Ягуар, или Тот, кто живёт один

– Твой путь определяешь ты. Но не забывай, ты всегда оказываешься там, где велит Маниту.

– Сегодня я здесь, завтра я могу быть на краю света. Но в этот момент, когда меня не будет в родных краях, ты будешь вести моё племя, вместо меня, как и делал это раньше.

– О, мой дорогой вождь, не сомневайся, я всегда буду следовать твоим желаниям. И никогда никто не посмеет поглотить могучее племя гуронов, пока у нас такой вождь, как ты. Где бы ты ни оказался, ты всегда в наших сердцах. Мы помним о тебе, мы чтим твою справедливость и мудрость.

– Я благодарен тебе, Аххисенейдей. Ты великий человек. Ни один белый учёный не сравнится с твоей мудростью,– поднявшись с колен, и слегка поклонившись, произнёс Ягуар. Он заметил, что Аламеда была не то что взволнована, а, скорее, разочарована. Он жестом ей указал следовать за ним. Они прошли через всю деревню и он предложил ей присесть на берегу реки.

– К тебе, Тополиная роща, у меня тоже будет просьба. Конечно, я не уйду, пока должное количество запасов не будет приготовлено. Но придёт зима, а потом весна, и где буду я – я не знаю. Я прошу простить меня за то, что я как неразумное дитя утешался тобой, когда у меня болела душа. Я никому не сделал лучше. Душа моя по прежнему болит, а твоё сердце теперь разрывается. Но ты не должна мучиться из-за того, что произошло. Ты должна принять это как очередной удар судьбы. У тебя не было лёгкой жизни, с самого детства ты была подле отца, помогала ему во всех делах, тяжкими они были, или же нет. Ты не роптала на судьбу, что послал тебе Маниту. Ты безответно любила меня долгие годы, а я безответно любил другую. Но кто знает, с кем мы найдём счастье, и найдём ли мы его. И кто знает, быть может мы еще увидимся с тобой, а после встречи – никогда не расстанемся. Может быть, но не сейчас. Я ещё не обрёл душевный покой, и тем более, когда в душе моей произошла такая перемена. Я не хочу заглушать боль твоими чувствами. Я не хочу пользоваться тобой, ничего не давая взамен, потому что сейчас я не могу дать тебе ничего, кроме слов. – Тебе незачем просить прощения. Я считаю нашу связь не ударом судьбы, а подарком небес. И пусть твоя безутешная душа будет скитаться, помни: есть человек который любит тебя и ждёт, моля Великого Маниту о благосклонности к тебе. На этом разговоре Науэль и Аламеда разошлись, но кто знает, навсегда ли. Долгие дни Ягуар был занят охотой, а Аламеда, ночами безутешно рыдая, пока её никто не видит и не слышит, днём занималась привычными женскими делами. Около месяца прошло с тех пор, как Науэль впервые встретил Мимитех после долгой разлуки. Все эти дни мысли о ней не покидали его. Поначалу он терзался из-за разбитого сердца Аламеды, но, вскоре, его мысли вновь поглотила Мимитех. Он почти не спал ночами, вспоминая их встречу. Он прокручивал все варианты событий, последствием которых был брак его возлюбленной с другим. Он размышлял, прикидывал, от чего она могла так поступить, и остановился на мысли, что, такая мудрая женщина, как Мимитех, пошла на этот брак не по желанию, а по какому-то неизвестному ему расчёту. Было ли это принудительное решение, или добровольное, в любом случае, у неё была очень веская причина принять его. Он решил, во что бы то ни стало, выяснить всё, и не собирать информацию по слухам, а разузнать всё от самой Мимитех. Он долго не мог сообразить, как ему устроить встречу с женщиной, которую он любил, но которая была ему не доступна. Он сам когда-то пришёл к ирокезам с перемирием, и теперь не мог его нарушить, думая только о своих интересах. Он вождь, в его руках было целое, хоть и небольшое, племя. Но перенесёмся же в деревню к ирокезам, и узнаем, как жила Мимитех всё это время. После встречи с Науэлем, той, единственной встречи после долгой разлуки, она долго приходила в себя. Её сердце не унималось. Временами она испытывала чувство вины, но оно затихало, когда на глаза появлялись их с Отэктэем дети. Он не был для неё идеальным спутником, но и жаловаться она права не имела. Столько лет он заботился о ней, выхаживал, залечивал её раны. В нём таились нежность и доброта, но он боялся их, стеснялся. Мимитех знала его горячий нрав, но смогла найти лазейки к доброму сердцу своего мужа. Вскоре после свадьбы у них родился первый ребёнок, который размягчил душу Отэктэя. Он заботился о нём, помогал Луне, когда это было нужно. Девочка росла быстро, и брала от родителей только хорошее. От матери красоту, а от отца – тягу к справедливости. Позже родился и второй ребёнок, и после того, как грозный воин –индеец взял на руки своего сына, его сердце оттаяло. Он научился быть смиренным, унял гнев и вспыльчивость. Юношеское хвастовство и гордыня ушли навсегда. Сейчас мы бы назвали его примерным мужем, но в то время всё было иначе. Мужчины, воины, в которых всегда живёт ощущения войны, редко предавались домашним заботам, но Отэктэй был другим. За его грубостью томились высокие чувства, но теперь, став отцом, причём дважды, он не боялся их открывать. Он не боялся изливать душу жене, но только ей, ибо лишь она всегда слушала и не осуждала. Энэпей был вождём, а муж его сестры – правой рукой вождя. Вопросы относительно племени, охоты, обороны и войны не обходили Отэктэя стороной, и он всегда делился со своей Луной всеми переживаниями. Мимитех в свою очередь уважала любое решение мужа, и, хоть он и был очарован ею и был слишком к ней привязан, так, что она могла бы приказать ему выполнить что угодно, и он выполнил бы, не пользовалась этими чувствами. Она считалась с мнением супруга, никогда не учила его жизни и никогда не делала упрёков. Она долгое время уже была с ним одним целым, и если бы Науэля не было в её жизни, можно было бы сказать, что Отэктэй был предначертан ей свыше. После появления гуронского вождя, сердце её перестало биться так спокойно. Нет, она не вспыхнула, как лучина, от вновь обретённой любви. Эта любовь была так давно потеряна, что казалось, будто её и не было вовсе. Она переживала, зная крутой нрав Науэля, зная его самоотверженность и самоуверенность. Она боялась, что встреча их навлечёт беду, и поклялась Великому Маниту никогда боле не вспоминать его, а если вспомнит он, да ещё и будет давать какие-то знаки, она уверяла себя, что лучше будет рассказать всё мужу, просить его быть милосердным, и наконец – навсегда забыть то, чего, по сути, и не было. Осень двигалась, и природа стала терять свои краски, сменив золотую листву на пустые мёртвые ветви.

– Дочка, находиться в воде уже нельзя. Вода очень холодная, ты можешь заболеть, – останавливала Мимитех свою малышку, которая так хотела искупаться в озёрной воде.

– Но ты же вылечишь меня, мама? Папа говорит, ты исцеляешь одним взглядом.

– Я вылечу любого, но лучше не болеть, – пытаясь поймать игривую девочку говорила женщина.

– Кто тут собрался болеть? –подоспел отец, и, подхватив своё дитя, со смехом, присел к своей любимой.

– Иди поиграй с братом. Он остался один, пригляди за ним, он в типи. Давай, беги, маленькая стрекоза. Мимитех, скоро наступят холода. Зима близко. Мы решили уйти на охоту, нас не будет больше недели. Ты справишься с детьми?

– Я справлюсь со всем, что мне уготовано. Ты не должен волноваться за нас. В твоих руках не только семья, но и племя. Я знаю, Энэпей без тебя пропадёт.

– Ты слишком возносишь меня и принижаешь брата. Он великий вождь. Такой же как отец.

–Я скажу тебе честно. Я не хотела бы что бы он был таким же. Иначе в нём не останется любви.

– Твой брат ценит семейные узы, и ему пора бы тоже жениться.

– После того, как Ватанэй не смогла выносить дитя и отправилась к Маниту в бескрайние просторы изобилия, он погрузился в скорбь. Лишь Маниту ведает, сможет ли кто-то снова зажечь его глаза. Они гаснут, с каждым днём. Я волнуюсь за него, но он не подпускает меня к себе, и как только я завожу разговор на подобную тему, он ускользает.

– Он справится с болью. Хотя, я бы не смог пережить, если бы такое случилось с тобой. Береги себя и детей. Мы вернёмся скоро,– поцеловав жену, Отэктэй зашёл в типи попрощаться с детьми. Охота была обычным делом, и он не раз уже уходил на более долгое время, чем в этот раз. Раньше Мимитех спокойно относилась к этому, но в этот раз её сердце сжалось, предчувствуя беду. Отэктэй вышел из жилища, и женщина остановила его.

– Сегодня сердце моё не спокойно. Остерегайся там, в лесу. Гуроны близко. Они говорят, что пришли с миром, но могут вонзить томагавк тебе в голову. Будь осторожен.

– Тебе не идёт волнение. Мы вернёмся с крупной добычей, я уверен. Муж покинул жену, и та отправилась к детям. Несколько дней она занималась обычными делами, трудом, к которому она привыкла с детства. Уложив детей спать, она блуждала вдоль берега озера, и вдруг услышала хруст веток неподалёку. Она никого не заметила, и продолжала блуждать в задумчивости, но неприятный звук снова сбил её с мысли. Приглядевшись, она увидела что-то меж деревьев, что-то, что двигалось, но очень медленно. Она подошла ближе, и в памяти встала картина. Та самая картина, когда Науэль, во всём величии, въезжал к ним в деревню верхом на четвероногом извозчике.

– Нет, нет, нет! – кричала в мыслях женщина,– только не это, только не он! Она не заметила человека, хоть и вглядывалась очень тщательно. Смеркалось, и Луна не могла различить силуэты. Кровь хлынула к лицу и забила в висках. Гул от пульсаций в крови стал оглушать её. Злой дух потянул её к животному. В этот момент кто-то подошёл сзади, и подсадил женщину на коня, прикрыв ей рот рукой. Сам же человек запрыгнул следом и подстегнул резвого друга. Кто-то увозил Новую Луну вдаль, но она не могла издать спасительный кличь – рука по-прежнему мешала ей. Из-за волнения она стала задыхаться, пыталась освободиться, но ничего не удалось. Вдруг лошадь остановилась, мужчина, всё так же прикрывая заложнице рот, спрыгнул со скакуна вместе с пленницей. Рука тихо стала разжиматься, и Мимитех могла свободно дышать, но услышанный голос привёл её в ещё большее волнение.

– Мимитех. Это я. Ягуар. Ты не должна бояться, я не сделаю тебе плохо. Он опустил руку, а Луна полной грудью хлебнула воздух, будто провела несколько минут под водой. Она еле могла дышать от волнения, и состояние её было действительно сравнимо с погружением в воду. Она будто тонула в океане своих слёз и страданий, а горькие воды словно выжигали ей глаза.

– Ты совершаешь огромную ошибку. Если ты будешь молить меня о пощаде, возможно, останешься в живых.

– О пощаде? Ты забыла кто перед тобой? Я Ягуар– гроза и мрак всех ирокезов.

–Ты так уверен в себе, так смел, что же тебе, такому великому храбрецу нужно от беззащитной слабой ирокезки?

– Я смел, я силён. Я не ищу лёгких путей никогда, и никогда не падаю на колени перед трудностями. Но сейчас я слаб. Я подобен подбитой птахе, что не может вспорхнуть. Меня изувечило твоё молчание, и не вырастут больше крылья на моей спине. Они обгорели на солнце твоей любви. Твоя любовь обожгла меня, сделала меня калекой. Каждое утро я умирал, глядя на небосвод, зная, что грядущий день готовит мне. Зная, что не будет в нём тебя. И каждую ночь я восставал, вглядываясь в луну, вспоминая твоё лицо. Я восставал во снах, в которых была ты.

– Твои речи полны лжи и грязного обмана. Не будь трусом, прямо скажи, что тебе нужно.

– Мне нужна ты. Твои слова. Скажи же мне, от чего ты так быстро смирилась с тем, что я не был рядом, и предалась страсти с другим? Быть может, от обиды ты соединила свою жизнь с ним? Ведь ты же знала, что я жив. А я не знал…Я не знал, что ты выжила. Я искал тебя, искал всюду. И пока искал умер сам…Он взял её руку, которая была очень холодной из-за волнения в груди женщины, и приложил её тонкие пальцы к своей груди.

– Ты чувствуешь? Моё сердце снова бьётся. Рядом с тобой я снова живу, я снова могу дышать, не боясь задохнуться от того дыма, что клубился над моим обугленным сердцем. Дым развеялся, а свет твоих глаз снова поджог моё сердце. И лишь тебе теперь решать, сгорит оно, не оставив даже углей после себя, или возродится из огня, подобно тому, как возрождается трава на земле после долгого зимнего сна.

– Я знала, что ты жив. Да, знала. И мне сказали, что ты тоже знал, что я уцелела. Я просила брата послать тебе весточку. Но когда ответа не пришло, и после долгих, мучительно долгих дней и ночей, которые я провела в слезах, ожидая тебя, я разуверилась. Я не могла поверить, что ты меня любишь, что я дорога тебе, ведь ты так легко меня забыл! – со слезами на глазах кричала Мимитех. В её груди зажгло. Она вспомнила, как сердце разбилось тогда, и миллионы его осколков будто вонзались в её душу, причиняя боль. Ничто тогда не доставляло ей столько боли. Даже на страшную рану, что могла стать смертельной, она не обращала внимания. Боль, что губила её тело, меркла перед той болью, что разрывала её душу.

– После всего, что я пережила, мне не страшны теперь никакие мучения. Я лишь прошу Маниту не посылать моим детям такой же муки. Я не хочу, чтобы они страдали так же, как когда-то, по глупости своей, страдала и я. – Мимитех! О какой весточке ты говорила? После того, как твой брат прогнал меня, я лишь дышал тем ускользающим следом твоим, тем последним взглядом. Тем последним прикосновением руки…– он взял её руки в свои и поднёс их к губам, но Мимитех вырвала их.

– Не нужно. Науэль…Ворошить опавшую листву. Она опала и не возродиться больше. Вырастут новые листья, но старые исчезнут навсегда. Я забуду, всё забуду. Весь этот разговор, и то, что ты нарушил правила мирного договора. Только уходи, прошу тебя. И не возвращайся. Она хотела развернуться и идти, но Науэль схватил её за руку и прижал к себе. Всё её тело дрожало, а лицо было мокрым от слёз. Он прижался лбом к её лбу.

– Есть ли теперь мне жизнь, зная, что ты никогда не будешь моей…– тихо говорил он.

– Как смогу я существовать, когда ты с ним, укладываешь ваших детей спать, а позже остаёшься с ним наедине. Когда он говорит тебе слова о любви. О любви которой нет. И когда ты говоришь ему слова о любви, слова, что предназначались мне. Он немного нагнулся, и заговорил громче.

– Если ты пожелаешь, я убью его, и он не сможет встать между нами. Хотя, мне твоё разрешение не нужно. Сейчас же пойдём к вам в лагерь, и расскажем всем правду. Я вступлю с ним в схватку, и будь уверена, одержу победу. И больше ничто нас не разлучит, моя Новая Луна. – Науэль! О, Маниту! Прости своего слугу за эти слова! Что ты говоришь? Он мой муж! Отец моих детей! И всё останется так, как было. Я не позволю тебе разрушить мою жизнь снова!

– Ах! Он твой муж! И отец детей твоих, да…Но любовь твоя – я! – почти криком произнёс Ягуар. В его последней фразе было так много надменности и самоуверенности. Он был рассержен, и на неё, и на себя.

– Сколько лет я жил, думая, что ты погибла? Сколько? Семь? Восемь? И все эти годы, каждую секунду я видел твоё лицо. Меня окружала такая прекрасная, таинственная природа, но что она значит, когда красота для меня существует лишь одна – красота твоего лица. Твой нахмурившийся взгляд, твои нежные волосы, и твой голосок, Дневная Певчая.

– Науэль! Ты зашёл слишком далеко, – пыталась вырваться женщина, но у неё не получилось. Науэль схватил её ещё крепче, и ещё сильнее прижал к себе. Он случайно коснулся губами её лица, и руки её перестали вырываться из горячих объятий. Ягуар ослабил хватку, когда понял, что Луна больше не вырывается из его цепких и сильных рук. Она стояла, закрыв глаза, и слёзы текли по её щекам. Она понимала, что кое-что прояснилось, и что обиды её и боль были напрасными. «Он ничего не знал» – думала она. «Он искал меня. А брат солгал» – крутилось у неё в голове.

– Я вечность готов ждать, пока ты не позволишь поцеловать тебя. – У нас нет этой вечности. У нас вообще ничего нет, и никогда не будет. У меня есть муж и дети, они любят меня, а я их, люблю как могу. Они пропадут без меня, а я без них. Ягуар опустил голову и его затрясло. Он снова вскрикнул.

– Без него ты будешь счастлива! – он упал на колени.

– Как ты можешь предать чувство? Променять его на власть и влияние твоего мужа? За это ты с ним? Так я лучше его. Я сильнее. Я вождь своего племени! – поднялся он, и его лицо зависло над прекрасным ликом Луны. На улице было уже совсем непроглядно, и он слышал только её дыхание, которое и успокоило его.

– Мимитех…Не предавай нас. Твои дети станут моими детьми, а моё племя примет тебя как родную.

– Науэль…Зачем ты говоришь «не предавай», когда сам же и предал…

– Разве я отдал своё сердце кому-то другому? Разве нашёл я в свете луны чей-то другой лик? Разве не перед тобой я стоял на коленях? Он вдруг резко приблизился к ней и поцеловал. Он шептал ей, как он страдал без неё, как не мог жить, как в каждом отблеске света и в каждом шорохе листвы встречал её черты.

– Я не думала, что ещё нужна тебе, – ответила она ему, так же шёпотом. Ягуар стал отталкивать её. Он хотел высказать ей всё. «Значит ты сама не любила, если подумала, что не нужна мне» – думал он, но не успел сказать. Луна перебила его в первое же мгновение, после того, как Науэль стал её отталкивать. Он не успел произнести ни звука, и даже не успел взять воздух и собраться.

– О нет, не прогоняй меня! Лишь сейчас, я поняла, что такое любовь. Она снова погрузилась в его объятия, погрузилась в океан. Но на этот раз океан оказался райской обителью. Несколько часов они провели вместе. Они лежали на холодной земле, но им казалось, что они находятся на раскалённых углях. Начинало светать, и женщина опомнилась, что ей нужно домой.

– Науэль! Солнце скоро встанет! Дети наверное потеряли меня! Да и вся деревня может перевернуться, если обнаружат, что меня нет на месте!

– Тише…Я понимаю. Ты должна идти. Я буду ждать следующей встречи, словно ночное небо ждёт луну и звёзды.

– Науэль…Следующей встречи не будет. Хватит с нас. Мы итак ходим по краю. Сейчас Окэмэна нет в деревне. Брат, он и небольшой отряд отправились на охоту. Если всё это, то что между нами было, продолжиться, мы можем лишиться своих жизней. Прости меня, но…

– Хочешь сказать, что всё было ошибкой? Тогда иди к своему дорогому мужу и страдай дальше. Страдай от того, что больше не увидишь меня. Науэль запрыгнул на лошадь и умчался.

Глава XIII

Науэль возвращался домой. Он спрыгнул с коня и шёл пешком, ведя Вемэтина за собой. Голова его было сильно опущена, казалось, будто Вселенная обрушилась на него и он больше не мог тянуть эту ношу. Подходя к своей деревне он услышал крики и ругань.

– Неужели я говорю не понятно? Найдите моего мужа! Если с ним что-то случилось, или случиться, вы ответите своими жизнями!

– Аламеда! Что это за крики? – Науэль! – побежала девушка навстречу любимому. Она распахнула свои объятия, но Ягуар отстранился.

– Аламеда, ты вышла замуж? Ты так грозно приказывала воинам найти твоего мужа. Он так значим для племени? Мне казалось, значимее меня нет никого здесь.

– Это так, мой вождь. Я не вышла замуж, я искала вас, – со смущением ответила Тополиная Роща.

– Меня? Ты назвала меня мужем? А ты спросила меня? Да кто ты такая! Всего лишь дочь старого, выжившего из ума вождя, который по праву вождём никогда и не был! Он подошёл ближе и стиснув зубы рычал, наклонившись над лицом Аламеды.

– Запомни. Я вождь. И я буду сам выбирать женщину, такую, какую захочу. А теперь отправляйся к себе и на глаза мне не попадайся. Раз ты так хочешь замуж, я подыщу для тебя подходящего воина. Хотя, вряд ли кто-то из гуронов подойдёт тебе. Тебе подходят лишь ирокезские лживые собаки, а уж точно не вождь великого племени гуронов. Он говорил так надменно, столько гнева было в его глазах, столько обиды. Он не слышал что говорил, в голове вертелись лишь слова Мимитех. Через мгновение он понял, что оскорбил девушку очень сильно, задев не только её достоинство, но и достоинство её отца. Но было поздно, слов назад не вернуть. Он понял, что из-за своей неутолимой злости он обидел тех, кто был ему дорог.

– Науэль! – сквозь слёзы улыбалась девушка, – ты можешь унизить меня, оскорбить, растоптать в грязи, но делая это ты причиняешь боль не только мне, но и нашему сыну. Я беременна. И это твой ребёнок. Ты знаешь что я люблю тебя вот уже много лет. Никому на свете не под силу разрушить мою к тебе любовь и мою верность. Ягуар стоял и смотрел на Аламеду не отрываясь. Его глаза остекленели и налились слезами. – Ребёнок? Беременна? – с осторожностью решил убедиться он.

– Именно так.

– Уходи к себе.

– Нау…

–Уходи! Он долго не мог понять, как теперь ему быть. Он любил Мимитех, и хоть они разошлись, он намеревался во что бы то ни стало снова встретиться с ней. Новость Аламеды изменила его. Теперь у него мог родиться сын, наследник. Племенем будет продолжать руководить его род. До вечера он просидел у себя и ни разу не вышел. Лишь однажды Монгво зашёл к нему, и вышел через несколько минут. Науэль собирался с мыслями. В деревне уже горели костры, кто-то пел песни. Вождь вышел из своей хижины и увидел невдалеке Монгво. Он подозвал его к себе.

– Мой друг. Сможет ли мне дать прощение та, что была оскорблена и унижена мною…Монгво. Я стану отцом. Той ночью я был с Мимитех, но мы расстались далеко не друзьями, и уж точно не влюблёнными. Она не захотела ничего менять, пожелала, чтобы всё было как раньше. Если бы она любила меня, как думаешь, она смогла бы отказаться от меня.

– Вождь, если вам будет интересно моё мнение, то я его выскажу, если мне это дозволено. Маниту знает всё наперёд, он посылает людям такие ситуации, какие нужны ему. Если она отказалась от вас, значит Маниту пожелал, чтобы вы обрели настоящую семью, а не гонялись за видениями. Они так прозрачны и неуловимы…

– В твоих словах стоит поискать истину. Спасибо тебе. У меня будет для тебя поручение. Ты должен пойти к Аламеде и оповестить её о грядущей свадьбе. Пусть женщины всё приготовят. И предупреди шамана. И Аххисенейдея. До утра меня не беспокоят пусть.

– Вождь, вы умеете читать знаки, что шлёт вам Маниту. Всё, что вы просили, будет готово. Можете отдыхать спокойно. Только…Науэль, не думай о том что было, думай о том что будет. Вырви занозу, и рана затянется, не оставив намёка на шрам. Монгво поклонился и отправился известить будущую мать о том, что она скоро станет и женой. Приготовления были закончены, всё уладили очень быстро. Аламеда была наряжена в прекрасное платье, а на голове её красовались повязки из перьев и бисера. В такой день женщина должна быть счастлива, но Тополиная Роща еле сдерживала слёзы печали. Она знала, что брак этот не принесет радости, ни ей, ни её будущему мужу. Церемония началась. Науэль был одет в белую длинную рубаху, украшенную разноцветными перьями, камушками, жгутами, выплетенными из ярких ниток. После того, как, так сказать, официальная часть была завершена, началось празднество. Девушки и парни пели песни, играли на бубнах и других инструментах. Монгво сидел у главного костра. Он заиграл на флейте, а женщина, сидевшая рядом, запела.

“Сегодня солнце светит по-другому.

Сегодня даже облака его не тревожат.

Какой свет льётся от лиц обручённых.

В дом стучится благо.

В наше племя прибыла ещё одна семья.

Счастье их мы будем воспевать

Долгие годы и века…”

Все были довольны праздником. Дети резвились, юноши танцевали, девушки весело смеялись. Все бросили свои дела, только ради того чтобы порадоваться за своего вождя и его избранницу. Лишь невесте было ведомо, что свадьба эта сулит скорые похороны. «Этот праздник, словно все они танцуют на моей могиле. Но никто не узнает, какая боль жжёт меня. Я оставлю это в себе. Сможет ли он быть хладнокровным? Не причинит ли он мне этим праздником ещё большую боль?» – думала Аламеда. Она хотела уйти, скрыться в лесу, и рыдать, кричать от боли, что съедала её сердце. Весь день и вечер она просидела на одном месте, лишь изредка отвлекаясь на те моменты, когда традиции должны были быть исполнены. Наступила ночь, и молодые, согласно обычаям, могли удалиться в своё жилище для уединения. Науэль подошёл к девушке, взял её за руку. Она покорно подчинилась и последовала за ним в типи, склонив голову. – Не волнуйся, я не трону тебя. Отныне, в твоём теле живёт мой сын, внук великого Текамсеха. Если Маниту позволит, я назову сына в честь его славного и храброго деда.

Много времени прошло со дня их свадьбы, уже подходил срок родов Аламеды. За это время Науэль ни разу не встречал Мимитех. Прошла зима, весна, и Ягуар был занят делами племени, которые помогли ему справиться со всем, что навалилось на него. Наступило лето, и свободного времени было не мало. Однажды вечером, когда вождь и его воины обсуждали дела, относящиеся к охоте, в деревне раздался крик. Аламеде резко стало плохо, и все побежали к ней в хижину.

– Что с ней? Она рожает? – спросил Науэль у повитухи.

– Нет вождь, пока нет. Она просто почувствовала резкую боль. Но скоро, с позволения Маниту, ваш ребёнок появится на свет.

– Аламеда, ты в порядке? Боль прошла?