Семь недель в чужом теле

– Мне очень жаль, Андрей, – процедурно выразился капитан. – Но вы нам не подходите. До свидания.

«Да, – подумал Севастьянов, когда спустился по трапу на пирс, – ночевать придётся на улице. Ладно. Завтра, может быть, что-нибудь найду». Андрей пошёл по улице в сторону «Пельмени и Пиво» в надежде, что Тая даст что-нибудь съесть в долг. Выпить уж точно не даст, но хотя бы съесть.

В начале Цветочного бульвара Андрей проходил мимо церкви. Рядом с оградой сидел калека и просил милостыню. Он протянул руку в сторону Андрея и что-то невнятно пробурчал.

– Извини, браток, – сказал Севастьянов. – Мне самому впору рядом с тобой сесть и просить людей о помощи.

Калека вдруг стал серьёзен и в глазах его что-то блеснуло. Как будто на грань хорошего бриллианта попал луч солнца.

– Чтобы не сидеть рядом со мной, – уверенным гипнотизирующим голосом сказал калека, – и не разделить мою участь, зайди в храм и помолись за моё здоровье. Это именно то, что тебе сейчас нужно. Поверь.

Севастьянов не говоря ни слова, повернулся лицом к храму, и его рука сама перекрестила Андрея трижды. «Господи, – подумал моряк, – я никогда раньше в жизни своей не крестился. Этот калека какой-то колдун». С этими мыслями Севастьянов вошёл в храм.

Джет Андрея Владимировича приземлился после полудня в семидесяти километрах от Приморского порта. Ближе не было ни одного аэропорта. Через полчаса подали «Шевроле Экспресс» и водитель, в белоснежной рубашке, помчал свиту Севастьянова в Приморск. Машина плавно проходила зигзаги горного серпантина. У пассажиров было ощущение, что едут они по ровной автомагистрали. И вот крутой спуск с поворотом. Вдруг машину резко кинуло в сторону пропасти. Водитель с огромным усилием рванул руль в обратном направлении. «Шевроле» накренился и, было полное ощущение того, что через мгновение он сорвется в бездну, на дне которой, вперемешку с огромными валунами, росли острые сосны. Водителю удалось удержать машину на дороге и погасить скорость. Когда «Шевроле» остановился на противоположной обочине, в салоне воцарилась гробовая тишина. Водитель отпустил руль и обмяк. Белоснежная рубашка в одночасье стала мокрой.

– Мать! – в полной тишине все услышали шёпот Ричарда. – Как говорить раша: фаша мать фак.

Ричард ещё несколько раз повторил матерное английское слово. Севастьянов первый пришёл в себя, поднялся и вышел на дорогу. Правое переднее колесо было разорвано в клочья. Андрей посмотрел на водителя, потом опять на колесо и опять на водителя. Севастьянов медленно поднял непослушные вялые руки и начал аплодировать человеку, сидящему за рулём. Вся свита, наблюдавшая за этим действом из салона, не понимала, что происходит. Только после того как они увидели колесо, вернее его остатки, пассажиры поняли почему шеф аплодировал водителю.

Примерно через двадцать минут подъехала «аварийка». Колесо быстро поменяли. Проверили, не повреждено ли что-нибудь в рулевом механизме и разрешили ехать дальше. В городе, проезжая по Цветочному бульвару, Андрей увидел купол церкви.

– Серёжа, – обратился Севастьянов к водителю, – останови около храма.

Серёжа кивнул и остановил машину прямо напротив ворот, у которых сидел уже известный нам калека. Андрей Владимирович подошёл к воротам храма и остановился. Калека пристально смотрел на богатого человека, но милостыню у него не просил. Андрею показалось, что из глаз калеки сверкнул какой-то невероятно яркий свет.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – не очень вежливо спросил Андрей.

– Хотел попросить у вас немного денег, – после продолжительной паузы ответил калека. – Но они мне особо не помогут. Вот если бы вы прошли в храм и искренне помолились за моё исцеление, это было бы кстати.

– Конечно! – согласился Севастьянов. – Как тебя зовут? За кого просить?

– Андреем меня зовут. Просите за Андрея, не промахнётесь, – и опять в глазах калеки сверкнул странный проблеск.

– Меня тоже зовут Андрей.

– Я знаю, – невнятно буркнул калека.

– Что? – переспросил Севастьянов.

– Ничего, ничего! Это я так, о своём. Что взять с больного человека, – ответил калека и, надвинув выгоревшую кепку на глаза, вытянул вперёд костлявую руку.

Севастьянов неумело перекрестился и пошёл в храм.

Глава вторая. Странная просьба

– Вижу, озабочен чем-то, сын мой? – раздался голос совсем близко. – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Андрей Владимирович обернулся и увидел за спиной священника. Это был человек с добрыми глазами. Немолод, густая борода, сильно тронутая сединой, впалые щёки и острый нос с «греческой» горбинкой. Андрей окинул взглядом помещение храма и удивился. Только секунду назад в церкви были люди. Немного, но были. А теперь он стоял один перед иконой Николая Чудотворца и за спиной у него были только священник да ещё один человек, не очень опрятного вида, ходил по залу с незажжённой свечкой в руке и глазел на иконы. Мужчина был, явно, как и Андрей в храме новичок.

– Чем же вы можете помочь мне? – после небольшой паузы спросил Севастьянов. – Простите, не знаю, как к вам обращаться.

– Отец Василий, – представился священник. – Можно просто, батюшка. Как вам будет удобнее. А помочь вам я могу добрым советом. Доброе слово дорогого стоит. Порой ни за какие большие деньги доброго слова не купишь.

– Кажется мне, отец Василий, не совсем вы правы, – вступил в полемику Андрей. – В современно мире за деньги можно купит всё. Даже много добрых слов.

– Сложно спорить с вами, – спокойно и уверенно вёл беседу священник. – Возможно, ваша правда. Но только, в вашем мире, понятие правды несколько другое. Вы, я вижу, человек состоятельный и в той среде, в которой вы обитаете, действительно возможно купить много добрых слов. Только, сын мой, это будет товар. А здесь я вам предлагаю искреннюю душевную помощь. Не за деньги, а от чистого сердца.

– Всё что от чистого сердца и не за деньги, отец Василий, – продолжал возражать Андрей Владимирович, – то от бедности. За всё в этой жизни надо платить. За всё. Вон посмотрите, – Андрей указал на неопрятного молодого мужчину, ходившего от иконы к иконе. – Он, этот человек, для того чтобы что-то попросить в вашем храме, купил свечку. То есть оставил деньги вашей церкви. А деньги оставляют в обмен на товар. Это закон жизни. Сможете ли возразить?

– Вы сейчас рассуждаете как в своё время коммунистические проповедники: «Вот, – говорили они, – полетел Юрий Алексеевич Гагарин в космос и не увидел там Бога. Значит, Бога нет». Железная логика. Если не видно или нельзя потрогать, значит, этого нет. Неправда. Мы же не видим земного притяжения, например. Или любовь между мужчиной и женщиной. Мы многого не видим глазами, но чувствуем это. А если человек это чувствует – это есть. Отрицать такое глупо.

Увлекшись дискуссией, ни Андрей, ни отец Василий не заметили, как неопрятный мужчина, ходивший по залу со свечкой, подошёл к ним вплотную и внимательно прислушался к беседе. Это был моторист Андрюха Севастьянов. Он не догадывался, что богатый человек, беседовавший со священником, его полный тёзка и что скоро их судьбы тесно переплетутся.

– Да, – согласился Андрей Владимирович, – глупо. Возможно, во многом вы правы. Простите меня за резкость. Я крайне недоволен сегодняшним днём. Всё против меня. Не могу понять, кого я обидел, где напортачил?

– А почему вы решили, что это вам во вред, а не во благо? – поинтересовался священник.

– Ну какое же это благо, – развёл руками Андрей, – если в одночасье могло рухнуть всё, что я создавал годами.

– Рухнуло?

– Нет. Слава Богу, пронесло, – при этих словах рука Андрея сама поднялась и перекрестила хозяина. Андрей немого опешил.

Отец Василий при упоминании имени Божьего тоже перекрестился.

– Вот видите, – тихо сказал он. – Вы сами не заметили, как воздали хвалу Господу.

– Да что вы! – с усмешкой возразил Севастьянов. – Это расхожее выражение в нашем языке. Мы порой не задумываясь, вставляем его в речь.

– Не буду с вами спорить, – сказал отец Василий. – Может быть, вы расскажите мне подробнее, какие события так разгневали вас?

Андрей Владимирович на мгновение задумался, затем слегка взмахнул рукой и стал рассказывать отцу Василию обо всех перипетиях сегодняшнего дня. Андрей рассказывал страстно, эмоционально. Подобное было ему несвойственно. Он прагматичный и выдержанный человек, как правило, вёл себя сдержанно. Этого требовало не только его воспитание, но и род его деятельности. Севастьянов рассказывал совершенно незнакомому человеку вещи, которые в его деле положено держать за семью печатями. Он даже не замечал любопытства другого Севастьянова, стоящего рядом. А Андрюха-моторист, слушал тёзку и такие же негодования испытывал к событиям произошедшим сегодня с ним.

– …Так о каком благе вы теперь скажете, отец Василий? – закончил своё повествование Андрей Владимирович вопросом.

– Попробую вам ответить, – всё так же невозмутимо рассуждал священник. – Смотрите, вы живой, здоровый стоите передо мной. Никакая хворь не овладела вами. На вас хорошая одежда. В порту вас ждёт дорогая яхта. У вас также много возможностей, как было до сего дня. Вы ничего не потеряли из того, чего нельзя возместить. Поэтому я сделаю такой вывод: Ангел-хранитель, посланный вам Господом, спас вас от чего-то более опасного и сокрушительного. Вы не учитываете это?

Андрей задумался. Он поднял голову и посмотрел под купол церкви, будто надеялся услышать там подсказку. Ему даже показалось, что кто-то смотрит на него сверху и оттого, что он ответит, определит последующий ход его жизни.

– Нет! – вдруг затряс головой Андрей. – Нет! Это мистика какая-то. Спасибо вам за содержательную беседу. Приятно поговорить с умным человеком. Я, пожалуй, пойду.

– Так ничего и не попросив у Господа? – сказал священник, пристально глядя в глаза Севастьянову.

– Отчего же! – Андрей задумался. Опять посмотрел под купол и сказал. – Я бы очень хотел, чтобы Господь поменял мне Ангела. Потому что мой плохо делает свою работу.

– Странная просьба, – покачал головой отец Василий. – Но думаю, что если вы действительно этого желаете, Бог вас услышит. В добрый путь, сын мой. Да хранит вас Господь.

Священник перекрестил Севастьянова и, отвернувшись к иконе, начал молиться, едва заметно шевеля губами.

Севастьянов неторопливым, но твёрдым шагом направился к выходу. Он шёл не оборачиваясь. Его совсем не удивило то, что на пути Андрей не встретил ни одного человека. И храм, и прилегающая к нему территория были пусты. Только когда Севастьянов выходил на улицу его окликнул слабым больным голосом тот самый калека, который просил помолиться за его исцеление.

– Мужчина, вы не забыли попросить Господа обо мне?

– О тебе? – Севастьянов удивился. Он совсем забыл о просьбе бедного калеки. – Ой! Ты знаешь, давай я лучше дам тебе денег. Покушаешь, купишь себе новую одежду, костыли нормальные. Сколько тебе надо?

– Не нужны мне деньги! – взгляд калеки стал вдруг колючим. – Я просто просил вас, сделать доброе дело. Вы забыли. А надо было всего лишь замолвить слово за Андрея.

– Послушай,– Андрей подошёл к несчастному и присел около него на корточки, – у меня сегодня очень тяжёлый день. У меня вот такая квадратная голова. Немудрено, что я забыл про твою просьбу. Ну прости. Хочешь, я вернусь и попрошу Бога о твоём исцелении?

– Нет! Не хочу, – калека отвернулся от Андрея и как бы про себя произнёс. – Я бы очень не хотел, чтобы когда-нибудь к простой просьбе этого человека отнеслись так же безучастно.

– Да не обижайся ты! – пытался наладить контакт Севастьянов. – Я всё-таки вернусь.

– Не надо! Это уже будет по принуждению, – возразил калека. – Идите уважаемый, у вас впереди много испытаний. Вам бы с ними справиться.

Андрей вдруг столкнулся взглядом с калекой. Это не был взгляд больного человека. Это были глаза человека, не страдающего тяжёлым недугом. Взгляд был суровый и пронизывающий насквозь. Андрею стало не по себе. Его бросило в пот. Круглые липкие капли стекали по вискам к подбородку и коварно забирались под крепкий воротник белой рубашки. Севастьянову даже показался в глазах калеки какой-то дьявольский блеск. Андрей встал и сделал шаг назад.

– Вам надо идти, мужчина. Вас ждут, – монотонно произнёс калека.

Севастьянов повиновался. Через полминуты он уже сидел в прохладном салоне «Шевроле». Ричард удивился, увидев в глазах шефа растерянность.

– How are you? – с тревогой спросил помощник.

– Всё нормально, Ричи, – ответил Андрей, смахивая платком пот с лица. – Поехали в порт.

А тем временем, другой Андрей Севастьянов дождавшись, когда отец Василий закончил молитву, обратился к нему:

– Эта… я тоже сегодня… – он никак не мог сформулировать фразу.

– Успокойтесь, сын мой, – положив руку на плечо Андрею, сказал священник. – Скажите просто, что у вас случилось. И я помогу вам.

– Вы сейчас говорили с тем богатым человеком, – Андрей махнул рукой в сторону выхода.

– Да.

– Он сказал, что у него сегодня плохой день. Ничего не получается.

– Верно, – подтвердил отец Василий. – И что?

– Так у меня тоже, полный трындец!

Моторист подошёл близко к священнику и продолжил говорить шёпотом.

– Всё пропало сегодня, всё! Из дома выгнали, квартира друга сгорела, на работу не взяли. Всё! Сегодня я стал бомжом.

– Уныние, – заговорил священник так же шёпотом, – большой грех. Во-первых, день ещё не кончился. Во-вторых, завтра будет новый день и возможно всё изменится. И, в-третьих, мы же не знаем, может быть то, что произошло с вами совсем не крах, а начало новой жизни. Жизни насыщенной и интересной.

– Вы смеётесь?!

– Совсем нет. Я помогаю вам разобраться в тяжёлой ситуации, – успокоил Севастьянова священник. – Но прежде гоните от себя уныние.

– Легко сказать, – буркнул Севастьянов. – Тот мужик попросил заменить ему Ангела.

– Вы слышали, о чём он просил?

– Я стоял с вами рядом, – пояснил Андрей.

– Да, я это видел. Так что вы спросили про Ангела?

– Я тоже хочу поменять своего Ангела. Он же у меня есть?

– Конечно, есть, – сказал отец Василий. – Но зачем вам это нужно? Почему вы считаете, что Ангел виноват в ваших бедах?

– Не знаю, – замешкался Севастьянов. – Не знаю! Просто хочу поменять и всё!

– Ваше право. Вы можете просить у Господа всё что угодно. Он обязательно услышит вашу просьбу. Вот только, выполнит он её или нет, сказать не могу.

– Ну, я пойду, – будто извиняясь, сказал Севастьянов.

– Может у вас ещё есть какие-нибудь просьбы, – спросил священник.

– Нет! – испуганно ответил моторист. – Больше нет. Я пойду.

– Идите с Богом, – отец Василий перекрестил Андрея. – Да хранит вас Господь.

Андрей быстрым шагом вышел из храма и почти бегом проскочил мимо калеки.

– И вы я вижу, забыли попросить Господа о моём исцелении, – вслед Андрею громко сказал тот.

– Чего?

Севастьянов остановился и с раздражением посмотрел на калеку.

– Я просил вас, когда вы входили в храм, помолиться за моё исцеление, – с укоризной сказал больной человек. – Это же так просто. Но вы забыли, как и тот ваш тёзка, который хотел откупиться деньгами.

– Ты прости, браток, – извинился моряк. – У меня тоже проблем выше крыши. Ну забыл я про тебя, прости. В следующий раз помолюсь, хорошо?

– Как знаешь! – лукаво сказал калека. – В следующий раз тебе будет не до меня. Иди уже. Тебе спешить надо.

Моряк весь был в своих мыслях. Когда он отвернулся от калеки, он не сразу понял, где находится и куда надо идти. Андрей замешкался, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

– В порт иди! – услышал моторист голос калеки. – Да поторопись!

Севастьянов повернулся и безропотно пошёл. Он даже не задумывался, почему так беспрекословно выполнил приказ больного бездомного. Ноги сами несли его в порт.

Андрей Владимирович задумчиво ходил по кают-компании. Он явно был на взводе.

– Валдис Теодорович, – недовольно говорил Севастьянов. – Неужели в таком портовом городе вы не смогли найти нормального моториста?

– Нормального – нет! – с прибалтийской невозмутимостью ответил капитан.

– Хорошо! Тогда любого. Дойдём до Монте-Карло, поменяем.

– До Монте-Карло надо ещё дойти.

– Послушайте, Валдис! – Андрей понимал, что давить на капитана нет смысла. Подниекс профессионал. Надо было договариваться. – Я не нарушаю нашу договорённость. Как только «Джина» отходит от стенки, командуете вы. Договор есть договор. Но задачу вам всё-таки ставлю я. Я запланировал выход на сегодня. У меня есть на это основания. Поэтому, я хочу… нет! Я требую, чтобы мы вышли в море сегодня. С мотористом или без него, меня не интересует. Хватит вымачивать якорь.

Подниекс встал, поправил причёску, аккуратным, выверенным движением надел фуражку и сказал:

– Извините за упрямство, Андрей Владимирович, – в моменты, когда Подниекс волновался, он начинал говорить с сильным латышским акцентом. – Мы сегодня выйдем в море. Моторист будет. Я пойду дам распоряжение.

– Спасибо, Валдис! – Севастьянов был удовлетворён.

Уже через десять минут старпом Суховеев спешно спустился по трапу и побежал к зданию крюинга. Он в спешке не заметил, что со стороны моря, огромной тёмно-серой анакондой надвигалось грозовое облако. Оно своей жадной головой очень быстро поедало солнечное небо. Когда Павел уже почти подходил к крюингу, сильный порыв ветра сдул с него фуражку, а раскат грома предупредил о ненастье. Старпом побежал за фуражкой, которая стремительно понеслась в тот самый открытый контейнер, недавно служивший Суховееву убежищем от палящего солнца. Огромные капли начинающегося дождя стали барабанить по спине, подгоняя старпома. Фуражка все же заскочила в контейнер, а за ней и Павел. Чья-то рука поймала непослушный головной убор и протянула его старпому. Суховеев поднял голову и увидел уже знакомого моториста Севастьянова.

– Опоздал, старпом! – протягивая фуражку, сказал Андрей. – Не будут они сегодня работать. Закрылись. У них пьянка. День рождения бухгалтера. Так что, дождь кончится, пойдём по домам.

– Это катастрофа, – отряхивая фуражку, сказал Суховеев. – А по каким домам? Ты же сказал тебе жить негде!

– Да! – с тяжёлым вздохом согласился Андрей. – Про дом я чего-то тупанул! Ну так буду ночевать здесь. Крыша есть, а рюкзак вместо подушки.

Суховеев уперся взглядом в Севастьянова, да так что Андрей почувствовал себя неловко.

– Ты чё, старпом? – Андрей сделал шаг назад. – Ты если это,… заднеприводный, то это не ко мне. Ты брось!

– Дебил ты, Севастьянов! И не лечишься! – возмутился Павел. – Мне капитан приказал моториста найти. Без него не возвращаться. А ты я посмотрю, в этом городе моторист один. Пойдём! Попробуем ещё раз. Может, возьмёт тебя Подниекс.

Севастьянов почесал подбородок. Потом взъерошил волосы и весело сказал:

– А пойдём! Чем чёрт не шутит, когда Бог спит.

Не было в мире такого кислого лимона, после которого бы Подниекса так перекосило. Когда капитан опять увидел перед собой Андрюху-моториста, он сморщился и затряс головой. Лучше бы ему в этот момент съесть этот самый лимон.

– Павел, – с ещё более выраженным акцентом сказал Валдис, – мы уже один раз видели этого человека. Крымов сказал, что это бедоносец.

– Капитан, – начал оправдываться Павел, – нет больше в этом городе, пропади он пропадом, ни одного свободного моториста. Крюинг закрыт. Будем ждать до завтра?

– Ждать не будем, – решительно сказал капитан. – Пойдём без моториста.

В этот момент на мостик поднялся Андрей Владимирович. Он был явно недоволен. Время шло, а яхта до сих пор стояла у стенки. Андрей остановил свой взгляд на мотористе и сказал:

– Ну вот, нашли же человека! А говорили, нет моториста, – он внимательно пригляделся к Андрюхе. – А я тебя помню. Ты сегодня в церкви был.

– Да, – робко подтвердил моряк. – Я тоже вас там видел.

– Как зовут?

– Андрей Севастьянов.

– Что? – удивился хозяин яхты и переспросил. – Как-как?

– Андрей Севастьянов, – опять повторил Андрюха.

– Скажи еще, что отчество у тебя Владимирович и тогда я поверю в чудеса.

Андрюха посмотрел на капитана, затем на Павла, сбросил рюкзак с плеча и, покопавшись в нём, достал паспорт. Молча, протянул его Севастьянову. Андрей Владимирович открыл паспорт и широко улыбнулся.

– Смотрите, – он, хохоча, показал паспорт капитану и старпому. – Полный тёзка. Ба! И в один день со мной родился! Это к удаче. Валдис Теодорович, оформляй парня и выходим в море.

– Но, Андрей Владимирович, – пытался возразить капитан. – Крымин сказал…

– Валдис! – прервал Подниекса Севастьянов. – Без всяких «но»! Оформляй. И выходим в море. Я свободы хочу. Надоело жариться у этой стенки. Это приказ.

Севастьянов резко развернулся и вышел, давая понять, что разговор закончен. Подниекс снял фуражку и в сердцах бросил её на кресло.

– Отведи его к боцману. Скажи, что этого человека взял на работу шеф, – недовольно буркнул капитан, обращаясь к Суховееву.

Если сказать, что цвет лица боцмана Крымина стал багровым, то это не сказать ничего. Ни один художник в мире не смог бы подобрать этот цвет негодования. Перед Иваном Ивановичем уже второй раз за этот день стоял ненавистный ему моторист Севастьянов.

– Была бы моя воля, – хриплым глухим голосом говорил боцман, – я бы тебе прямо сейчас, камень на шею и на корм рыбам. Но ты, сучонок, через шефа на борт попал. Придётся терпеть тебя, гада.

– Иваныч, – пытался сгладить конфликт Андрюха, – я косячить не буду. Я всё понимаю. Иваныч, клянусь!

Крымин, будто не слыша моториста, взял фуражку и вышел из каюты.

– Пошли со мной, чудище, – сказал он Андрюхе, придерживая открытую дверь. – Шевели булками! Времени нет.

Крымин шёл по коридору и внятно объяснял мотористу, что на яхте завелась крыса или несколько. В трюме с провиантом поджирает запасы. Надо срочно сбегать в город и купить несколько крысоловок.

– Так может лучше отраву? – спросил Андрюха.

– Себе отраву купи! – зло буркнул боцман. – Сдохнет где-нибудь под твоей каютой, в противогазе спать будешь? Ловить их надо и за борт.

Иванович протянул мотористу пятитысячную купюру.

– Сдачу принесёшь до копейки. И купи себе хорошую бритву и одеколон. А то выглядишь как бомжара, – сказал боцман, окидывая взглядом Андрюху. – У тебя час времени.

– Всё понял, Иваныч. Я мигом.

Матрос сорвался как спринтер на старте.

– Господи! – взмолился вслед Севастьянову боцман. – Зачем ты нам его послал? Чует моё сердце, беда будет. Боже, помоги исправить недоразумение! – Иван Иванович трижды перекрестился, глядя на небо, и пошёл на бак.

Глава третья. Близнецы

Как всегда в конце недели Творец занимался в своём любимом японском садике. Его забавляли эти маленькие деревца, миниатюрные инструменты. Белый песок он настолько тщательно просеял, что даже под самым точным микроскопом невозможно было отличить песчинки друг от друга.

Перед визитом Серафима Дионисия, во владения Творца всегда прилетал самец Паротии. Красивая Райская птица с шестью длинными упругими антеннами на голове, увенчанными бархатистыми кисточками и ярким радужным зобом. И сегодня ничего не изменилось. Прежде прилетела птица. Творец отложил маленькие грабли, ополоснул руки, взял влажное полотенце и промокнул им лицо и шею.

Дионисий был точен как всегда.

– Приветствую тебя, Творец! – слегка приклонив голову, сказал Серафим Дионисий.

– Что сегодня? Есть ли люди, нуждающиеся в срочной моей помощи? – спрашивает Творец

– Да. Вот список, – Серафим Дионисий протягивает Творцу толстый фолиант. – Сегодня немного. Всего пятьсот тридцать два миллиона триста восемьдесят восемь тысяч девяносто три человека.

– Правда, немного.

Творец откладывает в сторону полотенце и берёт у Серафима Дионисия фолиант. Какое-то мгновение он держит тяжёлую книгу на вытянутой руке. Глаза Творца полузакрыты. Серафим Дионисий наблюдает за этой процедурой уже не одну сотню лет, но не перестаёт удивляться тому, с какой скрупулёзностью Творец изучает каждую просьбу. Даже если эти люди не заслуживают ни капли внимания. Даже если просят они о несбыточном. Он всё равно читает каждую просьбу и над каждой размышляет.

Прошла ещё минута-другая. Дионисий терпеливо ждал, не нарушая тишины. Творец медленно открыл глаза и со вздохом облегчения вернул книгу Серафиму Дионисию.

– Собственно, на этом всё. Все просьбы, которые заслуживали моего участия, выполнены. Можно заняться садиком.

Творец взял в руки свои маленькие грабельки и собрался продолжить работу. Но вдруг что-то остановило его. Он повернулся к Серафиму.

– А знаешь что, любезный, – задумчиво произнёс Творец. – Дай-ка мне ещё раз книгу.

Серафим опять положил книгу на ладонь Творца и замер.

– Очень необычная просьба. Очень, – Творец посмотрел куда-то вдаль и обратился к своему подчинённому. – Это касается именно тебя. Два человека из одного города, с одинаковыми именами, фамилиями и даже отчествами. У русских есть отчества. Они ещё одного возраста, только разного социального статуса, но просят об одном и том же.