Ягуар, или Тот, кто живёт один

– Да, мой вождь, я чувствую себя уже намного лучше. Ягуар оставил Аламеду одну, а сам, незаметно для всех, вышел из типи и побрёл в лес. Он долго думал о том, что никогда не сможет посмотреть Аламеде в глаза без зазрения совести. За все эти месяцы они с Аламедой так и не стали близки. Он думал и том, как ему вновь встретиться с Мимитех, но решение пришло оттуда, откуда он не ждал. Он сидел под поваленной сосной, и лишь луна освещала лес. Костры деревни уже скрылись от его взора. Он смотрел на небо сквозь ветви деревьев и вспоминал ту ночь, что они с Новой Луной провели вместе. Первую, и, как думал он, единственную. Его острый слух заметил какое-то движение, а глаза увидели маленькую стройную фигуру. Он насторожился, но вскоре понял, что зря.

– Науэль! Это ты? Ягуар вскочил с места, узнав милый голос Дневной Певчей.

– Моя Новая Луна! Неужели ты? Или я так устал, пока блуждал, что теперь мне сниться сон?

– Это действительно я. Я пришла что бы кое-что тебе сказать.

– О, моя Мимитех, говори, и не останавливайся. Я хочу слушать твой голос вечно.

– Ты помнишь, что говорил тогда? Когда мы впервые были наедине. Ты говорил: «Разве я отдал своё сердце кому-то другому?» Ты врал мне, а я поддалась чувствам…

– Мимитех! – Науэль хотел было обнять женщину, но она отпрянула назад.

– Не подходи ко мне. Несколько недель назад в нашем племени объявили, что вождь гуронов ждёт сына от своей жены.

– Вот ты о чём…Мимитех, если я женился на ком-то, или был близок, это ещё не значит, что я не люблю тебя. Всё это было до того, как мы воссоединились. А ребёнок – это мой наследник. И не важно, кто его родил, если ты со мной быть не захотела.

– Я не захотела, а ты и не пытался сделать так, чтобы мы были вместе. Я ждала тебя, ждала вестей, но от тебя была лишь тишина. Я смирилась с тем, что не нужна тебе. И когда я узнала обо всём, мне было очень больно. Я решилась прийти к тебе сегодня лишь для того, чтобы в последний раз взглянуть в твои лживые глаза и спросить. За что? За что ты обошёлся со мной так, будто я ничего не значу в твоей жизни? Ты говорил столько слов, но предал меня. А я ничему не научилась…Однажды в моей жизни уже было подобное предательство, но я не думала, что через столько лет, как ты говорил, безутешных скитаний и страданий, ты лишь воспользовался мной. И ради чего, объясни? Науэль посмотрел на неё с недоумением.

– За что? Ты спрашиваешь меня? За что я повиновался твоей воле и мучился всё это время от того, что даже за столько лет твоё сердце не стало нежнее? Ты лицемерная, видишь только мои ошибки, которых на деле то и нет. Посмотри на себя, Мимитех. Ты обвиняешь меня в предательстве, а сама, зная, что я жив, даже не захотела послать мне весть. Ты столько лет молчала, от чего же говоришь теперь? Только не говори, что тебе больно из-за любви. Ты не любила меня никогда. Ты никого не любила. Ты лишь ждала, пока к твоим ногам упадёт весь мир в несчастной мольбе. Ты устала жить так, как положено правилами. На моём месте ведь мог оказаться кто угодно. Ты устала от одного и того же начала дня, тебе захотелось привнести в свою жизнь что-то новое. Я стал для тебя лишь развлечением, каким обычно предаются белые. С самого начала я был для тебя именно этим. Не в ту ночь когда мы были вдвоём, нет. С самого первого дня, как только мы увидели друг друга. Ради тебя я отпустил все свои прошлые обиды, забыл тот томагавк, что вонзили ирокезы в спину гуронов.

– Вот теперь я вижу твоё истинное лицо, гурон! Во всём винишь меня? Сам ты хоть как-то пытался меня вернуть? Ты хоть что-то сделал для того, чтобы стать хотя бы на шаг ближе ко мне? Нет. Ты наоборот, предал меня и заключил брак с другой женщиной, которая ещё и ждёт ребёнка от тебя. Не говори мне больше о лицемерии и лжи. Ты сам с ног до головы в этом…Ягуар хотел ответить ей, высказать ещё больше, всё что накопилось у него на душе, но его прервал топот шагов. Вдалеке, со стороны деревни, показались фигуры мужчин.

– Если тебя увидят здесь, то пострадает всё племя, и не только моё, но и твоё. Уходи, и больше пусть уши мои не услышат тебя, а глаза – не увидят.

– Вождь! – послышалось из далека. Ягуар ещё мгновение посмотрел на Мимитех, отвернулся и поспешил на встречу воинам. Мимитех осталась смотреть на ускользающий след Ягуара.

– Вождь! Радостная новость! Вы должны поспешить. Ваш сын родился!

– Сын? Это точно, Адэхи?

– Точно, мой вождь. Кто это? – кивнул индеец в сторону Мимитех, которая до сих пор стояла на том же месте.

– Это заблудшая душа, Адэхи. Идём скорее к моему сыну. А вы, – он посмотрел на двоих воинов, – скажите той женщине, чтобы она возвращалась туда, откуда держала путь. Если она пойдёт за мной – убейте. Так и скажите ей. Идём, Адэхи. Маниту посылает нам великое счастье. Мы должны стать его свидетелями. Ягуар поспешил домой, а юноши с ножами подошли к Мимитех.

–Вождь приказал тебе вернуться туда, откуда пришла. Если последуешь за ним, мы убьём тебя, – сказал один.

– Да ты ирокезка! – воскликнул второй.

–Что у вождя за дела с ирокезкой? Или ты та самая Мэтэйнэй? Дневная Певчая, так он тебя называл. Да проклянёт тебя Маниту! Наш вождь столько настрадался из-за тебя. Он никому не рассказывал, но все и так знают. Из-за тебя он бросал свой родной дом, забыл о том, что священно…Может убить тебя, а скажем, что ты не подчинилась.

– Оставь её. Уходи, ирокезская женщина. Слава Маниту, если обо всём этом никто не узнает. Мимитех с горечью и разочарованием побрела назад. Она не плакала в этот раз и приняла расставание с Науэлем спокойнее. Она знала, что это не последняя встреча, что он обязательно ещё придёт к ней. «Он придёт, и будет снова говорить, как любит. И в этот самый момент я воткну кинжал в его грязное сердце. Отвечу на всю ту боль, что он причинил мне. Да. Он ответит» – думала она, шагая в одиночестве по лунному лесу. Лицо её залилось краской, а зубы стиснулись от гнева. Науэль добрался до деревни и поспешил к Аламеде в хижину. Там находилась повитуха и пара женщин, помогавших при родах. –Где мой сын? – воскликнул новоиспечённый отец.

– Вот он, вождь. И женщины принесли ему, завёрнутое в одеяльце, чудо.

– Слава Маниту! Ребёнок жив, здоров и полон сил. Давайте его сюда, пусть малыш спит.

– Хорошо. Аккуратнее с ним. Это мой наследник, и ваш будущий вождь. Как Аламеда? Она спит? – спросил Ягуар, заглядывая через плечо повитухи, когда заметил, что Аламеда спокойно лежит, укрытая белой тканью.

– О, мой вождь, роды были тяжёлыми, а Роща была очень слаба. Она умерла. Но слава Маниту, она успела прижать к груди своё дитя и взглянуть на него. Пульс застучал у Ягуара в висках. Он подошёл к телу женщины, и взял её холодную руку.

– Сейчас я жалею лишь о том, что не успел попросить прощения у тебя. Я надеюсь, что твой дух ещё здесь. Прости, Тополиная Роща. Я причинил тебе столько боли, столько, что ты не смогла всё пережить. Благодарю Маниту, что послал мне тебя. Память о тебе навсегда останется в моём сердце.

Эпилог

Прошли дни. Обряд похорон был выполнен, и тело Аламеды, как тело жены вождя, было погребено со всеми почестями. Ягуар отложил церемонию наречения имени наследнику до конца похорон своей жены. После печальных дней начались светлые. Праздник в честь малыша был радостным. Как и собирался вождь, ребёнка нарекли Текамсехом. Больше Ягуар не видел Мимитех, больше не слышал даже вестей о ней. Чтобы читателю было легче понять, можно сказать как закончилась вся история Ягуара. Он растил сына, был примерным отцом и благородным вождём. Когда Текамсеху исполнилось 16, он стал новым вождём, похоронив своего отца. Он стал прекрасным воином, таким же храбрым, сильным и проворным, как его отец. Он никогда и ни от кого не слышал о женщине, что разбила сердце и душу его отцу. В нём не было жестокости, жажды мести. Он был благородным индейцем, таким, какими не всегда бывают белые люди. А каким был его отец, не знаем и мы с вами. Каждому отведён свой срок, посланы свои страдания. Кому-то любовь дарована для счастья, а кому-то в наказание. Кто-то счастлив без любви, а кто-то боится одиночества. Люди не одинаковы, и души их такие же. Но одно справедливо для всех – после смерти мы обретаем вечный покой. И нет уже для нас ни любви, ни ненависти, ни счастья, ни горя. Все мы равны, когда отправляемся в последний, но вечный путь.