Семь недель в чужом теле

Подниекс посмотрел на идущего по палубе Андрюху с холщёвым мешком и спросил у боцмана:

– А что это он там носит в этом мешке?

Крымин рассказал всю историю про капканы и в конце опять смачно выругался.

– Ифаныч, – успокаивал боцмана капитан, – не всё так плохо. Не рви сердце. А, вот ещё что. Не забудь в винном погребе поставить крысоловку.

– А там-то зачем? – удивился Крымин.

– Шеф говорит, что крысу там видел.

– Чтоб мне сдохнуть, – ругнулся боцман. – Куда катится этот мир? Крысы стали винище жрать!

– Не просто винище! – поддержал Крымина Подниекс. – А по две тысячи евро за бутылку.

Крымин снял фуражку, перекрестился, махнул рукой и что-то невнятно бурча, побрёл в свою каюту.

Через несколько часов «Джина» отшвартовалась от стенки и взяла курс на юг. Всё работало исправно. Андрюха вообще старался не показываться на глаза Крымину. Он добросовестно следил за работой дизеля. Подниекс как-то даже высказал боцману, что тот был несправедлив к мотористу. Парень нормальный. Работает хорошо. Всегда на месте. Андрюха сам себе порой удивлялся. То ли нужда заставила его измениться, то ли сама обстановка на элитной яхте, то ли доверие хозяина сослужили добрую службу. Севастьянов понять этого не мог. Но жить без тумаков и оплеух ему понравилось.

В Монте-Карло простояли сутки. Дозаправились, пополнили запасы продовольствия и всего необходимого для дальнего перехода. Андрюху менять не стали. Подниекс сказал Крымину, что думать об этом не хочет. Его, капитана, всё устраивает. Крымин крякнул что-то непонятное и успокоился. Скорее смирился. Так Андрюха и закрепился мотористом на «Джине» и был этому очень рад.

Кроме всего описанного выше, в Монте-Карло ещё кое-что произошло. Вроде бы ничего особенного, но Валдис Теодорович и Крымин своим внешним видом и поведением выказали сильное недовольство.

Ближе к вечеру, в сопровождении двух темнокожих носильщиков, к трапу подошла некая особа. Одета она была богато и со вкусом. Во взгляде и повадках читалось что-то неугомонное. Трап был поднят, и поэтому попасть на яхту оказалось невозможно.

– Эй, там, морячки! – довольно громко крикнула женщина. – Кто-нибудь меня слышит?

Никакой реакции на вопли блондинки не последовало. Подниекс с каменным лицом сидел в своём капитанском кресле, он испытывал жгучую неприязнь к этой особе. Крымин готов был спуститься к трапу и вылить на голову ненавистной гостьи ушат своей боцманской ругани. Но это было, в данный момент, невозможно. Внизу стояла Лариса, сожительница шефа. Взбалмошная и капризная особа. Когда Севастьянов брал Ларису с собой, то её присутствие на борту оборачивалось для экипажа большой головной болью. Оттого сейчас все молчали, ждали распоряжений Андрея Владимировича.

В этот момент на мостике как-то бесшумно появился Ричард.

– Судя по тому, как ты крадёшься, – с лукавой улыбкой сказал боцман, – даме надо дать отлуп?

– What is отлюп? – спросил Ричард, не понимая боцманского сленга.

– Что такое отлуп? – непроизвольно перевёл вопрос Крымин. – Отлуп, ну это на хер послать, отказать, понимаешь?

– А! – протяжно произнёс англичанин. – Так есть! Чиф сказал посылать out! Ну! На хер!

– Понятно! – довольно сказал Крымин и, взяв фуражку, собрался идти к трапу. – Это по-нашему.

– Стап! – воскликнул Ричард. – Это делать Подниекс. Эндрю сказал фежлифо. Надо рассказать: чиф нет на яхта. Это делать Валдис.

– Ну правильно! – согласился боцман. – Я с этой кралей вежливо не смогу. Иди капитан. Отшивай даму.

Подниекс неторопливо пошёл на встречу с Ларисой. Что он там ей вещал, было не слышно. Изредка слышался несогласный визг Ларисы и отрывки фраз: «…этого не может быть!» «Почему он мне не позвонил?» «Все вы мужики сволочи!» И тому подобное. Минут через десять Лариса, нервно подёргивая головой, быстро удалялась от причала в сопровождении темнокожих носильщиков. Крымин, наблюдая за результатами «отлупа», скупо поаплодировал капитану.

На закате «Джина» взяла курс на Гибралтар. Следующим вечером прошли в миле от Гибралтарской скалы. В лучах заходящего солнца выглядела она грациозно. Море было спокойно. «Джина» резала морскую гладь, распугивая летучих рыб и вспенивая кристально чистую воду. Курс взяли на Доминикану. Несколько месяцев назад Севастьянов приобрёл там виллу, недалеко от города Ла-Романа, на скалистом берегу бухты Альтаграсия. Андрей еще ни разу не был в своём новом доме и вот решил посмотреть на эту покупку. Заодно и пересидеть там наступившее депрессивное состояние. А пока лучшим другом Андрея Владимировича стала бутылка «Макаллана», элитного виски. Благо в винном погребе этого добра запасли достаточно. Знал бы Андрей, какую службу сослужит ему этот напиток, выбросил бы весь запас за борт. Но знать этого Севастьянов не мог.

Андрей уже не первый день сидел у себя в каюте. Он не хотел никого видеть и не с кем общаться. Он просто хотел побыть один. Одиночество порой, было для Севастьянова самым лучшим лекарством. Ричард, давно работавший с Андреем, об этом хорошо знал и не досаждал шефу своим присутствием. Единственное, что немного удивляло англичанина, так это то, что Севастьянов выпивал спиртного больше обычного. Так и потери в бизнесе были больше обычного, и помощник чувствовал свою причастность к этим потерям.

Поздним вечером, когда «Джина» бороздила воды Атлантики, Андрей вышел из своей каюты, держа в руке недопитую бутылку «Макаллана». Он был не брит, не причёсан. От него сильно пахло алкоголем. Севастьянов неторопливым шагом обошёл яхту, раз за разом прикладываясь к открытой бутылке. Затем поднялся на мостик. Яхтой управлял старпом Суховеев.

– Здравствуй, Паша! – поприветствовал Суховеева Севастьянов. – А где наш грозный капитан Подниекс?

– Здравствуйте, Андрей Владимирович! Капитан отдыхает до утра. Разбудить его?

– Нет, нет! Что ты! – ответил Андрей, плюхаясь в кресло. – Не хочу слышать прибалтийские матюки.

Павел хихикнул и взглянул осторожно на шефа. Севастьянов не столько был пьяным, насколько уставшим от пьянки. Он сидел в кресле, развалившись, закрыв глаза и вытянув ноги. Правая рука продолжала крепко сжимать горлышко бутылки. Не открывая глаз, Севастьянов обратился к Суховееву:

– Виски будешь? Это очень хорошие виски. Поверь.

– Андрей Владимирович, – извиняющимся голосом ответил старпом. – Я член команды. Нам спиртное нельзя.

– Это Подниекс придумал?

– Нет! Это правила такие. На судне сухой закон.

– Ну и ладно! – вставая с кресла, сказал Андрей. – Мне больше достанется. Давай рули тут правильно. На поворотах осторожнее!

Севастьянов расхохотался и пошёл к себе в каюту.

Так продолжалось пару дней. Андрей поздним вечером совершал обход «Джины», поднимался на мостик, разговаривал с рулевым и уходил спать. В один из дней Севастьянов застал на мостике Подниекса. Тот вместе со старпомом Суховеевым что-то обсуждали, склоняясь над картой.

– О! – воскликнул Андрей. – Совет в Филях! Что случилось, капитан?

– Здравствуйте, Андрей Владимирович! – ответил Подниекс. У него опять проскакивал прибалтийский акцент. Валдис волновался. – Всё как обычно. Впереди шторм. Хочу сменить курс.

– Это правильно, Валдис, – качая головой, сказал шеф. – Шторм нам не нужен. У меня и так в башке девять балов. Боюсь, если начнёт болтать, конфуз получится.

– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, – успокоил шефа капитан. – Идите отдыхать. У вас уставший вид. Мы справимся.

– Сухарь ты, Валдис, – обиженно сказал Андрей. – Я просто хотел поговорить. Просто по душам. А ты меня обломал. Пойду я от вас. Злые вы.

Не дождавшись ответа, Севастьянов побрёл в сою каюту. Когда он спустился на палубу, ему навстречу попался тёзка, Андрюха Севастьянов.

– О! – радостно воскликнул Андрей. – Я тебя помню! Ты Андрей Севастьянов, – после этих слов Андрей громко рассмеялся.

– Да, – смущённо произнёс Андрюха. – Ваш полный тёзка.

– Ну! – протяжно ответил Андрей. – Не такой уж ты и полный. Знаешь что, братишка, а пойдём с тобой в твой трюм и поговорим. А?

– Пойдёмте, – смущаясь, ответил моторист и открыл дверь машинного отделения.

Тёзки спустились вниз. Монотонно урчал двигатель, но не досаждал грохотом. Можно было поговорить, правда, надо было всё же напрягать связки. Севастьянова это не смущало. Он молчал несколько дней, поэтому громко поговорить ему хотелось. А Андрюха вообще привык к механической стихии. Он давно научился и разговаривать при моторном шуме, и хорошо слышать.

– Виски будешь? – протянув вперёд бутылку, спросил Андрей.

Андрюха, конечно, очень хотел, как выражались в его кругах «накатить». Но, собрав всю свою волю в кулак, ответил:

– Нет! Спасибо, Андрей Владимирович. Выпью – вылечу с работы. А мне без работы никак не прожить. У меня теперь даже дома нет.

– Да! – с сожалением протянул Андрей. – Надо было Лариску брать на борт. С ней бы мы поквасили на славу. Ты же понимаешь, что такое, когда выпить не с кем?

– Это да, – со знанием дела ответил Андрюха. – Это тоска смертная.

– Вот, – Севастьянов увидел в собеседнике понимающего человека. – Вот ты, Андрюшка, меня понимаешь. А эти супостаты – Подниекс, Ричард, ни хрена не понимают. Они никогда не поймут русского человека. Никогда! У них же в башке всё забетонировано. Ты знаешь, чем мы от них отличаемся?

– Чем?

– Они живут по кем-то придуманным правилам, – рассуждал Севастьянов, активно жестикулируя свободной от бутылки рукой. – Кто-то когда-то сказал «надо», или «прямо», или «направо» и они как бараны шлепают, куда их послали. А мы, Андрюшка, совсем другие. У нас у каждого свои правила. Конечно, от этого бывает большая задница, но зато мы свободные люди. Так ты от виски отказываешься?

Моторист кивнул, подтверждая это.

– А я выпью, – сказал Севастьянов и брезгливо посмотрел на бутылку. – Господи! Как ты мне надоела, эта буржуйская хрень!

Андрей сделал глоток, поморщился и поставил бутылку на какую-то металлическую полку. Моторист в это время отвлекся, осматривая приборы. Затем немного осмелев, обратился к Севастьянову.

– Можно вас спросить?

– Валяй! – ответил Андрей, прикрыв уставшие от выпивки глаза. – Я по разговорам соскучился. Давай поболтаем.

– А как вы попали в Приморск? Такая посудина в наши воды никогда не заходила.

– Сказать тебе честно, Андрюшка, – Севастьянов ухватился за Андрюхину рубаху и подтянул моториста к себе поближе. – Я родился в Приморске.

– Чё, серьёзно? – удивился моторист.

– Серьёзнее некуда. На Яловой улице жил я. Во второй школе учился. Правда, недолго. До четвёртого класса. А потом… – Андрей взмахнул рукой и замолчал.

Пауза затянулась. Севастьянов-моторист смотрел на своего тёзку и пытался вспомнить его. Из каких-то закромов памяти он пытался достать детские воспоминая об учебе в начальных классах школы номер два и вспомнить этого человека. Но тщетно. Память встала в позу. В этот момент Андрей Владимирович открыл глаза и увидел изучающий взгляд моториста.

– Чего ты так на меня смотришь? – спросил он.

– Мы же с вами одного года. Вам столько лет, сколько и мне?

– Тридцать три.

– Получается, – сказал Андрюха, продолжая внимательно разглядывать собеседника, – мы учились в одно и то же время в одной и той же школе.

– Получается!

– Тогда скажите, почему всё так несправедливо? – Андрюха заметно погрустнел. – Вот скажите, Андрей Владимирович, почему же в жизни все так бесчестно? Вы и я одного возраста. Но вы, бляха, умный, а я балбес. Чурбан неотесанный. Походу, кто-то там сверху, – моторист вскинул указательный палец вверх, – накосячил!

– Андрюшка, друг, – сказал Севастьянов после глубокого вздоха. – Справедливости вообще нет! Это коммуняки придумали, чтобы чужие бабки поделить. Вот сам подумай. Один родился высоким и стройным, а другой маленьким и пузатым. Справедливо?

Моторист отрицательно потряс головой.

– Правильно, нет! – протяжно сказал Андрей. – А вот один родился в семье богатенького американца, а другой где-нибудь в африканском племени. Справедливо? Опять нет. Вот и у нас с тобой такая же песня. Я умный, а ты моряк. Только не обижайся. Это сегодня так. А завтра всё может быть совсем по-другому. Ты будешь умный, а я хрен с бугра.

– Так не бывает, – немного обидевшись, возразил Андрюха.

– Бывает, бывает! Поверь мне, ещё как бывает. Я такое уже видел, – после этих слов Севастьянов задумался. Он что-то вспомнил, и было полное ощущение, что Андрей протрезвел.

– Эй! Шеф! Что с вами? – испугавшись такого резкого изменения в поведении Севастьянова, громко спросил Андрюха. – Вам плохо? Может отвести вас в каюту?

Андрей поднял на моториста налившиеся свинцом глаза. И наливались эти глаза не от количества выпитого виски, а от воспоминаний о том жутком времени, когда молодой Андрей Севастьянов только проникал в мир большого бизнеса. Когда жизнь заставила его забыть о порядочности. Когда удар ниже пояса стал считаться правилом хорошего тона. Когда выигрывал не тот, кто способнее и умнее, а тот, кто успел. Но об этом позже.

– Да! – после небольшой паузы согласился Андрей. – Проводи меня в каюту. Что-то меня колбасит. Качает как-то не по-детски.

– Это не только вас качает, – взяв шефа под руку, сказал Андрюха. – Походу, качка начинается.

Матрос помог Севастьянову подняться по трапу на палубу. Крепко держа шефа за талию, Андрюха повёл его в каюту. Начинался шторм. Ветер уже окропил мелкими солёными брызгами палубу. И, похоже, утихать не собирался.

– Подниекс обещал от шторма уйти, – недовольно произнёс Севастьянов.

– Не всегда получается, Андрей Владимирович. Шторм, наверное, быстрее, чем наша яхта.

Андрюха распахнул дверь каюты и отпустил Севастьянова. Тот, качаясь, добрался до кровати и рухнул на неё лицом вниз. Моторист закрыл дверь и собрался вернуться в моторное отделение. Вдруг перед ним выросла фигура Крымина.

– Ты чего тут делаешь? – прохрипел боцман.

– Помог шефу добраться до каюты, – с испуганными глазами ответил матрос.

– Обхаживаешь Андрея Владимировича! Хитрован ты оказывается, Севастьянов! – с хитрым прищуром прошептал Крымин. Потом положил руку на плечо мотористу и, указывая толстым пальцем на дверь в конце коридора, спросил. – Знаешь, что это за дверь?

– Нет.

– Это винный погреб. Ну погреб это условно. Туда надо капкан поставить. А то шеф сегодня днём опять разорялся, что там крысу видел.

– Хорошо. А какой поставить-то? – довольный дружелюбным тоном боцмана спросил Андрюха.

– Да какой есть, такой и поставь, – широко зевая, ответил Крымин и стал удаляться по коридору, держась за поручни.

Шторм усиливался.

Андрюха вспомнил, что у него под койкой лежит капкан на волка. Раз уж боцман разрешил поставить какой есть, так почему не этот? Моторист быстро добежал до своей каюты, взял капкан и установил его прямо под полками с напитками.

– Ловись крыска большая и маленькая, – пошутил Андрюха и побежал в моторное отделение.

Как Подниекс ни старался, но обойти шторм ему не удалось. А болтанка была нешуточной. Буквально полдня назад ласковые бирюзовые волны облизывали «Джину», заманивая её всё дальше и дальше в Атлантику, обещая безмятежное путешествие к зелёным берегам Доминиканы. И вот те – на! Черная солёная масса обрушивает на яхту весь гнев ночного шторма, барабанит по бортам, плюётся пеной, намекая на то, что пощады не будет. Это океан. У него такой нрав.

Андрей проснулся от сильной тошноты. Он, опираясь непослушными руками о стены, добрался до туалета. Ему было очень плохо. И оттого, что яхту раскачивало как маленький пластиковый поплавок, и от немереного количества виски, влитого в себя за эти несколько дней. Когда Андрей дополз до кровати и свернулся на ней калачиком то, закрывая глаза, он понимал, что совершенно теряется в пространстве. В голове его царила невесомость. Севастьянов с неимоверными усилиями поднялся и присел на край кровати. Он пытался взглядом встретиться с недопитой бутылкой виски, но её нигде не было. Тогда выход был один. Попробовать добраться до винного погреба, благо он был совсем рядом, и открыть новую порцию «Макаллана».

Севастьянов собрал в кулак всё своё внимание и одним рывком преодолел расстояние от кровати до двери каюты. Дальше коридор. Там, слава Богу, есть крепкие поручни. Держась за них, Андрей добрался до погреба. Уже заученным движением включил свет и через секунду оказался рядом с заветной полкой. Качало изрядно. Какой-то деревянный ящик, непонятно из-под чего, упал на Андрея. Тот выругался и пнул его ногой. Севастьянов запустил руку в ящик с виски, но он оказался пуст.

– Вот чёрт! – ругнулся Андрей. – Непруха, так непруха!

Следующий, похоже, полный ящик стоял на верхней полке. До него надо ещё достать. Можно было взять стремянку, но она стояла в другом углу, при такой болтанке про неё надо было забыть. Андрей вспомнил про деревянный ящик. Тот самый, который он только что загнал пинком под нижнюю полку. Мужчина, крепко держась за стойку стеллажа, дотянулся до ящика и подтащил его к себе. Ящик с трудом, но поддался. Разве мог знать Андрей, что залетев под полку деревянный дуралей, накрыл собой тот самый капкан, который час назад поставил Андрюха-моторист. Веса Севастьянова днище деревянной конструкции не выдержало. Оно проломилось, и правая нога Андрея угодила в зубастые челюсти капкана. Железяка щёлкнула противным металлическим звуком и, переламывая деревяшки, крепко обхватила ногу Андрея.

Борта ящика оказались добротными и спасли ногу Севастьянова от переломов и порезов. Но хватка у капкана была мёртвой. От укуса железных челюстей боль пронеслась от пятки до самого затылка. Севастьянов вскрикнул и на несколько минут отключился. Когда он пришёл в себя, то первым делом попытался раздвинуть железные зубы и освободиться, но руки были как ватные. Ничего не получалось. Без посторонней помощи из капкана не выбраться. Андрей это понял после нескольких безуспешных попыток. Оставалось одно – звать на помощь.

Бутылка, которую так и не смог найти у себя в каюте Севастьянов, осталась в моторном отделении. Она не выдержала качки и после очередного удара волны опрокинулась и, разливая оставшийся виски, покатилась под двигатель. И угодила она в то самое место, где раскалённые трубы выбрасывали отработанные газы. Огонь вспыхнул мгновенно. Когда Андрюха увидел пожар, было уже поздно. Как не пыталась команда потушить огонь, справиться с ним не получилось. Подниекс дал команду грузиться в спасательный плот. Он как опытный моряк, понимал, что это конец. «Джину» не спасти. Надо спасать людей. Через несколько минут все были готовы к эвакуации. Валдис стоял на палубе. Он, как полагается, покидает судно последним.

По накренившейся палубе, скользя и чертыхаясь, бежал Ричард.

– Кэптен! Кэптен! – кричал он, размахивая руками. – Эндрю нет каюте! Эндрю нет! Надо искать!

Подниекс даже в этой ситуации сохранял внешнее спокойствие. Все находящиеся в спасательном плоту приподнялись в готовности бежать на поиски шефа, но капитан властно поднял руку, давая понять, что действовать все будут только по его команде.

– Севастьянов, – обратился он к Андрюхе, – быстро в каюту и все помещения около неё. Суховеев – верхняя палуба. У вас пять минут. Не найдёте – возвращайтесь. Ждать не будем, – и вдруг громко закричал в несвойственной ему манере, – Быстро, мать вашу!

Подчинённые сорвались как спринтеры. Андрюха машинально схватил из шлюпки спасательный жилет и побежал в каюту Андрея Владимировича. Пусто. Дым через переборки уже начинает проникать во все помещения. Но пока ещё дышать можно. В кают-компании тоже шефа нет. В баре нет. Ещё несколько помещений быстро осмотрел моторист. Пусто. В конце коридора винный погреб. Это последнее место. Андрюха рванул ручку. Заперто. Дверь не поддаётся. Приложился плечом. Не помогло. Время катастрофически не хватало. Надо возвращаться. Семеро одного не ждут. Андрюха бросил эту затею и, оставив на полу мешающий передвигаться спасательный жилет, направился к выходу. Яхту сильно накренило. Моторист не удержался и ударился о пожарный щит. Дверца от удара распахнулась. Андрюха увидел здоровенный топор. Как же он сразу не догадался? Моторист схватил топор за красную ухватистую ручку и со всего маху ударил в середину дверного полотна. Получилось.

Севастьянов уже терял сознание от боли в ноге. Конечность немела. Он сквозь туман в голове слышал, что кто-то пытается открыть дверь винного погреба. Но почему же не получается? Спьяну Андрей не заметил, как случайно закрыл внутреннюю защёлку, поэтому открыть дверь снаружи никак не получалось. Издалека доносился пугающий запах гари. «Что-то где-то горит! Но почему? Не должно!» – думал Андрей. Он увидел, как сквозь выломанную дверь в погреб проник Андрюха-моторист. Матрос с огромными усилиями разжал челюсти капкана и освободил ногу Севастьянова. Шеф был в полуобморочном состоянии. Андрюха взял Севастьянова за воротник и потащил его к выходу. Перед самой палубой «Джину» сильно накренило и тяжёлая солёная масса накрыла обоих Андреев…

Спасательный плот с пассажирами и экипажем «Джины», барахтаясь среди бесформенных чёрных волн, удалялся от горящей, погружающейся в пучину яхты.

Глава пятая. Исключение из правил

Аугусто и Бернардо стояли, понурив головы. Серафим Дионисий негодовал. После гневной тирады, обращённой к близнецам, он повернулся к Престолу Яну и произнёс.

– Случилось именно то, чего мы с тобой боялись, – Дионисий тяжело вздохнул и, взяв под руку Яна, отвел его в сторону. – Ты же понимаешь, что за все, что произошло, ответственность несём мы с тобой!

– Понимаю, Серафим, – удручённо ответил Ян. – Нужно немедленно что-то предпринять. Так оставлять это нельзя.

Дионисий обернулся и вновь сурово посмотрел на близнецов.

– Вы так и не поняли своего предназначения, – строго говорил Серафим. – Вы Ангелы-хранители. Вы должны хранить и оберегать своих подопечных. Вы же знали, что вас ждёт забвение, если люди погибнут.

Близнецы молчали.

– Ждите здесь, – сухо сказал Серафим и исчез.

Творец внимательно выслушал Серафима Дионисия и взял паузу. Он сидел неподвижно какое-то время и, было видно, что он обдумывает важное решение.

– «Вот, я Творец всякой плоти, есть ли что невозможное для меня?» – это писали про меня Святые Апостолы. Так они видят моё всесилие, – произнёс Творец, пронизывая взглядом Дионисия. – Одно исключение из правил тянет за собой следующее исключение. Если не разрубить этот узел, то исключения станут правилами.

– Я так понимаю, – вступил в беседу Дионисий, – мы оставляем всё как есть?

– Если бы, уважаемый мой Серафим, всё было бы так просто! – вставая со скамьи, ответил Творец. – Я тоже оказываюсь причастен к этой несправедливости. Поэтому решаю так. Я возвращаю души Севастьяновых. И даю Аугусто и Бернардо ещё один шанс. Но! – Творец многозначительно поднял указательный палец вверх. – На то, чтобы всё исправить я даю семь недель. Ни минутой больше. Если не справятся, исключений из правил больше не будет. Всё! Идите и объявите моё решение. Семь недель.

Серафим Дионисий склонил низко голову в знак глубокого уважения и понимания решения Творца и удалился.

После кромешной солёной тьмы, в которую погрузились Севастьяновы, пытаясь спастись, белое сияющее пространство давило на глаза.

– Приёмный покой какой-то, – оглядывая белоснежные стены помещения, сказал Андрей. – Меня в таком же принимали после аварии самолёта в Майами. Только свет там был самый обычный, а здесь очень странный.

– На вытрезвитель похоже, – поделился своими ассоциациями Андрюха. – Я там бывал, в Новороссийске. Только, наверное, очень новый. Видать, недавно построили.

– Странно, – удивлённо произнёс Андрей. – Тебе не кажется, что здесь чего-то не хватает?

– Кажется, – какая-то неопределенность или даже испуг читался в глазах Андрюхи-моториста. – Что-то тут ненормально. Шняга какая-то!

– Как мы сюда попали? – продолжал анализировать Андрей. – Здесь нет двери. Нет окон. Если честно, то мне страшно!

– Блин! – тяжело вздохнул матрос. – Где ваш вискарь? Сейчас бы бухнули и решили все проблемы.

– Похоже, Андрюшка, я уже добухался, – многозначительно произнёс Андрей и прилёг на прохладную белую кушетку. – Никогда не думал, что «белочка» приходит именно так.

– Какая, на хрен, «белочка»? – нахмурил брови Андрюха. – Это вы, шеф, квасили как Александр Македонский, с двух рук. А я-то, сухой как лист. Так что это не «белочка», это северный пушистый зверёк нас посетил.

Андрюха попытался встать, но оторваться от белой кушетки не смог.

– Во дела, – пробормотал моторист. – Точно писец. Поздравляю, шеф! Сейчас придёт какой-нибудь мудофил и скажет: «Ты матросик швартуйся в Преисподней, а вам, гражданин богатенький, за определённый взнос можно и в Рай попасть». И разойдёмся мы как в море корабли.

– Если бы так, – задумчиво ответил Андрей. – Нельзя, Андрюшка, купить место в Раю за деньги. Так же как нельзя купить совесть, счастье и любовь. Никакие деньги тут не помогут.