Исключение из правила

– А вы хорошо знаете город, – удивленно произнесла она, вглядываясь в темноту, – как-то странно мы едем.

– Да, хорошо. Я вас специально так повез, чтобы вы успели про профессора рассказать. Я ведь когда-то таксистом работал.

– Вы? Таксистом? – у Инги даже брови полезли вверх. Почему-то она не ожидала от него такое услышать.

– Да, еще когда в Академии учился – подрабатывал. Отец был очень принципиальным в этом смысле. Нужны деньги – заработай сам. И доказывал собственным примером…

Когда-то в середине девяностых отец Матвея открыл кафе-кондитерскую, которая пользовалась большим спросом. В СССР с началом экономических реформ общественное питание являлось одной из площадок, на котором отрабатывались как новые экономические механизмы, так и формировались новые отношения частных предпринимателей и государственных структур. Кооперативные кафе в те годы былипервыми маяками развития частного предпринимательства.

Матвей на минуту замолчал, вспоминая.

– Где я только не работал тогда… Ну, и таксистом тоже.

Инга сосредоточенно слушала, боясь спугнуть этот приступ откровенности.

–Тогда я обижался на отца – для него деньги проблемой не были, он в те годы был предпринимателем средней руки. А сейчас я даже благодарен ему. Наверное, если бы тогда моя жизнь была проще, я не добился бы того, что имею сейчас… К тому же, я вообще очень люблю машины, всегда любил. Поэтому работа была в радость. И мой бизнес сейчас связан именно с этой сферой…

– Да, родители часто принимают решения за своих детей, не считаясь с их мнением. Но и во многом бывают правы. Зато теперь вы тоже занимаетесь любимым делом, – осторожно сказала Инга.

– Да, уже что-то общее между нами есть – мы оба любим то, чем занимаемся в жизни, – усмехнулся Матвей.

Нами? Нами?? Не зная, как ответить, и как реагировать, Инга сделала вид, что пропустила последнюю фразу мимо ушей. К тому же был повод – они подъехали к ее дому. Матвей заглушил мотор, и в машине стало удивительно тихо.

– Спасибо вам большое, что подвезли. Неизвестно, сколько бы мне такси ждать пришлось. – Инга с благодарностью посмотрела на Матвея.

– Всегда пожалуйста. Может, пригласите на чай?

– Уже очень поздно, – поспешила возразить Инга. Еще не хватало оказаться с ним в квартире наедине!

Его лицо было непроницаемым.

– Но в другой раз обязательно, – добавила она абсолютно искренне.

– Ловлю вас на слове, – усмехнулся Матвей, – давайте, я вас до квартиры провожу – темно ведь.

– Не стоит, – Инга выдавила улыбку, – у нас в подъезде новую лампочку вкрутили. Но все равно спасибо.

Они скомкано попрощались, и Инга вывалилась из джипа в зимнюю ночь. Она захлопнула дверь и зашагала к своему подъезду, спиной чувствуя взгляд Матвея. Он все не уезжал и уехал только когда за ней закрылась дверь в подъезд.

Квартира встретила Ингу приятным теплом и запахом дома, отчего ей сразу же захотелось есть и спать. И еще принять душ. После сегодняшних происшествий ей не терпелось смыть с себя запах смерти, который преследовал ее с того времени, как она вошла в злосчастную двести пятую аудиторию. И еще презрение следователя, которое она не понимала, но чувствовала очень остро. Оно, словно пыль, осело на одежде, волосах и коже. Быть может, Доронин не любил свою работу, быть может, устал, но ему явно хотелось побыстрее найти крайнего, и сунуть его в каталажку. Инга поежилась – ей очень не хотелось стать крайней.

Она быстро разделась и залезла под душ. Горячие струи, вырывавшиеся из мелких дырочек, буравили кожу, и тепло разливалось по всему телу, и отступали ненужные мысли, и мимолетом подумалось, что завтра будет тяжелый день.

Завернувшись в халат, Инга прошлепала на кухню и сунула нос в холодильник. Ужин она пропустила, да и есть в той обстановке, в которой она находилась на работе, ни за что бы не смогла. Сейчас, освежившись и придя в себя, Инга ощутила зверский голод. В холодильнике оказалось четыре яйца, кусок сыра, две сосиски и половина помидора. Инга мгновенно представила себе яичницу с помидором и сосисками, присыпанную сверху сыром и рот моментально наполнился голодной слюной. Отчаянно торопясь Инга сварганила себе ужин и уселась со сковородкой у телевизора. А что тут такого? Никто ее не видит, а мыть лишнюю тарелку в час ночи– удовольствия мало.

Инга включила какую–то веселую передачу и принялась есть. Но мысли о том, что произошло, все равно лезли в голову, и никакая передача не могла их заглушить. Сильного огорчения от случившегося с начальницей она не испытывала и все же, вспоминая ее, распластавшуюся на новом паркете отремонтированного кабинета, Инга почувствовала острый приступ жалости. Бедная глупая дерзкая девчонка, не желающая отвечать за свои поступки и горько поплатившаяся за это. Ежу понятно, что это самая настоящая месть. Да еще какая наглая и кощунственная – сотворить это в Академии, где учатся дети, и чем! –ее собственным подарком!Кроме того, Инге подумалось, что следователь наверняка узнал о скандале на совещании, о котором она умолчала – его начало и середину наблюдала половина Академии. И это Вишенской совсем не на пользу. С точки зрения самой Инги подозревать Вишенскую было бы глупо – она не такой человек, чтобы пойти на убийство. Но у следователя могло сложиться другое мнение. Хотя, с другой стороны, а кто «такой»? Инга мысленно перебрала всех, кто был сегодня в Академии в тот период, о котором расспрашивал следователь. Никто из них не мог этого сделать! Конечно, бывало всякое и особой любви к некоторым сотрудникам Инга не испытывала, и все же это были близкие, и даже родные люди, с которыми она на протяжении нескольких последних лет проводила большую часть своей жизни. И мысль о том, что это мог сделать кто-то из них, казалась глупой, нелепой и даже кощунственной. Конечно, оставалась вероятность того, что это был незнакомый человек, который зашел с улицы, но такая вероятность была крайне мала.В обычный рабочий день, когда в ВУЗе полно народу, войти незамеченным, конечно, реально, но нужно быть чертовски везучим, чтобы так точно угадать время и ни на кого не наткнуться.

Инга помыла сковородку, налила себе чаю и забралась под одеяло. Думать было не о чем – чтобы строить догадки, было слишком мало информации, но она все равно думала. После собственного допроса она ни с кем не общалась и не знала ничего, что могло бы хоть как-то помочь ей в этом.

Потом ее мысли переключились на Матвея Серебрянского. Почему-то вспомнились его руки, когда он держал руль. Длинные аристократические пальцы, немного обветренные и очень сильные, как ей показалось. Ей вдруг стало жарко под одеялом. Она долго вертелась, несмотря на то, что очень устала, а, когда, наконец, сон пришел к ней, за окном уже начинало сереть.

***

Матвей медленно ехал по ночному городу и думал. Когда он еще несколько дней назад разговаривал с Волковым насчет того, чтобы поприсутствовать на настоящем расследовании, он и понятия не имел, что познакомится с девушкой, которая вызовет в нем столько эмоций.

Тридцативосьмилетний успешный бизнесмен и писатель Матвей Серебрянский, пожалуй, впервые в жизни чувствовал себя растерянным и, не знал, что ему делать. Женщины в его жизни появлялись эпизодически – в зависимости от его желания и настроения. Желающих было немало – перспективный, неженатый, умный мужчина, да еще и довольно приятной наружности. Однако сильных чувств у Серебрянского никто не вызывал. Этакие короткометражные фильмы, которые просматриваешь в свободное от работы время, а потом благополучно и быстро забываешь их после просмотра.

Впервые, женщина, собственно, ничего не сделавшая для того, чтобы привлечь его внимание, так его заинтересовала. Он сам не мог понять, что именно ему в ней понравилось. Внешность? Самособой. Ему, как и главному герою всемирно известного романа всегда нравился тициановский цвет волос. Непосредственность? Возможно. Но было что-то еще. Может, это было плодом его собственной фантазии, но ему показалось, что в ней есть какой-то скрытый нереализованный потенциал тепла и нежности… Пожалуй, он сам не отдавал себе отчета в том, что именно это так зацепило его в ее взгляде. Где-то в глубине ее глаз мерцал огонек, который, как казалось Матвею, можно разжечь поярче – чтобы он засиял, как тысяча лампад! Матвей усмехнулся своим мыслям. Ну, надо же – «как тысяча лампад», –откуда, только, слова такие берутся в голове!

Матвей быстро доехал до своего дома, располагавшегося на местной «Рублевке», поставил машину и вошел в дом. Он принял душ, поел и прошел в свой рабочий кабинет. Пока свежи были впечатления от сегодняшнего выезда на убийство, стоило немного поработать. Спустя несколько минут он настроился на нужный лад и с головой ушел в работу. Когда это было необходимо, Матвей Серебрянский виртуозно отключался от ненужных мыслей – работа превыше всего. Под впечатлением он наваял страниц шесть, но перечитывать не стал, решил сделать это утром, на свежую голову.

Матвей Андреевич Серебрянский, автор известных и очень популярных детективов, был также совладельцем компании «Авто–Кволити». Компанию они вместе с деловым партнером Клинеевым Игорем Семеновичем основали пять лет назад, а сейчас она являлась одним из наиболее динамично развивающихся дилеров в юго-западной части города.

Матвей действительно очень любил машины. Эта любовь родилась в ранней юности, и с годами только крепла. Пожалуй, человеку, который не интересовался авто и не сталкивался с этим сложным миром механики, электроники игидравлики было бы сложно понять Матвея. Но его этот мир увлек уже давно, к тому же, у него были все неотъемлемые качества для успешной работы в этой сфере – отличное знание технических характеристик, преимуществ и слабых сторон, правильный подход, крепкая хватка и предпринимательская жилка.

Уже лежа в постели и продолжая анализировать возвращение домой вместе с Ингой, он подумал, что если бы его спросили, о чем он будет разговаривать с понравившейся ему женщиной в первую встречу наедине, то он описал бы пару десятков вариантов, но ни в одной из версий он бы даже не предположил, что будет рассказывать ей о том, что работал бомбилой, а она будет цитировать профессора и рассказывать анекдоты про диалектический материализм.

***

Первым, с кем столкнулась Инга у входа в Академию, был следователь Доронин. Нельзя сказать, что он выглядел довольным, но настроение у него явно было лучше, чем накануне. Он почти вежливо поздоровался и даже пропустил Ингу вперед, придержав дверь. Заходя в свой кабинет, Инга краем глаза заметила, что Доронин зашел в приемную.

День потек своим чередом. Со Звонаревым Инга обсуждать вчерашний день не стала, опасаясь, что если начнет прокручивать в уме подробности, то потом не сможет работать. Звонарев тоже не лез к ней с расспросами. Они обсудили план совместных действий и приступили к их выполнению.

Ближе к обеду некоторые аналитические материалы о результатах научно-исследовательской и инновационной деятельности Академии были готовы, и Инга, распечатав, показала их Звонареву. Быстро просмотрев отчеты, Павел Сергеевич отправил Ингу отнести их в приемную – в папку на подпись.

– Павел Сергеевич… – Инга замялась, и с сомнением посмотрела на шефа.

– Я вас слушаю, – Звонарев поднял на Ингу глаза.

– А есть ли смысл класть документы в папку? Кто их будет смотреть? Ведь Изольда Викторовна…

– Инночка, это наша работа. Не сегодня, так завтра назначат исполняющего обязанности директора, а эти документы должны были быть готовы, как у нас говорится «на вчера». Пусть лежат в папке.

Инга ничего не ответила и вышла.

Аня сидела в своем вращающемся кресле и смотрела в окно. Услышав, что кто-то вошел, она развернулась, и на ее лице отразились признаки облегчения.

– Это ты? Привет.

– Привет, как ты?

– Да так себе. После вчерашних событий не могу прийти в себя. А ты как спала?

–Уснула поздно, но спала как младенец, хотя это и не делает мне чести, – мрачно призналась Инга, – у вас сегодня был следователь?

– Да, и у меня, и у Вишенской. Их интересует, когда я последний раз видела в кабинете Алиевой тигра. А что спрашивали у Светочки, не знаю – там было тихо за стенкой. Доронин только что ушел.

– А что с тигром? Это очень резонный вопрос, я сама сегодня об этом все утро думала. Ведь если он пропал раньше – это одно дело, а если вчера, то круг подозреваемых существенно сужается.

– Я не помню, был он или нет, – ответила Аня, отводя взгляд, – кстати, вчера ведь сюда приезжал ректор. Вечером, когда началась вся эта… катавасия. Судя по всему, никто про тигра не помнит, иначе этот вопрос мне бы уже сегодня не задавали.

– И Сапронов?

– Что Сапронов?

– Не помнит.

– Откуда я знаю?– вдруг взвилась Аня, – я же тебе говорю, сегодня у меня спрашивал об этом следователь. Значит, Сапронов тоже не видел. То есть, не помнит. Ты что, расследование затеяла, что ли? Мне тут уже расследования хватило по уши.

– Успокойся, ничего я не затеяла. Просто… все так складывается… Мне кажется, следователь ничего не выяснит. Люди не слишком склонны делиться с представителями закона. Такой уж у нас менталитет.

– Не выяснит – значит так и будет.

– Ань, ты что, не понимаешь? – Инга даже повысила голос, так ее возмутило поведение Ани, – среди нас ходит хладнокровный ублюдок, безжалостно лишивший жизни молодую женщину! Тебе все равно?!

– Мне не все равно, но ты же знаешь, какая она была. Здесь не было ни одного человека, который бы хорошо к ней относился.

– Это не повод убивать, Ань. Ты меня прям поражаешь.

– Извини… – Аня потерла виски пальцами, – я, действительно хочу, чтобы нашли эту сволочь, но эти допросы – это так мучительно.

– Это да, с этим трудно не согласиться. – Инга посмотрела на дверь, которая вела в кабинет Вишенской, – слушай, а что мне с документами делать? К тебе в папку класть?

– Занеси лучше Светлане Васильевне. Она, скорее всего, лучше знает, кто теперь будет и.о. Алиевой. Может, и она сама.

Инга тихонько постучала, и приоткрыла дверь. Вишенская сидела в своем кресле, поставив локти на стол и закрыв руками лицо.

– Светлана Васильевна…

– Да, да, – Вишенская отвлеклась от своих мыслей и посмотрела на Ингу, – здравствуйте, Инночка, это вы?..

У Вишенской были красные глаза, а прическа – Светлана Васильевна обычно делала прическу а-ля шарман – с зигзагообразным пробором – сегодня была какой-то унылой и неровной.

– Что у вас?

– Я подготовила отчетную документацию по работе нашего отдела. Вот, принесла.

Вишенская протянула руку, взяла у Инги папку, открыла и стала листать. Но по ее глазам было видно, что она делает это чисто механически, совершенно не вникая в суть ее содержимого. Вдруг ее лицо побледнело, как будто ей стало нехорошо, она вскочила, и, пробормотав «подождите минуточку, я сейчас», вылетела из кабинета. Инга недоуменно проводила ее взглядом. Потом вздохнула и присела на стул, стоящий у стола напротив кресла начальницы.

Светлана Васильевна вернулась минут через двадцать – Инга уже успела пересчитать все узоры на шторах, папки на полках и подумать о том, что скоро обед. Лицо Вишенской было по-прежнему бледным. Она села за стол и вдруг заплакала. Инга не знала, что думать.

– Светлана Васильевна, что случилось?

– Я больше так не могу, – бормотала замдиректора, – когда же все это закончится, – бормотанье перемежалось истерическими всхлипами. Инга вышла и через минуту вернулась со стаканом воды.

– Попейте, вам станет лучше, – она с сочувствием смотрела на начальницу.

Та сделала пару глоточков воды, но успокоилась не сразу.

– Извините, Инночка, что я при вас…

– Ерунда, не расстраивайтесь так, все уладится.

– Нет, Инночка, не уладится, – Вишенская достала салфетку и промокнула глаза. Макияж ее был безвозвратно испорчен.

– Он подозревает меня в убийстве Изольды Викторовны. Сегодня утром взял с меня подписку о невыезде.

Инга грустно подумала, что следователь мыслит так, как она и предполагала.

– Ну, это их работа, – попробовала она успокоить Вишенскую, – они отыщут настоящего преступника и снимут с вас все подозрения.

– Не знаю, все может быть, – она немного помолчала, – а я еще чувствую себя так плохо, прямо не могу. Надо же, как все совпало.

– Совпало?

То ли на Светлану Васильевну подействовала ее же истерика, то ли сама обстановка в Академии – теперь неясно, с кем и как соблюдать субординацию, но она внезапно призналась:

– У меня три месяца беременности. Токсикоз ужасный. Я и так еле-еле на работу хожу, а тут как назло – сначала этот позорный скандал, а теперь еще эти нелепые подозрения…

– Да уж, – Инга была настолько потрясена услышанным, что даже не нашлась, что еще сказать. Хотя в том, что молодая интересная замужняя женщина находится в положении, не было ничего сверхъестественного.

– Представляю, каково вам сейчас – сочувственно произнесла Инга, и утешительно погладила Вишенскую по руке. Та вдруг схватила ее за руку и горячо зашептала:

– Помогите мне!

– Я?! Но как?

– Найдите этого человека! У вас аналитический склад ума, вы очень умная девочка, я давно за вами наблюдаю. Пожалуйста! Если все это не закончится, я… я не переживу.

Инга изумленно молчала, глядя в умоляющие глаза начальницы.

– У вас, кажется, брат работал оперативником?

– Верно.

– И вы однажды помогли ему вычислить преступника.

– Было такое.

– Вы увлекаетесь криминалистикой, вы сами рассказывали.

– Да, но…

– Я очень вас прошу, я умоляю!

– Я даже не знаю… Я… Я попробую, – наконец, решившись, ответила она, – я не могу вам ничего обещать, но я обязательно попробую.

Вишенская, наконец, выпустила руку Инги и благодарно прошептала:

– Спасибо вам, спасибо большое. За вашу поддержку… и вообще. Я очень в вас верю.

Инга вышла в приемную и тупо посмотрела на Аню.

– Что? – удивленно спросила та, – у тебя такое странное лицо, о чем вы говорили?

Инга ничего не ответила, и молча вышла из приемной.

Аня пожала плечами и уткнулась в экран компьютера. Секретарской работы не было, и она раскладывала пасьянс. Потом она подумала, что пока есть время, можно, пожалуй, навести порядок в папках. Беспорядка, как такового, там не было, но аккуратная Анечка любила, чтобы все было идеально. Она вынула две папки с приказами и уже собралась начать проверять их наличие и хронологию, как у нее зазвенел мобильный. Она взяла его в руки и, увидев, кто ей звонит, обрадовалась и заволновалась одновременно. Оглянувшись на дверь, будто кто–то мог ее подслушивать, Аня быстро сняла трубку и, сказав «алло», вышла на кухню.

***

Инга вошла в свой кабинет и села к компьютеру. Лучший способ думать о своем, не привлекая ненужного внимания – это внимательно смотреть в монитор, где развернут какой-нибудь документ…

Она растерянно пожелала Саше Ивановскому приятного аппетита – тот, как всегда, уходя на обед, пожелал ей того же. Звонарев ушел к юрисконсульту – они часто обедали вместе. Наконец, наступил долгожданный обеденный перерыв, и Инга осталась одна. Теперь не нужно было создавать видимость работы и она, сделав себе чашку горячего кофе, принялась думать.

Поведение Вишенской показалось ей необычным, но отнюдь не странным и вполне естественным. Впрочем, она изначально не была склонна к тому, чтобы подозревать ее. Но свои предположения нужно основывать не на досужих домыслах, а на реальных фактах. Если уж браться за это дело серьезно, то нужно выяснить-таки у самой Вишенской – где конкретно она провела эти злосчастные два часа – с тринадцати до пятнадцати. Итак, порассуждаем.

Скорее всего, первыми под подозрение попадают не только те, у кого на первый взгляд был мотив для преступления, но и те, у кого была возможность его совершить. В первую очередь, это те, у кого имелись ключи от приемной и кабинета. Это сама Алиева, которая совершенно определенно из круга подозреваемых выпадает, Вишенская и… Аня. У Инги неприятно заныло под левой лопаткой. Нет, Аня точно не могла. Уж лучше, пусть это будет Вишенская. Тем более, нельзя исключать возможности, что ключами вообще воспользовался кто-то другой. Если что, можно будет обдумать эту версию, хотя вариантов тут множество. Нужно спросить у Ани и у Светланы Васильевны – не теряли ли они ключи в последнее время. Также не мешало бы выяснить – подвергались ли ключи всех троих копированию –экспертиза,несомненно, должна была это установить. Хотя дополнительных дубликатов при обыске обнаружено не было. С другой стороны, тщательно проверить такое большое здание как Юридическую Академию непросто. Слишком большое поле деятельности. Мм–да… Все–таки, самым перспективным направлением был бы тигр. Очень обидно, что никто не помнит, когда он пропал. Это бы очень помогло в расследовании. Если это произошло вчера, то выяснить, кто вошел в приемную, будет не очень сложно – в кабинете постоянно находилась сама Алиева, или Вишенская, или Аня. То есть логично предположить, что это произошлоприблизительно с часа-начала второго, когда Аня пришла на обед к Инге, и до половины второго – когда она вернулась обратно. Если только… если только одна из них или обе не были в этом замешаны. Ведь, как известно, наличие алиби не исключает возможного соучастия. Инга старалась рассуждать беспристрастно, как лицо незаинтересованное, но делать это, зная, что у лучшей подруги была прекрасная возможность, и, между нами говоря, отличный мотив, чтобы все это организовать Инга не могла совершенно. А ведь она знала Аню много лет, иодно это полностью исключало ее причастность! И милиция наверняка ее не подозревает, ведь о том, что она без ума от Сапронова не знает никто, кроме Инги и самой Ани. Да она и мухи не обидит! Инга поймала себя на мысли, что уговаривает себя не подозревать Аню – противное и гадкое ощущение, за которое Инга уже начинала себя ненавидеть. И вообще, в концеконцов, это мог быть любой. Нужно аккуратно поговорить со всеми и выяснить, у кого есть, а у кого нет алиби. И начать лучше… Да с Вишенской и нужно начать. Она впутала Ингу в это приключение, пусть помогает.

Инга решительно встала и снова пошла обратно, в приемную. Ани в приемной не было, но Инга даже была этому рада. Она почему-то чувствовала себя виноватой перед подругой. Тихонько приотворив дверь, Инга заглянула к Вишенской. Та сидела за столом, и пила чай, просматривая какие-то бумаги.

Она подняла голову, и, увидев Ингу, улыбнулась.

– Это вы, Инночка? Я как раз просматриваю ваши материалы. Очень хорошая работа. Я бы даже сказала, безупречная. Вы молодец.

– Спасибо, – машинально произнесла Инга, и, не спрашивая разрешения, присела на стул напротив замдиректора. Теперь их разделял только стол.

– Светлана Васильевна, я бы хотела поговорить с вами.

– Я слушаю.

– Я хотела бы узнать, что вы рассказывали милиции о вчерашнем дне. Как именно вы сами провели время с часу до трех.

Лицо Вишенской изменилось.

–Я должна была догадаться. Вы тоже меня подозреваете?

– Нет-нет, – поспешила успокоить ее Инга, немного покривив при этом душой, – мне важно знать, когда и на сколько приемная и кабинет оставались без присмотра. К тому же, может вы могли бы сообщить что-нибудь полезное об этом времени.

Вишенская глубоко вздохнула, и повертела в руках шариковую ручку.

– Я вам ведь говорила уже, что последнее время отвратительно себя чувствую. Вчера было тоже самое. Особенно, после этого конфликта на совещании и в приемной. Вы сами видели.

Инга кивнула.

– В час или около часа я попросила Петра Ивановича, чтобы он открыл мне медпункт. Он провел меня, открыл дверь и ушел.

– Вы хотели принять какое-то лекарство?

– Да нет, просто полежать. Я выпила полстакана воды и легла на кушетку. Наверное, я задремала, потому что, когда открыла глаза, было без пяти два. Я быстро встала, закрыла медпункт, отнесла ключ на вахту и вернулась в свой кабинет.

– Вы закрывались изнутри, когда были в медпункте?

– Да, конечно, мне не хотелось, чтобы кто-нибудь зашел и увидел меня там.

– Вы говорили Петру Ивановичу, зачем вам понадобился медпункт?

– Я сказала ему, что у меня сильно болит голова, поэтому я хочу выпить таблетку и прилечь.

– Когда вы шли в медпункт, вы видели кого-нибудь в коридоре?

Вишенская нахмурила брови.

– Если честно, я не очень хорошо помню. Это важно?

– Это может быть важно. Постарайтесь, все-таки вспомнить.

Вишенская сосредоточенно потерла лоб рукой.

– Кажется, я видела Сашу в куртке и шапке… Да, точно, он как раз выходил из вашего кабинета. Я еще обратила внимание, что он какой-то заросший. Видела Антонину Федоровну – начальника отдела кадров, она с чайником к себе заходила. Больше, по-моему, никого.

– Скажите, Светлана Васильевна, у вас в последнее время ключи не терялись?

– Ключи? – Вишенская недоуменно нахмурилась.