Ягуар, или Тот, кто живёт один

–Вы говорите неправду! Наши мужчины сильные, и их не смогут победить какие-то бледнолицые! – с этими слова, Мимитех, едва сдерживая слёзы, убежала в свою хижину. Её переполняло волнение, она не могла собраться с мыслями. Ватанэй, находившаяся в тот момент с ней в хижине, попыталась узнать, что произвело на девушку такое впечатление, но все попытки оказались тщетны, и вскоре Мимитех покинула хижину и направилась в лес, туда, где её не достанет огонь костра, туда, где она спокойно, наедине с собой, смогла бы обдумать все произошедшие события. В голове у девушки поселились ангел и бес, если можно так выразиться. Она то склонялась к тому, чтобы рассказать о случившемся отцу, то к тому, чтобы убежать вместе с пленником, надеясь на мирное будущее. В её сердце жила надежда, и она даже чуть не ринулась высвобождать молодого солдата, но в мгновение стряхнула с себя ворох пыли, которую принесли пылкие признания молодого человека. Она чувствовала, что этот юноша нуждается в ней, и ей на миг показалось, что она тоже нуждается в нём. Потом она представила свою жизнь после того, как закончится эта вражда, и как она будет проводить свои дни, если этого миловидного и добродушного юноши не будет рядом. Охваченная порывом чувств, она вернулась в свою хижину и со спокойным видом легла спать. Когда луна зияла во всю свою мощь, костёр стал потихоньку гаснуть, его уже никто не поддерживал, так как почти все мужчины отправились в свои типи чтобы отдохнуть после долгого и весьма шумного совета. За пленником в эту ночь никто не следил, так как все его считали просто ноющим трусом, не способным провернуть хотя бы что-то напоминающее то, что виртуозно проделал гурон прошлой ночью. Как только последние искры костра потеряли свою яркость, к пленнику кто-то подошёл и, закрыв рот ему рукой, чтобы он не закричал от неожиданности, разрезал верёвки, чем освободил несчастного от мучительных пут. –Иди к своему народу и сделай так, как говорил мне. Иди, юный, но мудрый бледнолицый.

– Мимитех, я никуда не уйду без тебя. Представь, что с тобой будет, когда на рассвете воины не обнаружат меня. Твоё чистое и правдивое сердце не заставит молчать и ты выложишь всю правду, и окажешься на том же колу, что тот бедняга. Я не могу этого допустить. Обратного пути нет. Ты идёшь со мной. Поверь мне, моё очаровательное создание. Во французском лагере тебя смогут уберечь от гнева вождя. Но разве должна ты страдать и нести наказание, за то что полюбила бледнолицего. Я ведь не выбирал каким родиться, и ты тоже. Так что же, мы будем заниматься расточительством и позволим новой звезде, родившейся от наших чувств, угаснуть? Молодой человек взял ирокезку за руки и хотел было поцеловать, но что-то его остановило. Девушка стояла в раздумии и нерешительности.

–Идём же, прекрасная и мудрая Мимитех! Скоро будет поздно.

–Я смогу пройти такой дорогой, что наших следов не найдут. А ты, будешь делать так как я скажу, и сразу прошу прощения за эту грубую вольность. Но ум ирокезки лучше знает куда упадёт глаз ирокеза. Но обещай мне, бледнолицый, что мой народ не тронут, и ваши офицеры придут в мой дом с переговорами. А теперь, нам нужно спешить. Она схватила Андрэ за руку и они скрылись в густой и непроглядной чаще леса. Они бежали всю ночь и следующий день, но предоставим им совершать свой путь самостоятельно, и вернёмся к ирокезам. Когда солнце позолотило маковки лысеющих деревьев, добрая половина мингов уже была на ногах, но так как они с самых ранних минут пробуждения начали снова обсуждать варианты нападения на союз белых и могикан, никто даже и не заметил отсутствия пленника. Когда была приготовлена утренняя трапеза, один из ирокезов направился к тому месту, где сидел француз, чтобы дать ему возможность подкрепить свои силы. –Бледнолицый! Его нет! Трусливый щенок сбежал!

–Мимитех нигде нет! Я проснулась задолго до рассвета, но её уже не было в хижине,– с нескрываемым волнением прокричала какая-то женщина. В деревне началась паника и суета, вождь же держался спокойно. Казалось, ничто не сможет поколебать его холодный и рассудительный взгляд. Он подозвал к себе шестерых воинов и начал давать им какие-то указания. В это время, рассвирепевший Отэктэй, можно сказать, рвал и метал. Он что-то кричал женщинам, обвиняя их в том, что не доглядели Луну, кричал на своих солдат.

–Этим мы ей не поможем. Она ушла с ним со собственной воле. Одному Маниту известно, что мог сделать этот жалкий бледнолицый, чтобы такая девушка как Мимитех сама захотела последовать за ним, -успокоил Энэпей бушевавшего товарища. Вместе, они подошли к Аскуну.

–Отец, мы с Отэктэем возглавим этот отряд и найдём нашу Луну.

–Хорошо. Выдвигайтесь сразу после утренней пищи. Да прибудет с вами Маниту! Отец сделал одобрительный и повелительный жест в сторону сына.

–Энэпей! Знай, твоя сестра умная девушка, и она будет путать следы.

–Да отец. После трапезы, небольшой отряд выдвинулся на поиски сбежавших. К этому времени молодые влюбленные, ведомые и страстью и страхом, прошли уже добрую половину пути. Они бежали изо всей прыти, при этом Мимитех успевала пытаться скрывать свои следы. Она шла впереди Андре и он ступал точно ей вслед. В середине пути им пришлось сделать небольшую петлю, чтобы след запутался. Новая Луна то накидывала на тропу листьев, то искусно ломала веточки, как будто это сделал олень. Она была маленького роста и у неё были по-настоящему детские крохотные ножки, в то время как юноша также не обладал особенно крупными габаритами. Он был стройным, если не сказать худощавым, и их совместные след казался следом какого-то могучего охотника или траппера, неопытный следопыт наверняка так бы и подумал. К вечеру тучи застлали небо и разыгрался нешуточный ливень. Это усложняло ирокезам поиски беглецов, и, напротив, давало возлюбленным шанс на спасение. Они не стали пережидать бурю, и двигались всё дальше и дальше. Тем временем ирокезы остановились, чтобы дать волю стихии, в надежде, что молодые люди тоже остановятся на передышку, и после бури их след будет отчётливее виден, и их будет легче настигнуть. Но когда природа успокоилась, а небо уже озарилось засыпающей луной, ирокезы продолжили поиски, но всё было тщетно, ибо даже в такую светлую ночь, как была эта, следов разглядеть было невозможно, тем более после разгневанного дождя.

– Если Новая луна ушла с ним, значит она того хотела. Бледнолицые жестокие и алчные люди, но Мимитех – мудрая девушка. Она рассмотрела бы обман. Маниту подсказывает мне, что во вражеском лагере её не тронут. Двинемся обратно. Настигнем врага в час настоящей битвы. Тогда и заберём ирокезскую девушку, -полный рассудительности произнёс Энэпей. Его поддержали, и ирокезы пошли в обратную сторону. Когда солнце уже зависало в безоблачном осеннем небе, беглецы остановились, чтобы перевести дух. Они оказались на берегу озера, и Мимитех поняла, что во время своего бегства, когда она снова стала путать следы, она взяла в право слишком круто, и они прошли французский гарнизон километрах в пяти. Девушка была очень выносливой, но её раненый возлюбленный не мог продолжить путь, не отдохнув хотя бы пару часов.

–Эта попытка была опасна. Признаюсь, я не думала, что у нас получится.

–Ты уверена, что нас не настигнут ваши мужчины?

–Ирокезская девушка знает, как обмануть глаз ирокезского мужчины. Только она это знает. Но ни одна не делает этого, потому что мы уважаем наших мужчин. Они лучшие воины, они никогда не испытывают страха.

– Но ты сделала это, милая Мимитех. И я ценю то, что ты делаешь для меня.

– Я сделала это не только для тебя, а в большей мере, для своего народа. Иногда храбрость наших воинов застилает им разум, и они не видят ни одного пути, кроме как пути по крови.

– Но почему, если у вас такие храбрые воины, ты не выбрала себе какого-нибудь в мужья?

–Ни один воин, который не боится ни дикой кошки, ни медведя, не осмелился сказать ирокезской слабой женщине хотя бы одно ласковое слово.

– После нашего знакомства моя жизнь заиграла новыми красками, да я и не жил вовсе, но ты вселила в меня веру в спасение и безоблачное будущее, которое я мечтаю провести бок о бок с тобой. Я обещаю, что наши бойцы не тронут ни тебя, ни твою деревню, только если, конечно, ваши мужчины примут наше предложение. Дальше они немного ещё поговорили, и Мимитех оставила своего друга отдыхать, а сама подошла к озеру. Картина, открывшаяся перед ней, на несколько мгновений успокоила её взволнованное сердце, и затмила думы, томящиеся в её голове.

Глава VII

Ослепляющее солнце сияло в глади воды, и отражаясь, казалось, освещало весь мир. Леса, окаймлявшие берега озера, нарядились в свои недолговечные костюмы, и всё вокруг струилось теплом и благоговейностью. На небе не было ни облачка, и только орёл парил в высоте, то зависая, то махая крыльями, описывал круги над озером. Безбрежная гладь воды веяла спокойствием, и лишь иногда лёгкий ветерок пускал рябь по кристально-прозрачной воде. Казалось, в такой день, что бы человек не затеял, у него обязательно получиться осуществить свои планы и мечты. Это умиротворение веяло ото всюду: леса дышали теплым осенним солнцем, вселяя в смотрящего на него лёгкость души и тела; птицы, плавающие по озеру в полнейшем спокойствии, говорили, что по близости нет ни малейшей опасности, и если кто-то бежит от врагов, то здесь самое место чтобы спрятаться. Мимитех стояла заворожённой, прильнув к прибрежному деревцу, мягко купающего свои ветви в хрустальной воде, не меньше получаса, а потом подсела к своему спутнику, который был поглощён сладкой дремотой, которая настигла его в этих спокойных и тихих краях, будто тут никогда и не было никаких войн и расправ, и никогда здесь не проливалась кровь ни одного живого существа. После долгожданного отдыха наступил час отправиться в путь, и через несколько часов молодые были уже в лагере французов. Они шли спокойно, и патрульный, что стоял метрах в 400 от лагеря, ни сделал ни каких действий, которые помешали бы ирокезке и французу пройти, а только поприветствовал молодого офицера и был слегка удивлён девушке, что составляла ему компанию. Они прошли через весь лагерь и заглянули в палатку к генералу, где вокруг стола столпились могикане и французские солдаты, а в углу сидел гурон, точивший своё оружие. Появление гостей отвлекло присутствующих там мужчин. –Милостивый Господь! Не успели мы обрадоваться возвращению гурона, как наш товарищ уже стоит перед нами! – воскликнул генерал Шароль, с глазами, полными удивления и надежды, а Науэль бросил в его сторону презрительный взгляд, а после, перевёл его на только что пришедшую пару, всё с таким же призрением.

–Генерал, я несказанно рад вас видеть! Вот– ирокезская девушка, она послужит нам хорошую службу в осуществлении наших планов,– с тщеславием и самолюбием выразил Андре, схватив Мимитех за руку, и приложив усилие, швырнул её к ногам стоящих там солдат. Девушка, охваченная скорбной печалью и растерянностью, ничего не смогла ответить. Её глаза остекленели, а тело парализовала боль от раны, нанесённой в место, которое находится намного глубже, чем сердце. Индейцы, присутствующие там, издали одобрительно «Ууух», и генерал приказал одному увести девушку в отдельную палатку и поставить над ней надсмотрщика. Когда дело было сделано, Андре попросил у генерала аудиенции, и тот вежливо приказал могиканам и своим солдатам выйти.

–Генерал, довожу до вашего сведения, что эта девушка – дочь вождя ирокезов, и я думаю, он на многое готов, чтобы его дитя вернулось невредимым в родные вигвамы. –Да юноша, я знал, что вы храбр и умён, но чтобы настолько! Даже я не додумался бы выкрасть дочь индейского вождя. Но это одно дело. Другое дело – как вам это удалось! – Девушка совсем юная, она не видела ещё мужской доброты и ласки, мне без труда удалось убедить её, что я питаю к ней искренние и нежные чувства.

–Вы оболгали юную красавицу? Эх, Андре… Ну, Господь простит тебе этот грех, ведь он во благо не одного тебя, а всей нашей нации.

–Хоть я и оболгал девушку, в том что люблю её, всё же в ней определённо есть что-то великодушное и прекрасное, что влечёт к ней мужчин, хоть она и говорит, что среди мужчин её племени не нашлось человека, который смог бы признаться ей в чувствах. Выйдя из тёмного угла Науэль встал за спиной Арно.

–Даже грязный минг не сделал бы так, ты хуже минга. Ты больше похож на делавара, который надел юбку, что бы отвести от себя глаза врагов, когда вот-вот наступит час роковой битвы. Андре вздрогнул от неожиданности, и обернувшись, с отвращением посмотрел на гурона.

–Генерал приказал выйти всем, ты что, душевнобольной, или глухой? Какое право ты имеешь подслушивать разговор двух вышестоящих тебя чинов? Ты находишься в обществе генерала-полковника и одного из капитанов нашего войска, будь добр, индеец, избавь нас от страдания наблюдать твою дикую физиономию.

– Вождь бледнолицых сказал могиканам и французам. Ягуар – гурон. Ягуар не могиканин. И тем более не француз.

–Юноша, не горячитесь, оставьте в покое нашего товарища. Будьте уверены капитан, он еще сыграет свою роль в этой битве. Науэль с безразличием, приправленным долькой отвращения и ненависти, посмотрел на Андре и безмолвно покинул палатку, оставив офицеров одних. Генерал захотел разузнать подробности спасения, а так же расспросить солдата о положении ирокезов, насколько велик их отряд, вооружение и так далее. Науэль, выйдя из палатки, направился к месту, где сидела Мимитех, окружённая и индейцами, и бледнолицыми. Последние то и дело подшучивали над девушкой, в то время как могикане выражали презрение и недовольство тем, что девушка предала своё племя ради глупого и трусливого бледнолицего. Но Луна держалась достойно, и с невозмутимым видом выслушивала всё, что лилось из уст окружавших её солдат.

– Только глупые мужчины могут смеяться над девушкой, или презирать её, за то что она имеет мужественное и кроткое сердце, которое изменило ей самой, – выразился Науэль, и жестом показал, что хочет, чтобы все покинули пленницу. С неодобрительными взглядами и возгласами солдаты встали и, удалившись, вернулись к своим привычным делам.

– Я предупреждал ирокезку. Она слишком добра. Она погибнет от своего добра,-сказал Науэль и подсел к Мимитех. Воцарилось молчание. Невозможно передать словами, что чувствовала в это время девушка, обманутая и оскорблённая. Из палатки генерала вышел Андре.

– Тебя ждут в палатке генерала, краснокожий.

–Гурон подчиняется своему разуму, а не разуму глупого бледнолицего шакала. Девушка нужна живой. Слова шакала могут убить её.

–Да, гурон, видно ты не глухой, а в действительности тугоумный. Тебя ждёт генерал Шароль, и не в твоих интересах заставлять его ждать, гурон.

– Не слушай щебетанье соловья, когда идёшь по дну озера. Чем больше веришь, что он там есть, тем ближе смерть. Чем слаще он щебечет, тем скорее приходит твой закат,– обратился Ягуар к ирокезке, на языке, который понимали из присутствующих только они двое. Мимитех проводила его взглядом до палатки, взглядом, полным непонимания и нерешительности, и когда он скрылся внутри, её глаза снова потухли. Слова Науэля пробудили в ней новые силы. Она ясно поняла, что гурон предостерегал её, и что она должна сохранить здравый рассудок, когда Андре будет выражаться.

–Ты верно немного обескуражена. Но пойми, поле боя– не место ни для любви, ни для каких-либо чувств вообще. Мы должны сохранять хладнокровие и разумность, и применять хитрости, когда обдумываем планы нападения или отхода. Я не мог допустить, чтобы ирокезы убили меня, а ты была такой доверчивой. Право прости меня, что я не считаю тебя человеком, -он говорил эти слова с надменной насмешливой улыбкой, и пытался ещё больше разрушить разбитое сердце мечтательной девушки,– да что там человеком,-продолжал он,– я не вижу в тебе даже девушки, которую можно было бы полюбить. Я не скрою, ты хороша собой, и у тебя достаточно миловидное личико, но для белого офицера ты не представляешь никакого личного интереса. Молчи, молчи индейская скво, и запоминай мой голос, потому что возможно, это последний голос что ты слышишь в этой жизни. Он еще немного посмеялся и убрался прочь. Девушка сидела всё с такими же стеклянными глазами, полных отчаяния, но ни одна мышца её лица, ни один мускул, что только были в её теле, не дрогнул. Она сидела, полная невозмутимого спокойствия с виду, а внутри горел огонь, который пробирался всё выше и выше, её грудь так горела, что вот-вот девушка могла разразится страшным, полным боли и страдания, криком, но она по прежнему смотрела куда-то в даль, на подступавшие сумерки, и не выдавала состояния своей души. Науэль вошел в палатку Шароля в полной уверенности, не чувствуя власти над ним.

–Бледнолицый сказал, вам нужен гурон.

–Да, да, юноша, проходите, присаживайтесь сюда,-указал Шароль на мягкие подушки, лежавшие в углу палатки.

–Вы индеец, и вы достаточно здраво мыслите. Мои друзья могикане посоветовали мне, как можно применить девчонку, и для завершения нашего плана мне нужно 3-4 храбреца, которые смогут прийти в деревню ирокезов и выложить им наши предложения. Вы согласны, вместе с двумя могиканами и одним нашим французским офицером, выполнить это поручение? Я в праве приказывать вам, но я знаю, что имею дело с человеком достойным. Вы отлично знаете эти края, и сможете сохранить послание и передать его вождю ирокезов.

–Ягуар – не собака, он – гурон. Женщиной пользоваться – чести нет. Ирокезы не тронут могикан, если те пойдут с деловым предложением, у них свои законы – у вас свои.

–То есть вы отказываетесь. Ну что ж, ладно. Будем надеяться, что будет всё так, как вы говорите.

–Что ждёт ирокезку? Она нужна живой

. – Ты берёшь на себя слишком много, гурон, и мы не обязаны отчитываться в своих действиях перед краснокожим,-вмешался Андре Арно, – Но будь уверен, нам будет над чем позабавиться. У этой скво прекрасные волосы, -рассмеялся Андре своим надменным и лицемерным смехом.

К этому времени Отэктэй со своим небольшим отрядом, вернулся в свою деревню. Вождь встретил их, и по его лицу было заметно, что последние несколько часов он переживал страшную боль, что отразилась на его лице, хотя он и старался не выдавать своего волнения. Отэктэй начал разговор.

–Стихия смела все следы с нашего пути. Мы ослеплены печалью, и не можем заметить знаков, что посылает нам Великий Маниту.

–Что нам делать, вождь? Объявим войну, вождь? – с нескрываемой растерянностью и грустью поинтересовался Энэпей.

–Отец?

–Мы будем ждать. Маниту сохранит свою дочь, да, Маниту сохранит её. Пришедшие воины в недоумении проводили взглядом растерянного вождя, и прошли в глубь становища, где женщины готовили тёплый очаг и желанный ужин. В это время во французском лагере могикане и белые люди снова совещались по поводу дальнейшей судьбы пленённой девушки. Одни высказывали свое желание просто убить девчонку, другие – сначала придать пыткам и выудить из неё информацию касательно лагеря ирокезов, и позже убить, ну а белые, в большинстве своём, признали, что судьба её решена, и как бы того не хотели индейцы, с ней поступят так, как приказал генерал. Приближавшаяся ночь накрыла всех обитателей лагеря утомлением, и многие уже готовились ко сну в своих палатках. Мимитех сидела у разведённого Науэлем небольшого костра, в отдалении от поселенцев. Она пыталась всячески скрыть свою боль и разочарование.

– Как бы гурон не воевал, в его сердце живёт надежда на мир, – произнёс подсевший к девушке Ягуар, – Подобно орлу, что летает в облаках, но мечтает ходить по земле. Но есть гуроны, которые любят войну и ничего кроме неё не видели, подобно орлу, парящему высоко над горами, и не признающего землю, думая, что до неё не возможно долететь. Ирокезка борется, но ей может не хватить сил.

– Ирокезку не беспокоит бледнолицый шакал, её беспокоит сердце, что позволило обмануть себя, и здравый смысл, что не разглядел обмана. Она не боится пыток белых людей, она боится, что больше не вернётся к отцу и брату. Она знала, что влечёт за собой её отчаянный шаг, но она ослепла от белого лица, что истончает слепящий свет. Слишком белое, что бы что-то чувствовать, будто кровь покинула это несчастное жалкое тело и только злость и ненависть заставляет двигать его язык, руки и ноги.

–Ни могикане, ни бледнолицые не будут тебя пытать. Но всё зависит от твоего отца. –Если так, то мне неизбежно грядут пытки, хотя существует ли большая пытка, чем стать предателем своего народа, и потерять честь в глазах отца, подобно тому, как если бы птенец улетел в другое гнездо, только лишь от того, что туда приносят пищу больше и вкуснее. Но даже птаха бы не сделала того, что сделала я, гурон. Хотя воюя бок о бок с могиканами, ты не делаешь чести, как если бы волк дрался за шакалов.

– Гурон не волк, но и не шакал. Он Ягуар, и делает то, что требует его сердце и честь – он бьётся за всех ягуаров, хоть их с ним и нет, и он не подчиняется шакалам, а лишь пользуется их оружием и положением. Они лишь идут по одной тропе, но каждый со своей целью.

–Ирокез бы никогда не позволил себе встать на одну тропу с могиканами или гуронами.

–Да, если ирокеза кто-то ждёт в его вигваме. Удивительно, но только Науэль из всего отряда, состоящего из индейцев и белых, из всех 200 с небольшим человек, говорил с Мимитех так, будто они вовсе не враги, а он не собирался никого убивать, а просто шёл мимо лагеря, и решил заглянуть, а заодно и поговорить с одинокой девушкой. Он знал, что она такой же враг, как и каждый ирокез, но что-то сдерживало его, хотя когда он узнал, что она дождь вождя Аскуна, его одолевало желание убить девушку, без всяких расспросов и церемоний, и отнести её скальп гуронам, но всё же, созревший в его голове план, о котором мы расскажем чуть позже, перебил жажду вражеской крови. Но план его был жесток, а девушка была храброй и милой, что смягчало сердце молодого воина, когда он разговаривал с ней, и на мгновение ему показалось, что его план слишком бессердечный и невежественный, хотя и не предрекал опасности для жизни девушки. Но теперь, когда девушка оказалась в таком положении, что у себя в племени она станет предателем, и её скорее убью там, нежели будут спасать, исход его дела мог оказаться не таким торжественным и драматичным, как он это предрекал. Науэль стал продумывать все детали, и учёл то, что минги ещё не знают о проступке дочери вождя, если только она сама не заводила с кем-то разговор, и если кто-то ещё из племени не помог ей в этом деле. Науэль удалился в свою палатку, и девушка осталась в одиночестве, наедине со своими мыслями. Она думала о том, как правильнее будет принять смерть – от белых или могикан, или вернуться в родное поселение, где она станет приманкой для изголодавшихся воронов. Девушку не пугало предстоящее будущее в лагере французов, хотя и гурон известил её, что жизни её ничего не угрожает. И всё же ей казалось, что она должна принять с достоинством уготованную ей учесть в родных местах, чем быть поверженной от рук бледнолицых. Под ласковым светом угасающего костра девушка погрузилась в сон, когда луна уже ярко освещала всё, что было в её владениях, и весь лагерь сонно дышал из своих палаток. Она проснулась когда солнце только начало показываться из-за горизонта, в то время как весь лагерь, кроме одного человек, ещё отдыхал. Под нежными рассветными лучами Науэль бродил вокруг лагеря, с ружьём, даденым ему генералом Шаролем. Он держал его на плече и, если бы рассвет не освещал лес так сильно, можно было бы подумать, что человек, бродящий взад и вперёд, никто иной как часовой. До для Науэля не было надобности следить за границами лагеря, это не входило в его обязанности, он лишь высматривал, кого можно было бы подстрелить, ведь охотой он занимался чаще и больше, чем любым другим делом. Вскоре он скрылся из поле зрения, а Мимитех, так и не заметившая его, была обеспокоена услышанным вдалеке выстрелом, через некоторое время после того, как Науэль погнался за добычей. Неся на правом плече ружьё, а в левой руке подбитую утку, он приблизился к лагерю, и пройдя мимо смотревшей на него с небольшим удивлением Мимитех, скрылся в своей палатке. Через недолгое время из неё повалил лёгкий дымок, а еще через час-полтора гурон вышел с миской еды, искусно приготовленной самолично им, и приблизился к пленнице.

–Славная пища, чтобы ободрить тело, в котором заточён терзающийся дух. Я развяжу тебе руки, ирокезская девушка. Тебе незачем бежать, скоро ты окажешься дома. Глаза луны загорелись, и она с нетерпением, несвойственным индейской скво, да и индейцам вообще, стала расспрашивать Ягуара.

–Ты что-то знаешь, гурон? Ты видел, быть может, моего брата в лесах, когда гнался за этой уткой.

–Я гнался за уткой, так же как видел кого-либо из ирокезов. Утка спокойно плавала, и моя пуля достигла её тела быстро, не дав ей даже возможности побарахтаться. Я не гнался за ней. Пуля гналась, когда ружьё спокойно лежало в моих руках, а ноги твёрдо и недвижимо стояли на земле.

–Новой Луне никогда не взойти, она навсегда останется пятном на небе, потому что останется в лагере шакалов навечно, и даже кости её будут лежать не в родной деревне.