В чужой игре

– В розыски только не подали бы, – вспомнил он о семье.

Впрочем, Матросу было точно известно, что не подадут. Не зря он сегодня отлучался, пока остальные сдирали с вяленой рыбы жесткую чешую. Заскочил домой всего на минуту и передал добычу жене.

У той улыбка от уха до уха – отродясь таких денег не видела, чтобы золотистыми купюрами и толстой пачкой. Рука радуется, чувствуя упругую толщину.

«Семья» в течение получаса прикончила водку и окорок. В квартире слоями пластался табачный дым. Низкорослый тощий Матрос рассказывал пацанам об отличии колонии-поселения от обычной зоны. Туманно у него получалось. Слишком быстро и неясно. Выходило, что колония-поселение – это вроде рая с любимой, но в шалаше. Язык у Матроса стал вязнуть между зубов, он опрокинулся на диван и затих.

– Вырубился наш крылатый! – усмехнулся Вовочка и снова полез за сигаретой.

Но Матрос вдруг дернулся на диване, отворяя веки:

– Куда баллоны катишь!..

Проскрипел надорвано и вновь закатил глаза.

– Матрос, Матрос, – толкал его в бок Вовочка, но тот не подавал голоса. – Приснилось, значит…

Садовский огляделся по сторонам. Остальные двое уже разбрелись по квартире. И тоже, как видно, вырубились.

Глава 3

Петенька Векшин сидел дома, глядя на улицу. Мать толклась на кухне. За окнами временами двигались люди. Агент был абсолютно им безразличен. Они не знали о нем ничего. Документы о сотрудничестве лежали у Подшивалова в сейфе. В тех документах даже кличка агентурная значилась – Шпиц.

Векшин потянулся, встал со стула и снова сел. Чиркнув зажигалкой, он раскурил сигарету и стал разглядывать портрет отца с матерью, висевший на стене.

«Будь он жив, отец, – думал агент, – все было бы по-другому…»

Он не закончил мысль: напротив дома, рядом с тополем, остановилась чья-то машина. Агент вскочил и спрятался за оконный косяк: надо было еще вчера закрыть ставни. Оставалось надеяться, что приехали не к нему.

Однако стриженный загорелый парень уже заходил во двор – его фигура мелькнула в воротах и остановилась на крыльце. У парня была на лице примета – вмятый широкий нос. Агенту даже послышалось, как тот выматерился, глядя на висевший снаружи замок, затем вновь послышались шаги.

Агент вжался в передний угол, под иконами, и замер, держа в руках охотничий ствол. Надо лишь перехватить ружье – патроны с картечью давно ждут своего часа. Просто так Петр Ильич себя не отдаст.

Незваный гость вдруг прильнул к стеклу и, ничего не увидев в помещении, торопливо отпрянул. В руках у него в ту же секунду образовался телефон.

– Дядя, это Серега Динамит, – говорил он, направляясь к воротам. – Похоже, ваш Петенька сдернул отсюда…

Агент хорошо это слышал. Прозвучала всего одна фраза, зато какая! Теперь точно известно, кто о нем соскучился. Но Шпиц туда не торопится, потому что живым оттуда будет не выбраться. Если ему и надо куда, так это к старшему оперу Подшивалову.

С кухни в зал вышла мать и остановилась, глядя на сына.

– Опять приходили? – спросила она.

– Приходили.

– Хорошо мы с замком придумали – он там висит снаружи, вроде как нет нас, а мы тут…

Пробуждение компании было тяжелым. Вагин хлопал глазами. Матрос повторял одно и то же:

– Слушаем все сюда, объясняю…

Вовочка молчал, клоня голову на плечо. На Жеребца навалилась икота: с отдыха возвращались родители, и надо было избавиться от «квартирантов» с ворованными вещами.

Снаружи давно стемнело, но компания, словно сговорившись, молчала о недавних планах. Какие могут быть квартиры, когда во рту ночевал «эскадрон гусар летучих».

– Сейчас я вас всех опохмелю! – строжел на глазах Матрос. В голосе звучало железо. – Собирайтесь!

– Тихо, Матрос. Слышно кругом, – пугался Вагин. Трезвый он боялся каждого шороха.

– Не дергаться. Поплыли…

Шел второй час ночи. Пока идут, пока осматриваются – три будет. Самое воровское время. А там и рассвет.

Наконец они собрались, вышли на улицу и двинулись гурьбой вдоль домов. Вот и сквер. Они остановились и прислушались. Матрос распорядился:

– Я первым иду, а вы дуйте к двери. Минут через пять…

Парни молчали.

– Квартиру не забыли? – спросил он еще раз.

Оказалось, номер квартиры запомнили, и Матрос вильнул за кусты.

Жеребец поглядел на часы: минута прошла всего, а кажется – целая вечность. И закурить нельзя, потому что Матрос не велел.

Наконец пять минут истекли, и группа двинулась к обозначенному объекту. На этот раз квартира оказалась на первом этаже. Остановились у выбранной двери, потянули на себя за ручку: за дверью в полумраке стоял Матрос.

Вагин с Садовским вошли внутрь. Дверь закрылась, щелкнув замком.

Жеребец в этот раз опять оказался снаружи – стоял на тротуаре и с любопытством пялился в окна.

– Хоть бы в сторону отошел, – ворчал Матрос, всей душей ненавидя «танцора». Сам привычно приблизился к платяному шкафу, раскрыл створки и стал ворошить белье, обскакав остальных «гостей». В этой квартире Матрос прекрасно ориентировался – в ней жил не просто сосед, в ней обитал его друг!

Перетряхнув половину шкафа и ничего не найдя, Матрос стал терять терпение.

Напоследок Матрос вновь запустил руку по самое плечо и замер. Пальцы знакомо уткнулись в упругую бумагу. Приятное ощущение. Оглянулся по сторонам: «гости» привидениями бродили по квартире, складывая вещи у двери.

Матрос, не оглядываясь, переместил пачку денег себе за подкладку. Специально куртку с надрезанным швом надел. Шкаф сразу перестал его интересовать. Матрос для блезира подошел к серванту и стал перекладывать в нем посуду. Молодежь дышала ему в затылок. Если б они только знали, дураки…

– Ну что? – спросили.

– Ничего, уходим.

Они подошли к двери.

– Я вас догоню. Головами не крутите, – прошипел Матрос

Вовочка с Вагиным вышли с вещами из квартиры. Вильнув направо по коридору, они оказались на улице. У подъезда к ним примкнул Жеребец.

Матрос догнал их буквально через минуту.

– Слабо зашли, – произнес он, задыхаясь.

Вовочка молчал. Вагин сопел от напряжения. Жеребец грохотал позади подошвами.

По пути остановились у круглосуточного киоска. Узлы оставили в кустах и подошли к витрине.

– Надо жрачки купить, водяры, а то будем носиться днем… – сказал Матрос и полез в карман за деньгами.

Потом взял у продавщицы пустой пакет и принялся складывать в него продукты: четыре поллитры, колбасный фарш в пластиковой упаковке, рыбные консервы, пару баллонов пива – ручки того и гляди оторвутся.

– Возьми еще пакет, – сказал Садовский, словно рентгеном просвечивая Матроса. Утаил Матросик денежку, а ведь так не делают в порядочных шайках.

Матрос чувствовал, как бьется собственное сердце. Попросил у продавщицы еще один пакет и, получив сдачу, вцепился в ручки, всем видом показывая покорность судьбе. Шел впереди, чувствуя спиной липучий взор Кочана. Придется опять с утра мозги промывать «зеленому».

Жулики поднялись к Жеребцу в квартиру и оставили узлы у двери.

– С утра разложить надо на балконе… – планировал тот. – Запинаться надоело.

– Без проблем, – успокоил его Матрос. – Уберем завтра.

– У меня мать приезжают…

– Говорю, приберемся, – заверил его Матрос.

Проговорил и направился с пакетом на кухню, по-прежнему чувствуя на себе тяжелый Вовочкин взгляд. Оставалось напоить его водкой и послушать, как он запоет.

Для удобства они уселись на кухне. Рядом вода, плита, холодильник. Да и стол в зале порядком загроможден. Убраться бы надо, но некогда. Каждую ночь они бегают, а днем отсыпаются, словно семейство кошачьих. Куда «штурвальный» повернет – туда и остальные, как утята за уткой.

Вовочкин папа, бывало, как начнет нарезать круги по Сосновке, так и бегает, задрав рога, пока не рухнет в бессилии. Одно слово – Скакунок! Вовочка от него сильно отличается. Он его превзошел.

Шайка сидела за столом, в помещении вился плотный дым. Выпили. Закусили. Повторили. Сам собой возник разговор. Вначале осторожный – не разбудить бы соседей, не навести бы людей на дурные мысли. Потом разговорились. Кто они такие, соседи?! Пусть себе спят, поскольку это не их дело!

И парни старались. Молодость так и перла из них. Одному лишь Матросу за сорок. Маленький, метр с шапкой, но зато умный и опытный. Потому Вовочка и приглядывает за ним. Не смотрит – душу выворачивает наизнанку. Это он так на характер действует.

– Слушай сюда, Кочан, – не выдержал Матрос. – Что ты все пялишься? Может, я у тебя занял и забыл? Ты скажи, не стесняйся.

Вовочка натянуто улыбнулся: «Чует, падла, грешок за собой…»

– Чё молчишь? – заводился Матрос. – Ответь людям! – Простуженный голос рокотал в груди.

Вовочка задумался. Интересно ставит вопрос крылатый. Получается, все здесь люди, а Кочан – никто. Один против всех. Поэтому Вовочка молча выпил внушительную стопку водки и запил пивом, не закусывая. И тут его повело.

– Может, сам объяснишь, крылатый?

Вовочка сказал то, что думал. Матрос считал себя чуть ли не вором в законе – значит, крылатый и есть.

– Куда баллоны катишь?..

Матрос откинулся к стене, сунул руку в карман брюк, однако пальцы застряли внутри. Не вынуть нож с выкидным лезвием – для этого вначале подняться надо.

Он вскинулся было кверху, но Садовский, сидя, тут же щелкнул его кулаком в лоб. Голова у Матроса стукнулась о бетонную стену, тело поехало книзу. Садовский вскочил и добавил еще раз. По отвислым губам.

Вову схватили под руки, но тот и не думал вырываться. Высвободил руки и присел к столу с довольным видом. Кто теперь у них самый крутой? Похоже – Кочан. Все стальные отойдут под него. В том числе и Бушуев Василий Андреевич, по кличке Матрос. Не очень-то он теперь походит на главаря.

Матроса под руки отвели в спальню, уложили на диван. В кармане у него обнаружился складной нож с выкидным лезвием. Конькова трясло: в его квартире могло случиться смертоубийство – это он ребрами чуял.

Представив залитые кровью обои, Жеребец содрогнулся. Зря связался с Матросом и со всеми остальными, и назад теперь не шагнуть – слишком увяз.

А Вовочке хоть бы хны. Не тревожат его воспоминания о безоблачном прошлом. Может, таким и родился, с насквозь истлевшей душой.

– У меня к вам серьезный базар, – проговорил Садовский. – Этот пусть спит там, а мы должны решить.

Коньков с Вагиным настроились слушать.

– Короче, – продолжил Вовочка. – Мне этот гад вот где сидит!

Он чиркнул пальцем себе по горлу и продолжил, запинаясь и прыгая с пятого на десятое:

– Щебечет Матрос вроде бы правильно. Прекрасно! Но кто он такой? Кому он на уши двигает… – Вовочка нервничал. – Здесь Матросу не дельфинарий! Кого он вздумал на лезвие посадить!..

Пацаны молчали. Коньков мучительно думал о возвращении родителей. Вагина, вероятно, искала мать, рыская по всему Новому городу

– Короче, – подвел черту Вовочка. – Этот больше у нас не хозяин.

– Кто тогда? – спросил Коньков. Ему уже чудился выход из сложившейся ситуации.

– Никто! – ответил Садовский. – Обойдемся! У нас будет демократия. Как решим, так и будет. И пусть все деньги вернет в общак, которые упер. Дурачков теперь нет для него.

– Действительно.

– Тогда выпьем за наш союз, пока этот не щекотнулся.

Коньков наполнил рюмки, и парни снова выпили.

Из зала вначале донеслось шевеление, затем шлепки ладоней по телу. Вслед за этим Матрос пробурчал утробным голосом:

– Расплодились, сволочи!

Парни прислушались.

– На мух ругается, – догадался Вовочка. Он затянулся сигаретой и продолжил: – Короче, я всё сказал. У нас не бычий отдел, и он не комендант… Я доходчиво объясняю?

Ему никто не ответил: в коридоре раздались шаги, и на кухню вышел взлохмаченный Матрос.

– Как выбираться будешь – подумал? – шепелявил он разбитой губой. Потом замолчал, бегая глазами по кухонной стенке. Казалось, он подыскивал там слова, а может, он искал топор, чтобы покончить враз и со всеми. Не нашел. Сел на свободный табурет и потупил голову.

Вовочке вдруг стало жаль человека. Ведь тот в отцы годился им всем. Но демократия Вовочке была дороже, чем любое подавление личности. Не будет отныне в их конторе бригадиров.

– И потекет из вас мокрая жижа, – заключил Матрос. – С ментами базарить – это не смехом брать на характер.

На него не обращали внимания. Лишнего выпил дедушка – вот и куражится.

– Не переживай, – сказал Вовочка. – Ты по-прежнему в доле. Но мы хотим, чтобы нам не ездили по ушам. Иди. Отдыхай…

Матрос не хотел уходить. Ему налили в стакан. Он опустил в него разбитую верхнюю губу и, медленно опрокидывая голову, взялся цедить водку сквозь зубы. Молодежь с состраданием смотрела на поверженного героя. Попал под сплав и тут же завял.

Опорожнив стакан, Матрос поставил его с краю стола.

– Теперь командуйте. А я на вас посмотрю – мне даже легче от этого.

Сплющив губы, Матрос громко потянул носом воздух и заскрипел зубами. Свергли! Понизили в рядовые! Придется пахать на общих основаниях без права на веское слово!

Неожиданно он сморщил лицо и принялся чихать. Безостановочно.

– Табак в нос попал, – сказал Садовский.

«Ничего, – думал Матрос, закатывая глаза. – Деньги лежат у меня дома. И будут лежать, пока жена не истратит. Во-вторых, мой опыт обязательно пригодится. Молодость – вредное состояние, так что не надо особо гордиться».

– Иди в зал и там чихай, – велели ему.

– Это вам не в носу ковырять…

«Зеленые» нагло смотрели Матросу в глаза.

Делать нечего. Прелые кадры попались на этот раз. Матрос поднялся из-за стола и направился в зал. Не разуваясь, упал на постель и сразу же захрапел.

Кочан радовался больше всех. Все-таки быстро сместили Крылатого…

День встретил пацанов неожиданностью: в квартиру ломились соседи.

– Кельдым устроили! – ревел на площадке мужской голос, прерываемый женским воплем. – Ночь напролет орали – теперь течет у них! Слышишь, ты?! Открой, Генка! Тебе говорят!

Жеребец на цыпочках подошел к двери и посмотрел в глазок: на площадке стояла толпа – у мужика в руках был древесный обрубок либо полено, женщина опиралась на швабру-лентяйку, остальные тоже были настроены агрессивно.

– Открой немедленно, сучок ты вывихнутый! – требовал мужик. И тут же к остальным: – Идите, звоните в милицию! Чё стали!

Одна из женщин откололась от группы и ушла вниз. Кажется, та, что жила снизу.

Коньков кинулся в ванную комнату и обомлел: из переполненной ванны на пол во всю ширину стекала вода. На полу скопилась глубокая лужа – хоть кораблики пускай. А в верхнем отверстии ванны торчала тряпка. Может, кто-то нарочно ее туда сунул, а может, ее затянуло туда потоком. Это не имело теперь никакого значения, поскольку Жеребец протопил соседей. Быстрая четкая мысль ударила в копчик и ломящей волной разбежалась в разные стороны: «Прибегут с милицией и высадят двери. А тут сплошь ворованные вещи!»

Коньков закрыл кран и подбежал к двери. Лучший способ выйти из положения – грохнуться на колени. На Руси любят скорбящих. И лежачих не бьют.

– Простите, люди добрые, кран у меня заело, – взвыл Коньков. – Больше не повторится.

– Мозги у тебя заело! – отозвался мужик. – Чтоб ты сдох со своими друзьями!

Коньков, хотя и стоял за дверью, в такт им кивал головой. В другой раз он огрызнулся бы, но не теперь.

– Дай посмотреть хотя бы, – скреблись за дверью соседи. – Что у тебя там? Открой, тебе говорят…

Но тот стоял на своем:

– Кран перекрыт – осталось водичку вычерпать.

Соседи ломились по-прежнему.

– Я не один, – соврал Жеребец. – У меня женщина, она чужих боится.

– Ну, смотри, Геннадий! – предупредили соседи. – Последний раз вывернулся…

И отступили от двери. Некогда с чертом разговаривать.

– Не хочет харю показывать! – кричала женщина со шваброй.

– Хлебает, гаденыш… – бормотал мужик. – И главное дело, на какие шиши? Тут выпьешь с гостями, а потом месяц в кошелек заглядываешь…

– Ничего, приедут с отдыха – им и предъявим счет. С этим же бесполезно говорить…

Жеребец перевел дух. Кажись, проскочило… Но кого понесло среди ночи в ванну? Может, Матрос решил напоследок поплавать? Чует, скоро закрытой станет для него квартира, потому и решил оторваться под занавес.

– Короче… – Коньков уставился на Матроса. – Кто промочил?

– При чем здесь я? – огрызнулся тот и показал руки.

На них виднелись следы прошлогодней грязи.

Остальные тоже смотрели безвинными глазами.

– Чё будем делать? – негодовал Жеребец.

– А чё? – притворился Матрос.

– Неужели не видишь? – Коньков ткнул пальцем в сторону входной двери. – Рвать надо, пока трамваи ходят… И со шмотками решать, пока не поздно.

Ребята опустили головы, почуяв изменение климата.

– Вызовут ментов – и приплыли, – нервничал Жеребец. – Уходить надо. Чем раньше, тем лучше…

Однако Матрос, козел плешивый, лишь чмокал с похмелья губами. Улегся опять на диван и вставать не думал. Вовочка от задумчивости окривел: сидел на кровати, косясь в угол.

Жеребец чуть не плакал.

– Машину бы нам, – он опустился на корточки в ногах у Матроса. – Иначе я это шмутьё покидаю с балкона. Ночью…

– Спятил! – крякнул Матрос по-утиному.

Вагин выполз из дальней комнаты, тараща похмельные глаза.

– Ничё я не спятил, – упрямился Жеребец. – Разгрузить надо…

– Подожди! – Матрос снова чмокнул губами.

– На хрен мне ждать! Здесь не склад!.. – Коньков не хотел никого слушать. – Забирайте шмотки… Вам пох, зато мне не пох…

– Жеребец, ты съехать надумал, что ли? – снова крякнул Матрос.

Тот выкатил глаза:

– Не, ребята! Походу, вы не врубились. Ко мне вламываются менты, а у меня товар. «Где взял?!» А я что скажу? Нашел?!

Компания молчала.

– Все вещи ворованные… – шипел Жеребец.

– Взятые на прокат, – чавкнул Матрос.

– Не имеет значения. Так что, надеюсь, вы меня поняли…

Матрос встал с постели. От него опять ждали решения, а ведь ночью его пустили под сплав, обвинив в присвоении добытого.

Выдержав значительную паузу, Матрос произнес:

– Ночью сдёрнем.

– Точно? – не поверил Коньков, ловя его взгляд.

– Сказано – сделано, – заверил тот. – От вас помощь потребуется. Я не конь, чтобы один таскать. В общем, сегодня у нас авральные работы. Большая приборка на корабле.

– Куда понесем? – спросил Вовочка.

– Ко мне в гараж!

Вовочка тяжело посмотрел в его сторону и отвернулся.

– Но можем и к тебе часть занести, – уточнил Матрос.

У Вовочки от неожиданности шевельнулись уши. Естественно, он согласен. Мать даже не спросит, откуда взялись вещи.

– Тогда до вечера, – сказал Матрос.

Случай опять давал ему шанс подняться над остальными. Но если он поднимется, то уже никогда не опустится. Таких, как Вовочка Садовский, пруд пруди – только свистни. Один Матрос существует в единственном экземпляре. Надо постоянно помнить об этом.

Он встал и направился к выходу.

– А мы?

Матрос удивился вопросу. Ведь он не папа для этой шпаны. Пахан – другое дело.

– Чё нам-то делать? Встал и пошел… – ворчал Вагин.

– Ждите… Иначе загремите ментам на рога.

– У нас же пусто! – опять как-то странно усмехнулся Садовский. – В карманах голяк…

Матрос запустил руку за пазуху, вынул мятую банкноту, расправил.

– Вот вам! – Купюра легла на столик трюмо у входа. – Закройся за мной, Гена…

Жеребец торопливо подошел к двери.

– Когда тебя все-таки ждать?

– Я позвоню…

Матрос тихо прикрыл за собой дверь.

Коньков торопливо закрыл после него все замки – вдруг ОМОН явится, а у него квартира настежь. Его трясло. Хотелось выпить и забыться хоть на минуту. Он поднял деньги, оставленные Матросом, и обмер: в руках была всего лишь полсотня.

– Хоть следом беги! – выпучил он глаза. – Вот удружил!

– Козел плешивый… – распрямил шею Садовский.

Он поднялся и стал торопливо ходить из угла в угол, как степной шакал в клетке зоопарка, – не останавливаясь и не замечая окружающих.

– Сядь, Кочан, – попросил Коньков. – Гимнастику, что ли, делаешь?

Тот недовольно покосился на него. Сделав еще пару тычков в угол, он брякнулся на диван.

– Убью Крылатого…

– Может, толкнуть нам чего? – фантазировать Вагин. – Допустим, видеокамеру.

Пацаны замолчали. Непонятная злость кипела внутри. Хотелось выйти на улицу и выпить пива, но Матрос не велел. Опять этот Матрос. Придется сидеть.

День тянулся нестерпимо долго. Жеребец вычерпал в ванной комнате воду. Затем выбрал остатки тряпкой и вытер насухо – все хоть какая-то работа для человека. Остальные слонялись из угла в угол. Курили. Доедали остатки пищи.

По телевизору говорили одно и то же. О кражах из квартир «по ящику» пока что молчали.

Ночь приближалась с трудом, когда в дверь постучали. На площадке стоял Матрос со спортивной сумкой через плечо.

– Не ждали? – оскалился он в садистской улыбке.

– Вася, ты совсем или как? – ощетинился Вовочка. – Оставил полсотни и свалил. Чё на них купишь!

– Зато вы у меня в сохранности.

Оставив сумку у двери, Матрос прошел на кухню.

– Сам тоже чуть не прокололся, – бормотал он. – Утром вышел, а двое ментов стоят у подъезда. В общем, еле прополз мимо.

Он перевел дух и продолжил:

– Короче, договорился с одним барыгой… На машине приедет и увезет, как стемнеет. От нас только помощь потребуется – вытащить и в машину кинуть. Нормально? – От радости у него блестели лобные залысины. – Товар определят к месту, а взамен достанутся деньги, хотя и не все сразу – остальная часть после реализации товара.

Ребята сопели. Пока торгуешься – заметут. Так что торговля им не с руки.

– Ночью сбегаем. Я присмотрел там одну, – радовался Матрос. – Внутри никого. Весь день проторчал в кустах.

Матрос был трезв как стекло, и мысль у него била ключом.

– Между прочим, тот самый дом, на который ты глаз положил, – обернулся он к Вовочке.

Садовский хлопал глазами. Какой еще дом?

– Тот самый, где тарелки по стенам.

– Там же охрана…

– Вот и надо зайти. Я уже придумал, как. Но только того. Чтобы ни капли. Трезвыми надо быть. Хотя некоторые считают, что у пьяного лучше выходит.

Ребята опустили головы. Трезвость как-то не входила в их планы. Даже Коньков выпил бы пива. Примерно с литр. На первый раз.

– Смотрите сами. Я только что с улицы и мне виднее. И это всего лишь план.

Садовский, Коньков и Вагин, словно сговорясь, отводили глаза.

– Что с вами?

– Устали, – ответил Вовочка.

Матрос хохотнул надломленным голосом. Устали, валяясь на диване.

Он вышел в коридор и вернулся с сумкой. Сунул руку внутрь, вынул бутылку, посмотрел внимательно на этикетку, прицениваясь к достоинству продукта. Поставил на стол.

– Тогда давайте. Тяпнем за успех спортивного дела. Чтобы оно цвело и развивалось. Чтобы не было у нас застоя…

Садовский склонил голову на бок. Витиевато говорит Матрос – остальным так не под силу. А все потому, что у Матроса техникум морской за плечами. Иногда скажет, будто он опер на самом деле. Пусть тянет на себе бригаду. Вовочка слова больше не скажет. Зря по губам только съездил.

Следом за бутылкой Матрос вытащил из сумки копченых окуней, охотничьих колбасок пучок, несколько свежих огурцов. Он помнил о товарищах. Они бы о нем так заботились.

Парни глотали голодную слюну и молча ликовали. Матрос не забыл о них. Он им вроде отца. Даже по возрасту слегка подходит.

«Отец» тем временем поймал со стола за горлышко бутылку. Быстро смахнул с нее белую шляпку и стал разливать. Он знает, чего хочет общество.

– За успех предприятия!..

Агент по-прежнему находился дома, провожая день за днем. Закат всегда подолгу догорал за Волгой. Так долго, что делалось томительно в груди.

Вот он опять догорел. И словно бы не было дня, а только всегдашняя ночь и темнота. Звук трамвая за перекрестком.

Петр прилег на кровать, положив с краю ружье. Он не расставался теперь с оружием. Смежил веки и тут же отключился. И потом вдруг сразу же вздрогнул, проснувшись от непонятного звука. Вскочил и бросился к окну. Кажется, и спал-то совсем чуть-чуть, а пропустил момент: две фигуры брели по двору со стороны распахнутых огородных ворот.

Фигуры приблизились и замерли у крыльца. Переговариваются. Петр не спускал с них глаз.

…По началу у Векшина все складывалось хорошо. Временами Подшивалов сажал его в камеру, либо поручал иную работу – войти, например, в доверие и запомнить «героев». В остальное время Петя работал грузчиком, потому что гараж, в котором он когда-то крутил баранку, неожиданно рухнул, не выдержав конкуренции.

Месяца три назад Векшин поступил в другую фирму. Там он таскал мешки. На первый взгляд, фирма была порядочной. Физическая работа держала тело в хорошей форме. И все было бы хорошо, если б не тот случай. Пришлось разгружать вагон, поступивший откуда-то с юга. Два тяжелых грузовика уже готовились принять груз…