За чертой

– Пока ещё светло было, заметил.

– Что делать-то будем? – спросил Алексей, не опуская автоматы и не переставая держать на прицеле пролом.

В воздухе висел аппетитный запах гречневой каши, варившейся в котелке.

– Есть будем, – ответил Паша и сел на деревянную скамью, которую они сколотили, собрав не прогнившие доски, еще весной, во время самой первой вылазки.

– Есть? – хором удивились парни.

– Ну да, есть. Чего непонятного-то? Ветер с их стороны дует. Они нас не чуют, надеюсь.

Паша положил оружие на колени и выудил из разгрузки ложку из нержавеющей стали. Недолго думая, друзья присоединились к нему и принялись уплетать горячую пищу, не забывая поглядывать на вход. Гена так и лежал в углу, возле телеги, но уже тихо, без всхлипов. Кровь перестала течь, и он, широко открыв глаза, смотрел на огонь.

– Садись, поешь, – позвал его Алексей.

Тот спокойно поднялся и на дрожащих ногах подошел к костру. Окровавленное лицо пугающе блестело в слабом свете огня.

– Умойся, Ген. Руки и лицо. Вода в бутыле, – негромко сказал Паша.

Тот послушно сделал то, что велел старший. Затем сел напротив остальных и нехотя начал есть. Павел, подойдя к телеге, порылся в соломе и достал фляжку Гены с белым крестом.

– Хлебни, – сказал он, протягивая ее юнцу, – поможет.

Тот, солидно отхлебнув, слегка поморщился и отдал фляжку. Ее пустили по кругу и через минуту вернули владельцу. Гена, не проронив ни слова, убрал ее в подсумок разгрузки, немного успокоившись, начал кушать.

– Дежурим как обычно: Саня, я и потом – Леха. Следить за входом и слушать счетчик. Он теперь наши глаза снаружи.

– А я? – робко спросил Гена, вытирая ложку о штаны и пряча ее в разгрузочный жилет.

– Ты спать. У тебя кровопотеря большая и слабое сотрясение. Не выдержишь. Всё. Спать, пацаны.

Саша, забрав дозиметр, пробрался к противоположной стене и сел напротив входа, только чуть ближе к костру, на старое жесткое кресло, которое нашли здесь же еще в первую вылазку. Гена плюхнулся в телегу и, зарывшись в сено, мгновенно под воздействием алкоголя уснул. Остальные, обняв каждый свой автомат, устроились у огня на снятых на втором этаже дверях офисных помещений.

Сон не шел. Павел ерзал на жесткой, несмотря на брошенные сверху куски затхлой ткани, двери, стараясь сильно не шуметь, но это не очень получалось. Минут через десять он услышал недовольное бурчание Алексея.

– Задолбал ты, Паша. Хрен поспишь с тобой.

Павел замер и снова попытался уснуть. Но тревожные мысли и вой, который до сих пор звенел в голове, мешали как и прежде. Ещё Полина… Мысли о ней никогда не покидали его. Он безумно любит эту очаровательную девушку. Так же сильно, как и она его. И это потрясающе: на обломках погибшей цивилизации строить новый, другой мир. Их мир, где нет войн, суеты и прочего хлама ушедшего мироустройства, в котором бумага стоила дороже человеческой жизни. Нет, их мир будет другим. Любовь, нежность, домик, детишки, яблоневый сад во дворе, качели, детский смех, любимые глаза…

– Паша, проснись, Паша, – тряс его за плечо Саша.

Павел все-таки уснул и сам не заметил как. Он поднялся, протер глаза и, подхватив оружие, спросил:

– Все в норме?

– Да. Тихо всё. Держи Гейгера. Я спать хочу, жуть просто, глаза залипают уже.

Паша побрел к месту наблюдения, не забыв подбросить дров в костер, а Саша, заняв его нагретое место, еще что-то бубнил, но уже в полудреме.

Ночь не была для Павла темной. Он неплохо видел в темноте с тех самых пор, когда прошел дождь. Тот самый дождь, что уничтожил города и страны, прокатившись по планете огненной волной и смыв человечество, как грязь, с лица. Дождь, который сжег леса, выплеснул моря и океаны, утопив остатки цивилизации. Дождь, от которого нет зонта. Дождь, от которого спаслись лишь единицы. Дождь…

Павел смотрел вперед на опустевший, мёртвый город, где когда-то он жил с мамой. В памяти остался только её образ. Сиреневое платье, белые туфли на высоком каблуке, золотой браслет в виде дракона, вроде бы, на правой руке. Лица мамы Паша не помнил, только длинные русые волосы, голубые глаза и… И всё. Только размытый образ красивой женщины. Образ… Ни одной фотографии не осталось, ни вещей маминых. Ничего… Одни воспоминания, да и те уже стали смутными и больше походили на сон, забытый сон о прошлой жизни, как будто и не было её никогда. Все давно мертво кругом, а что не мертво, то стало очень голодным и очень опасным.

Тоска прочно засела в голове Павла. Ему повезло, он выжил. Когда начался дождь, маленький Павлик гостил у бабушки, в Чеховке, которой тоже больше нет. Все скотники раньше жили в той деревне, у многих из них погибли родные люди. У всех там остались дома (если не смыло их). А на скотном дворе им посчастливилось(или не посчастливилось) быть по работе. Именно это их и спасло, и Гену в том числе, бывшего тогда с дедом.

Близился рассвет, глаза слипались, веки становились свинцовыми. Пора будить Алексея, его черед дежурить. Паша поднялся, распрямился, размял затекшие ноги и побрел к костру, где мирно спали его товарищи, обнимая своё оружие. Тихонько растолкав Алексея и вручив ему дозиметр, Павел завалился спать.

Глава 3

Щебетали птички, радуясь теплым, ещё солнечным дням. Под их звонкое, бодрое пение и проснулся Павел, сразу увидев пустую телегу. Он нехотя поднялся, тряхнул головой, чтобы взбодриться, и глянул на Сашу. Тот мирно дрых, свернувшись калачиком и негромко похрапывая. Солнце уже взошло и хорошо освещало разрушенный мегаполис. Предстояло двигаться дальше, туда, где Паша видел колючую проволоку.

Алексей сидел на посту в кресле и, завидев старшего, поднялся навстречу.

– Где Геннадий? – спросил Павел, потирая заспанные глаза.

Алексей пожал плечами и зевнув, сказал:

– Не выходил. Наверху, наверное. Больше негде.

– Буди Саню, собираемся. Я наверх, осмотрюсь.

Алексей кивнул и потопал к костру, который уже догорел и лишь горячие еще угли веяли теплом. Паша поднялся по лестнице на третий этаж и, как и предполагал Алексей, нашел там Гену. Тот завороженно смотрел из окна на мертвый город и даже не заметил приближающегося Павла.

– Нашёл чего? – спросил, подходя ближе, Паша.

Гена не вздрогнул, не дернулся, а значит, все-таки заметил старшего боковым зрением.

– Нет. Не нашел. Я просто смотрел.

– Движение было?

– Нет. Всё тихо. Только птицы, – отрешенно отвечал Гена, продолжая смотреть вперед.

– Нам пора, Ген. Пошли.

– Подожди, – повернулся юнец и посмотрел прямо в глаза Павлу.

– Ну. Говори уже. Некогда резину тянуть.

– Я знаю, вчера я показал себя плохо, но, пожалуйста, дай мне шанс.

– Посмотрим. Пошли, – вздохнув, ответил Паша и повернулся к лестнице, намереваясь уйти.

– Не говори деду, пожалуйста. И никому не говори, я тебя прошу, Паш.

Павел повернул голову на Гену и понимая, что слава разлетится по их маленькому поселению в один короткий миг, задумался на минуту.

– Паш, – умоляюще просил юнец, готовый исчезнуть, провалиться, испариться, только бы никогда этого не было: ни вылазки, ни воя, ни стрельбы, вообще ничего.

– Возьми себя в руки, боец. Мы не на прогулке, здесь бывает опасно. Если больше не облажаешься, то никто ничего не узнает. Всё останется между нами четырьмя. Договорились?

Гена радостно закивал и хотел даже обнять Пашу, на что тот шагнул назад и пресек эти нежности. Смягчившись, сказал:

– Тормози, парень. С девушкой обжиматься будешь. Пошли уже. И следи за собой. Мы рассчитываем на тебя, не забывай это.

– Я не подведу, вот увидишь, – заулыбался Гена, радуясь, что ему все-таки дали шанс доказать свою мужественность.

– Очень на это надеюсь, Ген. Пошли.

Они проползли под плитой и спустились вниз, где их уже ждали.

– Грозный Геннадий, – издеваясь, приветствовал Саша, стоя возле пролома.

– Сань, хорош. Автомат верни ему, – пресек подколы друга Павел.

– Паш, ты серьезно? А если он опять…

– Без если, – резко прервал его Паша.

– Он у Лёхи. Лёха уже снаружи.

Саша недовольно зашагал к выходу, где уже верхом на своём рыжем коне восседал Алексей. Гена проследовал за ним и остановился около верхового.

– Отдай ему его оружие, – выходя наружу, сказал Павел, и Алексей лишь удивленно пожав плечами, вернул автомат владельцу.

Гена, повесив его на плечо, запрыгнул в телегу и взялся за вожжи. Саша уже сидел на соломе сзади, держа оружие наготове. Паша лихо оседлал свою гнедую и оглядел всех. Затем посмотрел вперед и, подняв руку, указал на северо-восток.

– Нам, приблизительно, вон туда. Там склад или что–то типа того. Смотрим в оба, про собак не забываем, про остальных тоже, – и, глянув на Гену, добавил, – в пустоту не стреляем. Слушаем счетчик, у него теперь две функции. Я двигаюсь впереди, Гена – за мной, Лёха – замыкающий.

Павел осторожно начал приближаться к дороге, за которой ночью прятались собаки. Яркое солнце светило в лицо, и это сильно мешало: слезились глаза и приходилось постоянно их тереть. Слева всё чаще стали появляться белые кости людей, привычно вписываясь в городской пейзаж.

Дозиметр молчал. Но Паша знал: дальше, возможно, излучение и опасные места придется обходить. Те несколько километров, что им нужно преодолеть, могут перерасти в десять, а то и больше. Но торопиться нельзя, да особо и некуда, в запасе весь световой день. К вечеру они должны вернуться обратно в это здание, уже давно ставшее их привычной базой.

Вылазки приходилось совершать несколько раз в месяц, в зависимости от погоды. Все-таки трудно было обходиться без некоторых благ погибшей цивилизации. Зима отступила, и те немногие, кто выжил, пытались наладить жизнь заново и сделать ее максимально похожей на прежнюю.

Ветровой генератор с перебоями, но работал. Правда, электричества хватало не на многое, и распределял его строго Степаныч. В основном вся полученная энергия уходила на подзарядку счетчика Гейгера и одного фонарика, который каким-то чудом ещё слабо светил.

Найти что-то полезное удавалось редко. Что не сгорело – то сгнило, а что не сгнило – фонило так, что подходить близко, порой, было страшно. Но все же вылазки не были напрасными, хоть и поначалу казались бессмысленными. Особенно после того, как погиб один из бойцов, Борис.

Радиация была не единственной, чего стоило опасаться. В городе после дождя остались люди, и излучение, а может, и вирус их сильно изменили за прошедшие годы. Многих настолько сильно, что человека в них распознать, порой, было сложно. Они превратились в агрессивных тварей, которые нападали и убивали, чтобы съесть. Всё просто: выжившие стали дичью, но дичью опасной, вооруженной. Обычно всегда отбивались легко, даже от стаи, благо, недостатка в патронах пока не было и стрелять умели все. Степаныч за долгую зиму об этом позаботился и научил всех обращаться с оружием.

Добравшись до шоссе, группа свернула налево и медленно пошла на север, петляя между остатками машин. Они, загромоздив дорогу, стояли черные и ржавые, грузовые и легковые, сгоревшие вместе с людьми, которые не смогли или не успели выбраться. Их обугленные скелеты так и оставались внутри машин и производили ужасающее впечатление на Гену, находившегося здесь впервые. Паша, ехавший впереди, внимательно смотрел по сторонам, выискивая возможную опасность. Зрение позволяло заглядывать в темные проемы разрушенных зданий, подвалы и завалы. Именно из таких мест и нападали иные, обычно мелкими стаями.

Иные – измененные радиацией или вирусом, или тем и другим вместе, люди и редко собаки, которых не съели долгой зимой. Ещё встречались мутанты, но уже реже. Те были больше человека, сильны и быстры, очень опасны, но действовали поодиночке. Такой вот монстр и напал весной на Бориса, просто разорвав бойца пополам. Мутанта убили, с трудом, но убили. Сотня пуль его свалила. Еще с десяток контрольных в уже не подающее признаков жизни тело. Павла передергивало каждый раз, когда он вспоминал тот бой с огромной злобной тварью.

Запищал счетчик как и обычно около ржавого автобуса с множеством белых скелетов внутри. Паша поднял левую руку вверх, и группа повернула направо, к небольшой речушке, протекавшей через город. Домов здесь почти не было, только обугленный пролесок и детская площадка, через которую и прошла группа, направляясь к складским ангарам впереди.

На детские скелеты уже нельзя было спокойно смотреть. Сердце сжималось и хотелось выть каждый раз, когда они шли этим путем. Такая же площадка была возле дома Павла, и если бы он не уехал к бабушке, то, как знать, может, вот так же лежал бы сейчас на ней. А может быть, изменившись до неузнаваемости, охотился бы сейчас на выживших.

Дождь не щадил никого: ни старого, ни малого, ни женщин, ни мужчин, ни богатых, ни бедных, ни маму… Перед ним оказались все равны, невзирая на многочисленные религии и политические убеждения.

Полина была похожа на маму, как казалось Паше. Во всяком случае, постепенно стирающийся из памяти образ мамы все чаще вытесняло лицо любимой. Хорошо это или плохо, Павел не знал, но так происходило. Отсутствие фотографий и тяжелые долгие зимние годы выживания делали свое пагубное дело.

Лесопосадка закончилась, и впереди снова замаячил мертвый город, окутанный угнетающей тишиной. Наверное, так сейчас по всей планете: и в Америке, и в Китае, везде. Дождь шел чуть больше суток, и досталось всем, невзирая на границы. Пока жив был еще радиоприемник в первые годы « зимы», Степаныч тщетно пытался поймать хоть чей-нибудь сигнал, хоть на каком-нибудь языке. Но радиоэфир был мертв, как и сама планета.

Со стороны речки вдруг что-то зашумело, нарушая тишину мертвого города. Непонятно, негромко, но казалось совсем рядом. Сердце ушло в пятки, холодный пот и сбивающееся дыхание выдавали испуг. Павел, вскинув автомат вправо, остановил гнедую. Группа замерла следом, но ничего необычного не происходило.

– Лёха, смотри слева, – негромко сказал Паша, опасаясь атаки с другой стороны, и, как оказалось, не зря.

Выстрелы раздались сразу же, едва Павел успел договорить. Слева бежали иные, некоторые, словно собаки, на четырех конечностях. Алексей стрелял очередями, выбивая брызги бурой крови из мчащихся на них тел. Быстро спрыгнув с телеги и встав на колено, Саша тоже открыл огонь.

– Гена, держи речку! – крикнул Паша, стреляя по стремительно атакующему противнику.

Иных было не больше двух десятков, но внезапность была на их стороне. Они ужасающе быстро приближались, издавая ревущие гортанные хрипы голодными ртами.

– Мля! Сука!!! – сквозь выстрелы было слышно, как орал Саша, перезаряжая автомат.

Не больше пятидесяти метров оставалось преодолеть иным. Каждый из бойцов бил в своем секторе, отстреливая нападающих. Бежать бессмысленно. Спешка может привести к худшим последствиям. Мертвый город оглушала стрельба, разрывая кладбищенскую тишину. Короткими очередями Павел стрелял в иных в своем секторе огня. Почти все пули достигали цели, все-таки страх быть разорванным на куски, несомненно, присутствовал. Твари падали одна за другой. Последний иной, а точнее иная, упала в паре метров от телеги и задергалась, пытаясь дотянуться до Саши.

– Тварь! Сдохни уже, сука! – злобно крикнул он и всадил в нее остаток магазина.

Тварь затихла. В воздухе стоял запах пороха, крови и мочи.

– Гена, мать твою! Я тебе нафига оружие вернул!? – кричал Павел, разозлившись не на шутку.

Гена, вжавшись в телегу всем телом и пытаясь зарыться в сене, что-то бормотал, но автомат из рук не выпускал.

– Эй, боец! – ткнул его автоматом Саша и подобрал с земли пустые магазины.

– Пожалуйста. Я хочу домой. Пожалуйста. Домой, домой, домой, – завыл тот, продолжая зарываться еще глубже.

– Два рожка расстрелял, – сказал Алексей, вытирая с лица пот.

– И я два. Паш, а ты? – спросил Саша, ткнув Гену еще раз в бок.

– Тоже. Почти.

– Чё делать будем? – кивнул на Гену Саша, перезаряжая оружие.

– Ничего, – отрезал Паша, убирая пустой магазин в разгрузку.

Алексей как обычно спокойно молчал, делая вид, что его вообще не интересует, что будет с Геной.

– Лёха, ты чё думаешь? – не унимался Саша, поглядывая на трупы иных.

– Паша пусть думает, мне-то что.

Иная возле телеги лежала обнаженной, раскинув конечности в стороны. Обрывки одежды кое-где висели лоскутами. Кожа, грязная и жесткая, вызывала отвращение, кровь под ней растекалась в стороны, и земля тут же впитывала её. Лицо бывшей когда-то женщины было без губ и вследствие облучения вытянулось вперед, ещё не как у собаки, но уже как у обезьяны. Челюсти с черными зубами застыли в вечном теперь оскале. Открытые желтые стеклянные глаза смотрели в чистое синее небо словно в ожидании чего-то.

– Поехали, Сань, рули за мной.

– Я в обоссанной телеге с этим чудом не поеду!

– Саня, выкинь солому и садись. Потом. Все потом, – нервно выпалил Павел, поглядывая в сторону реки.

Саша, недовольно бурча и матерясь, бросил солому на иную и брезгливо сел на козлы.

– Прикрывальщик, мля, недоделанный. Врезать бы тебе ещё пару раз, блин, – злобно процедил он в сторону Гены, а тот отполз назад и, сжавшись в комок, продолжал бормотание о доме.

– Вперед, – в обволакивающей снова тишине негромко сказал Паша и двинулся дальше.

Глава 4

Небольшая улочка, что шла вдоль реки, была относительно свободной от остатков машин. По ней и продолжала движение группа людей, обходя завалы и воронки, заполненные водой. Через побитый асфальт, который и до дождя был таковым, пробивались мелкие кустарники с уже пожухлыми листьями. Слева, угрожающе наклонившись, стояла десятиэтажка с выбитыми стеклами и оплавившимися пластиковыми рамами окон. Продвигались аккуратно и тихо. Машин становилось больше, а вместе с ними белеющих на солнце скелетов, лежавших на тротуарах и газонах.

Все началось в теплый солнечный выходной. На улицах было много людей, большинство из которых, вместо того чтобы попытаться спастись, решило понаблюдать за красивым смертельным дождём. В этой части города все просто сгорели от высокой температуры. В один миг – все сразу, доля секунды – и всё, смерть. Дома выжгло огнем, оставив лишь пустые бетонные коробки. Заверения правительства об отсутствии опасности сделало своё дело. Паники на улицах почти не было, только смерть…

Павел помнил, где его дом: совсем недалеко отсюда, за мостом, на том берегу реки, в пяти километрах примерно. Так и не был он после дождя там ни разу, боялся чего-то. Хотя Паша, конечно, знал, чего именно он боялся. Только один раз он решился дойти, но всё же испугался и развернулся. Именно так он и наткнулся на колючую проволоку, за которой они сейчас и ехали.

Склад находился на этой стороне реки, почти у моста, и оттуда уже легко можно было разглядеть их с мамой «свечку», как раньше называли эту шестнадцатиэтажку из-за её высоты.

– Не-е-е, колючка и назад, – тихонько проговорил он себе.

Ехавший сзади Саша услышал:

– Чё? Паш, чё говоришь?

– По сторонам, говорю, смотри. Вон, слева. Почти дошли уже.

В километре от них, где заканчивался длинный десятиэтажный дом, стоял небольшой ангар, огороженный рабицей, от которой мало что осталось.

– Паш, а ведь шум был со стороны реки сначала, а напали слева, – вдруг сказал Саша, косясь на речку.

– И что?

– Кто там шумел и почему не напал? Мы ведь без прикрытия с той стороны остались, Геночка в штанишки делал в это время.

– Сань, откуда я знаю? И узнавать не горю желанием, – отрешенно ответил Павел, вглядываясь вперед.

– Эй, дебила кусок! Видел там чего? Может, ты поэтому и нассал в штанишки-то, а, блин?

Гена, молчавший до сих пор, снова начал подвывать:

– Домой. Пожалуйста, домой. Я хочу домой.

– Вот какого хрена ты его тронул? – обернувшись и недовольно посмотрев на друга, спросил Павел.

– А может, он реально что-то увидел, – поддержал Сашу Алексей.

– Может, и увидел, не знаю. Укроемся в здании склада и поговорим с ним, если выть перестанет, – ответил старший и повернулся вперед.

Группа проезжала мимо дома, завалившегося на бок, часть которого угрожающе нависла над дорогой.

– Он не рухнет на нас? – с опаской глядя на крышу дома, спросил Саша.

– Домо-о-ой, домо-о-ой, пожалуйста, – завыл Гена.

– Если до сих пор не упал, то с чего ему сейчас это делать? – спокойно спросил Алексей.

И в этот же миг раздался треск. Короткий и громкий, как выстрел.

– Вперед, быстро! – заорал Павел и пришпорил кобылу.

– Но-о-о!!! – орал Саша, заскочив левыми колесами на тротуар и пытаясь убраться от падающего дома.

Повозку обогнал Алексей.

Десятиэтажка рухнула. Упала ровно туда, где несколько секунд назад была телега.

Пыль, поднявшись, окутала плотной пеленой всю группу, и бойцы остановились, кашляя и протирая глаза. Лошади фыркали и мотали головами, резко выдыхая оседающую пыль.

Счетчик затрещал, и Паша крикнул:

– Противогазы!!!

Спешно вынимая противогаз из сумки, закрепленной на поясе, Паша пытался проморгаться. Глаза слезились и, казалось, были забиты пылью. Он не видел Алексея, находившегося в двух метрах слева, хотя слышал его кашель, приглушенный противогазом. Гейгер отчаянно трещал, но куда двигаться дальше, Павел не видел.

– Стоим на месте! – скомандовал он, крутя головой и пытаясь хоть что-то разглядеть.

– Не вижу ни хрена, – прокашлявшись, сказал Саша.

Не слышно было только Гену, и Паша уже подумал, что того накрыло обломком.

Пыль не без помощи ветра постепенно рассеивалась, и впереди проявлялись очертания длинного дома, за которым и находился склад. Алексей стоял рядом слева, Саша – сзади, Гены в телеге не было. Павел глазел по сторонам, надеясь увидеть его, но юнец пропал.

– Гена!!! – крикнул Паша так громко, что Саша вздрогнул и оглянулся.

– Где он? – в никуда спросил он, и ему никто не ответил.

Находиться в зоне излучение было крайне опасно, и Павел, понимая это, скомандовал:

– Уходим! Вперед!

Облучиться никто не желал, и все без промедления проехали вперед, подальше от опасного места. На подходе к складу счетчик Гейгера замолк и группа остановилась. Павел, объехав телегу, вернулся назад и вглядывался в сторону рухнувшего здания, пытаясь заметить движение, но Гены нигде не было. Пыль почти осела: все видно стало достаточно хорошо. Паша снял противогаз и, убирая его обратно в подсумок, громко крикнул:

– Гена-а-а! Мы здесь!!! Гена!

– Ты щас всех иных сюда созовешь. Похрен на него. Пользы ноль всё равно, – пытался успокоить его Саша, опасливо оглядываясь назад.

– Он наш. Понимаешь? Он наш, даже если он говно. Наше говно. Сука. Генка, мля! – снова крикнул Паша и, не дождавшись ответа, развернул лошадь к складу.

– Саня прав. Орать тут опасно, Паш, – поддержал Алексей Сашу. Тот, согласившись, закивал и снял противогаз.

– Ладно, блин. Поехали, – уже спокойно сказал Паша, и группа двинулась дальше, преодолевая последние сотни метров до складского забора.

Павел и Алексей периодически оглядывались назад, но в оседающей пыли никто не появлялся. Сгинул, пропал парень, как и не было его вовсе. Автомат валялся в соломе, а самого его нет. Исчез юнец.

Подъехав к забору, возле которого лежал перевернутый грузовичок, Паша спешился и осмотрелся по сторонам. За забором, метрах в двадцати, стояло серое здание склада с проломленной восточной стеной. Крыша уцелела и здание, в основном, тоже. Справа, на просторной парковке, стояло несколько ржавых фур, так и не успевших загрузиться товаром.

Паша вгляделся в темноту помещений и, не увидев ничего подозрительного, пошел вперед. Он снял с плеча оружие и уверенно, но осторожно продвинулся к пролому. Слева стоял дом, а за ним – полуразрушенная школа с расплавленной табличкой. В школьном дворе скелетов не было видно. В выходной день детей здесь не было. Павел дошел до поросших кустарником стен склада и обогнул кирпичи, валявшиеся рядом в траве. Взглянув в темноту и увидев, что все чисто, Паша махнул рукой, чтобы остальные следовали за ним, а сам вошел внутрь.

Вдоль стен стояли полупустые стеллажи с картонными коробками, из которых вываливались серые оплавленные пластмассовые ящики. Дверь напротив провала была открыта, окна отсутствовали. Следов пребывания тварей в здании Павел тоже не заметил. Войдя в следующее помещение, он увидел проволоку в рулонах. Она, местами сильно проржавевшая, лежала слева у стены.

Дождавшись, когда группа достигнет склада, Паша подозвал Алексея и, указав на проволоку, сказал:

– Я дальше проверю, а вы грузите потихоньку да по сторонам не забывайте смотреть.

– Не видно же ничего, – возразил было товарищ, но, понимая, что старший его не слушает, а уходит дальше, позвал Сашу.

Во избежание сюрпризов проверить предстояло все помещения, и Павел осторожно, глядя под ноги, шагал к следующему проходу, что находился справа. Зловоние пробивалось из-за висевшей на нижней петле двери, выходившей в коридор. Толкнув ее, Паша отпрянул назад, матерясь вполголоса. Тесный и темный коридор был завален гниющими трупами людей. Таких Паша ещё не видел. Обычно были только кости, без плоти, а здесь в телах погибших копошились белые опарыши, вызывая отвращение и тошноту. Казалось, что трупы шевелились от ползающих по ним паразитов. Видимо, сюда не добрались иные и мутанты, и мертвецы просто разлагались после долгой зимней заморозки. Люди, пытаясь спастись, бежали наружу, но, оказалось, – к смерти, которая их встретила в темноте мрачного коридора, завалив обломками стены.