечь крылышки и упасть… Выходит, я уже упала, Оль, да? И насмерть разбилась?

– Насть… Какая ты все-таки… И впрямь, будто не на земле живешь, а под небесами летаешь! Ну почему сразу упала, сразу насмерть разбилась? Ты ведь даже с Никитой своим не поговорила, не сказала ему ничего! А может, он обрадуется такой новости? Ты же говоришь, он любит тебя!

– Да, любит…

– Ну так пойди и скажи ему!

– Так он же уехал… На три дня…

– Подумаешь, на три дня! Вот приедет, и скажешь!

– Да, я скажу… Могу и по телефону сказать, он скоро позвонить должен…

– Нет, Насть, по телефону не надо.

– Ты думаешь?

– Да, лучше дождись его. Чтобы глаза в глаза…

– Да, ты права, Оль. По телефону не надо…

Ей вдруг очень захотелось услышать голос Никиты. Просто услышать, и все. Чтобы ухватиться за его голос, вдохнуть его в себя, как спасительный воздух…

Достала из кармана платья телефон, кликнула номер Никиты. Он ответил сразу, только голос был едва слышен – перекрывал шум городской улицы.

– Да, малыш, слушаю… Что-то срочное? Мне сейчас трудно говорить…

– Нет, ничего, Никит… Просто я очень скучаю! Я твой голос услышать хотела…

– И я скучаю, малыш! Скоро приеду! Целую тебя! Все, пока…

Нажала на кнопку отбоя, сунула телефон обратно в карман. Ну вот, можно и дальше жить… Глотнула немного воздуха.

Оля спросила тихо:

– Ну что?

– Говорит, что скучает…

– Вот и хорошо, что скучает, Насть. Да все будет нормально, не переживай! Может, он обрадуется… И даже ругать тебя станет, что сомневалась в нем…

– А я и не сомневаюсь, Оль. Просто я испугалась немного… Нет, теперь уже не сомневаюсь! Он же любит меня, я знаю…

– Ну вот и хорошо. И вообще тебе отвлечься надо… Работай давай, нарезай овощи! А я буду банки стерилизовать… Так и время пройдет быстрее!

* * *

Приехал! Рано утром проснулась от нежного пиликанья телефона – сообщение пришло… И сразу поняла, что оно от Никиты. Наверное, решил не будить ее звонком.

Села на постели, быстро сцапала телефон, даже не смогла прочитать сразу. Буквы прыгали перед глазами, горло перехватило волнением. Наконец прочитала: «Я здесь, жду вечером на нашем месте». Ура, ура! Приехал! Ждет вечером! На нашем месте!

«Нашим местом» была старая скамья у озера, спрятавшаяся в кустах орешника. Ни с берега не видно, ни с дороги. И это хорошо, что не видно… Незачем подглядывать за чужой любовью, она только для двоих избранных предназначена! Для нее и для Никиты…

Спать больше не хотелось. Подскочила с постели, потянулась. Почувствовала, что никакого страха внутри нет – Никита же приехал… И она ему все сегодня расскажет… И вместе они будут думать, что делать дальше. И обязательно что-нибудь придумают. По другому – никак…

Оделась, умылась, вышла на кухню. Родители еще спят… Надо им завтрак приготовить, вот что. Занять надо себя чем-то, иначе кричащее внутри счастье просто разорвет на куски! Никита приехал! Приехал! Ура!

Вскоре мама вышла на кухню, подпоясывая на ходу халат, встала в дверях, проговорила удивленно и чуть насмешливо:

– Это что же такое у нас тут делается, люди добрые? Не иначе в эту ночь что-то в природе волшебное произошло? Звезды с неба упали, реки вспять потекли? Да чтобы наша доченька, наша соня-засоня раньше всех поднялась да на кухне хозяйничала? Да быть такого не может…