Огонь моей души – слова

Огонь моей души – слова

Соня Рыбкина

Неси меня, Корабль Любви,

по водам Океана Жизни.

© Соня Рыбкина, 2020

ISBN 978-5-4496-4137-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

2019

В старом доме

Я в старом доме. Предо мнойРазверзлась царственная Прага,И вечер теплый, как святой,Идет, не сдерживая шага.Размытый город, как стеклоВ окне распахнутом мерцает,Sankt Nikolas глядит светло,И купол сводчатый блистает.Уходит в городскую синьСвет фонаря – и в полудремеЯ слышу: тихое «Аминь»Как будто шепчут в старом доме.перевод Р.М.Рильке, «Im alten Hause»

Маргарита

Был вечер. Я в объятьях гамакаО чем-то непредвиденном вздыхала,И чья-то прихотливая рукаТебя в мою тетрадь нарисовала.Я узнавала твой упрямый ротИ всполохи твоих волос чернильных,И каждый шаг, и каждый поворот,И поцелуй со вкусом апельсинным,И летнюю, измятую траву,И старые, скрипящие качели.И я теперь ни разу не солгу,Сказав, что это было в самом деле,И были мы. И белой простынейЛежала ночь на узеньком заливе,И мы слились, как небеса с землей,В едином бессознательном порыве.Уходит день. Я – в белом гамаке,И все вокруг коралловым залито,И я держу тетрадь в своей руке,Как тот роман держала Маргарита.

Апрельское

Я сохраню внутри и этот день,И этот час, весь солнечный и яркий.Цвела-цвела воздушная сирень,И лепестки летели, как подарки.И запах кофе, сладостный, хмельнойПьянящей дух и разум карамели.Мне так дышалось пагубно-вольно,Как дышится и любится в апреле.Но не бывает счастья без тоски.Пятном чернильным на моем подолеРазверзлась – некасания рукиСтрашнее расставаний и неволий.Стихи хранят, как памятный дневник,И бережно качают в колыбелиМеня – меня, любящую навзрыд,И наши несвидания в апреле.

Лучик

Как мне не хочетсяЛюбить – но как влекомоЛюбовь слагается и строчится.Как со знакомойВстречаюсь – расстаюсь —Меняет лица.Как я заведомо влекусь —Нет, не напиться!И жажда нового лица,И жажда жизниДиктуют: «Выпей до конца!»Как звезды – брызги!И золото твоих волос,Как солнца лучик.Стоять недвижно, как Колосс:«Не мучьте!»Ты – мой апрель, удар под дых,Беда и радость.И мне тебя – мой бунт, мой взрыв —Любить осталось.

Просьба

ничего уже не хочу, никого уже не хочу,только дайте спокойствия, силы духа;я опять (с безразличием) промолчу,глядя на окружающую разруху.ничего уже не хочу, никого уже не хочу,только дайте мне благости, дайте мира,больному – по исцелению, воину – по мечу,пусть никто не уйдет обделенным с земного пира.каждому ждущему выдайте по любви,храброй, бесстрашной, отчаянной, словно рать.пусть у людей не найдется смелости осудить,пусть у богов не найдется смелости покарать.каждому аду дайте по палачу,каждому раю – по ангелу в белой шали.ничего уже не хочу. никого уже не хочу.ведь его вы уже у меня отобрали.

Маэстро

Я помню звук виолончели,Прозрачно-чистый, как слеза;Я помню все – как вы смотрелиПо-плутовски – глаза в глаза.Как сладко было ожиданье,Когда, когда войдете вы?Важнее не было признаньяПризнанья вашей похвалы.Все звуки взбалмошного Грига,Аккордов пышные костры —Все – ради вас. Все – ради мигаУлыбки вашей и игры.Все отзвучало – ноты, звуки,Исчезли вы, как дальний сон;Но помню я, как ваши рукиТревожил Гайдн – и Мендельсон.

Больше нам не повезет

не исчезай, не уходи. я попрошу тебя остаться; с улыбкой горестной паяца сложу я руки на груди. не исчезай, не уходи – и будет все, как ты захочешь; нам счастье свыше напророчат, мой друг, мой раб, мой господин. и будут дни тянуться вечность, и будут ночи ярче дня – и блики ржавого огня во мне тебя увековечат.

не исчезай. не уходи. пусть обернется жизнь мечтою, и в целом мире – мы с тобою, и все невзгоды позади. мы будем (исподволь целуясь) гулять, а диск над головой и шум весенних венских улиц нам что-то скажут про любовь. и пусть вся жизнь проходит мимо, но я запомню каждый жест; как мы в любовной пантомиме играли битву и протест.

не исчезай. как будто в мире есть смысл, кроме как – с тобой вести тяжелый, страстный бой, словно на рыцарском турнире. не уходи, ведь ясно, все вернется к самому началу, где мы друг друга не встречали.

где больше нам не повезет.

Я многого от жизни не прошу

я многого от жизни не прошу, чтоб только ты и розовое солнце меня спасли от страха темноты, и луч упал расплавленным червонцем на землю; слышишь? птичьи голоса все говорят о девичьем, о птичьем; сверкает, как жемчужина, роса, и воздух весь янтарно-земляничен.

я многого от жизни не прошу. вот будешь ты, измученный июлем, и жадные, заждавшиеся рты, скрепленные хмелящим поцелуем; вот будет дом, испекшийся жарой, дыханьем солнца сладко напоенный; и буду я наполнена тобой, таким очаровательно-влюбленным.

Взять бокал белого, ледяного

взять бокал белого, ледяного,пообещать – ни единого больше словане будет на языке.я молчу. боль такая – ни вымолвить, ни присниться;что есть сердце? а сердце, известно, птица,трепещущая в руке.мы закончимся. вечер. дыханье сливы.солнце уходит за море неторопливо,оглаживая волну.я, замерев, дышу водяной прохладой,звезды рассыпаны полем блестящих ягод;я слушаю тишину.если надежда есть – мне ее не надо.яблоко между губ благосклонно, радо,трогает за щеку.в детстве казалось, в любви – никаких трагедий.теперь я – надменная, злая леди,не желаю любви врагу.

Нелюбовь

Уходят столетья, уходят минуты,Уходят слова.Я чувствую робко, я чувствую смутно:Я снова жива.И ветер прохладный, и ветер июньскийМне шепчет: «Люби!»И я вспоминаю твой шепот французскийИ губы твои.Обеты, страданья, разлуки, оковыСвободы моей.Теперь – заперта на тугие засовыЛиловая дверь.Теперь в моем доме погашены свечи,Молчат о любви.А я вспоминаю – несчастья, невстречи,Недуги свои.А я вспоминаю – любила? Едва ли!Расстались? И пусть!Мы оба в той страшной войне проиграли,Но я не дождусьКогда же, когда же узнаю, увижу,Когда – не стерплю?Тебя – презираю! Тебя – ненавижу!Тебя – не люблю?..

Домино

делай, что хочешь. только не уходи.я устала гоняться за призраком прошлых весен,замирать на каждом возгласе и вопросе,доставать осколки из выпотрошенной груди.я устала. смотри, как фонарь салютует желтым,черный кот у огня угольком украшает пол.ты – финальный, нервический тон аккорда,и смеяться с тобой так неистово и легко.делай, что хочешь. бархат, огонь, вино,поцелуй ложится на губы, как снег – на землю.мы сложились с тобой в маскарадное домино,ты – торопишься жадно, а я – выгораю, медлю…только не уходи.

Письмо в бесконечность

Х. – Л.

я смотрю – за окном расцветает осень, разукрасив листья под цвет граната; так любовь стучится нежданным гостем, только больше, увы, мне ее не надо.

помню голос строгий и взгляд печальный, вереницу слов и охапку писем; я скучаю – тошно! как я скучаю! сколько минуло дат, годовщин и чисел? сколько минуло дней – я один! нелепость! все бессмысленно, мы – так смешны, беспечны; верим слепо, что в жизни несчастий нет, и любовь дается одна навечно.

помню, как я сказал в порыве, как признался – солгал под тяжелым взглядом, а когда стало правдой «люблю» впервые, это было уже никому не надо.

я не думал, что кто-то любить так может, без остатка, навылет, себя предав, а смотреть так, как будто меня дороже нет на свете, когда я – клинок кинжала.

принимать любым и смотреть с любовью – думал я, только матери так умеют; что водою было, прольется кровью – я теперь не помнить о том не смею.

люди счастья не ценят; что счастье – данность! а потом о нем умоляют слезно. мне бы дали только смешную малость – быть с тобой. ты простишь?

знаю, поздно.

поздно.

Сердцебиенье

Изгибы тел и полукруги бедерЯ изучаю вдоль и поперек.В любви к тебе, в пьянящей несвободеМеня найдет однажды Рагнарек.И белой ночью, петербургской, летнейОн позовет, ступая на порог.Я поцелую острые колени —Единство рук, сплетенье слов и ногЕсть дикое, оправданное счастьеИ жажда быть, и тишина вокруг.И нитка поцелуев на запястье,Слиянье тел, слиянье губ и букв —Пусть будет так.При свете наготыВ ее открытом, смелом откровеньиЕсть только мы – небесные цветы —И наше – на двоих – сердцебиенье.

Ассоль

Бывал ли ты, мечтатель юный,В долине, сотканной из грез,Где ночью тихой и безлуннойРассыпано рукой ФортуныНа небе ожерелье звезд?Бывал ли ты, мой юный друг,В уютной маленькой КапернеПод городком чудесным Лисс?Хозяин там любой таверныГотов твой выполнить каприз.Готов он и рассказ мудреныйНалить в пустеющий стакан,И ты, нектаром напоенный,Сказаньем дивным упоенный,От счастья бешеного пьян.«Послушай, друг, рассказ мой чудный,Легенду давешних времен;Но не идальго безрассудный,Не леди в трауре о нем,Не город, выжженный огнем,Не лица праздничные в маскахГерои этой дивной сказки,А лишь сплетенье двух имен,Двух рук, двух душ, судьбы сплетенье,Как поцелуй-прикосновенье,Амура нежного заветИ нежной девочки портрет.Скажи мне, друг, слыхал ли ты,Как на дороге в день безликийЕй встретился чудной старик?Он баловался чудесами,Волшебник, толкователь книг,Он был придумщиком великим,И посулил он ей мечты;Он предсказал: «Под парусами,Алее крови, ярче дня,Прибудет принц – герой из сказки(Точеный стан и профиль царский),Придет – и заберет тебя».Шли годы. Девочка росла,И вера в чудо в ней окрепла;Она ждала с попутным ветромАлее крови паруса.Мечты подруг ей заменили,Как заменили целый свет,От всех несчастий оградили,От мелких тягот, горьких бед,И ей надежду подарили,Амура нежного завет».Ты слушай, юноша печальный,Рассказ правдивый и прямойПро расшумевшийся прибой,Про берег низкий и песчаный,Целуемый ласковой волной,Про свет морской воды хрустальной;Про то, что было не с тобой.«И вот однажды, ясным днем,В сосновой роще, в полдень жаркийАссоль, задумавшись о нем(Точеный стан и профиль царский),Заснула. Грей, а с ним – слугаВ чудесном были настроеньи,По склону шли, и вдруг – она!Лежит, прекрасна и скромна,Сама – не явь, но сновиденье;Пастушка? Фрейлина? Княжна?И вот уже его рукаЕе руки коснулась нежно,И в обольстительной надежде,Кольцо ей на руку надев,Он поспешил сюда, в тавернуВ уютной маленькой Каперне,Услышать и узнать о ней:Прелестней нимф и краше фей.И он узнал – о предсказаньи,Мечте и вере в чудеса,И вместо страстного признаньяЕе заветное желаньеРешил исполнить. ПарусаАлее крови, жарче дняОн приобрел для корабля.Ассоль уже домой вернулась;В мечтах она, кольцом любуясь,К окну резному подошла,И вдруг – корабль! Яркий, алый,Вдали – пылающим огнем;И радость сердце обожгла,Ассоль навстречу побежала.Как долго грезила о нем,Как ослепительно мечтала,И вот он – здесь. Сошел в ладью,И к ней плывет, и тянет руки,Сильнее зависти, разлуки,– Моя? – Твоя! – Любим? – Люблю!..Я вижу, верно, друг мой юный,Ты погрустнел, затосковал;Плесну еще напиток чудныйЯ в твой мерцающий бокал».

Людвиг

Так расстаются – в темноте,Не помня слов, себя – не помня;Опять – не Вы, опять – не те!Одна – среди толпы безмолвной.Король, страданьем напоенный,Вы вспоминали обо мне?Вы вспоминали ипподромИ тихий, сказочный Бад-Ишль?Как греза, как далекий сон,Вы поклонились мне – и вышли,И губы Ваши пахли вишней,И Вам к лицу был царский трон.Теперь Вы – узник белых замков,Валькирий, зигфридов, богов,И я сама, как арестантка,Среди – чужих, среди – врагов,Вся – в блеске царственных оков,Ах, власть! Прелестная приманка!Я Вам ни разу не лгала.И память, горькая, как вето,Во всех старинных зеркалах,Во всех нарушенных запретах.И горький стон: «Елизавета!»Доносит мне ночная мгла.

Вольно!

Я – полюбила.Я – пропала.Ах, мама!Снится без конца.Так далеко!И так мне малоЧерт вожделенного лица.Что делать, мама?Я – пропала!Нет, быть не может!Я – люблю?Как крепость каменная, палаИ о прощении молю.Как я жила!Беды не знала,Не знала пагубных утех,А, полюбив, – затосковала.Как горько, мама!Сладок грех!Ах, мама!Тягостно и больно —Моей печали нет конца.Я жду, когда он скажет:«Вольно!»С прелестным взглядом наглеца.

Книжное

Когда июль становится лучомИ спелым персиком ложится мне на губы,Я с полки достаю солидный том,Покрытый пылью, словно сладкой пудрой.И я смотрю, как между книжных строкГуляет рыцарь, бюргер и вельможа,И льется слов изысканный поток,И я сама – среди толпы прохожих.Я наблюдаю, пишется портрет:Овал лица и солнца глаз еврейских.Писатель, как художник, как эстетРисует королевскую невесту,Рисует золоченую постельИ витражи у круглого оконца…Ведь я сама – плененная РакельВо власти распаленного Альфонсо!Я закрываю книгу, не прочтяПоследние, трагичные страницы.Июль летит – лукавый, как дитя,В своей крылатой, легкой колеснице.

Ты помнишь лето?

ты помнишь лето? скалистый берег, ракушки, солнце и запах моря. и если чувства хранятся где-то, позволь мне их унести с собою. позволь мне помнить, позволь мне верить в то, что отныне не повторится. и бьются чувства в моей ладони далеким прошлым, плененной птицей.

ты помнишь домик? а горы – помнишь? какое счастье! какое лето! ты выцеловывал мне ладони, и поцелуй, как клеймо, как вето садни’т – и мне не дает покоя. дурак считает, любовь – бессмертна. но если юность хранится где-то, в нее вернуться чего нам стоит?

я не боюсь ни любви, ни правды. ты помнишь лето? ни дня печали! мы убегали, не ждя пощады, мы убегали – и возвращались. ты говорил, что расстаться – просто, пусть только кончится этот август. и разлюбить тебя было поздно, мой дерзкий зигфрид, мой вечный фауст.

ты помнишь встречу? в последний раз ты руки коснулся, глаза зажмурив. ты – не напишешь, я – не отвечу. морские волны, цвета лазури – и воздух жженый. ты помнишь лето? наш славный отдых, наш ржавый август?

и если память хранится где-то,

то я – навеки – с тобой останусь.

Лже-поэты

Я тщетно стараюсь все меньше писать стихи:Гениев нынче не жалуют в Роспечати.Те, кто бездарен, остатком гнилой трухиВ век оскудевший приходятся очень кстати.Нет, не подумайте!Я не боюсь пропасть:«Вот тебе, девочка, лучшая из профессий».Пусть лже-поэты сегодня пируют всласть,Завтра они получат худые вести.Никто не запомнит ни обликов, ни имен,Противные лица их канут в морскую бездну.Пусть будет так!И ржавым горя огнемМои стихи птицей-феникс тогда воскреснут.

Скарлетт

Скарлетт О’Хара – капризный ребенок; все восхищенно суетятся вокруг. Скарлетт привыкла, что с самых пеленок ее выполняют любые «хочу» – кажется, вдоволь батиста и кружев, только ее не волнуют шелка. В мыслях – лишь он, что так дьявольски нужен – имя слетает опять с языка.

Скарлетт живет и надеется: «Эшли!» Словно смакует на алых губах. Только, увы, все мечты и надежды утром одним рассыпаются в прах. Кончено детство и кончены грезы! Скарлетт не верит, колеблется, ждет. Но – решено; и под девичьи слезы Эшли – другую – венчаться ведет.

Но никакие преграды и войны Скарлетт не в силах сломать и разбить; Скарлетт О’Хара – не из побежденных, она – победитель свирепой судьбы. Пусть он другую целует во мраке, пусть он ей отдан во веки веков – Скарлетт полна безрассудной отваги, и не уйти от любовных оков.

Скарлетт не знает, но новое имя уже подступает к мятежной душе. Скарлетт – его госпожа и рабыня, и в темноте едва слышится: «Ретт!» Скарлетт его от души ненавидит: кто он? Мошенник, подлец, негодяй! Только его ненавистное имя путь в ее сердце находит шутя.

Эшли – далекая, мнимая слабость, Батлер – отчаянный, варварский бой; к первому в ней ничего не осталось, а со вторым неужели – любовь?

Скарлетт О’Хара – не из побежденных, только тоски ей никак не унять, когда он чеканит – чужой, отрешенный:

«Моя дорогая, мне – наплевать».

Маме

Фильму «Гибель богов» посвящается

Ночь. Покрывало. Зловещая тишина,Слышатся только тихо слова молитвы.Мама должна быть ласкова и нежна,Мама должна сохранить от беды и битвы.Мама, ты где? Почему я опять один?Мне приснился кошмар, мне так нужно в твои объятья!Мама, ты где? На которой из всех картинСпряталась ты в своем белоснежном платье?Мама, скажи, отчего мне – с живой тобой —Было так холодно, страшно и одиноко?Ты зачем меня сделала брошенным сиротойРади любви, отдаваемой всегда другому?Мама, я взрослый – и что-то со мной не так,Я целую маленьких девочек. Это проклятье?Мама, мой самый страшный ночной кошмар —Ты сама – убийца чужого счастья.Мама, ты верила слепо, что я прощу?Я тебе ничего не желаю – помимо зла.Мама, сегодня я тебе отомщу.Прими мой подарок – и выпей его до дна.

Письмо

Я не хочу вам лгать. К тому же,Не лгут любимым. Вы, простужен,Сидите, окунувшись в шаль;Над вами лампа, как вуаль,Раскинулась над изголовьем;Вокруг – смиренное безмолвье,Сигары дым, письмо в рукеИ тень бумаги на щеке.Читайте, друг. НеосторожноИ восхитительно-безбожноМне вам писать в вечерний часКуплеты восхищенных фраз,Восторга и благоговеньяВ плену тягучем наважденья.Склонясь над письменным столом,Я представляю барский дом,В камине – жар, а в кабинетеСквозняк танцует на паркете;В гостиной – тьма; глазницы оконГлядят, в раздумьях о высоком,И шкаф дубовый вторит им,Как древнеримский исполин;И маятник, как часовой,Хранит ваш бережно покой.Смотрите! Оживает дом,Какой восторг царит кругом!Вы ждете моего фиаско,Но вам – ни трепетно, ни страстно —Я не признаюсь в чувстве том,Что поглощает целиком.За вас – на плаху! Милый друг,Любовью это не зовут.

Австрии

Когда имперственная ВенаМеня пленяет и зовет,Из глубины дунайской пеныЕе прообраз восстает.Я вспоминаю тронный залИ шпили горного аббатства,И блеск паркета, блеск зеркал,И роскошь царского убранства.И позолоченный орган,И в каждой нише – юный ангел,На Штефансплатц – святой Стефан;И воздух горный, полный влаги,И катер, и седой ДунайМеня манит, меня лелеет.О, чудный, незабвенный край!Мечтать о встрече я не смею,Не смею – преданная вам,Равнинам, пастбищам, раздольям,Блаженным, дивным берегам.Мой Oesterreich!Мои – любови!

Невозможно любить двоих

Первая мне шептала слова любви,Целовала, рукою нежно меня обвив,Обещала трепетно:«Верь мне, любая больПревратится однажды в твой серебристый смех».И я слушала ее голос, ее напев,И она была – моей – королевой нег,И любовь моя с ней была девственной, словно снег.Я любила ее – но она не была тобой.Ты, второй, был мой остров и мой причал,Моя сущность, потребность, начальнее всех начал,И с тобой я почти забывала (почти!) о ней,И в любви к тебе дольше вечности длился день,И любовь к тебе становилась меня сильней,Но я голос ее вдруг услышала в тишине.Истина такова – невозможно любить двоих.Как мне выбрать: музыка или стих?

Милый из другого века

Поцелуй

Прощальный поцелуй.Семидесятый год.И дым от поезда на северном вокзале —Все те слова, чтоВы мне не сказали,Я знала наперед.Мы с Вами – две разрубленные частиСлучайно разведенного моста,И – вновь – соединить устаНе в нашей власти.Уйдите прочь!Как будто Вы – не мне —Шептали горячо и непреложно,И я – не Вас – на лунном бездорожьеУвидела во сне.Вы родились под пагубным созведьем,И пусть Вам – отпущеньем за грехиОстанутся – забытые стихиМоих трагедий.

Блицкриг

Нет! Никогда не будете со мной,Нет! Никогда я влажным поцелуемНе приложусь к губам в июльский знойИ имя Ваше не промолвлю всуе.И Ваша беспокойная душаМою – не тронет, любящую дерзко,И горечи обид не сокрушатЛюбви моей шальное королевство.Тем увлекательней любовная игра,Тем увлекательней любовная интрига —Я создала Вас росчерком пера,И то, что я задумала блицкригом,Тянулось дни и ночи напролет.И я жила в преддверии реванша —Все тщетно! Тщетно. Знаю наперед —Исход один – победа будет Ваша.

«Милый из другого века…»

Милый из другого века,Вот мой адресат.Не прочтет моих заметок,Не прочтет письма,Не увидит строчек черныхНа сухом листе.Я гадаю на покорной,Ласковой звезде:Пусть – не он; другой, похожий…Как?Любить других?Внутривенно и подкожноНа губах моихПоцелуй другого века,Выпитый – до дна.Безрассудно и нелепоЯ – тобой – пьяна.И среди толпы прохожих,Словно в страшном сне,Нет, не ты!Другой, похожий,Бредит обо мне.

Любовь-война

Я не могу!Как больно мне не видеть вас!Уйти – следами на снегу,Обрывком фраз;Уйти, не помня,Кто – любил?Кого – люблю,Кого – в томительной истоме?О ком – молю?И эту сладостную пыткуНе прекратить.Под звуки вальса, звуки скрипкиМне – Вас – любитьНе суждено – и невозможно,Но я – люблю.И каждой строчкой, каждой ложьюЯ Вам внемлю.Как сладко верить в безнадежность!Ведь здесь Вас нет;Лишь обличительная нежностьИ Ваш портрет.Я сознаюсь, я – недостойна.Я – сражена.Но слаще всех на свете войн мнеЛюбовь-война.

За тебя

Черновики моих стихов,Черновики любовных писем,И позолоченный альков,И мыслей жадных хрупкий бисер,Все – о тебе, все – про тебя.Так трепетно-благоговейноЛюбовь, балуя и маня,Тебе стихи поет лилейно.Как ты изысканно красив,Как удивительно устроен!Как складно сложенный мотив,Наисмелейший из героев,Твоей – рабой, твоей – богинейБыла бы, трепетно любя.Пусть будет все, всегда и ныне,И – о тебе, и – за тебя!

Не любя его

Не любя его, буду целовать,Не прося его, буду молча ждать,И смотреть в окно, там – белым-бело,И на сердце так страшно-тяжело.В доме – горклый жар, за окном – метель.Вот пробьют часы, распахнется дверь,Ветер зазвенит. Ты войдешь – не он,Как желанный гость, как случайный стон.Будет ночь свежа, будет месяц тих.Если я умру, будет только стих,Будешь только ты. Сохрани в ладоньПамять обо мне, сладкую, как боль.И когда он мне даст свое кольцо,Помни поцелуй и мое лицо.Помни, я – твоя, не его – жена,И ребенок твой – ноша тяжела.

Призрак бытия

Уйди, исчезни, призрак бытия,Наместник зла и жало кровной мести!Полна тобой усталая земля,Полна твоих трагических известий,Но что в том – мне? Что мне – чужой порок,Пока меня он не коснулся живо?Пока во мне бьет сладостный потокЛюбви, и вихрь ее пленящей силы?Что мне – до вашей боли, я – люблю!Что мне – до вашей тягостной молитвы?Вы мне нужны, как суша – кораблю,Как черный цвет – на солнечной палитре,Зачем мне – вы? Зачем нужна я – вам?Не мне – судить, не мне – лишать печали;Любовь вам – яд, а мне любовь – бальзам.Вас с ранних лет с тоскою обвенчали,Меня – с надеждой. Пагубной, как страсть,И верой в счастье жадно-душегубной.Что мне – борьба, и что мне – ваша власть,Когда есть он, его глаза и губы?

В фойе

Любовь достигла апогея.В филармоническом фойеГляжу – страшась, гляжу – немея,Самой Венерой ты взлелеян,Не вспоминаешь обо мне!Нет! Я не буду умолять,Просить твоих признаний жарких,В молебнах ночи коротать,И, покорившись, кротко ждать,Как ждут желанного подарка.Нет! Я не буду уповать,Страшась, отчаявшись, жалея,Страшась – любить, страшась – терять,В сомненьях жгучих изныватьИ мысли – о тебе – лелеять.Но буду я просить о том,Чтобы среди десятков судебТы был, влюблен и безрассуден,И как бы ни был путь твой труден,Чтоб он привел тебя в мой дом.

Напрасно

Люблю – тебя, люблю – напрасно,Который день, который часПод маской лжи, забавы маскойТоску скрываю.Этих глазИ этих рук, и скул упрямыхНе целовать влюбленной мне;Не лить в хрустальные стаканыВина – в топленой тишине;Не таять в пламенных объятьях,Не говорить слова любви;Мой рок, мой бес, мое проклятье,И руки, и глаза твои,И восхитительные губы,И голос твой, и жаркий смех.Но я – увы! – влюбляюсь в тех,Кто – никогда – моим не будет.

С любым тобой

Как ты душевное уродствоИ нежелание любитьСкрывал под маской миротворцаИ ей – меня – хотел пленить!Как изощренно, как жестокоТы плел обманчивую сетьИз дивной прелести порока!И мною жаждал овладеть.Как ты умело притворялся,Как отыграл достойно роль!И я, без толики упрямства,Была покорною рабой.Любовь – для нас – бездонной безднойБыла, сплетенной из страстей;Не ведал ты – я, безвозмездно,С любым тобой была б твоей.

Я не хочу тебя терять

Я не хочу тебя терять.Смотреть, как ты к другой уходишь,И боль показывать прохожим,И воровать тебя, как тать.И в сладкой неге поцелуяВсе думать с трепетом о том,Как ты покинешь этот дом,И в дом другой войдешь, ликуя.И каждый день, и каждый раз,Тебя – любя, тобой – любуясь,Тоске я жгучей повинуюсь,Тоске по жару этих глаз,И на губах – дыханью мая.Не мне – жалеть, не мне – обнять;Я не хочу тебя терять,А потому – не обретаю.

Ищу тебя

Ищу тебя, и розовый рассветМне шепчет в наважденьи:«Скоро, скоро…»И нет оков, и предрассудков нет,И солнце в небе яблоком раздораГлядит в глаза, и дышит, и живет,И наблюдает зрителем в театре,Как я ищу – часами напролет,И скалится заносчиво в антракте.И ночь приходит белой простыней,И говорит над ухом: «Близко, близко…»И месяц в небе, бледен и влюблен,Целует ночь так сладостно и быстро.И день мне пишет маревом зари,И обещает нежно: «Завтра, завтра…»И я ищу покорно jour et nuit1,И темнота, как пиковая карта,Ложится в руку, ластится, зовет,И плачется покинутым младенцем,И шепчет ласково:«Поверь мне, все твоеВсегда с тобой – и на душе, и в сердце».