Покровители

– Не хотите ли вина, Флитвуд?

– Нет, спасибо.

Ричард наполнил другой бокал для своего друга Томаса Листера, заехавшего к нам по пути в Йоркшир. Мы сидели вокруг камина, где тихо тлели поленья, исходящий от них жар и духота столовой навевали сон. Но окончательно не усыпили, позволив заметить жадный взгляд Томаса, скользнувший по кольцам на пальцах Ричарда, когда он вручал ему бокал. Его собственные, лишенные колец, пальцы, сжали бокал и, перехватив мой взгляд, он тут же отвел глаза.

По возрасту Томас был где-то между Ричардом и мной, а по благосостоянию – где-то между простым землевладельцем и нами. С первым он мог согласиться, но со вторым – никогда. Их с Ричардом объединяли другие жизненные моменты: оба они женились в один и тот же год; у обоих умерли отцы; оба унаследовали большие поместья и заботились о матерях и сестрах. Четыре года тому назад старшему мистеру Листеру стало плохо во время венчания сына, он потерял сознание в церкви, не дослушав свадебных обетов, и через несколько дней отошел в мир иной. Мать Томаса, так и не оправившись от горестной потери, жила с тех пор затворницей.

Я считала Томаса Листера странным, но довольно интересным мужчиной – он с трудом поддерживал беседу, предпочитая в основном слушать и помалкивать. На мир он смотрел большими, слегка навыкате глазами, но сам был по-женски маленьким и хрупким. Ричард говорил, что благодаря такому телосложению он стал великолепным наездником и держится в седле прямо, как стрела.

Моей матери не удавалось найти общего языка с молодыми людьми: зато она легко заставляла их чувствовать себя детьми, и Томас, заикаясь, выдавил вежливый ответ, когда она поинтересовалась здоровьем его матушки. Его спасло появление Эдмунда, помощника с псарни, он сообщил Ричарду, что с одной из ферм пришла женщина с новостями о собаке, загубившей овцу. В те дни мы разводили много овец; почвы на полях были слишком влажными для иного пользования.

Помедлив, Ричард поставил свой бокал и спросил?

– А чья эта собака?

– Она не знает, господин, – Эдмунд покачал головой, – обнаружила только, что эта псина носится вокруг, пугая все стадо. Она просила вас поскорее приехать.

Ричард быстро вышел. Местные жители частенько приходили к нам и рассказывали о своих печалях. Ричард был щедрым хозяином, давал им зерно в неурожайные годы и разрешал вырубать деревья для ремонта домов. В Падихаме жили две сотни семей, и с тех пор как мы поселились здесь, приходилось решать столько же проблем.

– Зачем вы едете в Йоркшир? – спросила моя мать Томаса.

Она старательно изображала радушную хозяйку, с удовольствием намекая на мою несостоятельность в этой роли.

– Я еду на судебное заседание. Великопостные ассизы[10], – ответил Томас.

– Какое-то судебное разбирательство?

Поленья в камине затрещали, разгоревшись с новой силой. Я задумалась, надолго ли Ричард уехал; день клонился к закату, и за окнами скоро стемнеет.

Томас неловко сменил позу.

– Разбирательство убийства, – тихо произнес он, – обвинение выдвинуто против одной женщины, по имени Дженнет Престон.

Я слегка напряглась.

– Вы знаете ее? – спросила я.

– К несчастью, очень хорошо. – На его скулах проступили желваки. – Она долгие годы работала в нашем доме, но со времени кончины моего отца никак не может оставить нас в покое. Мы предоставили ей помощь и поддержку, но она, неблагодарная, требовала все больше и больше.

– И в чьем же убийстве ее обвиняют?

– Ребенка.

Нас с матерью ненадолго объединило общее потрясение.

Томас мрачно уставился на языки пламени.

– Вы отстаиваете ее невиновность?

– Невиновность? – Томас резко взглянул на меня. – Ее вину. Она виновна в смерти сына другого слуги – младенца, ему еще и года не было, – жестоком и бессердечном.

Перед моим внутренним взором вдруг всплыло нежеланное воспоминание: застывшее тельце, два ряда крошечных ресничек, которые уже никогда не откроются. Закрыв глаза, я отогнала это видение.

– Почему же она решилась на это? – спросила я.

– Потому что ревнива и завистлива, – отрывисто произнес Томас, – ей не удалось совратить Эдварда, поэтому она забрала у него с женой самое дорогое. Она ведьма.

– Еще одна ведьма? – Моя мать резко подалась вперед, явно смутив Томаса. – Вы разве не слышали о последней гостье Рид-холла?

– А откуда вы знаете об этой гостье Рид-холла? – удивилась я.

– Мне Ричард рассказал. – Она пренебрежительно передернула плечом.

И жестом, и тоном она подразумевала, естественно, что он охотно разговаривает со своей тещей о всех важных делах. На самом деле она умела вытягивать сведения из людей, мгновенно улавливая их нерешительное или случайно брошенное замечание, и тогда уж принимаясь изводить их, точно собака, гоняющая овец. Ричард не стал бы сам рассказывать о деловых планах своего друга в графстве; должно быть, моя мать уже слышала об этом от кого-то другого и наверняка сумела задать нужный ей вопрос, пока он был занят и отвлечен другими делами.

– И кто же гостит в Рид-холле? – спросил Томас, переводя взгляд с моей матери на меня.

И она с удовольствием поведала ему о делах близко знакомого Томасу Роджера, а также и о том, что приключилось с торговцем Джоном Лоу по вине ведьмы Элисон Дивайс. Томас внимал ей с большим интересом.

В ее версии история, поведанная мне Роджером, предстала в сокращенном и не столь впечатляющем виде. И я с огромным удовлетворением не снизошла до того, чтобы поправить ее, а, чтобы она не поняла этого по моему самодовольному выражению, принялась увлеченно разглядывать затейливый фриз, украшавший верхнюю часть стен столовой. Русалки, дельфины, грифоны и самые разные причудливые создания, получеловеческой и полуживотной природы, взирали сверху в центр зала, словно мы собрались на каком-то грандиозном мифическом приеме. С тех пор, как я приехала в Готорп, этот великолепный фриз оставался моим любимым украшением особняка, и я могла подолгу ходить по столовой, разглядывая каждого персонажа, давая им имена и придумывая истории их жизни. Особенно мне полюбились две осиротевших сестры, морские принцессы, повелевавшие волнами; и львиное войско, вооруженное щитами и изготовившееся к битве. Я видела, как с приближением вечера фриз покрывался тенями, придававшими его героям еще большую таинственность, а моя мать и Томас Листер все продолжали сплетничать, как две прачки. Мои веки начали слипаться; во рту пересохло, голова заболела. До возвращения Ричарда мне придется сидеть в гостиной, но пока ничто не предвещало его прихода.

Но внезапно меня взбодрила одна мысль: пока моя мать гостит у нас, Ричард будет, наверное, спать вместе со мной, чтобы не возбуждать ненужного любопытства, поскольку ее глазки-бусинки не упускали ни единой подробности нашей жизни. Она еще ни словом ни намекнула, что видела выдвижную кровать, хотя Ричард, вероятно, разумно запер дверь в гардеробную.

Я слегка поправила валики в прическе, подумав, скоро ли наконец смогу вытащить их.

– Именно поэтому девица живет в доме Роджера Ноуэлла, – сверкая глазами, заявила моя мать, – он держит ее взаперти, чтобы она никому больше не причинила вреда.

– Неужели она во всем призналась?

– Так говорят.

– И Роджер полагает, что в наших краях есть еще ведьмы?

– Да, из той же семейки, – кивнув, подтвердила моя мать.

– Господи, мама! Можно подумать, что ты лично проходила мимо Джона Лоу, когда его прокляли, – заметила я.

Томас с задумчивым видом прижимал свой бокал к груди.

– Томас, не желаете ли полюбоваться на наших русалок? – предложила я. – На них стоит взглянуть поближе. Они просто великолепны, созданы двумя братьями, выполнившими всю отделку стен и потолков в Готорпе.

Будучи понятливым и воспитанным, он встал и направился к стене, а я, обращаясь к матери, прошептала:

– В этом доме не принято обсуждать дела Роджера Ноуэлла в стиле деревенских кумушек. Он наш друг. А теперь Томас донесет все твои домыслы до Йоркшира, хотя нам здесь вовсе не нужна такая слава.

– Я просто сообщила вашему соседу о том, – помрачнев, парировала моя мать, – что происходит в его округе. Уже скоро все и так будут знать, что в ваших краях злодействуют ведьмы. Ведь такова ужасная реальность. Разве неправильно говорят, что эти особы здесь совсем распустились?

– Я не обращаю внимания на слухи, меня они не волнуют. И, кроме того, я сомневаюсь, что распущенность равносильна злодеянию.

– Да, мастерская работа, – вежливо оценил Томас, оглянувшись в нашу сторону, – на редкость затейливая композиция. Превосходные мифологические образы. – Он заметно разволновался и явно не собирался возвращаться в свое кресло. – Пожалуй, мне пора опять трогаться в путь, пока еще не совсем стемнело. Вероятно, по дороге в Йоркшир я еще загляну в Рид-холл.

– Тогда вам придется сделать крюк миль в десять, – заметила я, – ведь Рид-холл в другой стороне.

Томас взял свой плащ.

– Передайте мой поклон Ричарду.

Он поспешно покинул гостиную, и звуки его шагов эхом разнеслись по коридору. После краткого молчания я тоже удалилась под предлогом того, что мне пора прилечь и отдохнуть.

В нашей спальне уже горели свечи, и я, стоя перед зеркалом, вытащила из прически валики. Тусклые и истонченные пряди волос рассыпались по плечам, и я принялась старательно расчесывать их. Подойдя к окну, чтобы закрыть шторы, я увидела в стекле силуэт Ричарда, он стоял на пороге спальни.

– Сегодня вы будете спать здесь? – спросила я.

– Полагаю, да.

Я повернулась к нему, и у меня вдруг екнуло сердце.

Руки его покраснели от крови. Она покрывала его дублет, кровавые брызги также попали ему на лицо и испачкали руки до локтей.

– Что произошло?

– Я распорядился принести воды.

Он попытался вытереть руки о рукава, но кровь уже засохла. Пальцы вокруг ногтей побурели.

– Чертовщина какая-то, – продолжил он, – мне еще не приходилось видеть собаку, чье поведение так напоминало бы волчье.

Подойдя к кровати, я села на нее и сбросили туфли.

– Это же невозможно. В наших краях уже много лет не видели волков.

Мне подумалось, что сегодня ночью мы опять будем спать обнявшись и он согреет меня своим теплом. Может даже, я, как раньше, пробегу пальцами по его спине. А, может, он даже поцелует меня, и я вновь почувствую твердость его копья. Даже если бы мы никогда больше не спали вместе в одной кровати, я никогда не забуду мягкий жар его торса под кончиками моих пальцев. Но внезапно я вспомнила о тайном письме, и мои мечты рассеялись.

– Неужели овца сдохла? – спросила я, повернувшись спиной к Ричарду, чтобы он распустил шнуровку корсета.

– Нет. Мне самому пришлось добить ее.

– А собака? Какой породы?

– Не знаю, просто лохматая коричневая дворняга. Она убежала, я не успел поймать ее. Потом я еще пытался выяснить, чья это могла быть собака.

– А я наняла повитуху, ту девушку, которая спасла меня.

– Правда? Как ее зовут? Значит, она повитуха?

– Алиса. Она очень опытная, – добавила я, избегая его взгляда, – надеюсь, вы не будете возражать… я предложила ей взять на время одну из лошадей с нашей конюшни, пока она будет навещать меня.

– Не одного из моих рысаков?

– Нет, серую упряжную кобылу. Она уже довольно старая. Ричард… – я помедлила, подавляя волнение, – а теперь вы снова будете всегда спать со мной?

– Многие супруги спят в отдельных комнатах, в этом нет ничего необычного, – спокойно ответил он.

– Но ведь положено…

– Глупости. Кроме того, вы уже ждете ребенка. И нам все равно не удастся зачать второго.

Но я уже не слышала его, поскольку сняла сорочку. Тонкая красная струйка стекала по моему бедру. Я приложила к ней палец, чтобы остановить, и панический страх навалился на меня, как грозовая туча. Закрыв глаза, я начала молиться.

Глава 6

Ричард тихо похрапывал, а мне не спалось, я лежала рядом с ним, неподвижная, как бревно. В конце концов, поднявшись, пошла прогуляться по большой, залитой лунным светом галерее. В доме стояла тишина, а полированные половые доски поблескивали, словно снег. Я тихо ходила взад-вперед, с востока на запад и обратно, и половицы тихо поскрипывали под моими ногами. В спальню я вернулась перед рассветом. Не раз еще я рассматривала высохшую струйку крови, она постепенно растерлась по моей коже, показывая, что же произошло, вернее начало происходить, но прекратилось. Быстро опустив ночную рубашку, я не дала Ричарду возможности что-то заметить, тем более что он старательно смывал с себя овечью кровь. Ее запах доносился и до кровати, и я невольно испытала отвращение и страх, точно один только запах крови мог вызвать кровотечение и у меня.

Алиса говорила, что несколько дней она будет собирать травы, способные укрепить мои силы, но мне казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность, поэтому нынешним утром, пока все завтракали, я отправилась выгуливать Пака, дав ему возможность побегать. Я не могла есть, мне казалось, что в животе у меня опять копошатся угри, но на сей раз, правда, только от беспокойства. Мы вышли из дома и, свернув направо, направились по дорожке вдоль газона к реке, мимо большого амбара и служебных построек. Почуяв запах Пака, гончие на псарне дружно заливались глупым лаем. Не обращая на них внимания, он продолжал спокойно обнюхивать углы и стены. Иногда меня брало сомнение, знал ли он о своей собачьей природе. Я раздумывала также, помнит ли он, какие испытания отягощали его щенячью жизнь до того, как я выкупила его, и надеялась, что он ничего не помнит.

– Доброе утро, госпожа, – приветствовали меня попадавшиеся навстречу фермеры и подмастерья, нагруженные орудиями, веревками и разнообразной утварью, о назначении которой я не имела ни малейшего представления.

– Доброе утро, – отвечала я, продолжая прогулку.

Наш особняк и все надворные постройки скоро исчезли за деревьями, скрывшими их, как зеленая драпировка. Вокруг прогулочной аллеи, уводящей нас от Готорпа, шелестела листва, и я следила за тем, как Пак носится по лесу, принюхиваясь к земле, с завидным рвением обследуя каждый куст и мелькая между стволами деревьев.

Мы прошли уже с четверть мили, когда я увидела впереди двух приближающихся к нам всадников. Отойдя к краю аллеи, я остановилась, вскоре узнав в одном из них крупную фигуру Роджера. Когда они подъехали ближе, он сказал что-то своей спутнице – женщине в простом шерстяном платье. Даже при моей близорукости я разглядела, что это не его жена Кэтрин. Спешившись, Роджер приблизился ко мне, держа в поводу свою лошадь, которая, как я заметила, была привязана также к его попутчице. Ее тонкие белые запястья обхватывали наручники, веревка от которых и тянулась к поводьям. Значит, пленница. Будучи мировым судьей, Роджер часто возил преступников по графству, а иногда переправлял их в тюрьму Ланкастера. Невольно задержавшись взглядом на ее связанных запястья, я не сразу обратила внимание на печальное лицо молодой женщины, на ее тонкие губы и умные темные глаза, взиравшие на меня с какой-то враждебной гордостью.

– Госпожа, мне приятно видеть, что вы решили прогуляться в такой чудесный день. Похоже, свежий воздух вам на пользу.

– Вы к нам в гости? – спросила я, протягивая ему руку для поцелуя.

– Увы, визит сегодня иного рода… скорее, по сути, приглашение для Ричарда. Он дома?

– Да.

– Свободен ли он нынче утром?

– По-моему, через час он выезжает в Манчестер, – солгала я, – собирается в дорогу.

Нет уж, я постараюсь сделать все возможное, чтобы Роджер не уехал, оставив меня наедине с матерью.

– А у вас все в порядке? – вежливо поинтересовалась я.

Он вновь кивнул. Но мне показалось странным, что он не представил свою спутницу.

– Очень жаль, – сказал он, – я как раз сейчас направляюсь в Эшлар-хаус.

– К Джеймсу Уэлмзли?

– Именно. Мне подумалось, что Ричарду могло быть интересно составить мне компанию… я проведу там два допроса, и был бы признателен ему за поддержку. – Он склонился ко мне. – Вашего мужа, дорогая, ждут великие дела. Вспомните мои слова: дожив до моих лет, он многого достигнет в государственном управлении, и я собираюсь помочь ему на первых порах. Я в свое время не имел таких родовых преимуществ, как у него – ведь его дядюшку уважали при дворе. Однажды я представлю Ричарда ко двору, и мне хотелось бы, чтобы он принял участие в нынешних событиях в Пендле. Это поможет ему снискать благоволение короны. Я доверяю его мнению, как и господин Уэлмзли, но сегодня нам придется обойтись без него.

Он оглянулся на свою попутчицу, чье молчаливое присутствие производило странно пугающее впечатление.

– Я слышал, вы наняли акушерку, – неожиданно сказал Роджер.

– Наняла, – удивленно прищурившись, подтвердила я, недоумевая, откуда он мог узнать об этом.

Ведь Ричард не виделся с ним с последней нашей охотничьей вылазки.

– Очень разумно, – просиял Роджер, – будем надеяться, что еще до конца года в Готорпе появится наследник. В прошлый раз вам помогала та же женщина? Из Уигана?

Я вдруг осознала, что из-за исходящей от его спутницы явной враждебности мне трудно сосредоточиться.

– Нет, – помедлив, ответила, – она из наших мест.

– Дженифер Барли? В свое время она приглядывала за Кэтрин.

– Нет. Девушку зовут Алиса, она из Колна.

И тут произошло нечто странное. При упоминании имени Алиса, спутница Роджера вдруг резко дернулась, напугав свою лошадь. Я взглянула на нее и быстро опустила глаза, заметив ее пристальный, устремленный на меня взгляд, исполненный какого-то зачаровывающего понимания.

– Надо будет придумать к вашим родам подарок, – заметил Роджер.

Он как ни в чем не бывало продолжал разговор, словно его совершенно не волновало присутствие пленницы. Он выглядел очень даже довольным.

– Что же можно подарить женщине, у которой есть все?

– А кто же ваша спутница, Роджер? Не могли бы вы представить ее мне?

– Пожалуйста, – сказал он, – познакомьтесь с Элисон Дивайс.

Сердце мое взволнованно забилось, по спине побежали мурашки. Получается, что Роджер открыто вывез на прогулку ведьму из Пендла, заехав и к нам в Готорп. Гордый взгляд Элисон подсказал мне, что она все понимает, и я почувствовала укол сострадания.

– Пусть вас не смущает ее наряд… это платье Кэтрин. Элисон жила у нас последние несколько дней. А теперь мы едем в Эшлар-хаус, чтобы повидать кое-каких ее родственников, – бодро произнес он, возвращаясь к цели своей деловой поездки.

Девушка не произнесла ни звука, лишь глаза ее злобно сверкнули. Молчаливую паузу вдруг прорезал донесшийся из леса пронзительный крик грача, и порыв ветра взметнул ветви ближайших деревьев.

– Передайте Ричарду мои наилучшие пожелания. Вы не забыли, что через неделю в пятницу ужинаете у нас в Риде? Кэтрин с нетерпением ждет встречи с вами.

– Ваше приглашение большая честь для нас.

Сделав легкий реверанс, я осмелилась еще разок взглянуть на Элисон Дивайс, она сидела в седле недвижимо, словно статуя, устремив пристальный взгляд вдаль. Приподняв шляпу, Роджер вскочил в седло. Я проводила их взглядом, заметив, как блеснули кольца на пальцах Роджера, махнувшего на прощание рукой. Тогда я позвала Пака и направилась обратно, в сторону дома.

* * *

Наступил последний день Великого поста, и, поскольку наша кухарка отлично запомнила, что моя мать не слишком любила рыбу, к обеду нам подали сырные пироги с картошкой, фрукты, хлеб и пиво. Я пощипывала мелкие кусочки и корочки, но уже так привыкла есть мало, что редко испытывала чувство голода.

Моя мать неодобрительно относилась ко всем нашим слугам, за исключением кухарки. Она считала их грубыми и неблагодарными и заявляла, что со временем у нас обязательно начнут пропадать шелка и столовое серебро. Иногда я даже подумывала, не забыла ли она, что гостит вовсе не в моем доме. Мне казалось, она скучала по временам своего владычества в Бартоне, где содержался роскошный штат слуг по сравнению с ее нынешним скромным манором. Первые годы мы с Ричардом обычно тайно величали ее Глорианой[11] манора, ведь, прибывая после нашей свадьбы к нам в гости, она упорно пыталась руководить нами, словно мы оба были ее малыми детьми. В детстве мне не с кем было пошутить и повеселиться. Порой мы с Ричардом даже забывали о набранной в рот еде, когда она произносила вдруг нечто вроде «Право, Ричард, я еще не знала мужчин, увешанных, как вы, таким обилием драгоценностей» или «Вам следует заказать для подачи вина бутылки с вашим гербом – нынче это в моде, знаете ли. В Йоркшире уже многие обзавелись такими графинами».

А сегодня она решила поднять вопрос о гербах над камином.

– Ричард, я вижу, что на ваших гербах над камином еще не добавлено имя моей дочери, – заявила она, имея в виду пять квадратных деревянных резных панелей с именами разных членов рода Шаттлвортов.

Резные инициалы Ричарда украсили четвертую панель еще до нашего венчания. Он намеревался вызвать резчика, чтобы добавить к своим и мои инициалы, да пока не нашел времени, поэтому пока буквы «R» и «S» выглядели одиноко, ожидая моей компании. Воспринимая сие обстоятельство как оскорбление, моя мать, естественно, не могла его стерпеть, словно эта деревянная панель была единственным свидетельством моего существования, а не просто украшением интерьера.

– Мама, это не самое срочное дело, – возразила я.

– Разве четыре года не достаточно долгий срок?

– Я непременно добавлю этот пункт в постоянно растущий список насущных дел, – доброжелательно ответил Ричард.

Мать решила, что уедет завтра, в Светлое Христово Воскресение, и мы все вместе отправились в церковь. Возможно, мне показалось, но накануне вечером я почувствовала, что моя талия округлилась. Сидя на субботней службе и глядя на свои аккуратно сложенные на коленях руки, я размышляла, где же может пропадать Алиса Грей и чем она вообще занимается. Местные прихожане разглядывали меня несколько дольше обычного; я понимала, что выгляжу не лучшим образом. Последнее время я предпочитала носить черное… лишь на фоне черных платьев мое посеревшее и тусклое, как дождевые облака, лицо, выглядело более светлым. Появление моей матери также привлекло дополнительное внимание. Она хранила на лице выражение смиренного равнодушия, но я знала, что душа ее урчала, как довольная кошка.

Во время службы, внимая голосу священника, я подняла взгляд над рядами шляп и чепцов, поискав золотистые локоны, но, увы, таковых не нашла. Зато перехватила взгляд молодой женщины, сидевшей наискосок от меня на одной из соседних скамей, под ее добротным теплым плащом явно выделялся округлый живот. Она разглядывала меня в откровенной дружелюбной манере, свойственной простым селянкам, ее взгляд, казалось, говорил: «У нас с вами одна участь». Но она ошибалась, и я предпочла быстро отвести глаза.

Чувствуя, что мои руки совсем заледенели, я сунула их под себя и сидела на них, пока они вконец не онемели. Сегодня утром меня опять мучили приступы тошноты, навязчивые и непрошеные. Колн находился в нескольких милях отсюда, и там был свой приход, поэтому вряд ли Алиса захаживала в церковь Святого Леонарда. Но она работала в пивной «Рука с челноком» меньше чем в миле отсюда; осмелюсь ли я проявить нетерпение и навестить ее там? Я приглашала ее зайти к нам в Страстную пятницу, но она сказала, что сможет прийти только после Пасхи.

Через несколько скамей от нас сидел аптекарь вместе со своей семьей, его безмятежное лицо обращалось к кафедре, как цветок к свету. Выращивала ли Алиса травы сама или покупала в его лавке? И если покупала, то будет ли она благоразумно сдержанна? Джон Бакстер, младший приходский священник, обладал высоким, ясным голосом, звонко возносившимся под своды храма и изгонявшим пустынный мрак из всех углов.

– «…Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, – провозглашал он, – ибо давно желал видеть Его, потому что много слышал о Нем и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо…»[12]

На кафедре перед ним лежала новая Королевская Библия[13], которую мы купили для него в Лондоне. Я тогда впервые попала в типографию, разместившуюся в высоком и узком, как шкаф, доме в деловом центре. По окрестным улицам носились мальчишки-разносчики с корзинами на головах, словно мы попали в древнюю Галилею. Зайдя в ту типографию, я словно попала в некий совершенно особый мир, пропитанный знаниями, насыщенный запахами бумаги и чернил, но отчасти похожий на какую-то пыточную камеру с огромными скрипучими хитроумными приспособлениями из дерева.

– «…Первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его. Но Ирод со своими воинами, унизив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату»[14].

Эту новую Библию издали в прошлом году, и мы приобрели три экземпляра: один для дома, второй для церкви, и третий для матери Ричарда. Все книги были красиво отделаны, с золотым обрезом и тонкими, как цветочные лепестки, страницами.