Полная версия
Мой секси босс
– Ой! Подождите, пожалуйста! Это мой этаж! – спохватилась она, когда осталась в лифте с двумя женщинами с десятого этажа, даже не заметив, как вышел Вадим.
– Ну что ж вы, девушка, спите еще? – недовольно поджала губы одна из дам, пропуская ее на выход.
– Молодежь, что с них взять, – понеслось ей в спину, сказанное вдогонку.
Можно подумать! Как будто с ними такого не случается. Ну замечталась о несбыточном, так что. С кем не бывает. Вздохнув, Мила позволила себе лишь мимолетный взгляд налево, где находился кабинет коммерческого директора, чтоб еще раз увидеть знакомый силуэт, и побежала направо – в свой конструкторский отдел.
– Синицына, ты на часы смотрела? – такими словами встретил ее Виталий Викторович – начальник конструкторского отдела, которому никогда по утрам не сиделось в своем кабинете. Любил он именно в это время распекать подчиненных, чем и был занят в настоящий момент.
Что тут ответишь? Ничего. Хоть и всего на пару минут, но Мила опоздала. Отработкой или штрафом ей это не грозило, потому как на проходной отметилась вовремя, но стыдно было, отчего она сразу же покраснела. Дурацкая привычка – краснеть по поводу и без! С детства преследует ее и избавиться не получается.
– Иди работай, Синицына, – в сердцах проговорил начальник и махнул на нее рукой.
Просить дважды не пришлось – уже через секунду Мила скрылась в своем закутке и прижала ладони к щекам, чтобы остудить в них пожар. Стыдно! Стыдно опаздывать и получать прилюдный выговор. И больше она себе такого не позволит.
Пока раздевалась, Мила оценивала обстановку на своем рабочем столе, который каждый вечер приводила в порядок, убирая все лишнее, оставляя практически пустым. Сейчас на нем уже лежало несколько бумаг, а это значило, что день задался насыщенным с самого утра. Кому-то нужно было пояснительную записку перепечатать набело, для кого-то подготовить письмо и отпечатать его на фирменном бланке, спецификации опять же были на ней, в общем, скучать не приходилось. Но Миле нравилась такая работа. Она сразу полюбила настроение суеты, которое почти все время царило в их отделе. В огромной комнате трудилось сразу двадцать конструкторов. Двадцать первой была она. Ее должность в трудовой так и называлась: «Помощник конструктора». По-простому говоря, на все руки от скуки. Только вот скучать не приходилось. Обычно Мила не замечала, как пролетал рабочий день. Порой даже у обеда приходилось уворовывать время. Но ее все устраивало, разве что кроме маленькой зарплаты. Но тут уж ничего не поделаешь – оклад согласно штатному расписанию.
– Привет, синица! – заглянул к ней Вова – младший конструктор, с неизменной улыбкой на губах. Это он ее первый прозвал синицей, и прозвище к ней приклеилось намертво. – Кофе?
– Если не трудно, – улыбнулась она ему. Кофе хотелось ужасно, а сама бы она не рискнула за ним сходить, когда рабочий день начался. Обычно она специально приходила на десять минут раньше, чтоб успеть себе приготовить бодрящего напитка, с которого и начинала рабочий день.
– Вуаля! – тут же перед ней появилась чашка, источающая божественный аромат. Как же Мила любила кофе!
– Вовка, ты волшебник! – расплылась она в довольной улыбке.
– Просто я знаю, как угодить самой красивой девушке в отделе, – не остался он в долгу.
Комплимент смутил, но виду Мила не подала, разве что противные щеки снова заалели.
Вова Зайцев – симпатичный парень, любимец всей женской половины отдела. Они как-то сразу сдружились, чуть ли не с первого дня. Именно он вводил Милу в курс дела и знакомил со всеми. Вроде как получилось, что он ее взял под свою опеку. А со временем их дружба только крепла. Конечно, многие считали, что он имеет на нее виды, далекие от дружеских, и эти слухи периодически доходили до Милы, но сама она так не думала. И поводов так думать Вова не давал, разве что иногда смущал комплиментами, как сейчас вот. Зато у него были ответы на любые вопросы. Если Мила чего-то не понимала в работе, то точно знала, к кому обращаться за помощью. А еще он все и про всех всегда знал. И после этого верь, что сплетницами могут быть только женщины. Имеющейся информацией Вова очень любил делиться, разве что делал это не злостно, а в своей весело-добродушной манере. Вот и сейчас он доверительно сообщил Миле:
– Говорят, шеф сегодня не в духе. Машка рыдала в туалете – получила от него нагоняй с утра пораньше.
– Ты-то откуда знаешь? – рассмеялась Мила. Ему неизменно удавалось поднять ей настроение.
– Так девчонки рассказали, – пожал он плечами. – По мне, так правильно. Как он вообще так долго терпит рядом с собой такую ходячую глупость?
Маша – секретарь Вадима. Кукла Барби, как ее называли на фирме. Ну да, Мила тоже считала девушку слегка глуповатой, но раз та занимает такую почетную должность, как секретарь самого коммерческого директора, значит, справляется. А вот Вове Маша не нравилась. Изредка он позволял себе в ее адрес далеко не лестные комплименты, оправдывая себя тем, что в женщинах ценит, прежде всего, ум.
– Да и бог с ней, с этой Машкой. Поревет и перестанет, может поумнеет, – скривился он. – Ты лучше скажи, на корпоратив идти собираешься?
Головная боль последней недели – предстоящий корпоратив, посвященный восьмому марта. Выходной выпадал на среду, а банкет устраивали во вторник вечером, да еще и в ресторане. Мила до сих пор не решила, пойдет ли. С одной стороны, ей ужасно хотелось подсмотреть за Вадимом в неформальной обстановке. С другой – идти на празднование было не в чем, а покупать обновку – не на что. Потому и пребывала до сих пор в раздумьях. Но пойти хотелось очень. Она и так пропустила новогодний корпоратив.
– Не знаю, Вов, – честно призналась она.
– Ой, вот давай только без «не знаю»! – возмутился он. – Надо пойти, – наставительно добавил. – Должны же мы с тобой напиться, в конце-то концов.
– Да я и не пью, – вновь рассмеялась Мила.
– Со мной все пьют, – подмигнул он и встал со стула. – Ладно, пора приступать к работе, – широко зевнул, – а то от ВВ опять выговор получу.
ВВ – прозвище Виталия Викторовича. Опять же, родилось оно из Вовкиных уст. Вот же выдумщик! Но парень отличный.
Как пролетело время до обеда, Мила даже не заметила. Зато, вроде со всеми заданиями разобралась. Правда обычно к тому моменту, как она возвращалась из столовой, на ее столе скапливались новые документы.
Стоило только подумать, что сегодня работа у нее больше сидячая, чем бегающая по этажу, как к ней заглянул ВВ и бросил на стол три толстых письма.
– Отправь, Синицына. Сегодня последний срок.
Как обычно. К таким поручениям Мила уже привыкла. Сроки по отправке корреспонденции горели тут всегда. Все делалось в последний день. И угадайте, на кого ложилась главная ответственность за срыв? Правильно – на нее. Это она в конце рабочего дня вынуждена была идти не домой, а на почту России, чтобы толкаться в очереди и выслушивать недовольство пенсионеров.
– Хорошо, – только и кивнула Мила. Поручения начальства не обсуждаются и не критикуются.
– Можешь уйти… – ВВ посмотрел на часы, окинул взглядом ее стол, затем для чего-то перевел его на Милу и выдал: – на полчаса раньше, – кивнул сам себе и удалился.
Так и получилось, что в половине пятого она отправилась на ближайшее отделение почты, на этот раз не надеясь прийти в сад за Ленкой даже к шести.
С почты она выходила без пятнадцати шесть – злая, уставшая и жутко голодная. Одно успокаивало, что поручение начальства выполнила. Только вот, нужно было мчаться сломя голову в детский сад, потом готовить что-нибудь на скорую руку на ужин, а в половине восьмого ее уже ждала встреча в кафе с закадычной, а точнее, с бывшей закадычной подругой.
Еще вчера была зима, а сегодня все резко решило начать таить. Горы снега по обочинам проезжей части сползали в грязные лужи, заливали дорогу. Утренний морозец за день сменился промозглой слякотью и пронизывающим ветром. Мила совершенно окоченела на остановке даже в толстом пуховике, пока дожидалась автобуса. И когда на горизонте показался нужный, случилось то, от чего она едва не разрыдалась прилюдно. Серебристая иномарка на полной скорости промчалась по ближайшей к ней луже, окатывая ее с головы до ног ледяной и грязной водой.
Как же стыдно, холодно и противно! И взгляды всех на остановке прикованы к ней. Мало кто смотрел с сочувствием, больше – с нездоровым интересом и затаенной радостью, что на ее месте не они. Мила же боролась со слезами и жалостью к себе. В чем она завтра пойдет на работу, если пуховик теперь нужно стирать, и до завтра он вряд ли высохнет? И как же ей было жалко свою замшевую сумочку, деньги на которую она откладывала с четырех зарплат! Как теперь сводить эти темные кляксы со светлой материи? Правильно мама сказала, что такая роскошь не для русской зимы и тех, кто добирается на работу в общественном транспорте.
За всеми этими горестными мыслями Мила едва не прозевала свой автобус. Уже втискиваясь последней в закрывающиеся двери и практически вися на подножке, она бросила взгляд в сторону светофора и заметила ту самую иномарку, дожидающуюся зеленого сигнала, чтоб промчаться еще по какой-нибудь луже и окатить еще одну такую же дуреху. Как-то машинально в память врезался номер машины «М 777 ММ». Хотя, такой трудно было не запомнить.
К детскому саду Мила подходила злая, как цепная собака, и голодная, как подвальная крыса. К тому же, она умудрилась промочить ноги, шлепая по лужам, когда не было возможности их обойти. Картина замерзшей сестренки и равнодушно взирающей на ту воспитательницы уже даже не удивила. Зато это явилось последней каплей в личной чаше терпения на сегодня.
– Клавдия Ивановна, у вас дети есть? – спросила Мила, прижимая к себе Лену в попытке хоть как-то обогреть.
– У меня, Миленочка, уже трое внуков, – расплылась разукрашенная не по-педагогически ярко престарелая матрона. – Ванечка, Петечка…
– А в сад они ходят? – наглым образом перебила ту Мила.
– Младшенький… ходит, – уже с меньшим энтузиазмом ответила воспитательница, и в глазах ее постепенно разгорался страх.
– А его тоже до последнего держат на улице? Часто потом ваша дочь или, может, сын лечат его от кашля и соплей, не имея возможности оставить дома, вынужденные и на следующий день вести в сад? Или вы не знаете, потому что и к собственным внукам относитесь так же, как к детям, с которыми работаете?!
Мила чеканила слова, как командир роты на плацу, повышая голос все сильнее. Она боролась с желанием схватить эту противную тетку за грудки и встряхнуть как следует. А потом трясти так долго, пока та не поймет, что детей нужно любить, а не просто терпеть рядом и получать за это деньги.
– Я не понимаю…
– Все вы понимаете, – злость спала как-то разом и накатила усталость. Захотелось в тепло, подальше от этой сырости. – Клавдия Ивановна, давайте договоримся, если я еще раз увижу Лену в холодную погоду, замерзшую на улице, я пожалуюсь на вас заведующей. Не просто пожалуюсь, а напишу официальное заявление с просьбой принять меры.
Больше она тратить время, которого и так было в обрез, на угрозы или пустые разговоры не собиралась. Кажется, у нее получилось напугать эту гусыню. По крайней мере, выглядела та именно так, когда они с Леной покидали участок.
Дома Милу поджидал очередной сюрприз. Не успели они с Леной переступить порог, как с кухни выскочил Сашка.
– Тсс, – прижал он к губам палец. – Мама дома и она не в духе.
Неужто брательник моет посуду? И это в ее смену! Уму не постижимо! И почему мама дома так рано? Ох, что-то разволновалась она не на шутку. Оставив сестру на попечение Сашки, Мила поспешила в комнату. Маму она застала сидящей на диване в расслабленной позе и с закрытыми глазами.
– Мам, – осторожно приблизилась к ней Мила, сначала решив, что та спит. А когда мама открыла глаза и улыбнулась, от сердца немного отлегло. – Все нормально? – опустила Мила рядом на диван.
– Знаешь, доча, устала я что-то, – голос мамы прозвучал глухо, и Мила снова испугалась.
– Мам, как ты себя чувствуешь? – всполошилась она и потрогала морщинистый лоб. Температуры вроде нет, но все равно она какая-то бледная.
– Нормально, – взяла та руку Милы в свои. – Просто устала…
Мама работала санитаркой в поликлинике. Заканчивала в три, а потом еще отправлялась готовить, но не домой, а в чужие семьи, за дополнительную плату. Таких семей у нее было четыре. Чета Шведовых (родители Вики) были одной из таких семей, которые могли себе позволить платить приходящим домработнице и кухарке, и ни на что в быту не были способны сами. Мила их знала с детства и всегда считала немного странными, не от мира сего. Он – какой-то там профессор, она – пианистка. Вроде и живут вместе, даже вон Вику родили, но на самом деле – каждый варится в своем соку. Уже неоднократно Мила просила маму не заниматься подработкой, видя как та устает. Но до сих пор та оставалась непреклонной. И сегодня Мила решила подвести окончательную черту.
– Так все! Хватит батрачить на всяких дядь и теть! – вскочила она с дивана и принялась мерить шагами комнату. – Я работаю. И мы не последний кусок доедаем. Пора подумать и о себе, мам.
Та наблюдала за дочерью с улыбкой и, кажется, даже не собиралась спорить.
– Мам, – взмолилась Мила, – скажи, что ты согласна!
– Согласна, доченька, согласна, – кивнула та и даже выдохнула с облегчением. – Да и тебе полегче станет.
– Речь не обо мне…
– Да знаю я, – махнула рукой мама. – В этом ты вся в меня – себя не щадишь. Сегодня позвоню всем и уволюсь.
– Вот и замечательно! – захлопала Мила в ладоши. – Ладно, ты отдыхай, а я пойду по-быстрому что-нибудь на ужин сварганю. И мам, вечером мы договорились встретиться с Викой. Ты не против?
– А чего это я должна быть против? И чего это ты ей понадобилась через столько лет? – сварливо добавила, на что Мила только и могла, что пожать плечами. – Знаешь что, я сама сегодня приготовлю ужин, – встрепенулась мама. – Когда принимаешь правильное решение, сразу становится легче. Иди, собирайся…
Времени до встречи как раз хватило на то, чтобы выстирать пуховик и затереть пятна на сумке. Конечно, как прежде она теперь не будет, но вроде хоть грязи не видно.
Кафе это они с Викой облюбовали еще в школьные времена. Раньше это было кафе-мороженное, сейчас там подавали еще и горячие закуски. Внешне заведение тоже изменилось – осовременилось, обзавелось тонированными стеклами и неоновой подсветкой. Но все равно, оно оставалось любимым с детства, хоть Мила уже года три точно тут не бывала.
Вику она не сразу узнала. Сначала, обведя взглядом слабо освещенный зал, решила, что подруга запаздывает, а потом услышала знакомый голос:
– Милка! – и увидела машущую из-за спинки дивана руку.
Вика изменилась почти до неузнаваемости. Даже на улице Мила могла бы пройти мимо этой красивой и богато одетой молодой женщины, не узнав в ней бывшую подругу. Раньше у нее была короткая стрижка и волосы чернее воронова крыла. А сейчас мелированные локоны красиво спадали на плечи, искусно подкрашенные глаза мерцали на ухоженном лице. Только вот грусть в них была такая неподдельная, что вызвала мгновенный испуг. Раньше в этих глазах плясали чертики.
– Ты совсем не изменилась, – улыбнулась Вика и подозвала официантку. – Выпьешь? – посмотрела она на Милу.
– Я не пью.
– А я, пожалуй, выпью. Мартини, двести грамм, пожалуйста. И… кофе? – вновь посмотрела она на Милу.
– Нет, маленький чайник зеленого чая, пожалуйста, – кофе она обпилась на работе.
Официантка ушла выполнять заказ, и за столом повисло молчание. Мила не знала, о чем можно поговорить после стольких лет. По сути, они с Викой стали чужими друг другу людьми.
– Знаешь, – первой заговорила Вика, пока Мила лихорадочно придумывала тему, – я ведь вернулась с того света, – она невесело усмехнулась, а Мила так и вовсе вытаращила глаза, сразу же потеряв дар речи. – Удивлена?
– Нет. Напугана. А как?.. Почему?..
– Когда жизнь висит на волоске, и ты больше там, чем тут, начинается переоценка, – продолжила Вика говорить ровным голосом, не глядя на Милу. Сейчас подруга еще меньше была похожу на ту, что она когда-то знала. Перед ней сидела совершенно посторонняя женщина – внешне молодая, а в душе древняя как мамонт. – Меня чудом спасли, и три дня я пробыла в коме. И знаешь, что мне снилось? – пытливо посмотрела она на Милу покрасневшими глазами, словно собиралась заплакать. От вида чужого горя (а в том, что Вика пережила что-то серьезное, Мила не сомневалась) по коже побежал мороз. – Ты, – улыбнулась она. – Наше с тобой детство. И благодаря этим снам я решила продолжать жить во что бы то ни стало.
– Вик, но что случилось?! Почему тебя… спасали?
История, что рассказала ей подруга, на первый взгляд была стара, как мир. Трагичная до ужаса, но не редкая. Вика встречалась с парнем, и они собирались пожениться. А потом он заболел и умер. Как ни пыталась уговорить себя, жить без любимого было так трудно, что и Вика решила последовать за ним. Наглоталась таблеток, и у нее почти получилось. Но то ли врачи оказались такими хорошими, то ли время ее еще не пришло, но ее откачали.
Только вот историй любви нет похожих друг на друга – это Мила точно знала. Вика любила. Любила так, как, возможно, больше никогда и никого не полюбит. И теперь ее сердце разбито, а она пытается выкарабкаться всеми силами, даже не имея желания жить дальше. Глядя на красивое и грустное лицо подруги, Мила боролась со слезами. И это была не жалость и даже не сострадание, а ужас от той несправедливости, что подкараулила счастье этих двоих и коварно его разрушила.
– Я не смогла жить там, где все о нем напоминает. Вернулась к родителям.
– Да, я знаю. Мама рассказала.
– Мил, ты простишь меня за то, что пропала? – с мольбой в глазах посмотрела на нее подруга. – Ты мне так нужна сейчас.
– Вик, в том, что мы не общались, виновата не только ты, но и я.
Так и есть. Когда жизнь Вики пошла вверх, Мила словно самоустранилась. Никогда не была завистливой, но социальное неравенство чувствовала всегда. Старалась общаться с равными себе. Только вот, права ли она? И так ли это все важно в жизни?
– Ладно, – хлопнула Вика ладошкой по столу, допила мартини и заказала себе добавки. – Теперь ты расскажи, что нового у тебя.
Мила и сама не поняла, каким образом выдала подруге все как на духу. Особенно про Вадима! Ведь о нем никто даже не догадывался! И теперь она сидела и хлопала глазами, глядя на Вику и ожидая ее вердикта.
– На что ты готова, чтобы заполучить его? – без тени улыбки посмотрела на нее подруга.
– Не знаю…
– Мила! – прикрикнула Вика, привлекая к ним внимание. – Спрашиваю еще раз – на что ты готова пойти?
– На все, кроме подлости, – выпалила она и сама испугалась. Она и на все? Не иначе, как она спятила! Да она же даже смотреть на него лишний раз боялась.
– Угу, – кивнула Вика. – И во вторник у вас корпоратив?
– Да.
– Значит, завтра устраиваем шопинг и превращаем тебя в красотку.
– У меня нет денег на…
– У меня есть, и они мне не нужны! – нахмурилась Вика. – Не можешь взять просто так, считай, что даю в долг. Отдашь, когда разбогатеешь.
Глава 3
Вадим
– Доброе утро, Вадим Максимович! – не переставая подкрашивать и без того яркие губы, поприветствовала руководителя Маша – секретарь.
Вадим мазнул по ней взглядом, невольно подмечая все – и чересчур откровенную блузку, больше показывающую, чем скрывающую, и слишком яркие губы и глаза, и эти волосы… так похожие на Катины! Но эта кукла точно не Катя. До Кати ей еще расти и расти, а для начала нужно хотя бы поумнеть.
Воспоминания кольнули душу отравленной иглой, заставляя ее снова кровоточить. Вчера весь вечер он ждал, что она позвонит, скажет, что это был всего лишь розыгрыш. Знал, что этого не случится, и продолжал ждать. Дико хотелось напиться и забыться хоть на время. Но и этого Вадим не мог себе позволить, потому что на утро была назначена важная встреча с заказчиками, которая, кстати, состоится через полчаса уже. Глянув на часы, он кинул:
– Кофе сделай, – и уже направился к кабинету, когда его остановил голос секретарши.
– С молоком или без, Вадим Максимович?
И тут он взорвался, что случалось с ним довольно редко.
– Капучино без кофеина! – прорычал он, оборачиваясь. Маша даже выронила помаду, и Вадим краем глаза заметил, как та покатилась по полу. Но остановиться уже не смог – как говорится, Остапа понесло. – Я тебя хоть раз просил сделать кофе с молоком?! Сколько ты у меня работаешь? Год? Пять дней в неделю по несколько раз ты делаешь мне черный кофе без сахара и через раз спрашиваешь, не желаю ли я кофе с молоком! Сколько можно тупить, Маш? – немного смягчил он тон, когда заметил, что губы девушки начала кривить гримаса истерики. – Запомни уже, какой я пью кофе и больше не задавай глупых вопросов! – и скрылся в кабинете, громко хлопнув дверью.
Как же он был сам себе противен сейчас! По сути, он просто-напросто сорвался на секретарше. Но и она тоже хороша! Видит же, что он не в духе. Или не видит?.. Ах, и какая разница! Наукой будет!
Вадим снял куртку, повесил в шкаф и сел за стол. Надо еще раз просмотреть дополнительное соглашение к договору, все ли поправки учли юристы. Сегодня уже подписание, и подводных камней всплыть не должно.
Черт! Как же хочется спать! Вадим с силой растер лицо в попытке прогнать сонливость и вновь попытался сосредоточиться на документе. И где его кофе?! Он нажал на кнопку селектора и спросил:
– Маш, где мой кофе?
Ответом ему послужила тишина. Тут уж нервы сдали окончательно. Он выскочил в приемную, чтоб убедиться, что от секретарши только и остались, что раскрытая пудреница и подобранная с пола помада. Все это аккуратно лежало на столе, а самой Маши не было. Вот же бестолочь! Делать нечего – пришлось самому возиться с кофемашиной. И когда горячий напиток уже закапал в чашку, вернулась Маша с красными носом и глазами. Вместо того, чтобы пожалеть девушку, Вадим снова разозлился.
– Что непонятного было в моей просьбе? – посмотрел он в упор на секретаршу, стараясь говорить спокойно.
И этой дурехе нет бы хоть что-то сказать, хоть как-то попытаться оправдаться, так нет же – она обиженно поджала губы и преспокойно плюхнулась за свой стол. У Вадима аж в глазах потемнело от такой наглости. Он выхватил из пачки лист бумаги, положил перед девушкой и прижал сверху ее же ручкой.
– Пиши! – велел.
– Что? – посмотрела она на него большими и совершенно глупыми глазами. И как он раньше не разглядел в них дефицит разума!
– Заявление на увольнение. Подпишу без отработки!
В данный момент ему, действительно, хотелось поскорее от нее избавиться. Чтобы духу ее не осталось в приемной, как и приторно-сладкого запаха парфюма, что, кажется, даже в его одежду успел впитаться.
– Но, Вадим Максимович!.. – вдруг появился у девушки голос.
– Пиши! – вновь указал он на лист бумаги и добавил. – Чтоб к приходу заказчиков тебя уже здесь не было!
Взял чашку с дымящимся напитком и скрылся в кабинете. И да, он чувствовал себя сейчас последней свиньей. Но еще больше ему хотелось стереть из памяти образ этой глупой блондинки. До встречи оставалось двадцать минут, и Вадим связался по внутренней связи с отделом кадров.
– Лидия Сергеевна, к вам сейчас придет Мария Кравцова с заявлением на увольнение… Да, все правильно, – терпеливо ответил, дослушав вопрос на том проводе. – Увольте ее без отработки. Заявление подпишу вместе с приказом. Лидия Сергеевна! – чуть повысил он голос. – Это не обсуждается. И займитесь поиском кандидатки на ее место… Ничего, какое-то время справлюсь без секретаря, – добавил вновь после непродолжительной паузы.
Заказчики не опоздали, и встреча прошла как по маслу. Все вопросы обсудили, пришли к согласию и подписали договор. Благо от кофе-чая те отказались, а иначе хозяйничать бы ему самому в приемной. На этот раз Маша оказалась сообразительной девочкой и ушла вовремя, как он и велел. Ну а Вадим мог поздравить себя с новым объектом. Еще бы на душе не было так паршиво, и выпить не тянуло бы с такой силой. Но до вечера ни-ни. Он вообще не понимал тех, кто позволял себе пить на рабочем месте, и сам такое не практиковал, даже по праздникам.
Что поторопился уволить секретаршу, Вадим прочувствовал сразу же. Не иначе, как сегодня был день открытых дверей. С чем и кто только к нему не шли. Документы на подпись, письма на согласование, сметы на утверждение… Обычно все это клали в специальные папки на столе секретаря, а сегодня, видя, что приемная пустует, каждый считал своим долгом отметиться у руководителя лично. Ближе к вечеру Вадим уже начал срываться на людей по малейшему пустяку, и по офису поползли слухи, что у него что-то случилось, настолько серьезное, что отныне он будет злой как собака. Случилось, только вот рычал он не поэтому. Вадим вообще не привык выносить сор из избы и разделял личную жизнь и работу. И с этой проблемой в личной жизни он разберется по-своему. Пройдет время, боль притупится, и сможет нормально жить дальше. Пока же он даже рад был в глубине души, что день оказался настолько загруженным, что думать о плохом было некогда.