Целитель

Рыболовецкое судно чаще всего добывало рыбу у берегов Курильских островов, Сахалина, Камчатки и Японии. Это живописные места с потрясающими сопками и горами, со своей уникальной природой и особым климатом, и совершенно другим воздухом. Иной раз встанешь у борта и любуешься этой красотой, наполняясь вдохновением и невероятным ощущением чистоты и свежести.

На судне работал магазин, где торговля велась по своим правилам. Дело в том, что в восьмидесятых годах всё было в дефиците – найти одежду или косметику было трудно. Но в этом магазине можно было купить соки, печенье, сахар, разные консервы, сгущёнку, часто в лавку завозили японские товары, – это бывало, когда рыбачили у японских берегов. Тогда в магазине появлялись сервизы, покрывала, пледы и многие другие красивые качественные вещи, которые считались дефицитным товаром в России.

Деньги рабочим не выдавали, но если нужно было что—то в магазине, там записывали на счёт сотрудника и затем вычитали из его зарплаты. Заработанные деньги получали по возвращении во Владивосток, в кассе управления «Дальморепродукта».

Мы всегда дивились чистоте японских берегов. Когда база стояла у побережья Японии, где, в основном добывали скумбрию, все рыбаки любовались ухоженностью береговой линии. Всё было настолько чисто, аккуратно, даже японские суда выглядели как игрушечные – чистые, белые, ни пятнышка ржавчины. Конечно, на их фоне советские суда сильно проигрывали.

Японцы очень часто посещали российские рыболовецкие суда со своим визитом, – это была береговая охрана. Они привозили жвачки, календари, ручки. Им очень нравились наши судовой хлеб, сгущённое молоко, тушёнка и другие продукты, поэтому между сторонами происходил бартер.

В море тоже были прелести жизни. Спустя полгода пребывания на судне все очень сдружились и стали одной семьёй. Среди мужчин ко мне большой интерес начал проявлять старший помощник капитана, на судне его называли старпом. Звали старпома Владимир, ему было двадцать девять лет, он был очень интересным, весёлым и красивым человеком. Его тёмно—русые кудри спускались на лоб. Это был смуглолицый мужчина с крупными выразительными серо—зелёными глазами, небольшим прямым красивым носом. Его тонкие усы соединялись с чёрной бородкой, которая всегда была подстрижена коротко и аккуратно. Его улыбка покоряла всех женщин на судне. Он был настолько обаятелен, что не понравиться просто не мог.

Владимир всегда был весёлым, уважал юмор, рассказывал интересные, смешные истории и анекдоты, которые у него находились всегда к месту. Между тем он был вежлив и внимателен ко всем. Кто бы его о чём ни попросил, – он старался помочь всем. Володя очень хорошо разбирался в электрике и электронике, и с этими вопросами к нему обращались довольно часто.

Старпом нравился многим девушкам, многие хотели завоевать его сердце, но он не обращал особого внимания на женщин. Однажды, помню, был сильный шторм на море, до десяти баллов. По спикеру передали команду задраить все иллюминаторы. При таком шторме судно кидает из стороны в сторону, волны накрывают нос корабля, а люди ходят, держась за поручни, и подавляя признаки укачивания. Я же решила подняться на капитанский мостик, чтобы оттуда смотреть на гребни волны с высоты, – это было самое высокое и очень красивое панорамное место на судне. Володя, увидев меня, – а я в тот момент стояла любовалась разбушевавшимся штормом, – взял меня за руку и потянул внутрь. Он отругал, сказав, что это опасно. Но мне в тот момент было совсем не страшно, а наоборот интересно, как в природе рождаются такие огромные волны.

Владимир отвёл меня в безопасное место и стал рассказывать о всяких явлениях природы. В его арсенале были разные истории, которые ему приходилось видеть в море. А в море он стал ходить с того момента, как попал на службу в армию матросом, потом он закончил мореходное училище, затем работал на китобойце. Наш разговор затянулся, и мы не заметили, как пролетело несколько часов.

С тех пор его ухаживания стали явными, а наша симпатия друг к другу переросла в более тёплые и близкие отношения. Он был настолько позитивным, что проводить с ним время было одним удовольствием. Я ценила и принимала его заботу. С ним я чувствовала себя защищённой, ведь на судне было много «старших»? кому было и за 30, и за 40 лет. Эти женщины ревностно относились к молодым девушкам и старались всячески поддеть, как в армии. Поэтому я охотно принимала опеку и покровительство своего нового друга.

Меня больше никто не смел оскорбить или унизить. А ведь иной раз в меня и других девушек и корзину с рыбой кидали – так нас проучивали, показывали молодым своё место. В море есть свои устои, свои порядки, свои правила, например: если девушка встречается с одним мужчиной и расстаётся с ним, на этом судне ей уже ни с кем нельзя строить отношения.

Был такой случай на нашей плавбазе. Одна новенькая стала встречаться с матросом. У них не заладилось, они поссорились и расстались. Через какое—то время она решила построить отношения с другим парнем – механиком. Так матросы выбросили её за борт. Конечно, они сразу же кинули ей спасательный круг и вытащили, но урок получила она и все остальные.

Рыболовецкое судно – плавбаза, где работало более 250 человек, состояло из нескольких цехов: это разделочный цех, где поступающую рыбу рабочие разделывают, отделяют голову от тушки и чистят внутренности, затем очищенная часть попадает на конвейер, где её разрезают на куски и отправляют укладчикам. Те расфасовывают рыбу в баночки и проверяют вес каждой. В производстве не должно быть недовеса или перевеса, поэтому за расфасовкой тщательно следят. Дальше банки поступают в автоклав, где их обрабатывают, и готовые консервы укладывают в короба.

Другой цех, который был на судне, назывался икорным. Там перерабатывали ястыки – так называется икра в мешочке, то есть в плёнке. В таком виде она попадает на металлическую сетку, куда высыпают сразу несколько килограммов. Сетка называется грохота, таких грохот – три ряда. Каждая сетка расположена друг под другом. Икру начинают протирать руками на металлической сетке: икринки ссыпаются через три грохоты—сетки и попадают в корыто, а плёнка с ястыков остаётся на сетке.

Затем рабочие готовят тузлук – это очень холодная вода с определённой концентрацией соли. В большой чан с тузлуком опускается икра буквально на несколько минут. Рабочие помешивают её деревянной лопаткой, а затем плетёными корзинами с отверстиями зачерпывают тузлук с икрой и оставляют стекать на несколько часов. Затем икру высыпают на стеклянный стол с подсветкой и пинцетом выбирают плёночки, оставшиеся в ценном продукте. После этого икру расфасовывают по баночкам и закатывают. Так этот продукт обрабатывали в 80—х годах.

С начала путины в икорном цехе работала технолог Марина. В море она трудилась уже долго, но по семейным обстоятельствам ей пришлось списаться на берег. У меня единственной оказалось медицинское образование, поэтому я смогла её заменить. Володя перевёл меня из рабочей зоны в икорный цех, – так я стала технологом. Он часто приходил в цех, чтобы увидеться, поговорить со мной. А потом мы почти не разлучались и стали жить вместе в одной каюте.

Немного позже Владимир сделал мне предложение стать его женой. Я тоже питала к нему самые нежные чувства, он был нужен мне, но такого поворота событий я не ожидала. А как же быть с институтом? Я предложила Володе пока не спешить и просто встречаться, а решить всё по возвращении на берег.

Когда путина закончилась, Владимир предложил мне поехать на его родину, на Кавказ. Там жила его мама, он очень хотел познакомить нас. Вдруг на судно приходит телеграмма из управления «Дальморепродукт» о том, что плавбаза через несколько месяцев пойдёт на ремонт в Сингапур. Все очень воодушевились, но в Сингапур шёл не весь состав рабочих. К тому моменту мы с Владимиром уже планировали вместе сходить в Сингапур и списаться на берег, чтобы создать семью и сыграть свадьбу. Но мечта окончить институт меня тоже не покидала.

За границей у нас был шанс прилично заработать и привезти много нужных и полезных вещей для семьи, для будущего ребёнка. Там можно было купить то, чего в восьмидесятые годы невозможно было найти в СССР: красивую одежду, электронику.

А пока мы были в море на судне, жизнь шла своим чередом, – вечерами приходили друзья, шутили, играли в карты, рассказывали анекдоты и разные случаи из жизни. Кто—то приходил поделиться и посоветоваться со мной. Тогда я ещё не осознавала свой дар предвидения. Я считала совпадением то, что иногда мои пророчества сбывались. Часто всё совпадало, поэтому на судне меня в шутку, а, может быть, и нет прозвали «Ведунья», о чём я даже не подозревала, но всё тайное когда—нибудь становится явным. Так прошло и полгода. Вновь прибывшие уже успели привыкнуть к тяжёлому труду, а любовь и дружная семья помогали весело проводить свободные от работы часы.

Однажды на судне произошёл такой случай, – моряки выловили акулу, скорее всего, это была акула Катран. Этот вид акул не хищный и безопасный для человека, но их мясо съедобное. Акула была небольшая, всего метра два и весом килограммов пятнадцать. Ей вспороли брюхо, достали её печень, которая считается богатой витаминами. И двое рабочих—специалистов по автоклаву решили сделать себе консервы, – они пропустили печень через автоклав и съели по баночке. Наступил вечер. У этих товарищей поднялась температура под сорок, лица были красные, как помидоры. Судовой врач долго не мог понять, что произошло, пока больные не сознались. Переполох на судне был немалый, но всё обошлось. Акулу выпустили в море, и она несколько часов плавала без своих внутренностей, глотая то, что торчало из её собственного брюха.

Море я переносила легко. Меня не укачивали ни качки, ни шторма. Но вдруг я почувствовала, что происходит что—то несвойственное мне: стало тошнить при полном штиле на воде, что ни съем – организм отказывается воспринимать. Я поняла, что беременна. «Что делать?» – думала я. Когда я рассказала об этом Владимиру, он очень обрадовался и сказал: «Ничего, ты поедешь рожать, а я схожу на ремонт и приеду к вам насовсем, спишусь с моря». Такой расклад меня никак не устраивал, от переживаний за два месяца я похудела и весила едва ли сорок пять килограммов.

На больших плавбазах, где работает больше народа, есть врачи, которые помогают в таких случаях избавиться от нежелательной беременности. При всём этом я так страдала от токсикоза, что работать было просто не под силу. Недалеко от нашей плавбазы стояла другая – большое судно. И я, пользуясь случаем, попросила переправить меня на плавбазу «Уборевич», где работала моя подруга Вера. Когда я оказалась там и встретилась с Верой, мы были несказанно рады видеть друг друга. Я поделилась с ней своим секретом, и она решила помочь, – Вера сразу поняла, что меня нужно показать доктору.

Володя спохватился, когда не нашёл меня на судне, и сразу же отправился за мной. Он боялся за моё здоровье и за того малыша, которого я теперь носила под сердцем. Он переживал, что я могу сделать что—то неправильное. Он нашёл меня в кабинете врача. Доктор, осмотрев, посоветовал списаться на берег, иначе выносить ребёнка было невозможно.

Каждый день на плавбазе становился всё труднее и труднее, но не работать на судне было нельзя, так как технолог должен быть постоянно в цеху, пока идёт икра. Однажды подошёл сухогруз, – он должен был перегрузить на наше судно баночки под консервы. Я же тогда мечтала лишь об одном – съесть красный помидор. Заметив боцмана на сухогрузе, спросила его – нет ли ни у кого хоть одного красного помидора. Он ответил, что есть не красный, а жёлтый, и принёс мне две штуки в обмен на банку икры. Вознаграждение было хорошим.

Я жадно взяла передачку и побежала в каюту, держа в руках два жёлтых помидора. Тут же помыла и съела их, но ни один не прижился. Пребывание в море стало для меня настолько тяжёлым, что каждый день казался испытанием. Я таяла с каждым днём и считала дни, когда спишусь на берег. Мысли об институте остались в прошлом.

Через месяц пришёл приказ о списании. Володя уговорил меня поехать рожать к его маме в город Владикавказ, а по возвращении судна из Сингапура он должен был приехать ко мне, где я бы ждала его с ребёнком. Вернувшись на берег во Владивосток, я несколько месяцев ждала декретного отпуска, а потом полетела в город Орджоникидзе к своей будущей свекрови.

Меня встретила Татьяна Самсоновна – так звали Володину маму, приветливо, заботливо, как, впрочем, и должно было быть. Всё вроде бы шло хорошо, особой заботы от свекрови я не замечала, но и плохого не было, – мы все готовились к рождению ребёнка. Связи с Владимиром не было, с ним мы общались лишь редкими телеграммами.

Испытание судьбы

Я родила сына и назвала его Эдуардом. Это имя мне нравится, потому что оно говорит о сильном и твёрдом характере человека, по крайней мере, мне так кажется. Через два месяца после рождения ребёнка с ремонта из Сингапура вернулся и Владимир. Он рассчитался с «Дальморепродуктом» во Владивостоке и оставил море ради нас с сыном.

Встреча Володи была для меня настоящим праздником, наполненным радостью! Всё было прекрасно! Мы зарегистрировали свои отношения, отметив это событие небольшим торжеством в кругу родственников и Володиных друзей. Бóльшего счастья, казалось, и быть не может, – рядом со мной был любимый человек и любимый ребёнок.

Владимир так обрадовался появлению сына, что не отходил от малыша ни на минуту. Сынок много спал и редко давал о себе знать, потому что родился маленьким, – всего два килограмма восемьсот граммов, белокожий и светловолосый с голубыми глазками, с тонкими чертами лица. Глядя на него, все думали, что это девочка. А отцу всё хотелось растормошить маленького сынишку, чтобы поиграть с ним, поэтому он брал его на руки и ходил с крохой по дому. Супруг был внимательным, заботливым, хорошим примерным мужем и любящим папой.

Идеальную семейную жизнь мы разделили с матерью Владимира – жить нам пришлось в однокомнатной квартире вместе с ней. Сначала всё было хорошо, но через какое—то время с её стороны стала проявляться какая—то ревность к собственному сыну. И день за днём неприязнь росла, как снежный ком, пока не превратилась в открытую ненависть и агрессию. Свекровь всё чаще стала открыто раздражаться, скверно высказываясь о совместном проживании в её квартире. Всегда, когда она видела, что Володя проводит время со мной и с ребёнком, она выдумывала для него разные задания: то на рынок отправит, то вынести мусорное ведро надо, то в магазин пошлёт – поводов выслать его из дома она находила множество. Всё это было для того, чтобы мы не проводили время вместе и не обсуждали какие—то семейные дела.

Дальше – больше. Свекровь начала проявлять раздражение: она, не стесняясь, кричала и обзывала, с каждым днём один конфликт накладывался на другой, в конце концов, совместное проживание стало невозможным. Я несколько раз просила мужа уйти на съёмное жильё и оставить его маму, чтобы она не вымещала на нас злобу. Я лишь хотела, чтобы она жила спокойно в своём доме, чтобы мы не раздражали её, чтобы в моей семье не было этого негатива.

Время летело быстро – сынишке пошёл второй годик. Отец безумно любил его, постоянно играл и занимался с сыном, уделяя ему максимум своего внимания. Ко мне он тоже относился с пониманием и просил не реагировать на эмоции матери, поскольку сам этому не придавал особого значения. Мой муж просто жил счастливой семейной жизнью. Я же понимала, что жить совместно больше нельзя. Но и купить или получить жильё от исполкома было невозможно: в то время такие желающие, как мы, выстраивались в очередь, – люди ждали годами, чтобы обзавестись своей квартирой. А снять жильё было ой как нелегко.

Вскоре Владимир устроился работать в военный городок, где ему обещали помочь решить жилищный вопрос. Мечта о том, что когда—то появится свой угол, всех нас окрыляла, придавала сил. Мы все терпели, ждали и надеялись, что взаимоотношения скоро наладятся.

Я снова забеременела. Узнав об этом, не сказав ничего мужу, я самостоятельно приняла решение сделать аборт. Обстановка в семье была очень напряжённой, рожать ребёнка в таких условиях я просто побоялась. Когда Володя ушёл на работу, я оставила сына с родственницей, а сама поехала в больницу.

После введения наркоза наступила клиническая смерть, которая длилась несколько минут. Помню, как летела, свернувшись зародышем, с невероятной скоростью по огненной трубе. Языки пламени окружали меня, вокруг стоял ужасный гул, настолько сильный, что закладывало уши. Мне хотелось только одного – чтобы этот звук прекратился как можно быстрее. В конце трубы я увидела ослепляющий белый словно «манящий» свет, который в какой—то момент стал центром моего внимания: он притягивал меня, – настолько он был тёплым, любящим и нежным. Мне этот свет казался приятным и магическим. Я помню, что хотелось как можно скорее приблизиться к нему и ощутить покой и благодать.

Чем больше я приближалась к светящейся точке, тем стремительней она разрасталась и превращалась в облако, погружаясь в которое, я ощущала неописуемое чувство лёгкости и счастья. Этот «Свет!» – он другой, не тот, что на Земле! Затем я стала видеть всё вокруг и понимать, что происходит. Я увидела своё тело: оно безжизненно лежало, а над ним в изголовье стояло три человека в белых халатах…

Возвращаться и снова входить в своё тело совсем не хотелось, оно казалось мне чем—то омерзительным. В одно мгновение всё резко прекратилось, и где—то далеко я услышала голоса. Было непонятно, о чём они говорят. Постепенно голоса стали всё ближе, я начала слышать всё более отчётливо разговор, голоса словно наслаивались друг на друга, и в итоге я услышала чёткую речь.

Когда я открыла глаза, врач и две медсестры били меня изо всех сил по щекам: «О боже, как же ты нас напугала», – дрожащим голосом сказала та медсестра, которая ближе всех была в изголовье, и я заметила слезу, блестящую на её щеке. Было видно, что я заставила медиков сильно понервничать. Даже сейчас рассказывая свою историю, я ещё раз пережила это незабываемое состояние.

Даже представить страшно, что произошло со мной тогда, ведь я могла больше никогда не увидеть своего сына и мужа. Но в тот момент ещё не время было мне покинуть земной мир. Слегка приоткрывая завесу, скажу, что меня ждали большие испытания, я нужна была людям, и мне нужно было исполнить свою миссию на Земле…

Люди редко задумываются над тем, что будет с ними потом. Но увидев, что там, за гранью, стоя на пороге жизни и смерти, поневоле задумываешься «ещё одно мгновение, и тебя бы уже не было на Земле». Знакомство с этим пограничным состоянием навсегда меняет человека и учит его ценить жизнь, ведь каждое её мгновение бесценно.

Прикоснувшись к смерти лишь на секунду, ты понимаешь, что не так страшно перейти в другое состояние. Едва лишь покинув собственное тело, возвращаться в него совершенно не хочется. Всё равно что снова влезть в некомфортную одежду. Испытав это состояние на себе, могу с уверенностью сказать: без физического тела намного комфортней, чем в нём. Пребывание вне физического тела дарит какую—то лёгкость и свободу.

Когда я пришла в себя, не сразу осознала, что произошло. Я пробыла некоторое время в клинике, а затем настояла на выписке, понимая, что муж будет волноваться и интересоваться, где я и почему меня нет дома. Мне пришлось во всём признаться супругу. Он был в ярости, – почему я с ним не посоветовалась, и мы не приняли решение вместе. Оказалось, что он очень хотел второго ребёнка. Как я ни старалась убедить мужа в том, что для второго ребёнка ещё не время, он не хотел ничего слушать, настаивал на своём и убеждал меня, что всё было бы хорошо.

Его доводы были весьма разумны: «Дети будут расти вместе, им будет интересно друг с другом, потому что разница в возрасте невелика, мы скоро получим квартиру…». Муж всеми силами уговаривал меня на второго ребёнка. Он описывал мне, какую радость принесут нам малыши, и как мы будем дарить им любовь, внимание и заботу. С этими светлыми мыслями я снова забеременела, а Владимир, узнав об этом, проявил много внимания и заботы: старался оберегать меня и жалеть. Он пытался избегать семейных споров с матерью, но они были неизбежны. Наш жилищный вопрос никак не решался, обещания выделить нам квартиру не исполнялись, и накалённую обстановку еле сдерживали надежда и вера в скорейшее разрешение проблемы.

Сынишка наш подрастал и уже начал ходить. Все уделяли ему внимание, играли и развлекали его, ведь он был такой миленький и забавный, впрочем, как и все дети. Срок стал выдавать моё положение, и свекровь узнала про беременность – разразился скандал. Она настаивала на том, чтобы я избавилась от ребёнка, и её не смущал большой срок. Пойти на такой шаг я не могла, поэтому мне ничего не оставалось, как ответить ей: «Я уже сделала один грех – детоубийство, и второй раз делать этого не буду». Свекрови моё решение не понравилось, и она стала угрожать мне, что я буду одна воспитывать двоих детей. Долго ждать не пришлось. Тяжёлые дни принесла мне судьба.

Муж резко стал чужим. С каждым днём его отношение ко мне менялось не в лучшую сторону: он стал холоден, приходил домой поздно, а потом и вовсе перестал появляться, пропадая неизвестно где. Вскоре и свекровь перестала приходить домой, в свою собственную квартиру. Однажды я узнала, что она с сыном сняла частное жильё и теперь они живут вдвоём. Они оставили меня в однокомнатной квартире с маленьким сыном в ожидании появления на свет второго ребёнка.

Однажды Володя вернулся, чтобы забрать какие—то вещи, и я решила поговорить с мужем о нашей дальнейшей жизни, о том, какие у него планы на будущее и как нам быть дальше. Тогда он рассказал, что, когда ехал в поезде дальнего следования из Владивостока в Москву, его попутчицей была цыганка, которая предсказала ему ещё один брак. Так Владимир подвёл черту под нашими с ним отношениями. Услышав это, я обомлела и лишь произнесла: «Но больше месяца ты с ней не проживёшь!». И вновь в изумлении подумала: «Что за чушь!? Кто же всего месяц с женой живёт? Почему именно эти слова вырвались из моих уст, я же даже не думала об этом».

В голове никак не укладывалось, как из заботливого любящего мужа и отца за столь короткое время Володя превратился в безразличного, эгоистичного и злого человека. Что произошло? Словно мир перевернулся. Всё для меня потемнело вокруг, жизнь остановилась. Ночи напролёт я плакала, – горечь предательства и одиночество переполняли душу. Я была в чужом городе, и рядом не было близких и друзей, способных поддержать в непростой ситуации, самостоятельно решить которую было практически невозможно неопытной юной девушке.

Ребёнок, которого я носила под сердцем, становился для меня всё любимей и родней, ведь только он сочувствовал мне, всё понимая и переживая вместе со мной трагедию. Я сконцентрировала всю свою любовь на детях, и от этого становилось морально легче. Но жить при этом было всё равно было сложно, поскольку на моих плечах была забота о двухлетнем сынишке.

И всё же небеса не оставили молодую маму без земных покровителей. У свекрови Татьяны был родной брат Иван, а его жену звали Ниной. Зная несправедливость Татьяны, Нина прониклась моим горем и пожалела меня всей душой. Она пыталась поговорить с сестрой своего мужа и моей свекровью, убеждая её, что нельзя в таком положении оставлять сноху с внуками, ведь в них текла и её кровь. На это Татьяна лишь отвечала: «Она сама выбрала такую жизнь, вот пусть и мучается».

У Нины была очень набожная мама, звали её Александра. Женщина жила вместе с дочерью и её семьёй. Уже тогда очень доброй и справедливой бабушке было восемьдесят три года. Отношение Татьяны ко мне ей тоже не нравилось, и бабушка Александра стала помогать, чем могла. Она приносила еду, которую готовили в её доме, чтобы я поела. Женщина переживала за то, выношу ли я ребёнка, ведь во мне тогда было всего сорок шесть килограммов. Из—за проблем я просто не могла набрать вес, а это было просто необходимо во время беременности.

Моя история шокировала окружающих потому, что на Кавказе из поколения в поколение глубоко чтят традиции семьи и брака, особенно важно для этих людей отношение к своему потомству, к детям. Не говоря уже о почитании и уважении к старшему. Уже сейчас, по прошествии многих лет, я далека от этой ситуации, и всё равно не могу понять, как мне хватало сил и духа достойно переносить всё происходящее, и при этом не озлобиться на людей, а, напротив, полюбить их и помогать им. Мне всегда хотелось оградить их от тех мук ада, которые довелось пережить мне самой.

У меня было одно желание – съехать с квартиры свекрови. И баба Шура иногда сидела с моим маленьким сынишкой, пока я ездила решать жилищные вопросы. Александра была человеком верующим, часто ходила в храм и, несмотря на преклонный возраст, всю службу стояла до конца. Встанет в уголок и стоит, наклонив голову, читая про себя молитвы. Она считала, что стоять на ногах – значит, что—то жертвовать Всевышнему.