Ягуар, или Тот, кто живёт один

– Я безоружен. Мои воины – великие ирокезские воины. Они пали сегодня. Разреши забрать тела, и мы закончим начатое, когда будем в равных условиях.

– Я знал Дикого Кондора, он был великим воином, и отличным другом для тебя. Для могиканина скальп этого ирокеза стоит очень дорого. Но мы не станем разжигать битву в этот трагичный момент. Забирай павших. Раненых мы оставим себе. Шикоба был мудрым индейцем, и чтил все традиции. Оставлять в лагере трупы мингов ему не хотелось, а дальнейшее пребывание здесь было необходимо. Он чтил храбрость и мужество, и полагал что достойно сражавшийся воин, павший в бою, имеет право быть и достойно похоронен, не зависимо от того, какого он рода и племени. Отэктэй подошёл с десятком бойцов и они стали перетаскивать тела своих соплеменников в лес, чтобы придать их дух земле. Когда с трупами было покончено, поверженный и обескровленный отряд Энэпея направился в обратную сторону. Проходя по тропинке, пересекавшей солнечную лесную опушку, молодой вождь заметил следы, ведущие в глубь леса. Следы были достаточно крупными, будто шагал какой-то тяжёлый мужчина, неся на себе тушу оленя, но приглядевшись, он заметил и второй след, совсем крохотный, и хоть мужской след покрывал этот маленький след, который несомненно принадлежал девушке, идущая весьма искусно выгибала стопы, и иногда волочила подошву мокасина, что дало понять, что следы пытались скрыть, и здесь проходило 2 человека.

–Отэктэй, ты поведёшь отряд обратно в деревню, а мне нужно пройти по этому следу. Он кажется любопытным.

– Кто-то нёс подбитую дичь. Возможно кто-то украл запасы из лагеря бледнолицых. Ты пойдёшь искать вора? Это глупо.

– Здесь шло два человека, посмотри внимательнее. И я готов отдать свой скальп могиканам, если это не Мимитех.

– Если так, то я иду с тобой.

– Нет. Людям нужен предводитель, пока меня не будет. Ты должен в целости доставить отряд обратно. Если я прав в своих мыслях, то кроме Мимитех и её проводника больше никто по этой тропе не шёл. Я должен выяснить, друг он, или враг.

– Да, вождь,-с неохотной податливостью ответил Отэктэй, хоть он и назвал Энэпея вождём, всё же он считал его не достаточно сильным и мудрым, что бы посягать на это звание, во времена когда истинный вождь ещё находится в здравии. Так, отряд ирокезов и Энэпей пошли разными путями – одни двигались в сторону дома, в то время как другой – начал преследование своей сестры и неизвестного, скрывшись в густой чаще леса.

Глава X

Вокруг всё заливалось туманными сумерками когда Науэль и Мимитех приблизились к озеру. До него оставалось не больше двух часов пути, но путники ни разу не отдохнули за то время, что прошло с момента когда они покинули лагерь. Луну уже освободили от мешающей ей говорить преграды, но двигалась она очень медленно и неохотно, изнеможённая долгой и трудной дорогой.

– Я вижу, тебе тяжело. Но ты сильная. Осталось совсем не много, и мы доберёмся до озера. Там ты сможешь отдохнуть. Девушка ничего не ответила своего попутчику, только вздохнув с усталым негодованием, дернула руками за верёвку. Её руки раскраснелись от пут, что причиняло боль, но она покорно шагала за Ягуаром, зная, что бежать было бы бессмысленно, даже если он освободит её конечности. Она была слишком уставшей, в то время как Науэль бодрой поступью приближался к цели, почти уже силой ведя за собой Новую Луну. Но хоть Мимитех физически уже не могла совершать подвиги, всё же сообразительность и хитрость девушки могли бы и помочь ей в спасении, если бы не внимательность её проводника. Наклонив голову она зубами сняла со своего ожерелья маленькое пёрышко и бросила его на тропу.

– Даже если я не вижу, что ты делаешь, я не глухой,-сказал Науэль, указав на обронённое перо, – и даже если сюда придёт отряд мингов, они ничего не смогут сделать. У меня есть твой скальп и острый нож. Не думай, что гурон глупец. Не думай ничего, ты только замедляешь нас. Ягуар высказался с нескрываемым недовольством, но смог подавить злобу, таившуюся у него внутри. Они шли медленно, а Энэпей бежал по следу со всех ног, изредка останавливаясь, чтобы убедиться, что он не потерял след из виду. Ягуар и Луна наконец добрались до озера, и молодой человек развязал ирокезке руки, зная, что она не в состоянии сбежать от него, но он перестраховался и посадив девушку возле старой и толстой сосны, аккуратно перевязал всё той же верёвкой талию своей пленницы, сделав её и дерево единым целым. Сам он прошёл несколько метров и начал копошиться у поваленного сухого дуба, в котором, как оказалось, была спрятана пирога. Науэль подтащил судно к берегу, и принялся его осматривать. Но в миг что-то его насторожило. Он вытащил из-за пояса томагавк, и знаком дал понять Мимитех, что она должна сидеть молча. Он не знал кто это мог быть, и если это были могикане или французы, ему нужно было бы скорее отплывать в путь и времени на бегство было бы очень мало. Его отвлёк резкий и неожиданный свист, похожий на трель какой-то лесной птахи, раздавшийся позади него. В глубине леса послышался ответ, и Науэль заметил приближающуюся метрах в трёхстах фигуру. – Глупая птаха. Я отрежу тебе язык, что бы ты больше не могла щебетать,– уже с нескрываемой злобой и яростью прошипел Ягуар. Он подскочил к ней со своим томагавком, размахнулся и перерубил верёвку. Взяв Луну одной рукой, а другой схватив рюкзак, быстрыми движениями отвёл девушку к лодке, посадил её в судно, бросил мешок и сделав невиданной силы толчок от берега, прыгнул в лодку сам. Всё произошло буквально в одно мгновение. Быстро схватив вёсла он стал работать точно прямо по курсу, чтобы сократить время отдаления от берега, на котором показалась высокая фигура Энэпея. Судно и только что подоспевший спаситель находились на расстоянии 18-20 метров друг от друга, и Энэпей предпринял отчаянную попытку, метнув свой томагавк точно по направлению отдаляющегося судна. Но попытка оказалась неудачной, и летящий томагавк легко пропарил над в миг прижатой головой Науэля, который тем временем рукой пригнул голову Мимитех. Оружие застряло в носу пироги. Так у гурона оказалось теперь три оружия, а у соперника – ни одного. Он мог бы нанести ответный удар, но ему нужен был скальп, и он посчитал, что время свести счёты еще представится, да и расстояние до цели увеличивалось. Он предпочёл быстрее грести, и не обращая внимания на разъярённые крики брата его пленницы, извещавшие о том, что ирокез будет искать его, стал усиленней налегать на вёсла. Спустя около часа спокойного плавания перед Науэлем уже открылась бескрайняя озёрная гладь, в которой отражались мерцающие звёзды и тонкий диск луны, слегка заволоченной тучами.

–Куда гурон ведёт дочь вождя? И от чего он боится, что его недавние соратники прервут его поход?

–Гурон спасает Дневную Певчую. Её нежные глаза не должны видеть кровь, иначе её отражение навсегда отпечатается в них и они помутнеют как озеро, наполненное голодными крокодилами, которые наконец получили желаемый кусок тёплого мяса. Нам предстоит долгий путь по воде,– говорил он, копошась в рюкзаке, – скоро придут первые холода, но даже сейчас на озере воздух холодный. Возьми это. Согрейся. Нам придётся провести ночь на озере, – с этими словами он подал Луне свёрнутое одеяло из шкуры.

– Жестокий гурон с такой заботой печётся о Новой Луне. Где только в этом кровожадном теле может прятаться то доброе существо, что толкает своего обладателя делать добро. Кажется, всё внутри у гурона заполнено злостью и ненавистью, и там нет места добросердечности. Хоть девушка и колебалась, она всё же взяла одеяло и укрылась им, хотя глядя на полураздетого Ягуара ей становилось холоднее. Он сидел в одних ноговицах -леггинсах, поверх них была набедренная повязка, а грудь у него была обнажена, но он не выказывал никаких признаков того, что ему холодно, хотя и на озере этой ночью действительно было уже достаточно прохладно. Осенние ветра пригнали первые морозы к берегам Гурона, и теперь над водой стояла почти невидимая дымка пара. Согревшись, Мимитех начала засыпать, и устроившись на дне пироге, вытянулась во весь свой крохотный рост, укутавшись тёплой шкурой. Науэль же продолжал неподвижно сидеть и наблюдать за горизонтом, лишь изредка поглядывая на Мимитех. Он знал, что она находилась в таком подавленном состоянии, что увести её в деревню гуронов, где точнее жила лишь их часть, которых он и считал своей семьёй, и женить на себе не заставило бы труда. В одно мгновение его сердце поколебалось, и его стали терзать сомнения – правильно ли он поступает. Но воспоминания об обиде, нанесённой ему ирокезами, всегда брали над ним верх, и этот случай не был исключением. В эти минуты девушка казалась ему совсем беззащитной и спокойной, и его сердце смягчалось при мысли, что в её племени никто не будет рад её появлению, возможно кроме брата, и ей уготована печальная и жестокая учесть погибнуть от родной руки в качестве изменницы. До поселения гуронов на реке Святого Лаврентия было слишком много расстояния, пришлось бы пересекать воды озера Эри, и ещё больше пути по Онтарио, и Науэль решил отправиться к Лейк-Сент– Клэр, пройдя по реке Сент-Клэр-Ривер. Берега озера Гурон были достаточно холмистые, если не сказать скалистые. Здесь то и дело встречались потайные лазейки к вершинам скал, пещеры и другие уединенные места, которые были хорошо замаскированы природой. Науэля не привлекали эти места, и он стремился спрятать девушку в его знакомой, почти родной пещере, которую он обнаружил в одном из прибрежных утёсов Сент-Клэра во время своего путешествия из Онтарио. То место было отлично защищено и спрятано даже от самого острого зрения так, что заметить убежище можно было только с высоты. Скала и пещера в ней была укрыта густо поросшими кустарниками, и казалось, что путь к ней непроходим. За несколько километров до истока Сент-Клэр Науэль и его пленница высадились на берег, чтобы развести костёр и приготовить пищу, попутно отдохнув на суше от водных вибраций, что сопровождали их во время почти суточного путешествия по Гурону. Вечер надвигался и беглецам необходимо было согреться. Науэль, подавляя в себе злость и жестокость, попросил Мимитех принести дров и устроить костёр пока он отлучится на охоту. Он не стал ни связывать ей руки или ноги, ни привязывать её к дереву. Он считал, что честное и доверительное отношение куда прочнее удержит, чем приносящая боль и увечья верёвка. Как ни странно, но он оказался прав. Девушка подчинилась ему, точнее сказать, выполнила его просьбу. Они были в одинаковом положении, их обоих искали и свои, и враги, только у Мимитех не было шанса на спасение в любом случае, в какие бы руки она ни попала. Через пару часов Науэль вернулся с весьма знатной добычей, у девушки же уже было всё готово, чтобы начать обрабатывать свежее мясо и придать ему съедобный вид. Поужинав, Мимитех приготовила место для сна, а Ягуар дал ей необходимые тёплые вещи, в то время как сам даже и не собирался спать. Когда Луна уснула, он почти загасил костёр, оставив немного угольков чтобы их тепло согревало уставшую девушку, и по обыкновению стал блуждать неподалёку своей стоянки в густой и непроглядной тьме леса. Когда же он убедился, что они в лесу одни на несколько десятков километров, он снова оживил костёр, сделав его менее жарким чем в начале, и уселся подле него. Он почти непрерывно смотрел на огонь, лишь изредка поглядывая на Мимитех. Вдруг он понял, что ещё не много, и его планы рухнут как заброшенный шалаш от порывистого ураганного ветра. Всё о чём он грезил последние годы, предвкушая сладкую и долгожданную месть, рушилось по мере того, сколько времени он проводил в обществе прекрасной юной ирокезки, которая предопределённо была его врагом. Чем больше он смотрел на неё, чем чаще он слышал её голос, тем меньше и реже он вспоминал прошлые обиды, стремясь уже не использовать девушку в качестве главного, победоносного и унижающего оружия, а защитить её от грозящей ей опасности. В один миг, пока он смотрел на спящую Новую Луну, ему пришла настолько безумная идея, что его недавно составленный, блестящий, но жестокий по отношению к Луне план, казался детской забавой, но Ягуар в миг стряхнул с себя эти мысли, легко дёрнув головой. Ему часто приходили в голову безумные идеи. Он не был похож на большинство индейцев. Конечно, по внешнему виду его никто не упрекнул бы в непринадлежности к американским аборигенам, но в душе своей он становился похожим на белых людей, с которыми так часто встречался в том или ином путешествии. Около десяти лет он жил вдали от своего народа и вдали от какого-либо племени вообще, изредка захаживая в деревни, чтобы отдохнуть или полюбоваться праздничными танцами и процессиями. И все эти годы он встречал гораздо больше бледнолицых, военных или трапперов, или же простых колониальных поселенцев из Нидерландов или Франции, которые относились к нему всегда как к гостю или таинственному незнакомцу. Он был слишком разговорчив для индейца, его интересовало всё новое и он хотел поскорее забыть всё старое, сперва покончив с терзающей и мучающей его жаждой мести. К середине ночи парня всё-таки начало клонить в сон, и он подгрёб под себя сухие листья, сделав себе природную постель, защищавшую его от лёгкого осеннего мороза, что расстилался по лесной земле. В эту ночь ему снился сон, чего не было уже многие годы, так как обычно он засыпал и просыпался с мыслями о мести, войне, мыслями о будущем. Обеспокоенность сказывалась на долготе сна, а усталость на его глубине, но в эту ночь ему снилось лёгкое и безмятежное видение, от которого он даже иногда улыбался во сне. На рассвете путники собрали все вещи, устранили следы своего пребывания, тщательно замаскировав, в чём Мимитех весьма охотно помогала своему похитителю, и отправились дальше в путь по реке. Водоём был не очень широким, а до озера Сент-Клэр, оставалось 6-7 часов пути, и это время они теперь могли провести в дороге с полным спокойствием, после хорошего ночного отдыха. –Твоя деревня очень далеко. Я знаю, что мы не плывём в деревню гуронов. – Путь до моей деревни очень дальний, тебе его не преодолеть. Когда с войной и ирокезами будет покончено, мы спокойно сможем добраться до долины реки Святого Лаврентия, где нас примут так же тепло, как принимают вот-вот родившееся дитя. Оно никому ещё не знакомо, но все верят в его непоколебимую доброту и чистоту. Это так глупо. – Мы говорим с тобой на одном языке, но я не понимаю тебя. Ты будто разговариваешь сам с собой. В тебе будто живёт два разных человека. Ты воспеваешь милосердие твоего народа, показывая, что ты уважаешь это и ценишь. И тут же обвиняешь, говоря, что это глупо. – Эта глупость вызвана милосердием. Но это глупость не моего народа, это глупость людей. Она независима от их цвета кожи и места обитания. Мне не важного какого рода человек, если в нём нет и доли сердечности. И я никогда не отвечу злом на добро, и наоборот. После недолгого диалога девушка замолчала, углубившись в себя и свои думы. Ягуар смотрел на неё более пристально чем раньше, и Луна это заметила. Несколько раз они встречались взглядами, но потом, когда девушка заметила тень ухмылки на лице Науэля и его светящиеся глаза, она отвернулась и села к нему спиной.

– Ты думаешь, если я не вижу твоих глаз, значит я не вижу тебя? Ты всё так же передо мной, и всё так же встревожена.

–Я не могу быть не встревоженной, не зная, что ждёт меня в ближайшие часы. Несколько дней назад всё было так ясно, я знала, что мне уготовано, и мне было спокойно. Теперь же я не знаю, чего ждать, добра или зла, – ответила Луна действительно встревоженным голосом, слегка повернувшись к Науэлю.

–Пока ирокезка со мной, она не должна ждать зла.

–Откуда я знаю это, гурон. В твоих блестящих глазах играет жестокость. Месть так застилает твои глаза. Они подобны водопаду, что в яркий солнечный день, падая вниз, переливается всеми красками мира, а когда вода приземляется, всё вокруг кутается дымкой пара и брызг, что сам водопад не возможно разглядеть, не поднявшись на его вершину. – Может ли судить человек, который не видел никаких других глаз.

– Я видела другие глаза. Глаза, заполненные любовью, добротой, мудростью, злом, ненавистью или жестокостью.

– Глаза отца или брата не могут выражать для тебя ничего, кроме любви и доброты. Даже если они наполнены кровью, ты будешь видеть в них лишь усталость и волнение. Глаза гурона не понятны тебе, как и его побуждения.

– Я не понимаю всего смысла твоего существования. Если он заключается лишь в ненависти и мести, то скоро он изживёт себя. И когда ты добьёшься своей цели, тебе незачем будет жить. Воцарилось молчание, и слова Мимитех, которые глубоко осели в душе Ягуара, побудили его на отчаянный поступок, мысль о котором уже не так давно приходила в его голову. – Мы достигнем берегов Сент-Клэр и я спрячу тебя. Ты будешь ждать меня в проверенном убежище, и когда я завершу свои дела на земле, по которой сейчас ходят минги, мы отправимся в Новый Амстердам. Там на севере от поселения, на Гудзоне, живёт мой приятель, колонист из Англии. Его семья прибыла сюда, когда его ноги ещё не могли ходить. Он вырос здесь, и полноправно может считаться коренным поселенцем берегов Гудзона. Мы оставим эту войну. Оставим так же и гуронов в покое, что бы война не пришла к ним в хижины снова. Пусть французы и минги сами разбираются, где и как им убивать.

– Ты безумный человек! Новая Луна никогда не пойдёт с гуроном. Она не бросит свой народ, тем более в такое неспокойное время.

–Твой народ обречён. Ты так уверена, что тебя там ещё ждут? Слово твоего брата не повлияет на решение верховного сахема. Даже если ирокезы выстоят в этой войне, рано или поздно ваше племя воссоединится, и решать твою судьбу будет уже не брат, а престарелая жрица вашего племени. Женщины зря считаются слабыми и добрыми созданиями. Они не уступают мужчинам в жестокости и бессердечии, если не превосходят их. Мужчины могут побороть это в себе, женщины же поддаются эмоциям. – Ты не имеешь права говорить о сахеме моего племени. У нас мудрая жрица, и она всегда рассудит по совести, и вынесет честный и заслуженный вердикт. Не говори о женщинах только то, что услышал от своих бледнолицых друзей. Ты веришь им больше, чем своей крови. Лучше убей меня, чем поведи за собой. Я не пойду по своей воле. Я предала свой народ, и второй раз я этого не сделаю. Я должна была понести заслуженное наказание, и я мечтала о том дне, когда прервутся все тяготы моей души, но ты разрушил всё в один миг, и теперь делаешь вид, будто спасаешь меня. Ты спас бы меня, если бы отдал в руки моего брата.

– Даже если твой вождь вынесет решение в твою пользу и сохранит тебе жизнь, тебя неизбежно ждут пересуды твоих же братьев и сестёр. Ирокезы никогда не забудут твой поступок. За одно преступление не наказывают дважды. Ты уже стала изменницей своего народа, и ничто не искупит твою вину, даже твоя смерть, и отвечать за другие проступки тебе не придётся. И тогда не всё ли равно, как ты продолжишь свою жизнь и куда отправишься теперь, когда ты потеряна в глазах твоего народа? Есть ли разница предателем ходить по одной земле с ирокезами, или в дали от них? Какой теперь смысл твоего существования? Ты можешь просто высадиться на берег и умереть в лесу от голода или жажды. Ты никогда не оправдаешься в глазах своих соплеменников. Даже если твой брат скажет, что прощает тебя, тебя не простит отец. И его дух постоянно будет напоминать о тебе и твоём деянии другим, во время его жизни и после смерти. Лучше последуй его примеру и унеси свои тайны с собой, не разбрасываясь силами попусту. Новая Луна не стала ничего отвечать Науэлю. Она снова отвернулась от него, а её лицо стало каменным и безжизненным. Девушка побледнела, и, казалось, ей было всё равно, что творится вокруг, но душа её билась в горячей агонии, осознавая, что гурон прав. Они плыли дальше и дальше, но уже в полном молчании, и в такой же тишине наконец добрались до Лэйк-Сент-Клэр.

Глава XI

Солнце распространяло свой свет даже в самые отдалённые уголки живого мира в тот момент, когда Науэль и Мимитех добрались до убежища. Ягуар спрятал пирогу под свисающими ветвями деревьев у самого берега, в небольшой тростниковой заросли. Ему предстояло вернуться, поэтому он не стал выдумывать, как бы замаскировать судно. Пробираясь сквозь густой лес, Мимитех поранила ноги в нескольких местах, но это не повлияло на мужество девушки, и она с покорностью продолжала идти за своим похитителем, вновь тянущим её за верёвку. Когда они приблизились к скале, девушка не сразу заметила вход, и было подумала, что проводник её ошибся, перепутав место, где находилось его пристанище, которое спасало его много раз когда он в одиночку путешествовал среди диких лесов. Так как сам он не был аристократом, для него эти места были родными по духу, и в этих местах он чувствовал себя настоящим, таким, каким он был в душе. Ностальгия и приятные воспоминания, связанные с этими местами размягчили сердце Науэля, и он развязал девушке руки, предоставив передвигаться так, как было бы удобно ей. Добравшись до пещеры Науэль сначала убрал заграждающие вход помехи, после чего так культурно и ласково, как он мог, предложил девушке пройти внутрь. Там было темно и сыро, дожди, что шли над этими лесами, впитывались в стены убежища, и каменная поверхность была настолько холодной, что босиком было бы невозможно ходить там. Помимо всех прочих неудобств, сырости и каменного холода, пещера была достаточно маленькой и низкой, хотя Мимитех спокойно прошла внутрь, не задевая потолок головой. Ягуар разложил вещи, постелил на пол одеяло и предложил своей пленнице подождать его, пока он очистит проход и раздобудет дров для костра. Когда Луна осталась наедине с собой, её охватили призрачные мысли, безумные помыслы и рассуждения. Она колебалась в своих чувствах, попеременно то ненавидя Ягуара, то восхищаясь им. Его последние слова произвели на девушку сильное впечатление и оставили глубочайший след в её душе, который она уже ничем не могла заполнить. Струны её сердца были настолько натянуты из-за неразберихи, что могли вот-вот порваться, выпустив на волю бушующего и страдающего демона, что жил внутри запутавшейся юной девушки. Просидев в полной тишине и темноте, иногда рушимой только отблесками солнечного света, около двух часов, она увидела, как её попутчик возвращается, неся с собой дрова, сухие листья и добытую дичь. Ягуар устроил ей постель, развёл костёр, и девушка была уже не так напугана происходящим и неизвестностью, а в душе у неё поселилась идея вывести Науэля на откровенный и серьёзный разговор.

– Теперь ты оставишь меня здесь одну, а сам пойдёшь вершить злой и коварный поступок. Есть ли что-то на свете, что может тебя остановить?

–Я часто задавал себе такой вопрос, но я слишком долго жил с этой мыслью, и она стала частью моей сущности. Но я не хотел бы говорить об этом с тобой.

– Если Новая Луна согласиться пойти за Ягуаром, и отправиться туда, куда он пожелает, сжалится ли он, и сможет ли он тогда простить своих обидчиков?

–Ты пойдёшь со мной, хочешь ты того или нет. Я не отступлюсь от того, ради чего жил на этом свете и ходил по этой земле. Разговорами ты не поможешь своему народу. Да и мне нужны не все.

–Душа юной ирокезки не окупит душу тех двоих, за которыми ты так долго охотишься? Я понимаю, что мой слабый и жалкий дух не стоит жизни двух отчаянных и храбрейших воинов, но может если Ягуар поразмыслит и рассудит по тому, что говорит ему сердце, а не боль, полученная в прошлом?

–В тебе живёт великий дух, и ты стоишь больше, чем десяток ваших воинов. Любовь твоя и смелость толкает тебя на безрассудные поступки, из-за которых ты можешь потерять свою храбрость. Ты всеми способами готова спасти жизнь брату и отцу, отдавая любую плату, даже жизнь и свободу. Подумай, смогли бы так сделать твои сородичи. У меня нет больше времени на эти бесплодные разговоры. Поддерживай огонь, или замерзнешь здесь до смерти. Пищу приготовишь сама. И знай, если ты сбежишь, я всё равно найду тебя. Но для уверенности и надёжности, я обездвижу тебе ноги. Ягуар, покопавшись в рюкзаке, достал железные наручники не большого размера, и хоть они и были предназначены для рук, тоненькие ножки Мимитех пролезли в них. Заковав свою пленницу и лишив её всякой возможности бегства, но позволяя передвигаться внутри убежища, он покинул Луну и отправился в путешествию по обратному пути. Девушка же стала вспоминать её разговор с Ягуаром, когда они плыли, заострив свои думы на его последних тогда словах, и раздумывая, что бы они могли значить. За то время, что мы описывали, Энэпей уже добрался до своего лагеря и обо всём известил своё племя. Когда он, уставший, пришёл к отцу, тот не подал никаких признаков волнения, точнее не подал вообще никаких признаков участия в жизни детей. Он лежал недвижимо и очень тяжело дышал. Появление сына лишь слегка приковало его внимание, но через секунду он снова смотрел в темноту, красными и слезливыми глазами. У его постели сидела женщина, утиравшая его мокрый лоб, она напоила его отваром, и когда Энэпей зашёл в типи, молчаливо удалилась, лишь взглядом показав, как тяжело обстоят дела. Хоть и вождь был очень слаб, он всё-таки смог поговорить со своим сыном.