Огонь моей души – слова

«у меня губы, милый, в отчаянной пустоте…»

у меня губы, милый, в отчаянной пустоте,меня пальцем тронь – не соберешь костей;я стою, душой за тебя распятая на кресте,зарытая в преступлениях, забытая в суете.я стою, пальцы мои в пыли и в небесном свете,я одна, зациклена на тебе, на нашем далеком лете,замерзшая в грусти и в серых буднях, поднятая на ветер,вечно ненужная Золушка в своей расписной карете.ты улыбнись мне по телефону, зови по имени,мы забудем все беды, сотрем их ливнями,наши дороги сошлись друг на друге клиньями;и неважно – предали мы, любили ли…слух мне режет твоя исчерпывающая тишь.я тебя помню.а тымолчишь.

Девочке улыбающейся

девочка, веселая, улыбающаяся, ты вошла в мою жизнь с робкой дерзостью ночника,

ты шумишь в моих мыслях громче любого моря, распускаешься краше первого подснегового цветка,

я дивлюсь нежданной меткости афродитового стрелка,

что пустил к тебе свои стрелы, и любовь разлилась по сердцу с летучестью родника.

я вижу, как утром ты, пасмурная и жадная, несмело в губы его целуешь,

ты на его лице нечто неведомое мне чертишь, по губам мизинцем любовь рисуешь,

смеешься, волосы разбросаны по спине неровно – я знаю, скоро ты и его забудешь,

ты вернешься в свой белесый дом на окраине, а я приду однажды к тебе на чай, улыбнусь, рассмеюсь – и ты мне под медленный ритм танго,

живая, родная – станцуешь…

я любила тебя как дочь, я любила в тебе сестру – ты исчезла, когда первый стрелок амура тебя нашел,

на твоем челе поцелуев пирата нежная череда, незримый шелк,

у меня все надежды рассыпаются в ассорти, разлетаются миражом,

в моем мире есть океан, разлившийся и насквозь прогнивший – он теперь твоим именем окрещен.

Любимому тебе

у тебя на душе все оттенки-цвета лазури собраны-незалатаны,

ты говоришь мне: «у меня тебе в левом грудном кармане кое-что спрятано»

и вынимаешь сердце – алое, половинчатое, золотое, нелюбовью моей запятнанное;

ты скажи мне, мальчик, что ты можешь мне дать, в чем ты можешь меня уверить?

я ведь стара как жизнь и устала как та же смерть – неужели решишься меня заклеить

снова? я совсем не из тех, кто слезами пачкает по ночам подушку и проводит душещипательные параллели.

ну, мой мальчик, ты все еще меня жаждешь, ты все еще меня любишь?

ты все еще уверенный в моей силе, в моем пыточном одиночестве, ты не боишься, что сам себя мною потом погубишь?

ты смотри, вспомни однажды мои слова – поздно станет, когда ты меня оставишь, когда ты меня осудишь.

мальчик, ты что, не видишь, я у тебя отбираю силы, я у тебя красоту краду,

я бы тебя сама оставила, да только утром ты слишком нежен, а ночью – безмерно ласков;

мальчик, вокруг тебя еще множество будет всяких безвестных дур —

их и выбери; а я, ты знаешь, не верю в принцев, в золушек, в сказки

и в прочую ерунду.

Расскажи мне

расскажи мне, моя любовь, отчего люди идут воровать, грабить и убивать,

отчего мужчинам нравится править и обладать,

отчего вместо добра и помощи нам легче всех предавать?

объясни мне, милый мой друг, отчего мы стремимся увидеть невидимое,

отчего забываем давно привычное, желаемое и любимое,

отчего нам нравится все уродливое внутри, но снаружи красивое?

расскажи мне, моя душа, почему мы стремимся постичь невозможное,

почему нарушаем обеты и клятвы, кажущиеся непреложными,

объясни мне, сердце мое, почему мы, люди, становимся безнадежными?..

Уже не мальчик

он не мальчик уже, нечто среднее между подростком и взрослым,

у него взор изумрудно-платиновый, он так юн, что еще непривычен решать вопросы,

он загорел, у него на щеках румянец, и нос у него неправильный, курносый,

он ругается, кривит губами, от солнца щурится и надсадно кашляет, куря заграничные папиросы.

он так груб бывает, так неотесан, что мог бы казаться пошлым,

он хочет гордиться собой, своей некрасивой девушкой, развратным и грязным прошлым,

он хочет, чтобы с ним общались на равных, глядели в рот и вставали на цыпочки – так, чтобы стало тошно,

он хочет казаться умнее, лучше – он хочет казаться взрослым.

он так мил, когда притворяется, переигрывает и лжет —

когда подает бедняку, уступает старушке место и руку товарищу жмет,

он, к сожалению, слаб и низок, и нутро у него все вдоль и поперек изъезжено,

он прожжен,

он дерзок, до смерти одинок и почти никому не нужен – так помаленечку и живет.

Поцелуй меня

поцелуй меня.

так поцелуй, чтобы внутри все зашлось и вырвалось,

чтобы рифмы мои ушли в дождевую изморось,

чтобы пульс мой остановился нехотя и снова двинулся.

поцелуй меня.

так поцелуй, чтобы меня прочувствовать всю и вся,

чтобы улыбка лицо озаряла, меня на руках неся,

чтобы любовь стучала по сердцу, в ушах переливаясь и голося.

поцелуй меня.

так поцелуй, чтобы мир упал к ногам разноцветными конфеттИ,

чтобы твои фото в моем телефоне рассыпались в ассорти,

чтобы наши дороги не расходились, и сошлись, наконец, пути.

поцелуй меня.

так поцелуй, чтобы губ не хватило, чтобы я поверила и смогла,

чтобы за плечами выросли два выносливейших крыла,

чтобы мечта сбылась и воскресла падающая звезда.

поцелуй меня.

Спасибо, девочка

спасибо, девочка.

без тебя я не выжил бы – не хватило б сил,

у меня вместо крови залит литр красных чернил.

я тебя так издевательски, девочка, иссушил.

ты прости.

нам с тобою дальше – не по пути,

мне вперед, моя девочка, не пройти,

ты справишься. главное – потерпи.

себя не забудь спасти.

на меня не оглядывайся, я без числа мертвец,

в храме белесо-сером одинокий венерин жрец,

дамский угодник, фраер и вечный лжец.

меня не простит Творец.

я ведь знал, что наступит время – и ты уйдешь,

я останусь, и буду ныть, как слепой да колючий еж,

что таких, как ты, моя девочка, теперь уже не найдешь.

я не справился.

ничерта не справился – раствориться б в тебе да жить,

ходить по театрам, в кино, сигареты твои курить.

увы, девочка, такие как я не созданы для «любить».

попробуй меня извинить.

спасибо, девочка.

за то, что пыталась меня спасти,

за то, что верила – нам по пути,

за твое милое «главное – потерпи».

девочка, я не доживу и до тридцати.

ты прости меня, девочка, напоследок.

только прости.

2014

Мама, ты знаешь, я встретила мальчика

Мама, ты знаешь, я встретила мальчика.Замечательного.Он так мил, когда улыбается, и глаза у него серебряные,Как серые лепестки одуванчика.Мама, ты знаешь, он как будто с другой планеты,Случайно здесь оказавшийся.Он так красив – я с ним хочу проводить рассветы,Я его полюблю – и стану в-нем-потерявшейся.Мама, ты знаешь, я не могу надышаться одним с ним воздухом,Мне его мало. Заглотнешь – и хочешь еще.От него веется леденящим все тело холодом —Я нуждаюсь в нем до замороженных щек.Мама, ты знаешь, я встретила мальчика.У него взгляд жесткий. Не одуванчиковый.Я его наконец-то встретила.А теперь обними меня, мама. И успокой.Он – тот самый, ты что, не видишь? Он – мой герой.

Как в сказках

Привет. В последнее время я очень редкоПисала письма.Небо тянется вдоль седоватой сеткойБесцветных листьев.От причалов отходят пиратские кораблиКак в сказках.У меня в квартире Червовые Короли,Крольчата в масках.Вход в мой дом – дорога в страну Чудес,В королевский замок.Ты найдешь его, зачертив на бумаге крестИз зеленых рамок.Как нелепо – скучаю. По широкой мятой кровати,Забитым стонам.Ты вернешься, я знаю, и мы оба с тобой заплатим.Не целую,Соня.

Ночью все кошки – серы

Ночью все кошки – серы,Бледны, неразборчивы в лунном свете.Ходят по крышам да в окна стучатся, не зная меры,Одиноко воют на выдохе в спетом фальшиво куплете.С черепиц соскребают осеннюю, жухлую грязь,Извозившись в черных, мазко-пахучих хлопьях.В квартиры лезут – где целуются, не спросясь,Руша чужие миры, держащиеся на кольях.Кошка сладко мурлычет, откидываясь назад,Жмуря кабошоновые глаза, исчезает с визгом.Под утро вернется и ляжет на мокрый, выстиранный халат,Кошка – она твоя. Она дышит твоим цинизмом.

В канун Рождества

В канун Рождества, по запорошенным крышам,По заметанным улицам, слякотно-грязным проспектам —Счастье на Землю спускается к людям – все ниже и ниже,С украшенной елкой, с улыбкой на лицах, с библейским сюжетом.Счастье спешит в переполненные квартиры,К детям нарядным – с подарками за плечом.В шумные, яркие, переулочные трактиры,Укрытое длинным, сказочно-пестрым плащом.Счастье торопится, раздавая дары повсюду,Одни обретают надежду, третьим сегодня везет.Главное – верьте. В волшебство, в новогоднее чудо,В Золушку, в Крестную, в Принца… Главное – верьте. Во все.

Моя девочка

По лестнице длинной плывешь, скользя рукой по перилам,Развеялась темная юбка, волосы на спине – одеялом.Легкая блузка. Кожа – под стать итальянским белилам,Так хочется укрыть тебя ночью, спящую, покрывалом.Ты мимо проходишь, едва касаясь руки мокрой ладошкой,Заставив вспыхнуть – сама краснеешь под пристальным взглядом.Вижу тебя – сердце заходится в стуке. Моя милая крошка!Терзаешь меня изощренно-жестокой пыткой – своим собственным ядом.Ты лежишь на диване – полуспящая, сонная. Моя сладкая девочка.Утыкаешься носом в плечо. Целуешь – в глазах заплясали черти.Разворачиваю лицом – лукаво подмигиваешь. Из прически выпала ленточка.Обнимаю тебя за талию. Прижимаю ближе. Не отпущу. Ты слышишь? До смерти.

Температурит

Он приходит, когда в горле стоит комок,Когда слов готов вырваться целый поток.Он приходит, и ты замираешь у двери,Слышишь в пол-уха треск разрываемых материй.Он приходит, снимает рубашку, кладет на комод,В дальней комнате нежно мурлычет сиамский кот.Он приходит, достает сигареты и курит,А внутри у тебя уже температурит.Он приходит, обнимет за шею, снимет кулон,Положит на полку, где стоит малахитовый слон.Он приходит и в дождь, и в грозу, и в мороз, и в метель,И когда раздаются на улице трели капель.

Одна

Ты приходишь – всегда одна,В коротком и черном платье.На губах – любовников имена,Повторяются, словно заклятье.Ты врываешься в плоский мир,Разрушаешь одним поцелуем.В галерее – миллионы картин,Мы свою на холсте нарисуем.Вечерами чертишь в блокноте,По ночам – черный кофе и книга.При дождливой и мокрой погодеНа рояле балуешься Григом.Ты приходишь – снова и снова,В коротенько-черном платье,Прерываешься – на полуслове.Эти встречи – наше проклятье.

Утром

Утром ложится на город синеглазый и жухлый иней,Люди просыпаются рано – копошатся, как сонные мухи.Свет загорается ярко – в каждой стеклянной витрине,Все куда-то торопятся – дети, мужчины, старухи.И в переполненном напрочь вагоне слышится быстрое «Черт!»,Люди в наушниках, дети с игрушками – спешат, без оглядки спешат.Достают телефоны и нервно звонят – а поезд мчится вперед,Посредине вагона кричит и поет какой-то пьяный чудак.И утром, бывает, безумно и страстно хочетсяПроснуться – не одному, выпить по чашке кофе.Вместо этого – строчки стиха безутешно строчатся,Стиха о любви – как виски, разбавленный в штофе.

О себе

На самом деле, меня зовут Королева Эс,Я живу за морями, в личной, далекой стране.Все знают моих друзей – улыбка, талант и блеск,И примесь чего-то свежего – по зарожденной весне.На самом деле, я все творю не думая – наугад,Смеюсь, когда не смешно. Плачу, бывает, с улыбкой.Никогда не бросаю слова на ветер – кто виноват?Иногда, вечерами, лениво балуюсь скрипкой.На самом деле, я редко меняю вкусы,В моем плейлисте – список любимых песен.Меня изредка непослушно кидают музы,И тогда изнутри – пусто. Где-то у сердца – плесень.На самом деле, в душе мне тридцать четыре года,Я курю фирменные сигареты и ночами топлюсь в винеНе одна. Я слушаю джаз и блюз под молнией небосвода,Я даже счастлива в нашем с тобою слове. Наедине.

Мы воины

Мы – воины. Мы сильные, несдержанные воины,Нам чуждо слово «страх» и незнакома ложь.И мы идем на смерть – за матушку, за Родину!Сквозь мир, сквозь Землю – омывая дождь.Мы – воины. Порой безжалостные, крепкие и храбрые,Порою чуткие – до сереньких дорожек горьких слез.А в легких кислород заходится, колеблется – и ярые,Как красками – спускаются тропинки сизых звезд.Мы – воины. Но даже нам порою беспредельно любится,И жжется изнутри беспепловый, необреченный изжелта огонь.Тот самый, что скребком скребет, царапает и кружится,И тот, что мигом может отгореть – ты только пальцем тронь.

Солнечный

Мартин, это тебе

Знаешь, каких я по жизни вправду люблю людей?

Веселых, живых, смеющихся во весь рот.

В улыбке их света больше, чем в бликах ярчайших из фонарей,

От их взгляда теряется, замерев, в твоем дыхании кислород.

Их смех доносится будто издалека – с высоты, даже с самого неба!

От касания с кончиков пальцев не сходит колючая, мелкая дрожь.

И в душе начинает до боли сводить ощущение желтого лета,

А глаза застилает светлый, полурадостный и совсем не осенний дождь.

Знаешь, кажется, ты на них немного похож. Ты даже один из них.

И когда ты бежишь мимо с этой-своей-улыбкой – я улыбаюсь вслед.

Но ты вырастешь – и забудешь меня, мой почти завершенный стих…

Только, прошу, не забудь тот волшебный, лучащийся-из-улыбки свет.

В метро

Она стоит в громыхающем поезде, держась за поручень,В час пик, когда метро переполнено, и давит толпа.Она стоит – и где-то в горле сворачивается от горечиСерость промозгло-мокрого и раннего-для-нее утра.По очереди выходят люди – на десять похожих станций,Движутся сине-новые поезда – с интервалом в минуту.Одинокие, как она, стоят, захлопнувшись в прочный панцирь,Каждый день все одно – едут по спланированному маршруту.Но когда он заходит в вагон – она слышит у шеи ветер,Она чувствует это телом, поправляя съехавший набок шарф.А на шарфе – вышит узором черный как смоль, сероглазый лебедь,Она поворачивается и видит в усмешке вопрос: выпьем на брудершафт?Как он смеет? В ее голове проносятся тысячи тысяч мыслей,Он улыбается от уха до уха – игриво и даже немного пошло.И она не видит людей, поручни, все метро – сотни ей чуждых жизней…Они выходят за руки из вагона, и она почему-то верит —Е е о д и н о ч е с т в о – в п р о ш л о м.

Случайность

Если дождя не будет, ты приедешь в деревню утром,Зайдешь, внося в гостиную запах свежей смолы.На окне прорисован месяц – словно туманом-пудрой,Где-то в поле слышится голос трудолюбивой пчелы.Мы побродим вдвоем по лугу, нарвем еще мокрых цветов,И, краснея, прервемся, случайно столкнувшись губами.С ветром падают множество множеств рыжих листов,Мы гуляем по ним. Они рвутся, трещат под ногами…Мы вернемся молча домой, ты тихо уедешь наутро.Растворятся наши улыбки, на сердце станет печально.И дом без тебя недосказанный. И в комнате – сыро и мутно.Скажи, наша встреча, как поцелуй? Мимолетно случайна?

Неделимы

Я хочу за тобой растянуться по дням —В понедельник – докуривать сигареты,В среду гулять по намокшим камням,В пятницу – без счета глотать конфеты.По субботам лениво листать плейлисты,В воскресенье – играть сонаты дуэтом.Во вторник ругать нерадивых артистов,В четверг – наслаждаться твоим кларнетом.Я хочу растянуться к тебе на недели,На месяцы – вместе. Сквозь годы – за руку,Рисуя портреты сухой акварелью…Я знаю – откроешь. По первому стуку.

Письмо в никуда

Война сломала нас всех. Изрезала. Уничтожила. Разломила надвое.

Не перечь. Я хочу закричать в ее сморщенное, безжалостное лицо —

Не могу. Дождь из крови прошел – я не вижу спасения в радуге,

Ее попросту нет. Осознание рвет перепонки и ложится свинцом.

Чертов ты – с навязчиво-необузданным желанием выжить —

Убивая людей, трехкратно кляня небеса, разрывая меня на клочья.

Почему, объясни, я все время ступаю на длинные грабли-лыжи?

Заставляешь стонать по ночам. В конце фраз – одни многоточья.

Я страстно мечтаю забыть о тебе. На час. На секунду. На миг —

Не могу. Когда ты на пороге – дыхание боязно прячется в стол.

Из горла рвется наружу понятный тебе разнузданный хрип,

Ты для меня – изысканный алкоголь. Смесь различных сортов.

Настолько красив, что люди оглядываются. Смотрят вслед.

Скажи, почему ты меня отчаянно-медленно-изощренно мучаешь?

Тебе плевать. Просто-до-кривизны нравится. Я – дитя твоих непобед.

Тонкими пальцами по бедру – три слова. На груди – дыхание. Жгучее.

Зависима

С утра напитаюсь твоим сигаретным дымом,Мокрой-от-ду'ша-прической и крепким торсом.Твой ядреный вдыхаю запах – ментол с черносливом,Я от тебя зависима. До-точности-без-вопросов.Буду ждать терпеливо, когда ты вернешься с работы,Поцелуешь стремительно в губы. Уйдешь в кабинет.Я давно позабыла, что значит владеть свободой,Наша страсть – мне к виску приставленный пистолет.По ночам я живу твоей грубо-небрежной лаской,Поцелуями на губах и ладонями на спине.Что скрываешь под надменно-ленивой маской?Мне не важно. Мой разум тобою сожжен в огне.

Героин

Мы с тобой придумали наш собственный героин,Ядрено-красный, въевшийся намертво в тело.Бурый напиток, налитый в стеклянный графинБыстро глотаем. Рьяно – и донельзя смело.Мы отравляемся этим изысканным ядомДо дрожания рук и привычно-бессонных ночей.Осыпаются капли на землю ноющим градом,Наш личный наркотик – сильнее любых палачей.Мы с тобой придумали наш собственный героин,Горько-соленый, въевшийся с мыслями в мозг.И когда ты в квартире – безумно-совсем одинПомни жжение алых-без-вкуса по цвету розг.

Миражи

Я сделала все, чтобы ты меня не нашел —Рассталась с друзьями, сменила домашний адрес.Сама возложила на пепелище медный костер,Невыполнима задача – и нет в ней заумных каверз.Я сделала все, чтобы ты меня не нашел —Сменила лицо, телефоны – оставила в прошлом.Мой жизненный путь теперь не тобой окрещен,На обоих висках – въевшимся в плесень воском.Я сделала все, чтобы ты меня не нашел —Растворилась в блеске тончайше-стеклянных зеркал,Прошла по нити нашей судьбы отчаянным миражом.Обидно одно: я старалась исчезнуть – а ты не искал.

Глаза цвета одиночества

В серых глазах – отчужденно-зависимый холод,Отражение неба в грозу и расплавленно-яркой стали.Словно даль – панорама. Окинутый взглядом город.Цвет дождя и асфальта. Зеркала умудренной печали.Цвет одиночества – тусклый и серо-пыльный,Пепел над фениксом, растворенно-забытый во мгле.След на бумаге – продолговатый, светло-чернильный,Грязно-белесый парус на нашем сказочном корабле.Твои глаза – молчаливо – обычный цвет одиночества,Цвет рассыпавшейся надежды и сгоревший факел мечты.Власть над судьбами сотни людей – твое лживое творчество,Лишь одно тебе утешение – мои до причуды родные черты.

Узоры на стекле

До неприличия гладкие пряди в платине-седине,Брови контрастно—черные удивленно изогнуты.Затеряны мысли в изжелто-ало-вишневой весне,Грифель заточенный чертит на остром лице контуры.Прошлое тонет в горьком, старо—испанском вине,И на водах бессмыслицы держится наша жизнь.Пентаграммы вычерчиваем и дань отдаем сатане,За твои-на-лице острой рамкой точеные чертежи.Тонкими пальцами узоры рисованы на стекле,Под кожей сочится ярко-сладкий-измученный яд.Запечатаны образы в старинно-пустом хрустале,И до сладости нужно-родной – полуласковый взгляд.

Время не лечит

В резных канделябрах плавятся желтые свечи,Длинные тени тускло ложатся на темные стены.Накидка из бархата – закроешь тонкие плечи,На бледных руках прорезью – синие вены.И пером выводишь на хрупком куске бумагиТри слова, что судьбы ломали. «Время не лечит».Ты улыбкой их растворила в вечерней влаге,Рассыпалась фраза под звон пороховой картечи.И теперь ты сидишь на дубовой скамье у камина,В руках задрожала склянка с призрачным ядом.Ты прости, что не спас. Глаза застилает глина.Не сберег. Виноват. Извини, что теперь не рядом.

Фотография

На столе разорван тонкий конверт,Письмо, знакомо-уборист почерк.Дыхание книги, страница – легкий сонет,Подпись – чернильно-зеленый росчерк.Нервный стук пальцев. Скомканный лист.Несколько фото разбросано. Смято.Рождественский вечер – свеж и душист,От белой бумаги – запах зеленой мяты.На фотографии – двое. Близко. Запретно.Не верю. Кого я искала пытливым взглядом?Его ли? Глазами по мне скользит незаметно.Так нужен. Так дорог. Так мучительно рядом.Смотрю – и не вижу. За окнами – ветер.Луна освещает небо серебряным диском.Шепчут деревья в белесо-зловещем свете —Так нужен. Так дорог. Так рядом. Так близко…

На суаре

На суаре, среди печальных дам,Средь джентльменов, глупых разговоров,Торжественных прочтений эпиграммИ шума сплетен в длинных коридорах,Среди бездарной гордости толпы,И раздвоенности высоких мнений,Где люди так отчаянно слепы,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Jour et nuit – день и ночь (фр.)

2

я тебя люблю

3

я задыхаюсь