В чужой игре

…Ружейный приклад знакомо прижался под мышкой. Петр Ильич помнит его, как стал на этот скользкий путь, где кругом одна только слизь и отбросы. А он среди этой слизи. Он вынужден в ней торчать. Он пешка, которой играют… Но так не может быть вечно.

Фигуры поднялись на крыльцо – русскому человеку дай рукой посмотреть, а то он не будет уверен, пока не пощупает. Незваные гости потрогали навесной замок, спустились с крыльца, отошли к середине двора – луч света дернулся к окну и погас.

Незнакомцы подошли к уличным воротам, запертым изнутри на замок и, ступая на перекладины, перелезли друг за другом на улицу. Ломать входную дверь, как видно, не входило в их планы.

Векшин вернулся к кровати, но ложиться передумал. Он взял со стола библию и отправился на кухню. Окна здесь были закрыты на ставни, так что свет не выбивался наружу. Петр Ильич сел у столика, постелил на него чистое полотенце, раскрыл библию и продолжил чтение.

Это всё, что осталось ему от отца, погибшего когда-то в карьере. Библия. «Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета». Юбилейное издание, посвященное тысячелетию Крещения Руси. И чем больше читал, тем больше изумлялся, находя для себя ответы.

«…Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн; и будет тебе радость и веселие, и многие о рождении его возрадуются, ибо он будет велик перед Господом; не будет пить вина и сикера, и Духа Святого исполнится еще от чрева матери своей…»

Написано: «Не бойся…»

Он и не боится. Он хочет быть справедливым. Нехорошо, если негодяй по имени Дядя останется на плаву.

Шпиц в изумлении качнул головой: за плечами автомобильный техникум, а он горе мыкает.

Глава 4

Однако попасть в престижный дом так и не удалось. Команда Матроса быстро спустила с рук добытые преступным путем вещи. В команде стали мелькать еще несколько человек. Появятся и быстро исчезают, так что Вовочка даже не мог с ними толком сойтись. Кто такие, где их найти?

Парни в знакомые не набивались – взгляды у всех тяжелые, морды кирпича просят. В карманах у них, как видно, не рогатки лежат, так что на характер таких не возьмешь.

Речь о деньгах, добытых в квартирах, больше никто не заводил – пропали денежки. Пацаны как-то раз спросили у Матроса о судьбе валюты, но тот отделался общими словами. Истратил, сказал, на «отмазку».

– Как это? – не понял Вагин.

– Абиссинский налог уплатил одному следователю, – ответил Матрос. А кого отмазывал, не сказал.

«Хрена лысого он отмазывал… – зло думал Вовочка. – Вола крутит, зараза…»

Команда беспрестанно рыскала по Новому городу, искала новые объекты. Трудно попасть внутрь, еще труднее остановить выбор на конкретном объекте. Одну квартиру неделю назад хотели обработать, однако та сорвалась в последний момент – вернулись хозяева.

Хорошо, что хоть не успели войти. Страшно подумать, пришлось бы грех на душу брать. Вовочка содрогнулся. Его трясло от одной только мысли, что когда-нибудь вдруг придется это сделать.

Матрос ходил вокруг красного кирпичного дома, облизываясь, словно кот.

– Они там думают, что закрылись, – бормотал он, задирая кверху голову. – Придется вечерком сбегать

– Серьезно, что ли? – не верил Жеребец. Но тот словно не слышал.

– Ото всех, думают, затворились…

Подельники заранее ликовали. Грустил лишь Коньков. У него недавно вернулись с юга родители и выбросили отпрыска из квартиры. Вернее, он сам ушел, когда его стали воспитывать – с подачи протопленных соседей, естественно. Такие дела не прощают даже министрам. Гена теперь ночевал по очереди то у Вовочки, то у Вагина. Один раз ночевал у Матроса. А в основном у Вовочки.

– Кочан с матерью инструктаж провел, и та обмякла, – хвалился он Матросу. – Она и раньше-то не больно выступала.

С наступлением сумерек бригада вольных «альпинистов» образовалась в кустах – как раз напротив того дома. В некоторых окнах уже горел свет. Через полчаса свет зажегся почти во всех квартирах, исключая лишь некоторые.

– Ничего не видно – то ли заперто, то ли открыто, – сопел Вовочка, затягиваясь сигаретой.

На этот раз Матрос к делу отнесся со всей серьезностью. Припас слесарный инструмент, фонарик аккумуляторный. И даже робу рабочую где-то добыл.

Шайка выбралась из кустов, подошла к подвальной двери у торцевой части дома. Стена здесь глухая, без окон. Окна квартир находятся за углом.

Матрос присел и стал ковыряться в винтовом замке. Перебрал чуть не все ключи, пока один не подошел. Ввернул его до конца – и замок распался на две половинки.

Вагин остался на углу. Жеребец и Вовочка полезли в подвал следом за Матросом, хотя могли и не ходить.

Лучше было бы не ходить: на первом же повороте Кочан врезался темечком в арматуру.

– А-а! В рот ты вые…– воскликнул он, щупая голову. – Шкуру содрал себе!..

– Заткнись, Кочан! – рокотал Матрос. Его не интересовала чужая голова.

Они приблизились к трубам, виднелись массивные вентили.

– Крути, – велел Матрос, светя фонарем.

Вовочка уцепился в вентиль обеими руками и начал вращать. Не в тут сторону.

– Куда крутишь! – изумился Матрос. – Правая резьба у вентиля…

В трубах слабо шумела вода. Потом звук прекратился.

– Уходим, – скомандовал Матрос.

Они вышли из подвала и закрыли за собой дверцу.

– Минут через пять двинем, – вновь прошептал Матрос.

– А если «Водоканал» нас опередит? – сомневался Вагин.

– Не успеет. Идем теперь к дверям…

И трое «слесарей, одетые кто во что, а один – в спецовку с фирменным желтым оттиском по всей спине, остановились у запертой подъездной двери. Матрос нажал кнопку переговорного устройства.

– Кто? – донеслось из мелких отверстий.

– Водоканал! – объявил Матрос.

– Что вам надо? – спрашивал старушечий голос.

– А вам?! Без воды сидят и еще спрашивают!..

Матрос не терялся. Он знал, зачем пришел и не отступал от задуманного.

Замок щелкнул. Дверь отворилась, и команда вошла внутрь.

«Свет бы еще отключить, чтобы не пялились, – запоздало подумал Матрос. – Вот смотрит, зараза…»

Он мигнул вахтерше лучиком по глазам, и та отвернулась, неожиданно ослепнув.

– У кого-то потекло? Или вода отключилась? – интересовалась женщина.

Однако ей не ответили. Бригада вызвала лифт и уехала наверх.

На последнем этаже «слесаря» вышли на площадку и, стараясь не шуметь, торопливо поднялись в чердачное помещение. Ход наверх оказался перекрыт коротенькой стальной дверью – метр на метр всего. На ней висел такого же типа замок, как и на подвальной двери. Дом был кооперативный, и запоры, соответственно, оказались надежными.

«Только бы не пришлось ковырять тебя «лапой», – мучительно думал Матрос. Ему не хотелось оставлять следов. Вынув связку, он первым же ключом располовинил замок. Повезло. Такое тоже случается.

Они выбрались на крышу и прикрыли за собой дверь. Если ее за ними опять закроют на замок, то придется спускаться хоть по воздуху.

Кровельное железо на покатой крыше глухо ворчало.

Матрос подошел к карнизу, лег вдоль решетчатого ограждения и, уцепившись рукой за стальную стойку, свесился головой вниз. В трех окнах слева была темнота. Поднялся, переместился и вновь посмотрел, боясь допустить ошибку. Обернулся, прикидывая расположение квартиры на лестничной площадке. Оставалось сходить к выбранной квартире и проверить ее на предмет наличия хозяев, поскольку те могли просто спать. Мало ли почему не горит свет в квартире – устали и прилегли. Достаточно позвонить в квартиру и спросить, есть ли у них вода.

Взгляд Матроса остановился на Вовочке. Тот ни слова не сказал. Пошел вверх по наклонной жести, ежась от непривычного звука.

Матрос с Вагиным ждали. Вовочка не возвращался. Матрос беспрестанно смотрел на часы.

– Что он там делает, сволота?

Они уже собрались уходить, как откуда-то снизу, из-под карниза, послышался приглушенный голос:

– Чё там стоите?

Матрос вновь распластался над карнизом и посмотрел вниз: из форточки выглядывал Кочан. Обскакал на повороте, скотина.

Матрос хотел выругаться, но не смог. Не сразу найдешь для твари подходящее слово – его послали за делом, а он подобрал отмычку и вошел первым, хотя планировали спуск на веревке.

Они вернулись к чердачной двери, спустились на этаж, приблизились к двери. Та с готовностью отворилась, пропуская Матроса.

Команда принялась рыскать по квартире, однако неуютно показалось здесь Матросу. Белье уже лежало по всему полу. Подлец и есть. Облегчил квартиру.

– Отчаливаем…

– Ты чё, Матрос? Мы же только вошли, – шептал Вагин. – Давай, возьмем хотя бы телевизор.

Дураку понадобился телевизор. Матрос покрутил в темноте пальцем у виска – как выносить будешь, осел? Там же вахтерша сидит в подъезде.

– Уходим…

Он взял в руки слесарный инструмент и направился к двери. Садовский словно только и ждал, чтобы примкнуть к Матросу. Вагин с неохотой последовал за ними. Они спустились на лифте вниз и направились к выходу.

– Надолго воду отключили?! – крикнула вслед вахтерша.

Бригада вышла из дома, словно не слыша.

На улице Матрос зашагал прочь от дома, вошел в аллею и прибавил шаг. Остальные трое едва поспевали за ним.

– Не гони, Матрос!

Тот зло оглянулся. Дурачье! Парашу не нюхали. Он им покажет Матроса.

У парней взмокли спины. Матрос тоже устал. Остановился напротив многоэтажки, в кустах, и принялся разглядывать окна знакомой квартиры.

Чисто. По-прежнему ни огня. Не зря ввел в дело новых людей. Те бегают по Новому городу в поисках свежих объектов. У кого окна вечерами не светятся, кто в гости уехал, кто доход приличный имеет. Вплоть до того, какие замки на дверях, и каковы сами эти двери. Информация собиралась значительная – знай, работай!..

На этот раз они спокойно поднялись лифтом на десятый этаж. Затем оттуда на плоскую чердачную крышу.

Матрос быстро привязал веревку к воздуховоду, свободным концом обмотал себя вокруг пояса, выбрал слабину и стал спускаться, вылупив от натуги глаза. Только бы веревка выдержала, и только бы ее не обрезали – мало ли что взбредет этим в голову.

Он опустился еще ниже и с огромным удовольствием ощутил под ногами парапет лоджии. Пригнулся, спрыгнул на площадку. Дверь с лоджии в квартиру оказалась открыта.

Осторожно ступая, он оказался в зале. Хозяева, слава богу, отсутствовали по причине концерта в другом городе. Они думали, что в квартиру можно попасть только через подъезд, они верили в стальные двери и в замки. Они надеялись на соседей, которые будто бы могут услышать и вызвать милицию.

На этот раз Матрос не спешил к выходу из квартиры. Он решил лично осмотреть ее. Приблизился к шкафу и взялся за дверцу – та жалобно скрипнула.

«Не жалуйся, – ехидно подумал Матрос. – Думаешь, мне приятно тут лазить?..»

Руки скользнули вдоль глаженого белья. Пальцы ловили мельчайшие неровности. Тут ничего нет. А там? Там тоже пусто. На следующей полке та же история. Если выбрасывать простыни, то это бросится в глаза остальным.

Пальцы вновь скользнули внутрь и сразу уперлись в отчетливый бугорок. Матрос ухватился за него и вместе с простыней вытянул наружу целлофановый пакет с деньгами.

Внутри лежали пачки. Возможно, на черный день. Матрос торопливо отправил их за подкладку куртки, а простыню аккуратно вернул назад. На большее не было у Матроса времени – подельники, вероятно, уже томились за дверью.

Матрос слегка ошибся: остальные не просто томились – они изнывали.

Войдя в квартиру, они принялись ее шерстить, и разве что пух не летел из подушек. Остальное летало и падало, оставаясь на стульях и других предметах. А в основном – на полу. Доставалось и книгам. Их брали с полок, шелестели страницами и бросали на пол.

Вовочка проверял посуду. Ему чудилось золото на дне какой-нибудь чаши – самородок самой высокой пробы.

Денег в квартире на этот раз не нашли, зато здесь оказался целый набор бытовой техники: ноутбук, планшетник, видеомагнитофон, музыкальный центр, два телевизора, а также микроволновая печь.

– Давай, стол заберем для компьютера. – Вовочка склонил голову набок. Садовский и компьютер – в этом что-то было.

– Тащи, если не лень, – согласился Матрос. – Но только вторым ходом. Вначале технику заберем.

Собрав имущество в узлы, они вышли из квартиры. Мощная дверь в потоке воздуха, тихо щелкнув, закрылась.

Гадство. Садовский тявкнул от обиды.

– Чего ты? – не понял Матрос.

Но Садовский промолчал. Ради стола не стоило вновь рисковать. Зато у него оставался компьютер. Он тащил его на спине.

На улице к ним подошел Коньков. По причине плохого настроения он вторично за сегодняшний вечер охранял двери подъезда.

Группа дошла до угла и остановилась. Заранее было решено, что каждый будет забирать теперь то, что лежит на плечах. Потом разберутся. В спокойной обстановке.

Матрос был весел. Он часто посматривал на луну и улыбался. Давно полной луны не видел, шизоид. Это обстоятельство не ускользнуло от Вовочкиных глаз.

Коньков оставался при своих: ни денег, ни тряпок, ни каких-то других вещей – это же ясно как божий день. Зря плясал у подъезда. Хотелось выпить.

– Может, угостишь, Матрос? – спросил Вовочка.

– Вещички бы только прибрать, – проговорил тот, перестав улыбаться.

Ребята обрадовались.

– Куда пойдем? – спросил Матрос.

– К тебе, – ответил Вовочка, соображая с опережением. – У всех были, а у Матроса пока что нет. Интересно, как живет Бушуев Василий Андреевич…

– Через полчасика подходите, – согласился тот, разворачиваясь в сторону своего дома.

Вскоре они действительно сидели на кухне в квартире Бушуевых. Двое детей спали. Супруга приготовила закуску и тоже легла. Судя по ее настроению, компания не очень-то ее беспокоила.

– Завтра опять сбегаем, пока менты не опомнились, – говорил Матрос. – Жеребец раздетый совсем. А скоро в школу…

Он хохотнул.

Посуда опять звякнула, и пьянка началась

– Я обстановку знаю, так что опять первым пойду. Вы там заблудитесь. – Матрос сморщил лицо. – Губа до сих пор болит. У-у-у!       Видишь, как разнесло?

– Рассосалось давно, – отвел глаза Садовский.

* * *

…Назавтра они вновь торчали на крыше. Матроса трясло после вчерашней выпивки. Обмотав себя веревкой по поясу, он стал опускаться к кухонной форточке. Именно она оказалась в квартире открытой. Предстояло изловчиться, чтобы попасть ногами на покатый жестяной подоконник.

С большим трудом Матрос опустился до подоконника и попытался протиснуться в форточку. Однако тело, заплывшее после пьянки, не хотело гнуться. Кроме того, мешал веревочный узел на животе. И Матрос, держась одной рукой за окно, другой рукой с трудом развязал веревку.

Избавившись от узла, он скакнул было в форточку, но вместо этого ударился головой в верхнюю перекладину и едва не потерял сознание. В мозгах плыло. Звезды разбегались в разные стороны. Матрос ругал себя: дурак, отвязал веревку…

Придя в себя, он боком протиснул плечи в узкую форточку, рискуя переломать о перекладину ребра. Форточка оказалась высокой, но узкой. Кожа и мышцы горели. С трудом протиснув плечи, Матрос вполз в помещение и, повиснув головой вниз, уперся руками в подоконник. Потом перенес туда ногу, затем вторую, ухватившись за ручку рамы.

Слава тебе… Приземлился, кажись.

Обессиленный, он сел на табурет и, едва отдышавшись, направился к двери. На площадке в полумраке стояли пацаны. Лампочку, естественно, выкрутили. Отблески света шли с нижнего этажа.

Матрос отворил дверь и тут же, не оглядываясь, возвратился на кухню. Распахнул холодильник, достал бутылку водки, распечатал, налил себе целый стакан и торопливо выпил. Затем опустился устало на табурет и так сидел, глядя в пол, и впитывая в себя алкоголь всеми клетками пищевода.

Мимо ходили чьи-то ноги. Но Матрос не обращал на них внимания, продолжая страдать. Напоролся на обстоятельство как какой-нибудь сумочник, едва не спикировав на асфальт.

Он сидел и молчал. Даже закусить ничем не хотелось.

Подошел Садовский и доложил: пора уходить. Все вещи сгребли. Денег не нашли.

Матрос поднялся и снова сел. Его вело. Тело сделалось пластилиновым. Вот неудача: голова соображает, а ноги нет. Не слушаются ноженьки.

– Идем, говорю, – ворчал Садовский. – Выйди хотя бы из квартиры, а там хоть упади под дверями. Меня это не касается.

– Я выйду… Сейчас выйду, – бормотал Матрос. – Ты мне только подмоги.

Вовочка, с узлом на спине, подхватил компаньона под мушку и потащил за порог. У того ноги тащились волоком. Тут, как говорится, хоть мордой об асфальт, но только бы уйти. Упился обмылок…

Щелкнули тихонько дверной защелкой – и дай бог ноги! С грузом – в лифт. И вниз без задержки.

Гена Коньков, стоявший в подъезде, подхватил Матроса себе на спину и потащил. Прочь от злополучного места! Можно было оставить Матроса на скамье или хотя бы под березой, но разве же бросишь товарища.

И Гена тащил, исходя потными струями. Через пятьсот шагов он обессилел и повалился на ближайшую скамью. Тащить предстояло в несколько раз больше.

Вовочка возвратился.

– Чё он?

– Как видишь. Не двигается…

– Тогда жди…

Проговорил и снова исчез.

Гена повесил голову. Легко сказать, жди, когда на руках такая недвижимость. Первый же экипаж заметет обоих – хотя бы за то, что один из них в невменяемом состоянии. Заставят на «рояле» сыграть – пальчики снимут. И считай, что кончена карьера молодого полузащитника. Отпрыгал возле подъездов.

Вовочка, как обещал, скоро явился. Да не один, а с носилками – легкими деревянными палками из корявой ошкуренной березы и тонкими поперечинами.

Вдвоем они ухватили Матроса за плечи и ноги и опустили на носилки. Ничего, что руки висят по бокам. Главное – чтобы голова не болталась.

Подняли и понесли ногами вперед, словно покойника. Потом до них дошло: что-то не так они делают. Развернули носилки и продолжили движение пустынными улицами.

Притащили домой к Вовочке. Нина от неожиданности принялась тихо выть.

– Глохни, – сказал ей сын и добавил: – Жертва Гиппократа…

– Не жертва я, а служанка. И то бывшая.

– Какая разница… Гуляй отсюда…

И бывший фармацевт – прапорщик в запасе по своей специальности – послушно удалилась к себе в комнату. Хорошо, что хоть не труп притащили в квартиру. Паразиты…

Вовочка тем временем выворотил у матери все карманы одежды, висевшей в прихожей, и не нашел ни рубля.

– Дай на бутылку! Завтра отдам. – Вовочкин голос не допускал возражений.

– Да что ты, Вова. Откуда у меня…

Мать решила ни за что не давать денег – сам пришел, этих за собой приволок… И еще на бутылку дай?

– Последний раз спрашиваю… – Глаза у Вовочки стекленели. – Парафинить надумала?

Он вошел к ней в комнату, поймал жесткими пальцами за тонкую шею. Мать вскрикнула от обиды и собственного бессилия. Ничего она не может поделать. Сейчас – разорвала бы гаденыша, а завтра опять будет жалеть. До самозабвения.

Рука у Нины скользнула за пазуху.

– Подавись ты… – Мятая пятисотка упала на пол. – Последняя, чтоб ты знал!

Лицо у матери дернулось, из глаз брызнули слезы.

– Подними и подай по-человечески, – куражился сын, не обращая внимания на уговоры товарища. Жеребец держал его за локоть.

– Ты еще тут! – толкнул его в плечо Вовочка и прошипел: – Не вмешивайся…

Подняв с пола деньги, он сунул себе в карман.

– Жди меня и я вернусь, – ощерился Садовский в улыбке и вышел из квартиры.

На кухонном диване лежал ко всему безучастный Матрос, рядом за дверью стояли носилки – Нина недавно притащила их с работы для дачи. Она никогда не думала, что на них принесут ей в квартиру сорокалетнего Матроса.

«Господи, что за жизнь, – рыдала, лежа на кровати, Нина. – Муж оказался дерьмом, и сын не лучше. Утопиться от такой жизни…»

Сынок буквально через десять секунд прискакал назад. Радехонек. Водки литр купил. Пить, так уж чтобы с копыт долой.

Вовочка полез в холодильник. Вытащил оттуда сковороду с жареной рыбой и поставил на плиту. Разогрел – и на стол. Ешьте, люди дорогие. А то ведь вы проголодались.

На стене часы показывали цифру три. Нина заглянула на кухню. Парень, что живет теперь с Вовочкой, запустил немытые пальцы в сковороду. Хоть бы ополоснул свои грабли под краном. Удалось же соткнуться двоим сумочникам. Тащат в квартиру всё подряд, начиная с женских трусов и кончая музыкальными центрами. Разошелся сынок не на шутку. Лучше бы уж действительно в армию ушел…

Мать развернулась и вышла.

Мужик храпел на диване, закатив глаза. Храп доносился до спальни. Нина не выдержала, встала с кровати и опять вышла на кухню.

– Слушай, ты, – обратилась она к сыну. – Сколько можно?! Мне утром на работу! С какими мозгами я пойду?!

Она заплакала, прислонив голову к косяку.

– Брось, прекрати!

Вовочка скакнул из-за стола к матери.

– Сейчас же перестань, иначе я выброшусь из окна…

Упрямый сын знал, на что давить в нужный момент.

– Заклейте ему рот, – вдруг предложила Нина. – И сами не орите…

– Ты чё? Того? – уставился на нее Вовочка. – Иди и закрой дверь. А в уши вставь вату. Иди. Утром поговорим. У меня товар для тебя… Ты меня поняла? Иди и спи. А про работу можешь свою забыть. Не нужна тебе никакая работа…

Нина кое-как размазала по лицу слезы и ушла спать. Спасибо. Утешил. Она уже видела в квартире вещи. И деньги у сына брала.

Садовская вставила в уши комочки ваты и легла в кровать. Через короткое время она действительно уснула. Помогло.

Утром, едва прозвенел звонок, она встала и вышла из спальни. Мужик лежал на кухонном диване и уже не храпел. Стол был завален рыбьими костями, в пепельнице возвышалась гора окурков, а в воздухе стоял запах горелого табака.

«Окно хоть бы открыли, идиоты…» – отрешенно подумала Нина.

Сын с товарищем спали в зале. Стараясь не шуметь, хозяйка умылась и отправилась на работу. О завтраке она и не думала. Кусок в горло не шел. Она думала о сыне. Потом подлец будет просить прощения у матери, а Нина еще подумает, стоит ли его прощать, негодяя.

Она вовремя пришла к своему киоску и принялась снимать с окон стальные щиты. Рабочий день для базарной торговки наступил. Она давно мечтала о такой работе. Можно и своим товаром чуток торговать.

Хозяина киоска она знала давно – это бывший заводской мастер. Он глаза закрывает на торговлю неучтенным товаром. Если бы Вовочка принес, например, даже ящик кофе, мать бы его продала. Легко и без зазрения совести. Но у него почему-то лишь электроника и тряпки. Если бы он не притащил в дом этого мужика на носилках, не пил так часто и был бы немного ласковей, Нина заботы бы с ним не знала. А ворованные вещи – так ли уж часто в последнее время ловят воров? Что-то не слышно вовсе. И людей она тех не знает, у кого украли.

* * *

Вагон стоял в тупике на служебной железной дороге. Это была промышленная площадка бывшего авиационно-промышленного комплекса. Комплекс давно распался на множество крупных и мелких юридических лиц, так что в подобном омуте спросить теперь было не с кого.

Прибыв на место, Шпиц узнал и депо, и будку охраны, и помещение конторы. Оставалось самое сложное – позвонить Подшивалову.

На дверях вагона висели пломбы, двое менеджеров ждали приезда кого-то третьего. Еще четверо стояли по углам вагона в форме охранников.

Агент выбрался из микроавтобуса и, заметив крохотное сооружение из неокрашенных досок с покатой крышей, сразу направился в ту сторону. Это был туалет.

– Ты куда? – шарахнулся в его сторону один из охранников.

– Где у них тут?

Агент вдруг понял, что совершенно не волнуется, что нет теперь силы, способной остановить его. Он вошел в туалет, присел, вынул из-за плотной резинки носка сотовый телефон, убрал блокировку сигналов и нажал пару кнопок.

Маневровый локомотив с грохотом ползал по соседним путям.

– Служебная дорога на промлощадке, – говорил Шпиц. – В ста метрах от депо.

– Понял, – ответил Подшивалов. – Скоро будем…

Снаружи вдруг раздался шорох, и дверь, сорвавшись с крючка, со скрежетом распахнулась.

* * *

…Петр Ильич провел за чтением всю ночь и уснул лишь под утро. Проснулся ближе к обеду, поднялся с кровати и взял ружье, всю ночь пролежавшее возле стены поверх одеяла. Подошел к окну, поставил ружье рядом с косяком и распахнул обе створки. На дворе зеленела трава, обе двери сарая были настежь распахнутыми. Трава заметно примята.

Петр сел на подоконник, перенес ноги наружу, спрыгнул на землю вместе с ружьем и направился к сараю. Там у него было укромное место для ружья – под потолком, в сухой нише, прикрытой с боку доской с массивными шляпками гвоздей.